| Напротив того, Висковатый верует, что очистил. На соборе получил он на это следующий ответ: «А что написан Христов образ на кресте – руки сжаты, а инде ослаблены, и то иконники написали негораздо, не по древним образцам Греческим, от своего неразумия; и мы те иконы велели переписать, и впредь тем образцом писать не велим, а велим писать с древних образцов Греческих – образ на кресте простертыми дланьми». Кроме упомянутого феологического толкования, я позволяю себе видеть в сжатой руке влияние Новагорода, занесенное оттуда в Москву живописцами. На изображение распятия могло быть перенесено предание о той сжатой руке, в которой Спаситель держал Новгород. Рука распростертая – символ падения этого города и подчинения его Москве 298 . Для полноты символической характеристики распятия привожу здесь, по Сборному Подлиннику графа Строганова, символику подножия и положения ног распятого Христа: «Для чего пишут подножек направо приподнят вверх, а налево спущен вниз? – Для того, что Христос, на кресте стоя, голову наклонил направо – да поклонятся все народы, верующие в Него: и потому облегчил Он десную ногу. А поднялся к верху подножек, да обожатся верующие в Него, и во второе прошествие Его сподобятся десного стояния, и вознесутся в сретение ему. А левую ногу для того отягчил, и подножек понизил, да неверующие в Него отягчают, и снидут в Ад». Древнейший источник этой статьи указан мною выше в исследовании о Русских Подлинниках. Изучающим археологию христианского искусства хорошо известно, что распятие с опущенной главою, принадлежит к позднейшей эпохе, когда художники, с распространением сентиментального направления, стали придавать Голгофскому событию патетический, страждущий характер. На древнейших распятиях Христос изображается с прямо поднятой головой, украшенной царским венцом; ноги же свободно и ровно полагает, или на подножие, или на чашу, в которую истекает спасительная его кровь – символ великого христианского таинства. В приведенном выше описании иконы Верую, по тому же Сборному Подлиннику графа Строганова, под распятием упоминается Адамова голова, и, вместо одного, два сосуда. |
| Более интересна, прекрасной работы серебряная оправа, украшенная ленточной филигранью, равно подставка и ручка. Выс. 12 см, перекр. 6 ½ см, толщ. 1 ½ см. 2) Большой четырехконечный серебряный крест в значительной части своей позолоченный. Фон насечкой оставлен не позолоченным; в нем рельефом цветочный орнамент, образующий собою и род медальонов, в которые вставлены другие выпуклые же медальоны - уже финифтяные. Громадное подножие овальной формы имеет также орнамент в виде цветочных разводов и особых медальонов, нижняя часть подножия украшена рельефным цветочным орнаментом, тянущимся гирляндой вокруг его и четырьмя херувимскими головками. На самом кресте с одной и другой стороны по пяти медальонов финифтяных, из коих средние больше, а остальные малые. На средних изображено - Распятие Христа и Воскресение по западным образцам, прекрасной работы, а на малых: Бичевание, Возложение тернового венца, Снятие со креста, Жена мироносица, Христос и два апостола на пути в Эммаус, Несение Креста, Неверие Фомы. На подножии: Тайная вечеря, Целование Иуды, Моление о чаше, Положение в гроб. Светлые краски, прекрасные формы фигур. Выдающийся памятник ювелирного искусства пол. XVIII в. На ручке креста выгравированы следующие надписи: «Весу в нем 15 ф. 12 л. 1724 год. мца декабря сооружися крт сей коштом преосвященного Митрофана Тверскаго». Высота с подножием 82 см, выс. Креста 44 см, перекр. 36, толщ. 3 ½, шир. 6 ½ см. 3) Серебряный позолоченный восьмиконечный крест, украшенный на передней стороне финифтяной пластинкой с изображением Распятия Христа, совершенно по западному образцу, в терновом венце, с закрытыми глазами. Вверху финифтью же надпись на трех языках: еврейском, греческом, латинском; внизу финифтью Адамова голова. Ниже по рукоятке рельефом колонна с петухом, копье и губка. На задней стороне в трех медальонах орудия страстей. Крест работы 1785 г. Длина - 30 см, перекр. 16 см, шир. 3 см, толщ. 1 ½ см. 4) Серебряный шестиконечный крест, позолоченный, XVIII в., хорошей работы. На кресте высоким рельефом изображено Распятие Христа. |
| Впрочем, существуют некоторые показания скопцов, которые говорят нечто иное. Так, по единогласному показанию всех скопцов псковской губернии опочекского уезда, они, пред совершением операции оскопления, по приказанию своего учителя и оскопителя прапорщика Федорова, постились в продолжении двух дней; на третий день они приходили в дом их соблазнителя; здесь предварительно зажигались две восковые свечи пред образом Спасителя и потом следовало чтение каких-то молитв, сопровождавшееся колено преклоненным молением; вслед за этим Федоров завязывал глаза оскопляющемуся и приказывал ему произнести трижды слова „Христос воскресе“! В момент произнесения этих слов обыкновенно совершалась операция оскопления. По показанию скопца Егорова, оскопление над ним совершено было в торжественном собрании многих скопцов; во время операции ему велено было креститься обеими руками, между тем как прочие скопцы в это время кружились и пели песни 908 . По словам скопца Лебедева, ему велено было во время операции произносить слова „Христос воскресе“ 909 ! При этом, по показанию некоторых, операторы, по совершении оскопления, нередко обращались к оскопленным с такими словами: „смотри, вот Адамова голова!“ 910 или еще: „вот, смотри на сокрушенного змия“ 911 ! Наконец, как утверждали скопцы, существовали особые приспособления в скопческих комнатах для совершения операции оскопления. Так, по показанию скопца Салтыкова, в молельной московского скопца купца Колесникова существовала особая печь, в которой раскаляли нож, служивший орудием для совершения операции; в ней же сожигали трупы тех лиц, которые умирали от истечения крови или по какой либо другой причине 912 . Не отрицая совершенно всех показаний скопцов об обрядах, сопровождающих совершение оскоплений, необходимо, однако, заметить, что подобное, действительно, могло быть в тех случаях и в то время, когда положение скопческого общества было безопасное и спокойное; общее же явление то, что оскопление совершается без всяких обрядов, не обуславливаясь определенным временем и местом. |
| — Ох, будет, Николавна, — вздор какой ты рассказываешь. — Нет, друг ты мой, не вздор это, не вздор. Есть всякие травы на свете. Есть и в травах-то своя разница. Иная трава больше стоит у господа, а другая — меньше. Иная одно определение от бога имеет, а иная и два, и три, и несколько. Есть вот трава, так называется Адамова голова. Растет она возле сильных, рамедных болот кустиками, по пяти и по девяти листов. Растет она в четыре вершка, вот эстакенькая вот будет. — Старуха показала вершка четыре от столика. — Твет у этой травы алый, алый, вроде даже как синий. И когда она расцветает, страсть тут как хороша бывает. И этую траву рвут со крестом, говоря отчу и помилуй мя, боже, — или же каких других тридцать молитв святых. Этой-то вот травой что можно сделать на свете! Все ею можно сделать. Этой травой пользуют испорченного человека, или у кого нет плоду детям, то дать той женщине пить, — сейчас от этого будет плод. Если ж опять кто хочет видеть дьявола, то пусть возьмет он корень этой травы и положит его на сорок дней за престол, а потом возьмет, ушьет в ладанку да при себе и носит, — только чтоб во всякой чистоте, — то и увидит он дьяволов воздушных и водяных… Или опять на случай приостановления мельницы, то вода остановится, где только пожелаешь. Это трава богатая, любимая у бога травка, и называется эта травка во всех травах царь… Спишь, родной? Старуха нагнулась к больному, который сладко уснул под ее говор, перекрестила его три раза древним большим крестом и, — свернувшись ежичком на оттоманке, уснула тем спокойным сном, каким вряд ли нам с вами, читатель, придется засыпать в ее лета. Глава десятая Летнее утро Стояло серое летнее утро. Туч на небе не было, но и солнце не выглядывало, воздух едва колебался тихими, несмелыми порывами чрезмерно теплого ветерка. Такие летние утра в серединной России необыкновенно благоприятно действуют на всякое живое существо, до изнеможения согретое знойными днями. Таким утрам обыкновенно предшествуют теплые безлунные ночи, хорошо знакомые охотникам на перепелов. |
| Древнехристианская символика довольно проста для того, чтобы не понять, что в виде дракона представлен здесь ветхозаветный змии, новозаветный дьявол, побежденный крестом. Изображение креста, как символа спасения и победы, с змием внизу, весьма естественно составляло одну из первых задач христианского искусства. Припомним для примера небольшой резной камень первых веков христианства, в коем нижний конец монограммного креста обвит змием, обращенным, с одной стороны, главою, с другой — хвостом к двум стоящим по обе стороны креста голубям, которые, без сомнения, олицетворяют праотцев, искушаемых сатаной и спасаемых крестом, что объясняет римская надпись внизу креста, под чертой — salvus — спасение. Не забудем, наконец, и змия, попираемого хоругвью Константина Великого. Это первый, настоящий образец торжества креста над дьяволом и христианства над язычеством. На Афоне, как видно из этого, чрез полторы тысячи лет, сохранились и были свежи предания о первых простых символах христианства, и только в XVII веке они уступили влиянию затейливого романтизма. С этого времени дракон совершенно исчезает в подножии креста: его место занимает другой символ, который делается господствующим, необходимым символом на каждом кресте — это так называемая Адамова голова. Но мы решительно не понимаем значения головы Адамовой в подножии креста, несмотря на подписи, часто придающие это значение в подножии древних XVÏI века крестов лежащему черепу. И на все объяснения наших старообрядцев, заимствованные из апокрифической литературы, из древних Палей, в которых рассказывается известный сон Адама в раю, обагренного кровью Спасителя, не принимаем этого черепа за Адамову голову, а считаем его просто символом смерти, который, без сомнения, и имели в виду художники на первых памятниках этого рода. Крест — такой же символ спасения от смерти, как и от дьявола. Определение черепа под крестом Адамовой головой противно не только первоначальной идее символа спасения, но и всякому смыслу христианской археологии. |
| Особенным богатством и разнообразием отличается символика подножия распятия; в своих различных комбинациях она дает материал для характеристики самых догматических представлений, свойственных той или другой эпохе. Из аксессуаров этой последней категории самым древним может быть признано изображение змея или дракона с яблоком во рту, извивающегося у подножия креста. Этот символ змея (или дракона) искусителя, попираемого крестом, был в употреблении еще при Константине Великом; затем он ожил с новой силой в средневековом искусстве и, наконец, в произведениях восточной ставрографии явился в форме полумесяца под крестом. Последний подкрестный атрибут у нас по большей части объясняют в смысле символа магометанства, побеждаемого христианством. Вместо змея, а нередко и в соединении с ним, под ногами Распятого или при подножии креста, изображалась мертвая голова, иногда одна, иногда с двумя накрест сложенными костями. Представление черепа с костями под крестом составляет неотъемлемую принадлежность современных нам распятий. Древнее искусство и церковная литература представляют для этой символической детали и письменные, и художественные мотивы. Череп, помещаемый под ногами Спасителя или у подножия креста, служит символом черепа Адамова, а отношение между Адамом и Христом известно. «В Адаме все мы умираем, а во Христе живем» (1 Кор. XV, 21–22). В этом смысле Христос называется Новым Адамом. У древних церковных писателей (Тертуллиана, Оригена, Киприана, Афанасия, Иеронима, Епифания, Василия Великого и др.) встречается даже мнение, будто Адам был погребен на Голгофе, на том самом месте, где потом был распят Христос, что вследствие погребения там останков этого праотца и самое место было названо лобным. Впоследствии этому мнению придали поэтическую окраску, и возникло целое апокрифическое сказание о погребении Адама, передаваемое в так называемой книге Адама. По этому сказанию Ной, по повелению Божию, взял с собою тело Адама в ковчег и, умирая, поручил Симу погрести его в том месте, которое Сам Бог назначит для этого через ангела. Следуя этому указанию, Сим и Мелхиседек, так говорит эта легенда, похоронили тело Адама на Голгофе и на пути к месту погребения услышали сдедующий голос: «В стране, куда мы идем, явится и пострадает Слово Божие, а на том месте, где я буду погребен, Оно будет распято и оросит Своею кровию мой череп. Тогда-то и совершится мое искупление». |
| клеть - хранилище различного домашнего имущества, кладовая комната возле жилых помещений дома. колымага - закрытый возок шатрового типа с кожаными шторами коробья - разного вида сундуки с замками и под печатью коровай - большой круглый подовый хлеб из пшеничной муки, символизировал солнечный круг; ритуальное кушанье на свадьбе кортель - теплый летник, подбитый мехом и покрытый легкой шелковой тканью (без кружев и пуговиц) корцы - ковши, выдолбленные из дерева, служили мерой жита косяк - кусок штучного товара (ткани) в рулоне; одна заправка в ткацком стане, см. постав косячная осетрина - соленая тёшка красной рыбы котломы - сдобное печенье кроеное - лакомства, которые раздаривались на свадьбе (пряники, орехи и пр.) крошни - плетеные корзины (обычно заплечные) кружок - рыба, нарезанная кусками ксени, ксенимасы - икра кузьминские яблоки - древнерусский сорт красных яблок кумган - металлический узкогорлый сосуд с крышкой и с ручкой кундупцы, кундумцы - вареники с говядиной в подливке кутук - уголок Лал - благородная шпинель, драгоценный камень, по цвету близкий к рубину леваши, левашники - сдобные пирожки с ягодами или вареньем летник - легкая женская одежда, которую носили под верхним платьем лодога - одна из пород сига лубье - тонкая дранка (см. дор) лысина - конский налобник в сбруе лысты - голень, икра ноги лядвеи - ляжки мазуни - сладкая масса из редьки с патокой с добавлением пряностей малакия - онанизм малариуз (в других списках - балагиус) - черный гранат мандрагора - в русских травниках адамова голова, сонное зелье медведно - выделанные медвежьи шкуры, служили полостью в санях меженина - недостаток чего-либо (чаще всего - хлеба из-за засухи или неурожая) межситка - простая мука, остающаяся после промалывания пшеничных зерен мерник - ведро или ковш известного объема; обычно в них сытили меды миндери - жесткие тюфяки или подушки, набитые мочалом или волосом михирь - мужской половой орган монисто - ожерелье из бус или монет ( " вздержка " ), одевалось на шею мушорма, мушерма - братина с носком и с рукояткой |
| Антипушка пожалел-повоздыхал: молоденькая-то какая — и померла! «Ее, Михал Панкратыч, говорит, там уж, поди, в ангелы прямо приписали?» Неизвестно, какого поведения была, а так глядеться, очень подходит к ангелам, как они пишутся… и пеньем, может, заслужит чин. И повстречали радость! Неподалеку от той «Девицы» — Домна Панферовна, с Анютой, на могилке дочки своей сидит, и молочной яишницей поминают. Надо, говорит, обязательно молочной яишницей поминать на Радуницу, по поминовенному уставу установлено, в радостное поминовение. По ложечке помянули, уж по уставу чтобы. Спросили ее про ту ангельскую «Девицу», а она про нее все знает! «Не, не удостоится», — говорит, это уж ей известно. Антипушка стал поспрашивать, а она губы поджала только, будто обиделась. Сказала только, подумавши: «певчий с теятров застрелился от нее, а другой, суконщик-фабрикант, медный ей „мазолей“ воздвиг, — пасху эту; на Пасху она преставилась… а написал неправильно». А чего неправильно — не сказала. Пришлось нам расстаться с ними. Они на Миусовское поехали; муж покойный, пачпортнст квартальный, там упокояется, — и яишницу повезли. А мы на Ново-Благословенное потрусили, через всю Москву. Тихое совсем кладбище, все кресты под накрышкой, «голубцами», как избушки. Люди все ходят чинно, все бородатые, в долгих кафтанах, а женщины все в шалях, в платочках черных, а девицы в беленьких платочках, как птички чистенькие. И у всех сытовая кутья, «черная», из пареной пшеницы. И многие с лестовками, а то и с курильницами-ладанницани, окуривают могилки. И все такие-то строгие по виду. А свечки не белены, а бурые, медвяные, пчела живая. Так нам понравилось, очень уж все порядливо… даже и пожалели мы, что не по старинной вере. А уж батюшки нам служили… — так-то истово-благолепно, и пели не — «смертию смерть поправ», а по-старинному, старокнижному — «смертию на смерть наступи»! А напев у них, — это вот «смертию на смерть наступи», — ну, будто хороводное-веселое, как в деревне. Говорят, — стародревнее то пение, апостольское. Апостолы так пели. Поклонились прабабушке Устинии. Могилка у ней зеленая-травяная, мягкая, — камня она не пожелала, а Крест только. А у дедушки камень, а на камне «адамова голова» с костями, смотреть жуть. Помянули их, какие правильные были люди, повоздыхали над ними, поскучали под вербушкой, Горкин тут и схватился: вербочку-то забыли дома! А мы нарочно свяченую вербу в бутылку тогда поставили, в Вербное Воскресенье: вот на Радуницу и посадим у дедушки в головах, а Мартыну посадим на Даниловском. И верба уж белые корешки дала, и листочки уж пробивались-маслились… — и забыли! А это от расстройства, Горкин еще с Егорьева Дня расстроился: бывает так, навалится и навалится тоска. Только утром «Галочка» порадовала маленько, а после еще тоска, и на кладбище даже не хотелось ехать, — Горкин уж мне потом поведал. Немного посидели — заторопился он: на Даниловское — и домой. |
| В наше время кудесничество этого рода также известно кой-где в народе, и именно в северных губерниях: Арахангельской, Вологодской, Олонецкой, Пермской, Вятской; оно едва ли не перешло к нам от Чуди, от финских племен, кои сами в течение веков обрусели. Там беспрестанно слышишь о чудесах, о порче, по злобе или мести, посредством клока остриженных волос или чар над поднятым с земли следом человека или над частицею крови его. Близкое к тому поверье, или вернее суеверие, заключается в заломе или закруте хлеба на корню. Эту штуку злого знахаря, делаемую из мести, не должно смешивать с заломом травы для заговора червей, о чем уже говорено было на своем месте. Злой знахарь берет в руку горсть стеблей хлебных и, произнося заклятие на хозяина этой нивы, ломает хлеб в правую сторону, а закручивает его в левую. Обыкновенно в самом узле залома находят немного золы, которая берется из печи того же хозяина; иногда кладут под закрут, кроме золы, также соль, землю с кладбища, яичную скорлупу, распаренные хлебные зерна, уголь. Закрут может быть разведен, по суеверию народа, только хорошим знахарем; в противном случае хозяина нивы постигнет всякое бедствие: домовины вымрут, дом сгорит, скот падет и проч. В особенности опасно, по мнению народа, сорвать или скосить закрут; если его недосмотрят вовремя и это сделается, то беда неотвратима. Мне самому случалось успокаивать мужика, на ниве коего сделан был закрут; я взял на себя развести его, уверив испуганного мужика, что знаю это дело хорошо, а когда я вырвал весь кустик и зарыл в землю золу, уголь и соль, то все кончилось благополучно. Если некому развести закрута, то осторожные хозяева обжинают его. Заговоры от ружья, от орудия вообще не могут заключать в себе никакого смысла. У стрелков, ловцов, у охотников есть однако же, как у всех промышленников, особого рода приемы и поверья, кои довольно трудно исследовать, потому что сущность их обыкновенно скрывается под каким-нибудь гаерством. Травой Адамова голова окуривают, в Великий четверток, силки и сети, коими ловят птиц и самое ружье окуривают травою клюквы (или колюки), уверяя, что оно тогда не боится заговора или порчи. |
| Но с тех пор, как за грех принесена жертва на кресте, смерть утратила свою ядовитость и для истинно верующих во Христа сделалась вожделенной: они стали смотреть на нее, как на избавление от тела смерти ( Рим.7:24 ), как на освобождение из уз, как на сложение ветхой, никуда негодной одежды, как на путь к вечно-блаженной жизни. Итак, когда видишь на кресте под стопами Распятого знамение смерти, помышляй не о силе смерти, а о победе над ней Распятого: Он попрал смерть смертью же, как Давид обезглавил Голиафа его же мечом. С представленным объяснением значения мертвой головы под Распятием имеет внутреннюю связь, по крайней мере не противоречит ему, другое, более распространенное объяснение. Говорят, что это голова Адамова. Как она сюда попала? По преданию, о котором упоминают некоторые отцы Церкви, под Голгофской скалой была погребена глава нашего праотца. И вот, когда на этой скале пригвожден был ко кресту второй Адам, Господь наш Иисус Христос, то кровь Его, истекая из прободенных рук и ног, проникла сквозь расселину Голгофской скалы и оросила главу Адама первого. Эту расселину до сих пор показывают в Иерусалиме сквозь железную решетку из храмины, находящейся под греческой частью Голгофской церкви 11 . Не беремся решать, достоверно ли это предание, и не объясняется ли им самое название Голгофы, или лобного, черепного места 12 ; для нас не это важно, а важна и в высшей степени знаменательна и поучительна мысль, лежащая в основании сохраненного преданием обстоятельства. Это мысль об умилостивительной и освятительной силе крестных страданий и смерти Христа Спасителя. Первое действие этой силы ощутил наш родоначальник по плоти, Адам. Он не только сам провинился пред Богом, преслушав Его заповедь, но и сделал виновными пред Ним своих потомков. Грех Адамов перешел к ним и доселе распространяется в них путем естественного рождения. Но Адам каялся во грехе и по вере в обетование об Искупителе, имеющем родиться от жены, жил надеждой на Его пришествие. Он не дождался этого вожделенного события, но умер с той же надеждой, – и она наконец исполнилась. |
|
|
