| Все они по скромности говорят, что им и вспоминать нечего. Были в послушании у батюшки: куда он — туда и они. Молились, как могли, старались спасти свои души. Они стали друг для друга сестрами. Не по принятому в православной среде названию, а по сути. Их сроднили совместно пережитые опасности и беды. Ведь община образовалась в трудное время. Они открыто исповедовали Христа, когда за это не только сажали в тюрьмы и психиатрические больницы, но и убивали. Неисповедимыми путями оказались они в Абхазии, подле батюшки Симеона. Отец Симеон стал для них «кормчим ковчега спасения». Но у этого ковчега поначалу не было даже днища: сестры спали на земле, подложив под голову камень. За бортом их ковчега неистово бушевали бури. Власти не раз собирались изгнать пришельцев. Но, по милости Божией, так и не изгнали. Пережили они и клевету, и угрозы. Терпели и от врагов, и от своих лжебратий. Все претерпели. И община, вопреки «пророчествам», не развалилась. Многие «доброжелатели» говорили: «Вот умрет старец, перемрут старушки — и все кончится». Ан нет. В общине появились молодые сестры. Удивительна история инокини Агнии. На сельском приходе, где служил ее отец, жил 90-летний юродивый старец. К нему обращались со многими вопросами. Но он никогда не отвечал на них прямо: говорил притчами, зачастую совершенно непонятными. 10-летней Агнии он сказал, что она умрет в 12 лет. А потом добавил, что жить будет у чужих людей и неродной дедушка будет ей дороже родного. Девочка испугалась скорой смерти и стала к ней готовиться: читала Псалтырь. Каждый день по три кафизмы. Накануне 12-летия она поехала со своим отцом к его духовнику — отцу Симеону. Ей очень понравилось у батюшки, но нужно было возвращаться домой. Ее отец спросил, нельзя ли оставить дочку на некоторое время. — Оставляй навсегда, — сказал отец Симеон. Так исполнилось предсказание юродивого. Она умерла для мира и обрела духовного отца, ставшего для нее дороже родного. Современный человек плохо представляет суть монашества. Когда он видит пожилых людей в черных монашеских одеждах, то думает: «Ну что ж, видно, пожили бурно и весело, а теперь замаливают грехи». |
| Она привезет утром Синильгу в манхэттенский особняк, если убедится, что из новенькой может выйти толк. При этом она всячески хвалила Синильгу, перечисляя ее достоинства и говоря, что та чуть ли целоваться не бросилась, когда узнала, что попала к сатанистам. Маршалл посомневался, но согласился. У Агнии имелся свой план. Она собиралась везти утром Синильгу одна и, если та говорит правду про брата, отпустить ее, а Маршаллу и компании сказать, что девушка по дороге сбежала. Ее авторитет, конечно, после этой истории пострадает, но другого выхода она не видела. Вернувшись после разговора с Маршаллом к ожидавшим ее членам группы, Агния сказала, что босс велел ей привезти Синильгу утром к нему в Манхэттен. Остальных просил до окончательного выяснения ситуации побыть в Си-Клиффе, благо наступали выходные и не нужно было идти на работу. Синильге выделили спальную комнату на втором этаже, полностью выкрашенную в черный цвет, с непривычным для глаз красным освещением. Агния устроилась в соседней комнате, но перед тем, как лечь спать, долго беседовала с Синильгой, в основном расспрашивая про брата: как он выглядит, во что одевается, чем живет, что любит, что говорил про нее и отца. Слушая ответы Синильги, она прерывисто вздыхала, отводила глаза, задумывалась, а потом вновь спрашивала и спрашивала. Ночью Синильга почти не спала. Воздух в доме казался тяжелым, как ядовитый газ. Она чувствовала искреннее расположение и жалость к Агнии и очень надеялась, что встреча брата и сестры состоится. Еще ей все думалось, что вот-вот ворвется Лазарь и спасет ее. Но этого не происходило. Синильга не понимала, почему Лазарь не появляется, ведь она оставила сообщение на автоответчике. Он должен был услышать. Утром Лазаря разбудил телефонный звонок. За окном было пасмурно, моросил дождь. — Лазарь, Лазарь, восстань! Нема хорошего, — причитал в трубку отец Илья. — Старый дурень. Я! А нонче шел на службу и послухал телефонный ответчик. А с вечера не догадался. Надо было прослухать. Как вечером с церкви пришел, всю ночь звонка ждал. |
| 75. Агнии Николаевой Бехтеевой Милостивая государыня! Царица Ангелов утешит вас. Я вам сострадаю! Буди воля Божия. Больно и прискорбно, но временно. Все это изменится. Христос учит терпению. Вы знаете, что жизнь человеческая — страдание. Господь любящих наказует, чтобы после сторицею вознаградить. Где война, сражение, там раны и победа. И где ныне не возливается пламя огня, все сожигающего?.. Да будет «жертва Богу дух сокрушен» (Пс 50:19). За сим желаю вам сниспосылаемых от Престола милосердия Божиих благостей. Приимите меня — недостойного имени. Марта 22-го, 1822 года 76. Агнии Николаевой Бехтеевой К прославлению Бога: Прочитав горестное ваше письмо, я не думаю, каким особливым могу вам послужить советом. Отец Соломонов советует печаль свою возлагать на Господа — и вы уверены, что надеющиеся на Господа не посрамятся! А кто надеется на человека, тот проклят от Бога. Вот что нам свидетельствует Священное Писание. Все бывающее с нами попускается от Бога к лучшему устроению нашего душевного состояния для вечного спасения. Одним попущается терпеть, другим нападать и гнать претерпевающих, чтобы первые спаслись и просияли в совершенстве, а другие при Страшном Суде восприяли бы по делам своим совершенные мучения, в которых и останутся бесконечно. При сем рассуждении не содрогнется ли чье-либо сердце, воспоминая будущие истязания, когда потребуется ответ и за праздное слово?.. Блаженный Августин говорил к своей душе: «Если бы понадобилось здесь претерпевать несколько тысяч лет и самый геенский огнь для того, чтобы увидеть славу Христа и быть вечно со святыми, то как бы ты на сие не согласилась, душа моя? » Так мудрствовал премудрый муж о конечных болезнях и о бесконечной веч-ности. Нам больно терпеть только настоящие неудовольствия, — и еще больнее, ежели мы их умножаем и плодим в мыслях своих; ибо легче тому, кто охотно терпит находящее и приключающееся по разным случаям. Нехотящие же терпеть тоже не избавляются от сего, но с тем вместе еще усугубляют болезнь свою, — и чем более противятся Богу, тем более навлекают на себя праведный гнев Божий. Святой муж, царь и пророк изъясняется в псалмопении своем, что он «терпя потерпел», и тогда, говорит, внял Господь его терпению (см. «Пс 39:2). |
| «Удивительный человек! Тяжело болея, находила силы поддерживать горюющих. По себе знаю (я вдова) как чувствуется любая фальшь, когда ты в остром горе, а записи нашей дорогой Агнии Львовны настолько пронизаны состраданием, добротой и любовью к людям, что кожей чувствуешь: этот человек искренне желает тебе добра и не посоветует того, что повредит тебе, он всем сердцем с тобой. Ее слова поддержки в темах вдов и мне помогли в самый трудный для меня период: невозможно было не поверить, что боль — это не навсегда и еще будут в жизни поводы для радости». «Попробуйте в 10–15 строках поддержать потенциального самоубийцу — да еще так, чтобы теплом и любовью согреть не только его, но и всех, кто прочитал эту переписку в сети. От ее писем было уютно, надежно, тепло. Она никогда не “давила”, не умела, наверное, обижаться и — самое главное — жаловаться. Всегда всем довольна, бодра, иронична... Всегда улыбается... Сложно понять, как можно “увидеть” улыбку в тексте — но в ее текстах есть такая улыбка. К каждому она обращалась ласково: “Машенька, Светочка, Леночка, Валечка…” и называла себя “бабушкой” для всего форума… Да так оно и было: «Бабушка» для всех. Поговоришь с ней — и на душе светло, все неприятности куда-то делись, а то и кажутся пустяками». «В горе мы мудреем, становимся старше и глубже душой» Избранные записи Агнии Львовны Юлия Вознесенская Я любуюсь вами, юные вдовы «Читаю я Ваши беседы, дорогие юные вдовы, и любуюсь вами. Как все-таки красят женщину бессмертная любовь и чистое страдание! На фоне вашего горя многие якобы стрессы и депрессии выглядят просто истерическими капризами и женским кривляньем для привлечения внимания. А вы все такие красивые, такие настоящие! Помоги вам Господь во всем и пошли утешение!» «Девочки мои родные, помните, что большое настоящее горе одних разрушает, а других укрепляет!» Душевный склад мужчин более хрупкий! «Мужчины сильнее нас физически, но вот душевный склад у них более хрупкий: мы плачем и гнемся под тяжестью горя, но постепенно выпрямляемся, а они молчат, крепятся... и ломаются. Поберегите своего мужа, дорогая!» |
| Проснувшись, она тихонько проверила больных, оделась и отправилась в храм. Кроткий и все понимающий отец Иаков, выслушав Варвару, только кивнул и пошел собираться. По дороге он спросил: — Лика — это та маленькая старушка, которая приходит с вами и Агнией Львовной на все молебны? — Да, это она. — А давно вы дружите? — С самого детства. — Как хорошо! — умилился отец Иаков. — А она у вас в полном сознании? Я ведь с нею должен сначала поговорить. — Раз додумалась наконец в Православие переходить, значит, в полном! — Ну, это вы от радости так говорите. Нет, надо чтобы человек полностью сознавал, какой он делает важный шаг. Ну, я сам с нею поговорю наедине. — Ой, батюшка, а вот наедине-то и не получится! Я ведь ее в постель Агнии перегрузила, а то мне не справиться было… — Придется на время перегрузить ее обратно в свою, — покачал головой священник. — Сумеем мы с вами ее перенести? Варвара с сомнением посмотрела на бестелесного отца Иакова. Но потом вспомнила и сказала: — У нас есть подходящий для такого дела сосед. Вот если только он дома… Димон оказался дома и без разговоров поднялся вместе с Варварой наверх, вошел в квартиру Агнии Львовны и с каким-то детским удивлением поглядел на священника в рясе. Когда Варвара объявила, что сейчас Дмитрий перенесет Лику домой, чтобы они с батюшкой могли поговорить наедине, та заволновалась: — А вы потом меня обратно перенесете? — Конечно, конечно, — успокоила ее Варвара, — держать вас по разным палатам мне не по силам. — Вы точно вернете меня… на место? — волновалась Лика. — Вернут, вернут, — успокоил ее отец Иаков. — Я ведь вас вместе соборовать буду. Димон отнес Лику Казимировну в ее квартиру и вернулся, сел к столу и стал ждать дальнейшего развития событий. Агния лежала с закрытыми глазами и шевелила губами — молилась. Варвара Симеоновна поправила фитилек лампадки и подлила в нее масла, принесла из кухни табуретку, поставила ее неподалеку от кровати и накрыла чистой салфеткой; сходила на кухню и принесла оттуда серебряную стопку и хрустальную мисочку, наполненную зерном, а рядом положила два чистых платочка — снимать избыток елея. Димон внимательно наблюдал за ее действиями. |
| Перед изнемогавшей от липкой жары Агнией Львовной вдруг оказалась тихая деревенская речка с чистым песчаным дном. Она разулась и ступила в воду; и ногам тотчас стало прохладно и легко. Она потихоньку заходила в реку, и приятная, освобождающая и освежающая прохлада медленно поднималась от ног к голове; Агния стояла по шею в воде, лицо ее овевал ветерок, а вода смывала с тела остатки жара. А Лике Казимировне снилось детство. Она каталась на санках, угодила в сугроб и почему-то никак не могла из него выбраться, просто сидела, тихонько плакала и замерзала. И вдруг пришел папа, поднял ее на руки, отнес домой, раздел и стал осторожно опускать в ванну с горячей водой. Ах, какие теплые руки были у папы, какой нежный пар поднимался от ванны, как мгновенно согрелись, коснувшись горячей воды, ледяные пальцы ног! Ее тело постепенно погружалось в воду, и нежное тепло поднималось все выше и выше по телу, и вот уже все оно согрелось и распрямилось в блаженной и теплой истоме. Димон, как ни отказывалась от его дальнейшей помощи Варвара Симеоновна, все-таки помог ей перенести к Агнии Львовне раскладушку и только потом удалился, на прощание заверив ее, что с Гербалайфом — он сказал «с Андреем» — все теперь тоже будет в порядке. Проводив Димона, Варвара Симеоновна прилегла отдохнуть на раскладушку и нечаянно уснула. Спала она недолго, всего с полчасика, но короткий безмятежный сон освежил и укрепил ее. Она встала, подошла к подругам и уже на глаз поняла, что температура у них спадает — пылавшее лицо Агнии остыло и стало просто румяным, а Ликино синее личико согрелось и порозовело. И лбы у обеих были покрыты мелкими капельками пота. «Наверняка вспотели, переодеть бы надо», — подумала Варвара. Они одновременно открыли глаза и тут же посмотрели на Варвару Симеоновну. — Варежка… — сказала Лика. — Варежка, я, кажется, умираю. Позови мне врача… — Варенька… — сказала Агния. — Варенька, я, кажется, всерьез заболела. Позови мне батюшку… — Ох, слава Богу, пришли в себя! Сейчас, сейчас, мои хорошие… Будет вам и священник, и врач, хоть милиционер — кто хотите! |
| Представительницей этой уходящей в небытие когорты была Агния. Стоило войти в храм молодой женщине, как старуха тут же ополчалась на только что преодолевшую психологический барьер беднягу. Все в вошедшей было, по мнению Агнии, не так – и одежда, и лицо, и мысли. Юбка слишком короткая, губы чрезмерно накрашены, а уж если еще и голова не покрыта – ну, это просто конец света! Жителям Содома и Гоморры легче было простить грехи, чем бедной прихожанке. Горе тебе, зашедшей в брюках в храм Божий поставить свечку! Горе тебе, приложившейся к иконе, не стерев с губ помады! Горе тебе, не надевшей летом чулок или колготок и блузки с длинными рукавами! Синим пламенем гореть грешнице в аду в жизни будущей, а в этой пылать от стыда перед теми, кто уже прошел Агниево чистилище. Что стояло за этой патологической нелюбовью? Зависть к молодости? Тоска по комсомольскому прошлому, когда она, комсорг кузнечного цеха, имела маленькую, но власть над людьми, и которой лишилась, выйдя замуж за пьяницу формовщика из соседней литейки, и он учил ее уму-разуму, таская за косы? Чужая душа – потемки… Никакие вразумления клириков и самого настоятеля не имели успеха. Отец Сергий много раз намеревался отстранить старуху от подсвечников, но не делал этого по причине особенной аккуратности Агнии – лучше ее никто не чистил подсвечники и мраморный пол, залитый после службы воском. Да и не было никакой гарантии, что отстраненная от обязанностей дежурной зловредная старуха не станет нападать на прихожан по-прежнему. Из храма же ее не выгонишь! – Молчи! – сурово хмуря брови, говорил настоятель. – Слышишь, Агния? Не умеешь с любовью к людям подходить, так хоть молчи уж! Не тут-то было. Старуха, безо всякого выражения уставясь в скандинавскую бороду отца Сергия, согласно кивала. Но стоило в притворе появиться более-менее современно одетой женщины, зомбированная Агния, забыв все на свете, устремлялась в атаку. Так и появилась вышеозначенная записка. Сторожа не преминули воспользоваться разрешением настоятеля и, случалось, выводили под белы руки разбушевавшуюся Агнию на паперть, где придерживали некоторое время, пока боевой пыл воинствующей старухи не остывал. |
| Правда, поначалу матушка как будто казалась недовольной и местом, и жильем. Когда ей предложили обосноваться в одном из саманных домов, построенных на несколько хозяев и очень низких, то она даже будто бы возмутилась: “Вот, я еще не ходила по сараям”. Человеконенавистник-диавол даже внушал матушке одно время вернуться назад в Новохоперск. Но по молитвам батюшки Севастиана все успокоилось и примирилось. Первые годы по приезде матушки Агнии Божественные службы проходили тайно, обычно ночью, так как отцу Севастиану еще не разрешали служить. Не было и церкви; лишь в 1955 году удалось официально зарегистрировать церковную общину в Большой Михайловке, на окраине Караганды, и начать переоборудование жилого дома в храмовое здание. Тут и пригодилось мастерство матушки Агнии, которая написала икону Спасителя с Евангелием для иконостаса и много других икон. По свидетельству Марии Немцовой, которая также вместе со своим отцом переехала в Караганду и часто посещала матушку Агнию, та писала иконы и для других церквей, открывавшихся вокруг Караганды. Вместе с тем матушка не забывала и о своих новохоперских знакомых Гусаковых, с которыми она переписывалась до самой своей кончины. В одном из писем она писала: “Милость Божия да будет с Вами! Дорогая незабвенная Зинаида Федоровна, шлю Вам искренний привет, а также Алексею Никитовичу с пожеланием Вам здоровья и душевного спокойствия. Батюшка архимандрит, отец Севастиан, посылает Вам Божие благословение и благодарит Вас за память. Вы поминаетесь о здравии за Литургией и Валю поминают также о здравии, и о упокоении Ваших родителей и Геночку. Долго я Вам не отвечала по своей немощи. Болею, пришла старость, ноги не хотят ходить, при этом еще очень болят, особенно ночью. Лекарства не помогают. Верно, пришло время потерпеть болезнь. Сижу дома, даже до церкви не дойду, а она совсем близко. Все ждала хорошую погоду, думала, будет лучше, но нет — все так же. Дорогая Зинаида Федоровна, спаси Вас Господи за Вашу память. Вы не забываете меня, только уж очень редко пишете, если бы почаще, лучше было бы. Помоги Вам Господи управляться со своим хозяйством при слабом Вашем здоровье, да еще эта лестница у вас (я вспоминаю, как она трудна для Вас…). |
| Мое здоровье идет под уклон: плохо с сердцем стало, и ноги от этого еще больше болят, но уже привыкла. Простите, желаю Вам всего наилучшего в Вашей жизни. С приветом Агния. 30 мая”. Неизвестно по каким обстоятельствам, но случилось так, что, несмотря на совет матушки Агнии не ехать к матери, Валентина Алексеевна все же ослушалась и вернулась в Новохоперск. Сын поступил учиться в мединститут, а она устроилась работать врачом в районную больницу. Но совместная жизнь с мамой, женщиной религиозных устремлений, для Валентины была очень тяжела. Часто она иронизировала над матерью, когда та постилась или же собиралась в храм, куда она всегда ходила как на праздник. Многое тогда Валентина недопонимала. Лишь после смерти Зинаиды Федоровны, когда и сама Валентина Алексеевна как будто “прозрела” и воцерковилась, она поняла, как тяжко согрешила, что не послушалась совета матушки Агнии. Да простит и нас милосердный Господь, что не живем по Его святым заповедям, не прибегаем всякий раз к Его угодникам за поддержкой и помощью, согрешая своеволием и гордостью. А ведь Господь — близ, Его избранные были, есть и будут во все времена. Примечания Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 8 июня, 2020 24 июля, 2019 29 июля, 2016 30 марта, 2016 29 марта, 2016 12 апреля, 2015 8 июля, 2013 4 мая, 2013 4 мая, 2013 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. |
| — Вы сейчас обвиняли ее брата в том, что он осуждает людей за глаза, а теперь обвиняете его в том, что он говорит правду в глаза. Как же говорить ее нужно? Мать Агния совсем вспыхнула. — Говорить надо с умом, — заметила она резко. — Да я тут, собственно, не вижу глупости. — Очень жаль, что ты не видишь неблаговоспитанности и мещанства. — Что ж, и мещане люди, тетя. — Да, люди, люди неблаговоспитанные, несносные, люди, вносящие в жизнь гадкую мещанскую дрязгу. — Стало быть, они совсем уж не того стоят, чем мы? — Совсем не того, чего стоят все люди благовоспитанные, щадящие человека в человеке. То люди, а то мещане. Лиза встала со стула, сделала ироническую гримасу и, пожав плечами, проговорила: — Не понимаю, как такой взгляд согласовать с идеею христианского равенства. — Не понимаешь? — Не понимаю. — Очень просто. Все мы равны перед богом. — Только-то? — И только. Мещанство всегда останется мещанством. — Как ты думаешь об этом, Женни? — спросила Лиза, стоя лицом к открытому окну. Но прежде, чем Женни успела что-нибудь ответить, мать Агния ответила за нее: — Геша не будет так дерзка, чтобы произносить приговор о том, чего она сама еще хорошо не знает. Глава шестая Молодой пересадок Большой монастырский колокол гудел и заливался, призывая сестер безмятежного пристанища к вечерней молитве и долгому, праздничному всенощному бдению. По длинным дощатым мосткам, перекрещивавшим во всех направлениях монастырский двор и таким образом поддерживавшим при всякой погоде удобное сообщение между кельями и церковью, потянулись сестры. Много их было под началом матери Агнии. Лиза села у окна в теткиной спальне и глядела на проходившие мимо ее черные фигуры. Шли тихим, солидным шагом пожилые монахини в таких шапках и таких же вуалях, как носила мать Агния и мать Манефа; прошли три еще более суровые фигуры в длинных мантиях, далеко волокшихся сзади длинными шлейфами; шли так же чинно и потупив глаза в землю молодые послушницы в черных остроконечных шапочках. Между последними было много очень, очень молодых существ, в которых молодая жизнь жадно глядела сквозь опущенные глазки. Новы были впечатления, толпившиеся в головках Лизы и Женни, стоявшей тут же за креслом подруги и вместе с нею находившейся под странным влиянием монастырской суеты. Веселый звон колоколов, розовое вечернее небо, свежий воздух, пропитанный ароматом цветов, окружающих каждую келью, и эти черные фигуры, то согбенные и закутанные в черные покрывала, то молодые и стройные, с миловидными личиками и потупленными глазами: все это было ново для наших героинь, и все это располагало их к задумчивости и молчанию. Наконец кончился третий трезвон; две молоденькие послушницы с большими книгами под руками шибко пробежали к церкви, а за дверью матери Агнии чистый, молодой контральт произнес нараспев: |
|
|
