| В этих словах раскрывается понятное отношение Богочеловека к нередким попыткам человека вовсе устранить установления небесные, заменив их человеческими установлениями. Разумеется, такие замены и подмены – греховны, по определению. Гораздо обычней, по-видимому, «уважительное» отношение к заповедям с одновременным «оттиранием» их на задний план. Во все времена, предшествующие пришествию Спасителя, на этом было построено все благочестие и вообще нравственное устройство фарисейское, которому они учили и народ. «Горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией; сие надлежало делать и того не оставлять» ( Лк.11,42 ). Таким образом, Евангельское Благовестие Иисуса Христа дает понять, что различные человеческие установления в ритуальной области и даже во многих нравственных сферах – не бессмысленны, что им должно быть свое место («сие надлежало делать»), но это место должно быть, безусловно, вторым, подчиненным божественным установлениям. Вся современная цивилизация в нравственном и в других отношениях построена как категориально, так и практически на «предании», т.е. на традициях. Одни традиции с течением времени, меняются быстро и заметно, другие – едва преобразуются в шествии веков; и то – скорее в их внутренних смыслах, чем в конкретных проявлениях. Общее направление, меняющее смыслы в этом отношении – в сторону увеличения секуляризации, т.е. отделения поведенческих проявлений от их религиозной основы. Даже понимание таких ценностей, как ценность человеческой жизни, утрачивает в секуляризирующемся обществе религиозный смысл и все более автономизируется. Но автономизирующиеся и секуляризирующиеся ценности и вовсе перестают быть ценностями: таковы мировые тенденции. Потому, например, в теперешние времена, все менее ценной становится и человеческая жизнь (даже и в стоимостном выражении). С позиции религиозной, в первую очередь, христианской этики, очевидно, что установления Божественные естественно предпочитать установлениям человеческим. Но чем больше общество (или личность) удаляется от непосредственного источника нравственного знания, живого и небесного, тем более внимания уделяется регламентации и предписаниям обычно мелочного характера, почти всегда имеющим человеческий источник (этика старообрядческого, вообще часто раскольнического направления). При этом те, кто настаивают на первостепенном исполнении комплексов подобных предписаний и видят в таком исполнении автономный смысл, обычно становятся врагами подлинно живого, религиозного нравственного устроения, а вместе с тем – и самого божественного источника этого устроения. Такие люди нередко, по слову Спасителя, будучи гонителями последователей верного устроения «будут думать, что они тем служат Богу» (Ио.16,2). Уже опыт первого и главного, так сказать «типового», «образцового» гонения такого рода – гонения вплоть до Голгофы фарисеями Христа, показали безусловную правоту этого Его пророчества. |
| А на путях этической автономии? Непостижимая «чистая воля» категорически требует себе подчинения – и чтобы как-нибудь ее осмыслить, Канту пришлось внести в число постулатов этического сознания – постулат бытия Божия, ибо сама в себе эта чистая воля сурова, непостижима. Все психическое приспособление к категорическому императиву не может пойти далее унылой amor fati. Кто ответит, зачем должны мы отдать всего себя, все дорогое и близкое непостижимой чистой воле, требующей безусловного исполнения долга? Где же та свобода, принцип которой положен в основу автономной этики, если эмпирический субъект вовсе не свободен, а приобщается к свободе лишь через безусловное подчинение императивам чистой воли! Правда, и в христианстве свободу можно найти лишь в Церкви, она не дана и здесь отдельному человеку, но в Церкви отдельный человек не теряет себя, а, наоборот, находит свое восполнение и питание. Должно признать, что Ницше был глубоко прав в своей борьбе с мистикой долга у Канта. Мы, живые эмпирические субъекты, мы хотим для себя свободы, а не для трансцендентального субъекта в нас; мы хотим не потопить свою личность в безличном трансцендентальном начале, но лишь связать ее с тем, что непреходяще и выше времени. «Независимая» этика, освобождая этическую жизнь от религии, разрывая связь нашу с Отцом нашим на небе, – отдает затем нас в плен непостижимому началу в нас. Для эмпирического субъекта остается одно – сжаться во всем составе своих движений и без остатка раствориться в чистом я. В эмпирической нашей жизни нет и не может быть свободы, здесь царит неотменимая, сплошная причинность, – между тем этическая задача, извнутри связанная с излучениями свободы, заключается как раз в переработке именно эмпирического нашего состава. Как эмпирическая личность, мы лишь объект, а не субъект этической деятельности, а началом, связующим две сферы в нас, является чувство долга – безусловная, безоговорочная преданность – «Категорическому императиву». Если этого нет, то в нас просто не остается ни одного грана этики, мы просто теряем свое достоинство и не можем противоставить себя «слепой» природе... |
| По определению Канта, религия есть этика с той особенностью, что заповеди последней при этом рассматриваются как веления Бога. Но можно и даже должно спросить, каков же этот Бог, если Он только и существует в этическом сознании, которое само себе довлеет? Не есть ли эта идея лишь ненужное удвоение нравственного закона, и не является ли поэтому недоразумением вообще отличать Бога от этического сознания, установляющего систему нравственных целей, постулирующего нравственный миропорядок? Этот неизбежный вывод «моральной теологии» и был сделан Фихте в известном «Atheismusstreit» . Нравственный миропорядок для Фихте и есть «божественное, которое мы воспринимаем». «Этот живой и действующий моральный порядок есть сам Бог, мы не нуждаемся в ином Боге и не можем иного постигнуть». «Понятие о Боге, как особой субстанции, невозможно и противоречиво». «Порождай лишь в себе сообразное долгу настроение, и ты познаешь Бога и, тогда как для ближних своих ты будешь представляться еще в чувственном мире, для себя самого ты окажешься в вечной жизни» . Если одни, ссылаясь на автономность этики, отожествляют с нею религию, то другие, исходя из той же самой автономности, хотят ее сделать от религии совершенно независимой. Таковы разные построения утилитарной, эволюционной, позитивной этики. Возможна ли такая этика «без санкции и долга»? Здесь нужно прежде всего сделать строгое различение между этикой и этосом, или нравственностью и нравами, т. е. воспитанностью, совокупностью полезных и выгодных навыков, известной дрессировкой, которая проводит столь глубокую разницу и между животными — культурными и прирученными. Из совокупности подобных навыков образуется то, что в новейшее время называется «гуманностью». Поведение, руководимое себялюбивым и холодным расчетом, может диктовать и партийную солидарность, и экономическую взаимопомощь. Но если иметь в виду не нравы, а нравственность, то кто же решится утверждать, что «цивилизованные» народы добрее и нравственнее нецивилизованных? Области этической оценки подлежит ведь только личное усилие, борьба и подвиг, а не безличная дрессировка, между тем как сплошь и рядом эти области смешиваются между собою и всякого рода утилитарная годность принимается за моральную ценность. |
| Э. является существенной составляющей христианского вероучения. Христианство не может отказаться от веры в Богочеловечество и в царство Божие, в конечную, совершенную победу Бога на земле – от верования, выраженного апостолом в 1Кор. 15:13 , и далее. Отдельные образы христианской Э. можно объяснять исторически, но основная ее идея, засвидетельствованная жизнью и смертью Иисуса Христа и всем Новым Заветом, начиная с молитвы Господней, представляет и до сих пор жизненный вопрос христианства – вопрос веры «во Единого Бога Отца Вседержителя». Есть ли мировой процесс безначальный, бесконечный, бесцельный и бессмысленный, чисто стихийный процесс или же он имеет разумную конечную цель, абсолютный (т. е. на религиозном языке божественный) конец? Существует ли такая цель, или абсолютное благо (т. е. Бог), и осуществимо ли это благо «во всем» (Царство Небесное – Бог все во всем), или же природа представляет вечную границу для его осуществления и само оно является лишь субъективным, призрачным идеалом? Христианство дает однозначный ответ. ЭТИКА (греч. ηθικ, от ηθος – обычай, нрав, характер) – учение о нравственности и человеческой деятельности, исходящее из понятий добра и зла. Христианская этика противостоит языческой, поскольку ее основной принцип альтруистический. Философская этика исследует обоснование и оправдание этических норм. Три главные задачи Э.: 1) выяснение свободы воли и природы совести как условий возможности нравственности; 2) выяснение понятия высшего блага как цели нравственной деятельности; 3) выяснение понятия добродетели как средства для осуществления нравственности. Как обозначение особой области исследования термин «Э.» впервые употребляется Аристотелем. От стоиков идет традиционное деление философии на логику, физику и этику, которая часто понималась как наука о природе человека, т. е. совпадала с антропологией: «Этика» Б. Спинозы – учение о субстанции и ее модусах. Этика – наука о должном в системе И. Канта, который развил идеи т. н. автономной нравственной этики как основанной на внутренних самоочевидных нравственных принципах, противопоставляя ее этике гетерономной, исходящей из каких-либо внешних по отношению к нравственности условий, интересов и целей. В XX в. М. Шелер и Н. Гартман в противовес кантовской «формальной» этике долга разрабатывали «материальную» (содержательную) этику ценностей. Из сравнения древних систем с новейшими явствует, что основным понятием у греков была добродетель, а в новой Э. – благо. Из русских сочинений по этике можно выделить: Дебольский Н. О высшем благе или о верховной цели нравственной деятельности. СПб., 1886; Соловьев В. С. Оправдание добра. М., 1899; Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991; Франк С. Л. Свет во тьме. Опыт христианской этики и социальной философии. Париж, 1949; Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. М., 1994. |
| Положительное раскрытие учения о Д. Кант связывал с построением новой метафизики, получившей в «Критике чистого разума» название этикотеологии (Moraltheologie), науки, соединяющей конечные результаты этики с теологией, в основу к-рой «как высшие цели существования» были положены «три идеи: Бог, свобода и бессмертие» (Т. 3. С. 365). В разработанной в этических сочинениях концепции автономной этики Кант особое место отводил учению о благе и блаженстве, свободе воли, присущей человеческой Д., совести как внутреннему мерилу помыслов Д. и поступков человека, моральному закону, к-рый «непосредственно определяет волю» (Критика практического разума//Соч. Т. 4(1). С. 396). В подчинении чистой воли закону Кант не усматривал отрицания свободы, поскольку сам моральный закон - «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу всеобщего законодательства» (Там же. С. 347) - своим источником имел практический разум человека. Отрицая гетерономную этику и считая, что мораль не должна зависеть от веры в Бога, Кант вместе с тем утверждал, что добрые поступки, совершаемые на основе морального закона, полностью согласуются с требованиями Божественных заповедей (Соч. Т. 3. С. 671), с верой в загробную жизнь, в божественный Суд и в воздаяние. Выводя из природы морали веру в Бога, Кант полагал, что постулаты чистого практического разума - бытие Божие и бессмертие Д.- основываются на безусловно-истинных заключениях. Игнорируя мистическую сторону христ. учения и церковной жизни, он все надежды возлагал на «моральную веру» и был убежден в том, что «для людей не существует другого спасения, кроме самого глубокого восприятия твердых нравственных начал в свой образ мыслей…» (Религия в пределах только разума//Трактаты и письма. С. 154). И. Г. Фихте , развивая нек-рые идеи Канта в направлении учения о едином разуме с его общими структурами и формами выражения, в своей работе «Факты сознания» считал традиц. разделение на Д. и тело иллюзией сознания, к-рую объяснял присущей «чистому мышлению» деятельностью творческого воображения, создающего образ Д. |
| Новости Репортажи Мониторинг СМИ Интервью Документы Фотогалереи Статьи Анонсы Анонсы Выставка «Кижи. Небесное послание». Москва Выставка «Тайны храмов эпохи Ивана Грозного». Москва Выставка «Сотворение мира. Произведения религиозного искусства XV – начала XX века». Москва Фестиваль «Весна духовная. На пути к Пасхе». Москва Концерты фонда «Искусство добра» в соборе на Малой Грузинской и на других площадках. Москва Выставка «Праздник Благовещения». Москва Выставка «Ars Sacra nova. От мифа к символу. Русская история и евангельские мотивы в творчестве художников модерна России и русского зарубежья 1900-1940-е гг.». Москва Открытие выставки «Данте, пророк надежды». Москва Пресс-конференция в преддверии Страстной седмицы и праздника Пасхи. Москва Концерт фестиваля «Свет Христов», посвященный 225-летию А.С. Пушкина, Москва Концерты фонда «Искусство добра» в Соборе на Малой Грузинской и на других площадках Открытие конференции «Люди и судьбы русского зарубежья». Москва Все » Мониторинг СМИ Правительство отправило религию в региональные школы 06.11.2009 12:28 Версия для печати Российское правительство определило регионы, в которых будет проводиться эксперимент по преподаванию религии в школах. Примерно половина из этих регионов – национальные, и представители образования надеются, что новый предмет поможет справиться с религиозной нетерпимостью. Правительство РФ определило 19 субъектов федерации, в школах которых в 2010—2011 годах пройдет эксперимент по введению комплексного учебного курса «Основы религиозных культур и светской этики». Распоряжение о порядке проведения эксперимента опубликовано сегодня, 5 ноября, на сайте правительства. Преподавать начнут в апреле Новый школьный курс будет включать такие составные части, как основы православной культуры, исламской, буддийской и иудейской культуры, а также основы мировых религиозных культур и основы светской этики. Предполагается, что ученики и их родители могут выбирать любой из этого списка предметов. Эксперимент, согласно распоряжению правительства, пройдет в 19 российских регионах: Калмыкии, Карачаево-Черкесии, Удмуртии, Чечне, Чувашии, Камчатском, Красноярском и Ставропольском краях, Вологодской, Калининградской, Костромской, Курганской, Новосибирской, Пензенской, Свердловской, Тамбовской, Тверской, Томской областях, а также Еврейской автономной области. Преподавать новый учебный курс начнут в апреле 2010 года в четвертых классах школ отобранных регионов. |
| 65.033 О первохристианстве Булгаков: Два Града, 173 примет царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него " (Мр., 10, 15; Мф., 18, 3; Лк., 18, 17). Слова эти, как и вся проповедь Евангелия, обращены ко всем, помимо всех случайных эмпирических различий: к ученым и неученым, молодым и старым, богатым и бедным, умным и глупым. Все они должны почувствовать себя в глубине своего сердца простыми, доверчивыми детьми, если хотят прийти к Небесному Отцу. Первохристианствои аскетизм Первохристиане вперяли свой взор в небо и мало замечали землю. Аскетизм ли это? В каком смысле можно говорить об аскетизме первохристианства, как и всего вообще живого христианства? Вопрос ставится здесь об аскетизме не как о начале этики (ибо в этом смысле он кажется мне совершенно неустранимым из христианской, да и всякой вообще серьезной этики, от Платона до Канта), но как о начале метафизики, о характере мироощущения. Да, в известном смысле первохристианство настроено, несомненно, аскетически. Первохристианская эсхатология своим практическим последствием имела аскетическое ослабление интереса к делам 65.034 О первохристианстве Булгаков: Два Града, 173 этого мира, который, употребляя вульгарное сравнение, представлялся наподобие станции с короткой остановкой. Однако эта острота эсхатологических ожиданий есть только особенная историческая форма того чувства непрочности и, главное, неокончательности теперешнего состояния мира как становящегося, которое свойственно самому существу христианской религии, и из нее неустранимо. Бог не как пантеистический, разлитый в природе разум или красота, не бeзлuчhaя namura sive Deus Спинозы, но живой личный Бог, Творец, Бог религии, а не одной лишь философии, науки или искусства открывается нам только в противоположении миру и в борьбе с ним. Автономный, замкнутый в себе, самодовлеющий мир безбожен, атеизм – его естественное состояние. Это не значит, конечно, чтобы в мире не было Бога и мир не отражал бы Его на себе как Его творение – мы далеки от этой нелепости и кощунства – но мир автономен, ему дано самостоятельное, самозаконное, так сказать, естественнонаучное существование, которое, по известному выражению Лапласа, не нуждается в гипотезе Бога, и нельзя узнать в нем личного Бога, если не прийти к Нему, прорвавшись через мир (transcensus) мистическим, непосредственным |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Историческая память поможет нам сохранить единство 15.10.2009 400 Время на чтение 5 минут Одной из новаций начавшегося учебного года в российских школах стало введение преподавания основ религиозной культуры и светской этики (пока, правда, в качестве эксперимента). О том, где и как предполагается проводить этот эксперимент, обозреватель нашего журнала Петр Цветов расспрашивал члена Совета Минобрнауки России по федеральным государственным образовательным стандартам, председателя Синодального отдела религиозного образования и катехизации РПЦ епископа Зарайского Меркурия - Преподавание основ религиозной культуры и светской этики начнется в этом учебном году, но не с 1 сентября: только весной 2010 года эти дисциплины появятся для четвертых классов (в последней четверти учебного года) средних школ. А с первой четверти нового 2010/11 учебного года к ним присоединятся пятиклассники. Всего в рамках эксперимента планируется охватить 256 тыс. учеников, а преподавать им будут 44 тыс. учителей. На данный момент в число 18 регионов, где пройдет этот педагогический эксперимент, включены Вологодская, Курганская, Свердловская, Тамбовская и Тверская области, Камчатка и Красноярский край, Калмыкия, Чувашия и Башкирия, Еврейская автономная область. В эксперименте не участвует Москва , но в него просится Новосибирская область. - Ваше Преосвященство, в прошлые годы в некоторых общеобразовательных российских школах уже велось преподавание православной культуры. Функционируют воскресные школы при православных храмах и государственные еврейские школы. Что нового в сегодняшнем эксперименте? - Действительно, уже накоплен положительный опыт преподавания основ православной культуры в большом количестве регионов: число общеобразовательных школ, в которых преподаются ОПК и (или) другие факультативы духовно-нравственной направленности, еще три года назад достигло 11 184. Но в прежние годы в разных местах это делалось по-разному: были разные методики, разные учебные пособия, даже сами названия учебного предмета отличались друг от друга. Проведение эксперимента преследует цель найти оптимальную модель преподавания, унифицировать учебный процесс. Ставится, например, задача написания единого учебника. Поэтому " экспериментировать " мы будем не над самой идеей преподавания религиозной культуры, которая за прошедшие годы себя вполне оправдала. А будем внедрять оправдавшие себя на практике формы и методы преподавания, подходящие модели подготовки учителя, удобные схемы организации взаимодействия участников образовательного процесса, вносить коррективы в содержание отдельных учебников и пособий. |
| Учение Канта о Б. было разработано в ряде этических сочинений, в первую очередь в «Критике практического разума», но уже в «Критике чистого разума» им были намечены границы и основные пути исследования понятия «Б.». Свое учение Кант называет здесь «этикотеологией», дисциплиной, относящейся к области, общей для этики и теологии; по существу под этим названием он имеет в виду философскую разновидность нравственного богословия. Кант считает, что этикотеология «неизбежно ведет к понятию единой, всесовершеннейшей и разумной первосущности» (Т. 3. С. 668),- к Богу, понимаемому как безусловное Б., и этим этикотеология отличается от малоубедительной в своих построениях и доказательствах рациональной теологии. Этикотеология строится Кантом как учение «автономной этики» , она в своих последних выводах выходит за границы нашего «феноменального» мира и средствами морали обосновывает необходимость признания существования умопостигаемого («ноуменального») мира - Бога, Царства Божия, бессмертия души, Страшного Суда, справедливого воздаяния и блаженства праведных. Соответственно, тема Б. в этикотеологии рассматривается Кантом в 2 планах - феноменальном (в мире явлений) и ноуменальном ( вещей в себе ). Последовательно проводимый в феноменальном мире принцип «автономии» человеческой воли, считает Кант, подводит к мысли, что в высшем для человека Б. «добродетель и счастье связаны между собой необходимо, так что чистый практический разум не может признавать первую, если к благу не принадлежит второе» (Т. 4. Ч. 1. С. 444). Полагая, что связь между добродетелью и счастьем должна иметь характер причины и следствия, Кант следующим образом формулирует антиномию практического разума: «…или желание счастья должно быть побудительной причиной максимы добродетели, или максима добродетели должна быть действующей причиной счастья» (Там же. С. 445). 1-е невозможно, ибо желание счастья как причина добродетельного поступка, согласно учению Канта о моральности и легальности, не может считаться моральной максимой; 2-е невозможно в нашем земном мире по причине отсутствия в нем необходимой связи (или соответствия) между добродетельными поступками и счастьем; по Канту, «нельзя ожидать необходимого и достаточного для высшего блага сочетания счастья с добродетелью в мире [даже] с помощью самого пунктуального соблюдения моральных законов» (Там же). |
| Но не менее существенно и другое: этика живет своими законами, не теми, которые заправляют другими областями бытия. Это никогда не следует забывать – иначе кантовские и гегелевские построения потеряют свой смысл и значение. Уже в «Критике чистого разума» роль этики в миросозерцании Канта определяется с достаточной ясностью, подобно тому как в «Феноменологии Духа» Гегеля без труда можно уже различить очертания его философии истории и философии религии. Но все-таки только в «Критике практического разума» выявляется в своем истинном и неприкрытом виде идея автономной этики. И надо думать, что Гегель, так самоуверенно и беспощадно критиковавший кантовскую этику, как раз ей наиболее всего обязан: она дала ему возможность оберечь заветы Спинозы, от которых он никогда не мог отказаться (sub specie aeternitatis seu necessitatis, которое он переводит словами «поклонение в духе и истине»), и вместе с тем сохранить ту торжественность настроения и речи, на которую дает право возвышенность и которая, на глаз торопящихся людей, сближает умозрительную философию, данницу ’Ανγκη, с религией. И точно, если какая-нибудь этика могла претендовать на эпитет «возвышенность» – то именно этика Канта. В ее основе лежит идея чистого, никогда ни с чем не смешивающегося долга. Часто приводятся знаменитые слова, которыми Кант начинает свое заключение к «Критике практического разума»: звездное небо над нами и моральный закон в нас. Но, по-моему, много замечательнее лирическое отступление из третьего отдела первой части той же «Критики»: « Долг! Ты возвышенное, великое слово, так как в тебе нет ничего угодливого, что льстило бы людям, но ты требуешь подчинения, хотя бы чтобы привести в движение волю, и не угрожаешь тем, что возбуждало бы естественное отвращение в душе и пугало бы, ибо ты только ставишь закон, который сам проникает в душу и против воли возбуждает уважение к себе (хотя и не всегда его исполнение) и перед которым замолкают все склонности, хотя бы они исподтишка ему противодействовали, – где же твое, достойное тебя, происхождение и где корни твоего благородного появления, в них же устраняется всякое родство со склонностями и только из них возникают условия того достоинства, которое люди могут дать себе сами?» Эта несколько, пожалуй, неуклюжая по своему словесному выражению попытка составить молитву из добытых «чистыми разумами» понятий не оставляет ни малейшего сомнения в том, что, собственно говоря, разумел Кант под этическим формализмом. |
|
|
