| Спаситель, други, наш образец во всем, последуем Ему! Все наши дела и предприятия должны быть совершаемы нами с мыслию о Боге и для славы Божией. Во всем, что мы делаем и предпринимаем, мысль о Боге должна быть господствующей в нашей душе пред всеми другими мыслями. Эта мысль должна быть светом, озаряющим наш ум к познанию и избранию лучшего дела — силою, побуждающей к сообразной с долгом деятельности, — источником надежды и мужества, если мы вынуждены бываем бороться с препятствиями, трудностями, опасностями и страданиями. Тогда мысль эта будет наполнять нас при всех наших делах благодарением к Всеведущему и Всеправедному Богу, любовию к Его закону, упованием на Его помощь и благословение. Но не думайте, что душа наша, кроме этой мысли, не должна заниматься ничем другим, не должна заботиться об обязанностях звания и прочих потребностях жизни; не думайте, что вы должны только молиться и совершенно оставить всякие земные нужды. Нет, мысль о Боге должна быть только присущею вашему сердцу и, при всех ваших трудах и занятиях, постоянно напоминать вам о Всеведущем и Всемогущем Боге. Оно должно обитать в вас, как дух хранитель, оберегающий вас от всякого зла и направляющий на путь добродетели и долга. Так поступал Господь наш Иисус Христос. Все дела Свои Он совершал во славу Божию. В продолжение всей жизни Им постоянно руководила мысль о Боге, исполнение воли Которого было пищею и питием. Так поступали и святые люди. Некогда к старцу Лукию пришли иноки, так называемые евхаиты или молитвенники. (Это были последователи одной секты, которая отвергала все добродетели, даже силу Таинств, в рассуждении нашего спасения, и всю важность приписывала одним молитвам). «Каким занимаетесь рукоделием?» — спросил у них Лукий. — «Мы не занимаемся работою рук, — отвечали, — но, по заповеди Апостола, непрестанно молимся». — «А едите?» — опять спросил старец. — «Едим», — отвечали они. — «Итак, когда едите, кто за вас молится? — возразил Лукий. Сверх того, спите ли вы?» — «Как же можно не спать?» — сказали евхаиты. — «Итак, когда спите, кто за вас тогда молится?» — опять тогда возразил старец. Пришельцы не могли дать никакого ответа. Тогда преп. Лукий сказал им: «Простите мою откровенность: вы сами себе противоречите. Я, напротив того, докажу вам, что и занимаясь рукоделием, молюсь непрестанно. Например, плету из камыша корзины и читаю: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти Беззаконие мое... Не молитва ли это?» — «Конечно», — отвечали иноки. — «Таким образом, проводив в труде и молитве весь день, — продолжал старец, — я вырабатываю несколько денег, половину из них отдаю нищим, а другую употребляю на свои необходимости. Когда же ем или сплю, тогда молятся за меня приемшии милостыню. Не видите ли что я, с помощью Божией, исполняю правило Апостола и молюсь непрестанно?» (Училище благочестия) . |
| Но хороший и добрый муж ее, которому бы следовало радоваться тому, что она и сама бросила такие дела, которым необузданно предавалась прежде со слугами и наемниками, находя удовольствие в пьянстве и всяком непотребстве, и хотела его удержать от них, - когда она оставила его против его воли, представил против нее обвинение, объявляя, что она христианка. Она подала тебе, самодержцу, прошение, чтобы ей было дозволено сперва распорядиться своими домашними делами, и по приведении в порядок дел своих защищаться по предмету обвинения; и ты дозволил это. А бывший муж ее, не могши теперь вести дело против нее, обратился на некоторого Птоломея, который подвергся наказание от Урбика, и который был наставником ее в христианском учении. Он поступил таким образом: сотника, своего приятеля, который заключил Птоломея в темницу, он убедил взять Птоломея и спросить только о том, христианин ли он. Птоломей, будучи нрава правдолюбивого, чуждого лжи и обмана, исповедал себя христианином, и за то сотник оставил его в узах и долго мучил в темнице. Наконец, когда этот человек был приведен к Урбику: то также был спрошен только о том, христианин ли он. Он опять, зная за собой доброе, которым обязан Христову учению, исповедал училище Божественной добродетели. Ибо, кто отрицается от чего-нибудь, отрицается или потому, что осуждает это дело, или потому, что сознает себя недостойным и чуждым того, а посему избегает признания; но ни то, ни другое условие не идет к истинному христианину. Урбик приказал отвесть его на казнь. В это время некто Лукий, также христианин, видя так незаконно состоявшееся осуждение, сказал Урбику: почему ты осудил на казнь этого человека, который не виновен ни в блуде, ни в прелюбодеянии, не убийца, не грабитель или вор, и вообще не обличен в каком-либо преступлении, а исповедал только себя христианином? Ты, Урбик, судишь, как неприлично судить ни самодержцу благочестивому, ни философу сыну кесаря, ни священному сенату " . А Урбик, ничего не отвечая, сказал только Лукию: " и ты, мне кажется, такой же " ; и когда Лукий отвечал " точно " , то и его велел отвести на казнь. |
| Но хороший и добрый муж ее, которому бы следовало радоваться тому, что она и сама бросила такие дела, которым необузданно предавалась прежде со слугами и наемниками, находя удовольствие в пьянстве и всяком непотребстве, и хотела его удержать от них, – когда она оставила его против его воли, представил против нее обвинение, объявляя, что она христианка. Она подала тебе, самодержцу, прошение, чтоб ей было дозволено сперва распорядиться своими домашними делами, и по приведении в порядок дел своих защищаться по предмету обвинения; и ты дозволил это. А бывший муж ее, не могший теперь вести дело против нее, обратился на некоторого Птоломея, который подвергся наказанию от Урбика, и который был наставником ее в христианском учении. Он поступил таким образом: сотника, своего приятеля, который заключил Птоломея в темницу, он убедил взять Птоломея и спросить только о том – христианин ли он. Птоломей, будучи нрава правдолюбивого, чуждого лжи и обмана, исповедал себя христианином и за то сотник оставил его в узах и долго мучил в темнице. Наконец, когда этот человек был приведен к Урбику; то также был спрошен только о том: христианин ли он. Он опять, зная за собой доброе, которым обязан Христову учению, исповедал училище Божественной добродетели. Ибо, кто отрицается от чего-нибудь, отрицается или потому, что осуждает это дело, или потому, что сознает себя недостойным и чуждым того, а посему избегает признания; но ни то, ни другое условие не идет к истинному христианину. Урбик приказал отвести его на казнь. В это время некто Лукий, также христианин, видя так незаконно состоявшееся осуждение, сказал Урбику: «почему ты осудил на казнь этого человека, который не виновен ни в блуде, ни в прелюбодеянии, не убийца, не грабитель или вор и вообще не обличен в каком-либо преступлении, а исповедал только себя христианином? Ты Урбик судишь, как неприлично судить ни самодержцу благочестивому, ни философу сыну кесаря, ни священному сенату». А Урбик ничего не отвечая, сказал только Лукию: «и ты, мне кажется, такой же»; и когда Лукий отвечал «точно», то и его велел отвести на казнь. |
| Макария. Образование здесь не могло иметь особенно важного значения. Оно не дает жизни для такой речи, а лишь помогает облекать эту речь в более высокий слог и форму. Так пр. Макарий обладал обширными познаниями, которые, быть может, он приобрел в школе, но вернее всего путем чтения, общения с образованными людьми и через духовный свой опыт. Сделав подробную характеристику личности пр. Макария, перейдем теперь к описанию последних лет его жизни. Почти на склоне лет нашему отцу пришлось быть исповедником за православие. – В царствование Валента (364–378) в Александрии возобладало арианство. Думая ослабить православную партию, арианский епископ Лукий подверг ссылке на один остров начальников монашеских общин. Между изгнанными был наш отец, пр. Макарий Александрийский и другие знаменитые аввы. На острове – месте ссылки отцов жили язычники, у которых было капище с знаменитым жрецом. Когда прибыли сюда св. подвижники, демоны пришли в страх, при этом один из них вселился в дочь жреца. Бесноватая девица неистовствовала... Удержать и успокоить ее не было никакой возможности. Она постоянно кричала: «зачем вы, св. мужи, пришли и отсюда выгоняете нас». Св. отцы – узнав об этом, обратились к Господу с молитвой об исцелении больной. И по их молитве злой дух оставил девицу. Совершенное подвижниками чудо произвело сильное впечатление на обитателей острова. Они упали к ногам св. отцев, по их указанию разрушили языческое капище и охотно затем приняли св. крещение. Весть обо всем этом скоро затем распространилась в город Александрию. Все стали осуждать еп. Лукия за его поступок со св. мужами. Боясь народного волнения, Лукий после этого поспешил вернуть св. отцов в их пещеру. Так за святое, крепкое исповедание православной веры наш авва перенес гонение и посрамление. Между тем пр. Макарий с летами все более и более дряхлел. Он сталь плохо видеть и дрожал всем телом. Братья, заметя, как силы их уважаемого старца слабеют, просили последнего сложить с себя те великие труды, которые он нес. |
| Но Александр ясно отмечает, что Арий, Ахилла и др. были тогда «изгнаны из церкви» (Theodor., Н. E., 1, 3). 47 Epiph. Haer., 69, 7. В современной науке обращается большое внимание на противоречивое указание источников относительно числа и сана осужденных Александром пресвитеров и диаконов. Здесь важную роль играет показание, приложенное ко второму окружному письму в истории Феодорита (1, 3): «вот преданные анафеме еретики из пресвитеров: Арий, из диаконов: Ахилла, Евзой, Аифал, Лукий, Сармат, Юлий, Мина и другой Арий и Елладий». Но из других более достоверных источников известно‚ что четыре из значащихся здесь диаконами – Ахилла, Аифал, Сармат и другой Арий были пресвитерами. Что бы это могло значить? Если допустить, что Александр низвел этих четырех пресвитеров в сан диакона в качестве наказания, – для чего едва ли можно найти аналогию в других церковных памятниках‚ – то почему прочие диаконы остаются в своей степени, а не понижены? Далее, заслуживает внимания, что в этом списке не хватает двух имен, – пресвитера Карпова и диакона Гая: куда они исчезли? Все это возбуждает подозрение в принадлежности этой прибавки самому Александру. Оно не требуется содержанием послания и совершенно случайно приставлено к нему. Послание имеет свое ясное окончание: «Дай Бог мне получить» и пр., а затем бессвязная приставка: «вот преданные анафеме» и т. д. Во-вторых, в списке истории Феодорита, из которого извлек это послание автор, перепечатанный у Migne (gr. s., t. 18, c. 573), этой прибавки нет; к сожалению Migne ие присоединил никаких ни библиографических ни палеографических сведений: во всяком случае, отсутствие у него этой прибавки не случайно. С принятием этого предположения все остальное выясняется. Александр в первом послании точно обозначает всех осужденных: Арий, Ахилла, Аифал, Карпон, другой Арий и Сармат, бывшие некогда (ο πτε) пресвитерами (6 пресвит.), Евзой, Лукий, Юлий, Мина, Елладий и Гай (6 диакон.). Migne dr. s., t. 18, c. 537). Тоже и у Созомена , пользовавшегося, вероятно, Сабином (Н. |
| Эта же мысль развивается в другом рассказе об Антонии. Никто не может постоянно пребывать на вершинах духовного делания; напряжение иногда должно послабляться: Некто, в пустыне ловя диких зверей, увидел, что Авва Антоний шутил с братьями, – и соблазнился. Старец, желая уверить его, что нужно иногда давать послабление братии, говорит ему: положи стрелу на лук свой и натяни его. Он сделал так. Старец говорит ему: еще натяни. Тот еще натянул. Опять говорит: еще тяни. Охотник отвечает ему: если я сверх меры натяну лук, то он переломится. Тогда старец говорит ему: так и в деле Божием: если мы сверх меры будем напрягать силы братии, то оне скоро расстроятся. Поэтому необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. – Охотник, услышав это, пришел в сокрушение и пошел от старца с многою пользой. А братия, подкрепившись, возвратились в свое место. Не имея благоразумия Св. Антония, мессалиане натягивали тетиву слишком туго. Их идеал молитвы, исключавший все остальное, вел скорее к безумию, чем к святости. Ответ аввы Лукия Третье возражение против мессалинской интерпретации 1 Фес 5:17 состоит в том, что она делает указание ап. Павла невыполнимым. Пусть мы признаем, что «молиться» означает «произносить молитвы». Однако даже произносящий молитвы в каждую минуту бодрствования, рано или поздно, хоть ненадолго, но должен уснуть. Чем тогда оборачивается его попытка «непрестанно молиться»? Именно так возражал мессалианам Авва Лукий. Одновременно он предложил другое, более трезвое понимание непрестанной молитвы. Заметим, насколько Лукий, как и очень многие отцы-пустынники, внимателен к бедным: Однажды пришли к Авве Лукию в Енат монахи из так называемых евхитов. Старец спросил их: какое у вас рукоделье? Мы не занимаемся рукодельем, отвечали они, но непрестанно молимся, как заповедует апостол. Неужели же вы не едите? – спросил старец. Едим, отвечали они. Кто же молится за вас тогда, когда вы едите? – сказал им Авва. Еще спросил их: вы и не спите? Спим, отвечали евхиты. Кто же молится за вас, когда вы спите? – сказал старец. Евхиты не нашлись, что отвечать на это. Тогда Авва отвечал им: простите мне, вы не делаете, как говорите. А я вам покажу, что, и занимаясь своим рукодельем, непрестанно молюсь. Размочив немного прутьев, с Богом сажусь я и плету из них веревку, а между тем читаю: «помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое» (Пс. 50:1. 2. 3). Не молитва ли это? – спросил старец. Молитва, отвечали евхиты. Старец продолжал: проводя целый день в работе и молитве, я зарабатываю около шестнадцати монет. Две из них я подаю за дверь, а остальные употребляю на пищу. Кто примет от меня две монеты, молится за меня, когда ем я или сплю; и таким образом, по милости Божией, исполняю непрестанную молитву. |
| Но хороший и добрый муж её, которому бы следовало радоваться тому, что она и сама бросила такие дела, которым необузданно предавалась прежде со слугами и наёмниками, находя удовольствие в пьянстве и всяком непотребстве, и хотела его удержать от них, – когда она оставила его против его воли, представил против неё обвинение, объявляя, что она христианка. Она подала тебе, самодержцу, прошение, чтоб ей было дозволено сперва распорядиться своими домашними делами, и по приведении в порядок дел своих защищаться по предмету обвинения; и ты дозволил это. А бывший муж её, не могший теперь вести дело против неё, обратился на некоторого Птоломея, который подвергся наказанию от Урбика, и который был наставником её в христианском учении. Он поступил таким образом: сотника, своего приятеля, который заключил Птоломея в темницу, он убедил взять Птоломея и спросить только о том – христианин ли он. Птоломей, будучи нрава правдолюбивого, чуждого лжи и обмана, исповедал себя христианином, и за то сотник оставил его в узах и долго мучил в темнице. Наконец, когда этот человек был приведён к Урбику; то также был спрошен только о том, христианин ли он. Он опять, зная за собой доброе, которым обязан Христову учению, исповедал училище Божественной добродетели. Ибо кто отрицается от чего-нибудь, отрицается или потому, что осуждает это дело, или потому, что сознаёт себя недостойным и чуждым того, а посему избегает признания; но ни то, ни другое условие не идёт к истинному христианину. Урбик приказал отвести его на казнь. В это время некто Лукий, также христианин, видя так незаконно состоявшееся осуждение, сказал Урбику: «Почему ты осудил на казнь этого человека, который не виновен ни в блуде, ни в прелюбодеянии, не убийца, не грабитель или вор и вообще не обличён в каком-либо преступлении, а исповедал только себя христианином? Ты, Урбик, судишь, как неприлично судить ни самодержцу благочестивому, ни философу сыну кесаря, ни священному сенату». А Урбик, ничего не отвечая, сказал только Лукию: «И ты, мне кажется, такой же»; и когда Лукий отвечал: «Точно», то и его велел отвести на казнь. |
| Другая история об Антонии развивает ту же мысль. Никто не может беспрерывно находиться в состоянии высоких духовных переживаний; время от времени необходимо снимать напряжение: «Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. – Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: положи стрелу на лук свой, и натяни его. – Он сделал так. – Старец опять говорит ему: еще натяни. – Тот еще натянул. – Старец опять говорит: еще тяни. – Ловец отвечает ему: если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук. – Тогда авва Антоний говорит ему: так и в деле Божием, – если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушаются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. – Выслушав это, ловец был сильно тронут, и получив великую пользу, ушел от старца. – И братия, утвердившись, возвратились в свое место» 6 . Мессалианам не хватало рассудительности Антония, они натянули тетиву слишком сильно. Их идеал молитвы, помимо всего прочего, мог привести их скорее к умопомешательству, чем к святости. Третье возражение против мессалианского толкования строки из послания 1Фес.5:17 состоит в том, что в этом случае призыв апостола Павла становится совершенно невыполнимым. Если принять, что молиться значит произносить молитву, то тогда, даже если читать молитвы все время, пока подвижник бодрствует, рано или поздно придет время, когда он должен будет хоть немного поспать, и что станет тогда с его потугами молиться непрестанно? Вот это-то самое возражение и привел мессалианам авва Лукий, который в то же время предложил более разумный подход к вопросу о непрестанной молитве. Заметьте также, что отец Лукий, как и многие другие отцы-пустынники, заботится о неимущих: «Некогда некоторые монахи, называемые Евхиты, пришли к авве Лукию в Енат, и спросил их старец, говоря: какое ваше рукоделие? Они отвечали: мы не занимаемся рукоделием, но, как говорит Апостол, непрестанно молимся. И сказал старец: вы и не едите? Едим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы едите? Еще сказал им: вы и не спите? Спим, отвечали они. Старец говорит: кто молится за вас, когда вы спите? И не нашлись на это ответить ему. |
| Постоянная молитва как внутреннее состояние Однако мессалианам мы еще до конца не ответили. Авва Лукий прав, говоря о возможности трудиться и молиться в одно и то же время; более того, он предлагает действенный способ соединить эти занятия – постоянное повторение очень короткого и простого молитвословия. Но его понимание самой природы молитвы как таковой слишком ограничено. Он все еще мыслит, в основном, в понятиях произносимой молитвы: для него, как и для мессалиан, «молиться» значит «произносить». Ему можно возразить – и здесь мы вплотную подходим к подлинному пониманию сущности непрестанной молитвы, – что молитва в глубочайшем смысле – это не столько занятие, сколько состояние. Чтобы непрестанно молиться, вовсе не обязательно произносить нескончаемые молитвословия. ибо существует такая вещь, как внутренняя непрестанная молитва. Несомненно, постоянное повторение краткой формулы, вроде той, что советует Лукий, – превосходный путь к достижению такого внутреннего состояния. Но может наступить момент, когда для молитвы уже не нужно будет повторять слова; когда формула некиим образом войдет в само наше существо, так что даже не произнесенная, она постоянно будет присутствовать в нас. В этом смысле некоторые люди молятся, даже когда спят; ибо их молитва состоит по преимуществу не в том, что они говорят или думают, но скорей в том, чем они есть. И поскольку они не перестают быть именно этим, о них можно сказать, что они в предельно полном смысле достигли непрестанной молитвы. Подобные мысли высказывает св. Василий Великий в Беседе на память мученицы Иулитты: Молитва есть прошение благ, возсылаемое благочестивыми к Богу. Прошение же, без сомнения, не ограничивается словами (... ). Надобно не в словах заключать молитву, а напротив того, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых чрез целую жизнь. (... ) Таким образом, непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но чрез все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывною и непрестанною молитвою». |
| «Христианин обязан всегда иметь памятование о Боге; … то есть, не только когда входишь в молитвенный дом, люби Господа; но, и находясь в пути, и беседуя, и вкушая пищу, имей памятование о Боге, и любовь и приверженность к Нему» Эти идеи ни в коей мере не являются достоянием только Восточного Христианства. Тут же приходит в голову пример из Западного Христианства о брате Лоуренсе и его «Практике присутствия Божиего» во время работы на кухне. Но это еще не окончательный ответ мессалианству. Авва Лукий совершенно справедливо считает, что можно одновременно молиться и работать; более того, он предлагает практический способ этого двойного делания – постоянное повторение короткой молитвы. Но все же его понимание сути молитвы как таковой ограничено, он мыслит категориями устной молитвы: для него, как и для мессалиан, «молиться» значит «произносить молитву». Против этого можно возразить – и здесь мы подходим к правильному решению вопроса о непрестанной молитве, – что молитва в верном понимании и глубинном смысле не столько действие, сколько состояние души. Для того, чтобы находиться в состоянии непрестанной молитвы, вовсе необязательно читать бесконечный круг молитв; существует такое понятие, как внутренняя непрестанная молитва. Разумеется, постоянное повторение краткой молитвы, как предлагает отец Лукий, есть прекрасный способ попытаться приобрести это состояние. Может наступить момент, когда это молитвенное состояние останется, хотя повторения молитвы уже нет, когда молитва не есть уже больше фраза, которую мы произносим, но она каким-то непостижимым образом проникает в самую глубину души так, что даже когда молитва не произносится, она остается внутри. И если так понимать молитву, то есть подвижники, которые молятся даже во сне; потому что они молятся не посредством того, что говорят или мыслят, а больше тем, что они есть . И пока подвижник «есть» в этом состоянии, можно сказать, что он обрел, в полном смысле, непрестанную молитву. Святой Василий Великий выражает те же мысли в Наставлениях мученице Иулитте: |
|
|
