| Ибо мы не знаем, чтобы он когда-либо отвергал, что Святая Дева – Богородица, или мыслил что-нибудь другое, противное Евангельским догматам. А что касается его двубрачия, то в этом случае мы последовали своим предшественникам. Ведь блаженнейший и преподобной памяти Александр, украшавший сей апостольский престол, вместе с блаженнейшим Акакием, епископом Верийским, рукоположил блаженной памяти Диогена, тогда как он был двубрачный; точно так же и блаженный Ираилий рукоположил двубрачнаго Домнина Кесарийскаго. Итак мы последовали обычаю и мужам славным, известным знанием и жизнию. Уведомленный об этом 217 и о многом другом в том же роде блаженной памяти Прокл, епископ Константинопольский, признал эту хиротонию и писал с похвалой и одобрением. То же сделали первенствующие в Понтийском диоцезе боголюбезнейшие епископы и все Палестинские, так что в этом не было никакого сомнения. Мы считаем нечестивым осуждать мужа, сияющаго многоразличными доблестями». Иринея обвиняли в том, что он не хочет называть Святую Деву Богородицей 219 . Обвинение было вполне верно, как видно из письма самого же Феодорита к Иринею, где он убеждает именовать так Святую Деву, чтобы не возбуждать споров. Но в проекте письма Феодорит, прибегая к приему quaternion terminorum, решительно заявляет: «мы не знаем, чтобы он когда-либо отвергал, что Святая Дева – Богородица». В высшей степени вероятно, что подобная двусмысленность есть и в речи о Прокле. По Феодориту, Прокл одобрил хиротонию Иринея, но остается совершенно неясным, что собственно одобрил Прокл, рукоположение ли мнимо-распаявшегося влиятельного несторианина, или рукоположение и второбрачного. Следует думать, что только первое, ибо из указа императора о низложении Иринея видно, что в Константинополе только что узнали (вероятно, из Александрии), что Ириней был второбрачным, на что указывают выражения указа «не знаем как», «после вторичнаго, как нас известили, брака». Но если в Константинополе только в 448 году узнали, что Ириней был второбрачным, то тем более мог не знать этого Прокл, скончавшийся, по более вероятному мнению, еще в июле 446 года, несомненно в самом непродолжительном времени после рукоположения Иринея 220 Намеренное преувеличение видно и во фразе Феодорита: «то же сделали (т. |
| «Ей, ей, – пишет он Феофану, – глаголю о Христе, не лгу по своему святительству в правде, не слыхал я от Аверкия про ваше святительство, великаго господина брата нашего и сослужебника, никакого зла; напротив, он хвалился твоим благословением и духовною о Христе любовью; касательно же малой милостыни, которая тебе прислана с вифлеемским митрополитом, мы также ничего не слыхали от веррийского митрополита, а малая сия милостыня учинилась по самой нужде... мы готовимся против недругов своих и казну многую роздали многим ратным людям, и ты, господин брат наш, на нас о том не поскорби; безхитростно сие учинилось, а не от Аверкия. Касательно же большой милостыни, которая послана от царя и от нас с архимандритом вашим келарем Акакием, несправедливо, будто Аверкий, ссоря между собою нас, патриархов, говорил, что ты в предыдущие годы не положил оной сохранно в свою казну, и ныне там ее нет. Мы не слыхали сего ни от Аверкия, ни от кого другого и верим, что большая сия милостыня к Животворящему Гробу Господню в вашей казне и ныне цела и в будущие годы сохранена будет. Касательно изгнания Аверкия из его Веррийской митрополии не написано тобою: от мирских ли людей или от духовного собора, за его недостойное житье изгнан? А что Аверкий извещал нам на гречан, на двух архимандритов Григориев и на Константина Ларева, то и другие гречане нас также извещали, что они не доброхотны нашему царствию и многую хотели нам учинить смуту, похваляясь всяким злом. Мы же, сыскав их воровство, рассылали их по городам, не в заточение, не в тюрьму, но только для смирения. И я, патриарх Филарет, помышляю сам в себе, что общий наш враг диавол между нас смуту учинил; возненавидев нашу духовную любовь, и я, господин и брат мой, весьма этим огорчаюсь» (грамота писана от 17 июня 1631 года). Очевидно, что Аверкий пользовался безусловным доверием Филарета Никитича, так что и донос на него самого Феофана не произвел в Москве ожидаемого впечатления – Филарет Никитич оправдывает Аверкия от обвинений, возводимых на него Феофаном. |
| Монофизиты надеялись справиться с протестом Акакия. Они имели в виду собрать в Иерусалиме Собор, низложить Акакия и посадить на его место Феопомпа, брата Феоктиста, занимавшего при дворе Василиска пост магистра оффиций. Но торжество их было непродолжительно. Вести с Востока об измене Илла и Трокунда и соглашении их с Зеноном поставили Василиска в необходимость снарядить новую армию для борьбы с наступавшим неприятелем. Нуждаясь в деньгах, Василиск объявил экстренное обложение и хотел наложить руку на церковные имущества. 1141 Волнение в столице разразилось бунтом, который получил вид защиты правой веры от еретика-императора. Акакий облекся в траурные одежды и облек в траур храм св. Софии. Монахи и население сбежались на защиту веры, столпник Даниил, по убеждению Акакия, сошел со своего столпа и принял участие в народном протесте против Василиска. В городе не было военной силы, так как войска ушли с Арматом против Зенона, а Теодорих, сын Триария, из зависти к Армату отстранился от Василиска и даже подговаривал солдат убить его. По-видимому, он имел тогда смутную надежду захватить столицу, как сообщает об этом близкий по времени свидетель Малх. 1142 Василиск бежал из города, отдав приказ, чтобы никто из членов сената не имел общения с Акакием. А Даниил с монахами и толпой народа пошел туда, где был Василиск, и монах Олимпий всенародно в грозной речи обличал царя за его измену правой вере и дурные поступки. 1143 Василиск должен был уступить. Он явился в Софийский храм, взял назад свою прежнюю сакру о монофизитстве и издал новую в отмену прежней. Теперь он отстаивал Халкидонский собор. 1144 Во время этих беспорядков произошел страшный пожар, который нанес большой урон тогдашней образованности: сгорела публичная библиотека, в которой было 120 тысяч томов и много редкостей. В числе последних был список Гомера золотыми буквами на коже дракона в 120 футов длиной. Тогда погибли знаменитые изваяния древних мастеров: Венера Книдская, Афина из Линда и Гера из Самоса. 1145 Пережив бунт столичного населения и отступившись от монофизитства, не располагая никакими военными силами, Василиск в полной беспомощности ожидал дальнейшего хода событий. Зенон, дойдя до Никеи, исполнил свое обещание Армату и провозгласил его сына Василиска своим кесарем. Событие было отпраздновано играми на ипподроме, а малолетний Василиск, сидя вместе с Зеноном, давал сигналы для начала ристаний. Из гавани Пилы (южнее Никомидии) Зенон переправился с войсками на европейский берег и беспрепятственно вступил в город. Синклит и дворцовые войска были на его стороне, и он мог вполне рассчитывать на сочувствие партии прасинов. |
| Опираясь на пример Гоголя, Достоевский знакомит читателя с теми литературными произведениями, которые сформировали душевный мир его героев, дает им возможность установить и высказать свои литературные симпатии и антипатии. При этом литературная среда, в которую погружены герои Достоевского, оказывается значительно более сложной, чем у Гоголя: благородный студент Покровский изображен в романе в качестве горячего поклонника Пушкина; поэтический мир последнего оказал воздействие и на нравственное формирование Вареньки. В отличие от Вареньки Макар Алексеевич, так же как гоголевские чиновники, — читатель «Северной пчелы», повестей Брамбеуса, сентиментальных «сказочных», по терминологии Белинского) романов со счастливым концом (вроде упоминаемого им романа Дюкре-Дюмениля: см. ниже, примеч. к стр. 85). Описание его впечатлений от литературных чтений у его соседа Ратазяева дает автору возможность пародировать в романе излюбленные литературные жанры и произведения тех писателей 1840-х годов, которые противостояли пушкинской и гоголевской реалистической традиции. Из этих пародий одна («Ермак и Зюлейка») направлена против псевдоисторических повестей и романов, в том числе романов Ф. В. Булгарина и Н. В. Кукольника, две остальные («Итальянские страсти» и «Знаете ли вы Ивана Прокофьевича Желтопуза?») — против подражателей А. А. Бестужева-Марлинского и Гоголя, разменивающих их образы и приемы на мелкую, ходячую монету. Наконец, эпизод чтения Макаром Алексеевичем «Повестей Белкина» и гоголевской «Шинели» позволяет Достоевскому показать живое воздействие на душу простого человека настоящей, большой литературы, правдиво и проникновенно изображающей его трагическую судьбу и душевные переживания. При этом между Пушкиным и Гоголем проведено различие: гуманизм Пушкина и его глубокое участие к Самсону Вырину находят в душе Девушкина благодарный отзвук, а суровая и безжалостная по отношению ко всяческим спасительным иллюзиям правда Гоголя вызывает у Макара Алексеевича протест и вместе с тем способствует уяснению им безнадежности своего положения. Сопоставление Девушкина с пушкинским Выриным и гоголевским Акакием Акакиевичем не только служит средством обрисовки различных граней духовного мира главного героя, но и выявляет отношение автора к творчеству и традициям его предшественников. |
| Так что за все русские монастыри говорить не могу, но за те, что видел — могу, я рад, что это места спасения. И за женские, и за мужские — рад. Потому что есть люди, которые, действительно, ищут Бога, идут на трудности, и эти трудности их не смущают. Эти люди молятся, ищут Бога в молитве, послушании, труде. И это замечательно! valaam.ru «Я был уверен, что монахи суровые, злые и грубые» — В трудностях… Например, игумен Спиридон (Баландин) два года назад писал, что « сегодня именно скорби от монастырского начальства, а не скорби от несения монашеских обетов и аскетических подвигов, становятся основным крестом для братии» . Вы говорите о скорбях, а он уточняет, откуда они, собственно. — Батюшка дорогой, давайте мы откроем азбуку монашеской жизни, авву Дорофея, и начнем читать. Что мы там в этой книге найдём? Прочитаем, что братья, которые не любили его, подсыпали ему на коврик перед кельей вредных насекомых, блох, вшей, мочились на его постель. Как он распинался на послушании в гостинице, служа странникам до изнеможения. Мы прочитаем, что телесные труды при правильном отношении приводят монаха к важнейшей духовной добродетели — смирению. Возьмем другой патерик. Прочитаем, что там старец, не в том смысле, как мы его сейчас воспринимаем, а старец, как начальствующий, издевался над своим учеником Акакием, творившему ему безусловное послушание и довел его до смерти. — Это нормально разве? — Конечно, ненормально. Однако когда он его похоронил, другой старец ему открыл, что его послушник не умер, и когда у могилы он вопросил его, Акакий ответил ему, что делатели послушания не умирают. Этот старец раскаялся и в добром житии провёл остаток дней у могилы послушника. Тоже довольно странно думать, что только сейчас, в XXI веке, у нас возникли скорби от начальствующих. А что, в XIX веке их не было? Извините, а кто был начальствующими в ХХ веке-то? — То есть, у нас сейчас лучше ситуация? — Кто был в ХХ веке начальствующим? Я был в одном монастыре, опять же, не буду называть, хотя уже умер этот наместник, который мог и по лицу ударить… |
| За окошком снег идет – птица в комнате живет. А когда Ксения Некрасова пыталась вступить в Союз писателей, Михаил Светлов дает ей рекомендацию, отталкиваясь от первой книжечки ее стихов: «В книжке Некрасовой всего тринадцать небольших стихотворений и маленькая поэма, и нет ни одного стихотворения, в котором читателю не явилось бы что-то светлое и чистое, а пейзажи иногда просто поражают. В них природа не только переливается своими необыкновенными красками, в них еще видны непосредственные, подкупающие нас отношения к этим краскам. Если выразиться театральным языком, то сверхзадача всего творчества Некрасовой – единство природы и человека. У нее цветы, как люди и люди, как цветы». И после этой характеристики поэзии Некрасовой Михаил Светлов делает естественный для него, поэта, вывод: «Принимая Ксению в Союз, мы приобретаем талантливого товарища, у которого есть такие душевные достоинства, которых мы бываем лишены. А членский билетик поможет ей продолжить работу и облегчит ее весьма трудное бытовое положение». Но в Союз писателей ее так и не приняли. Она получила свою собственную комнату за несколько недель до смерти, но пожить там не успела – ее жизнь закончилась 17 февраля 1958 года. Через несколько дней после ее похорон вышла вторая книга стихов. Первая книжка называлась «Ночь на баштане», вторая – «А земля наша прекрасна!». Отважиться на такое простодушное и искреннее признание, наверное, сегодня не каждый сможет… Обложки книг Ксении Некрасовой — Мне попадалась сравнение Ксении Некрасовой с Акакием Башмачкиным: что она так хотела попасть в Союз писателей, а когда не приняли – умерла от горя… — Это стало для нее потрясением, и могло ускорить кончину – она больше ничего не умела, кроме как писать стихи, она жила во имя этого. Такому человеку живется, с одной стороны, трудно, но с другой – легко. На столе открытый лист бумаги, чистый, как нетронутая совесть. Что-то запишу я в памяти моей? Почему-то первыми на ум идут печали. Но проходят и уходят беды, а в конечном счёте остаётся |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Папство во времена господства готов и византийской реставрации (VI век) Е. Гергей. История папства В 476 году с изгнанием последнего императора -Западной Римской империи Ромула Августула произошло и формальное падение Римской империи. Арианские готские короли Северной Италии выступали преемниками римских императоров. Во время господства готов Италия снова расцвела. Несмотря на то что на Западе уже не было императора, на историю папства еще на протяжении целого столетия определяющее влияние оказывали не формирующиеся германские государства, а Восточная империя. У преемников папы Льва I не было возможности реализовать примат папы. Верховная власть папы являлась конечным результатом процесса, который был производным от постоянных внутрицерковных и влияющих на них внешнеполитических отношений. Папы на протяжении многих лет лишь ценой полного подчинения политической воле Византии и частично готов могли обеспечить себе относительную независимость в религиозных делах. Эту относительную независимость в религиозных делах показывает дискуссия вокруг так называемого энотикона. Император Зенон (476-481) пытался обеспечить единство Византийской империи с помощью эдикта о религии (Энотикона), изданного в 482 году. Это созданное патриархом Акакием вероучение было направлено на достижение компромисса между кафоликами и монофизитами. Однако результат оказался совершенно противоположным: ни одна сторона не приняла его. Папа Феликс III (483-492), выступив в защиту кафолической (ортодоксальной) веры, в 484 году отлучил Акакия от церкви; Акакий же в свою очередь предал анафеме папу. Последствием этого стал первый церковный раскол (схизма) между Востоком и Западом, длившийся до 519 года. В обстановке политической подчиненности пап благоприятные условия для укрепления концепции о роли папы сложились благодаря дружественной политике готского короля Теодориха (493-526) по отношению к Риму. А в лице папы Геласия I (492-496) римскую епископскую кафедру занял первый значительный теолог, который оказался способным сформулировать этот постулат. Геласий, будучи еще архидиаконом при двух своих предшественниках, уже оказывал значительное влияние на ход событий. Он последовательно отвергал претензии Византии на первенство и, в противовес ей, оказывал поддержку Александрии и Антиохии в сохранении ими прежних позиций. |
| Различные сочинения, вошедшие в этот том, суть сочинения туземные; следовательно, они должны познакомить нас с сокровенными деталями этой истории, или же мы должны отказаться от надежды ознакомиться с этими деталями еще где-либо. Я должен наперед сказать, – замечает Амелино – что эти сочинения не обманывают тех надежд, какие они возбуждают; они заключают в себе много драгоценных подробностей, драгоценных и для философа, и для историка. Эпоха, к которой относятся издаваемые мною памятники, занимает важнейшее место в ряду прочих эпох в христианской истории Египта; она начинается с конца ужасного гонения Диоклетиана, обнимает историю борьбы с арианством и несторианством, а заканчивается халкидонским собором, со времен которого стали обозначаться признаки падения Египетской церкви. Издаваемые памятники вышли из-под пера не одного лица и не относятся по своему происхождению к одному веку, да и предметы, о которых идет речь в них, различны; тем не менее, все они касаются одной и той же эпохи, и потому они и изданы мною в виде одного целого. Памятники, вошедшие в настоящий том – следующие: а) «Сокращение Панегирика (монаху) Шнуди», панегирика, написанного его учеником Визою: коптский текст на мемфическом диалекте; б) «Похвальное слово» Макарию, епископу города Ткоу, приписываемое по его происхождению Диоскору, патриарху Александрийскому: коптский текст на мемфическом диалекте; в) «Слово о смерти», приписываемое св. Кириллу Александрийскому : текст также на мемфическом диалекте; г) «Переписка» между монофизитским патриархом Александрии Петром Монгом и патриархом Константинопольским Акакием, переписка, имеющая отношение к известному движению монофизитскому или евтихианскому: текст на мемфическом диалекте; д) наконец, «Полный Панегирик Шнуди», составленный его учеником Визою: этот панегирик дошел до нас только в переводе арабском (р. 1–5). Сообщим краткие сведения о каждом из перечисленных документов. Амелино делает довольно замечаний относительно этих документов, но его замечания не всегда заслуживают внимания. |
| В нашей солнечной стране?! — грянул класс тридцатью глотками. Высокий, со смиренно-покатыми плечами, с детским чубчиком на лбу, Акакий Македонович стоял у стола. Выражением лица, а также дирижерскими движениями рук он подсказывал ребятам правильную интонацию и скорость, с которой надо читать стихи. Когда ребята читали строчку: То ли вместе, то ли врозь? — Акакий Македонович развел руками, и лицо его выразило полное недоумение по поводу этого страшно запутанного вопроса. Зато потом, когда ребята прочитали строчки: Вы поймете из примера, Нужного для пионера… — лицо Акакия Македоновича просветлело, оно выразило надежду, что смекалистые пионеры во главе с опытным Акакием Македоновичем выберутся из этого дремучего леса, куда заводит детей коварная частица. Некрасиво жить без цели… — читали ребята, и Акакий Македонович, удрученно склонив голову со своим детским чубчиком на лбу, как бы упрекал живущих без цели: «Некрасиво, нехорошо». Не красиво, а ужасно Жить без цели, жить напрасно. Тут лицо Акакия Македоновича выразило высшую степень отвращения к такому образу жизни. Зато после этой строчки уже до самого конца стихотворения лицо его светлело и светлело, показывая, как он радуется тому, что теперь все пионеры знают, как писать с наречиями эту хитрую частицу. И теперь любому ясно, Как писать частицу «не» В нашей солнечной стране. Все это время Чик переглядывался с Севастьяновым, и они тряслись от сдержанного смеха в самых забавных местах внешнего поведения Акакия Македоновича. Но, оказывается, все это время, изображая на лице то блаженство, то ужас, Акакий Македонович потихоньку следил за Чиком. А Чик этого не знал. Когда стихотворение было прочитано, Акакий Македонович, сложив ладони и смиренно прижав их к груди, сказал: – Мы сейчас с вами, ребята, хором прочитали стихотворение, чтобы лучше усвоить новое правило. А что делал все это время Чик? Чик все это время смеялся. Давайте, ребята, всем классом попросим Чика рассказать, над чем он смеялся, и, если это действительно смешно, посмеемся вместе с Чиком. Встань, Чик, и расскажи нам, над чем ты смеялся? |
| Великую услугу биографу Евсевия должно было оказать описание жизни Евсевия, составленное его учеником и преемником по епископству, Акакием 1 но, к крайнему сожалению, этот труд Акакия давно уже потерян. Сведения же, сообщаемые об Евсевие в его собственных сочинениях и в сочинениях других древних писателей, очень немногочисленны, так что относительно многих обстоятельств его жизни можно делать одни предположения. Прежде всего, о месте и времени рождения Евсевия ни в одном из дошедших до нас от древности сочинений не находится прямых показаний. Мы можем только предполагать, что он впервые увидел свет в царствование императора Галла (около 254 г. по P. X.). Это предположение мы основываем на том, что Деонисий, по словам самого Евсевия, уже при жизни Евсевия (в наше время, говорит Евсевий) получил епископскую кафедру Александрии 2 . А так как Дионисий, управлявший александрийскою церковью в течении 17-ти лет, умер на 12-м году царствования Галлхена 3 , то вступление его на александрийскую кафедру, очевидно, падает на царствование Галла, при котором следовательно и родился Евсевий 4 . О месте рождения Евсевия мы не имеем ничего сказать. Некоторые историки Палестину и именно город Кесарию считают местом, где появился на свет Евсевий, но едва ли основательно. Наименование Евсевия Палестинским и Кесарийским, которыми доказывают свою мысль эти историки, вероятнее всего усвоялись Евсевием потому, что он служил в Кесарии, так как эти наименования большею частию употребляются с прибавлением слова «епископ». Неизвестно далее ничего и о родителях Евсевия, а из родственников его у древних писателей можно найти упоминание только об одном, именно Никомидийском епископе Евсевии, с которым наш Евсевий действовал сообща в арианских спорах 5 . Впрочем, кто бы ни были родители или родственники Евсевия, во всяком случай несомненно, что они дали ему достаточное элементарное образование, так что в юности он мог слушать и понимать самых ученых мужей своего времени. Уже вполне зрелым человеком Евсевий является нам в Кесарии Палестинской. |
|
|
