| Это не отзвук природной жалости, это любовь, возведенная на высоту абсолютного принципа. Этика с· характером автономной абсолютности, на высоте религиозного принципа – вот сущность Раскольникова, вот сила, пред которою уступает своеволие Наполеона. Гений и эстетика должны стушеваться пред немонументальною абсолютностью автономной этики. Неэстетично, и потому тяжело, в этом трагедия. Но это муки нового рождения, муки перерождения Наполеона в Алешу Карамазова, «Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет. Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ея; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир». Вместо зловредной вши, старушонки-процентщицы, родился человек в душе Раскольникова, не вынесшего преступления, потому что для него человек не вошь. На место монументальной эстетики великого своеволия новая красота внутренней силы, автономного разума. «Все мне позволено, но не все» я хочу. На место безграничного своеволия безграничное и свободное самоограничение. Наполеон, Торквемада, Робеспьер это образы прошлого, это зерно, которое должно сгнить в сердце Раскольникова, чтобы народился Алеша Карамазов. Они оправдываются в сердце Раскольникова, но оправдание прошлого не дает своеволия для будущего; оправдываясь как природное, эстетическое явление прошлого, эти образы исчезают в нравственной силе будущего. Понять Раскольникова как тип, слабейший Наполеона, значит возвратиться к Неронам и Робеспьерам. Нужно понять его как внутренне-сильнейший тип. «Все хорошо, говорил Кирилов («Бесы»). – Человек несчастлив потому, что он не знает, что он счастлив, только потому. Кто с голоду умрет и кто обидит и обесчестит девочку – хорошо» И кто размозжит голову за ребенка, и то хорошо; и кто не размозжит, и то хорошо... Должно не только терпеть, но и любить необходимое». Но ведь это только по отношению к прошлому, только созерцание прошлого, только мертвая точка настоящего, – для действия в будущем, для жизни нужно иное. |
| Высший принцип автономной морали – справедливость, – больше этого во имя разума нельзя требовать от человека. Нужно признать наиболее неосновательным в богословской критике автономной этики упрек в том, что ее принцип ограничен. Напротив, заслуга научной этики в том, что она «вместо того, чтобы преувеличивать размеры своей области, сама работает над ее ограничением». Морали нужна хотя бы ограниченная область, в которой она могла бы быть автономною. ее абсолютность, т.-е. автономия, чисто субъективного характера и относится лишь к основанию этики, но не к той ее стороне, которою этика обращена к общественности, не к содержанию ее. В заключение отдела о нравственности, мне хотелось бы не только указать на недостаточное раскрытие некоторых положений, требующих более специальной обработки, хотя я и старался держаться на почве, общей для разных направлений в этике, – но и сделать одно замечание. «У всего прекрасного в этом мире есть своя карикатура: у доктора шарлатан, у патриота бахвал, у верующего ханжа, у человека добродетельного лицемер, у бедняка тот вечно голодный волк, та прожорливая акула, какими являются люди, избравшие нищенство своим ремеслом». Я бы добавил: у духовного понимания религии – рационализм и у автономной этики – научно материалистическая этика. Говоря о разуме, как основе морали, мы отличаем разум от науки, имеющей своим предметом исключительно внешний мир, включая сюда и человека, как часть мира. Знаем опыты в обосновании этики путем такой науки, путем эмпирического знания 5 . Но мы говорим о разуме, обращенном на самого себя, образующем духовную личность. Говорить об автономной морали это не значит непременно считать единственным методом этики исторический, и все основательные возражения против этого метода в этике не могут быть приводимы против всякой мысли о независимой нравственности IV. Религия и нравственность в самом своем существе содержат основу для тесных взаимных отношений. В самом деле, если религия имеет целью самосохранение духа в мировом целом, а нравственность имеет своею целью его свободу в обществе, то очевидно религиозная и нравственная деятельность с субъективной стороны однородна и различается лишь по объекту. |
| критикует его, полагая, что найденные им принципы преодоления морали остаются в пределах все той же противоположности добра и зла. Вопрос о добре и зле наряду с вопросом о свободе Бога и свободе человека составляет основную проблему этики, однако Б. считает, что категории добра и зла имеют значение лишь в нашем падшем мире, возникли после грехопадения и представляют собой формы символизации бытия, но не само подлинное бытие. «Глубина бытия в себе, глубина жизни,- писал Б.,- совсем не «добрая» и не «злая»; не «нравственная» и не «безнравственная», она лишь символизируется так, лишь обозначается по категориям этого мира» (О назначении человека. С. 21). Следов., «по ту сторону добра и зла» нет никакого добра и зла и нет этики. Скрытая за этим пониманием логика имела как собственные основания, так и определенный литературно-философский контекст, в частности, одну из главных тем Шестова (ср.: Шестов Л. Афины и Иерусалим. П., 1951. Ч. 2. Гл. 14), а также, возможно, воззрения Оригена, к-рый считал, что при отсутствии зла «не будет различия добра и зла» (De princip. III 6. 3). Предмет и задачи этики, к-рая должна быть и онтологией, и аксиологией, и учением о личности, Б. понимает очень широко, она отождествляется со всей философией. Основное содержание «этики закона» составляет, по Б., дуализм добра и зла, «этики искупления» - любовь и сострадание, «этики творчества» - свобода и благодать. Этика Б. не автономна, не теономна, в ее основе отношение человека к Богу; и в меру понимания этого отношения складываются отношение к другому, «ближнему» и «дальнему», возможности коммуникации и преодоление онтологического одиночества человека («Я и мир объектов»). Б. считал, что его этика не этика пассивного восприятия надвигающегося на человека конца мира, а активного приуготовления Царства Божия; не этика только индивидуального спасения, но и восстановления всего сущего через человека. «Императивом… этики остается утверждение вечности, вечной жизни для каждого существа и для всего творения» (О назначении человека. |
| Завершая краткий обзор теорий абсолютной этики, нельзя не сказать о религиозной этике , представители которой стремятся дать теистическое обоснование нравственных ценностей и таким образом создать не автономную, а теономную этику. К этому направлению можно отнести этические учения неотомистов (Жак Маритен, Этьен Жильсон), протестантской теологии (Рудольф Бультман, Пауль Тиллих и другие), русской религиозной философии (Н. О. Лосский, С. Л. Франк, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев и другие). Ярким примером теономной этики ХХв. является нравственная философия Н. О. Лосского (1870–1965), которая восходит к теономной этике В. С. Соловьева и питается не только от православной традиции, но и от русской литературы XX в., особенно творчества Ф. М. Достоевского. Немалое влияние на формирование этического учения Лосского оказали нравственная философия М. Шелера и Н. Гартмана, исходивших, как и Лосский, из интуитивистской теории познания. В своей работе “Условия абсолютного добра” (1949) Лосский поясняет, что предпосылкой христианской теономной (заповеданной Богом) этики служит аксиологический опыт, непосредственное восприятие объективных абсолютных ценностей в связи с высокими чувствами, интенционально направленными на них 14 . Русский философ, как видим, опирается на эмоциональный интуитивизм М. Шелера для построения нормативной теономной этики. Лосский характеризует свою нравственную философию как этику Абсолюта. Абсолютное добро как верховная нравственная ценность, стоящая на вершине всей пирамиды ценностей, есть Царство Божие. Теономная этика Лосского отличается от автономной этики Канта тем, что ее нормы соответствуют воле Божией и строю мира, Им сотворенному. По своему характеру теономная этика есть этика любви, а не долга; как и Шелер, Лосский ставит “законы сердца” выше законов разума, хотя никогда резко не противопоставляет их. Аскетические мотивы кантовской этики долга Лосский считает важными для любого варианта христианской этики; более того, он видит положительное значение кантовской критики гетерономной этики, подчеркивая, что и теономная этика не является гетерономной. |
| В виду пропаганды автономной этики невольно вспоминаются следующие слова Спасителя: берегитесь говорит Он, лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы 84 ? Эти слова Божественного Учителя вполне приложимы к представителям и проповедникам автономной этики. Они выступают в роли поборников нравственности, а в действительности способны лишь вредить ей своим учением. Никак нельзя ожидать надлежащих нравственных плодов от тех, чья жизнь управляется принципами безрелигиозной этики. Всем, искренно пекущимся о нормальности своей нравственной жизни, не следует ли, поэтому, сторониться от пропагандистов автономной этики и отнюдь не ожидать добрых плодов от того, что проповедуется ими? Мы убеждены, что иного, кроме положительного, ответа не должно быть на этот вопрос. 1 См. наприм. 130 Моск. Ведомостей за 1890 г. и 2-ю кн. Вопросов философии и психологии за тот же год. 2 Из «светских» ученых и писателей некоторые, как, например, досточтимый Б. И. Чичерин, хотя и высказывались за связь нравственности с религией, но не брали на себя задачи прямо и систематически бороться с моральным автономизмом…. 3 Стран. 710–727 в 12 т. Encyclopedie des sciences religieuses (Paris 1882 г.) Что же касается до критики автономной морали в этой энциклопедии, то критику эту нельзя не признать в общем слабой.... 4 Истина бытия Божия остается непоколебимой даже и в том случае, когда указывают на предметы и явления, по-видимому, чуждые преднамеренного разумного плана. Так как огромное большинство предметов и явлений мира ясно свидетельствует о таковом плане, то мы не вправе принимать кажущееся отсутствие его за действительное, за несомненное, или должны допустить в данном случае влияние тварных свободных агентов.... 5 См. об этом на стран. 286–308 в нашем сочинении: Основные «религиозные» начала графа Толстого. 6 Не мешает заметить и следующее. Как натуралист, характеризуя тот или другой вид животного или растительного царства, останавливается не на уродливых экземплярах его, не на аномалиях, так и автономисты, говоря о представлениях разных народов и людей касательно божества, должны иметь в виду собственно нормальные представления, а не уродливые или болезненные. |
| В школах девятнадцати российских регионов начался курс основ религиозных культур и светской этики 1 апреля, 2010. Редакция " Правмира " С 1 апреля в школах 19 регионов России начинается эксперимент по введению курса основ религиозных культур и светской этики. Курс включает в себя шесть модулей: основы православной, исламской, иудейской и буддистской культур, основы мировых религий и основы светской этики. По данным ИТАР-ТАСС , по словам чиновников и разработчиков учебников, никакого отношения к «принуждению к вере» школьный курс «Основы религиозных культур и светской этики» не имеет. Каждый курс «направлен на воспитание познавательного отношения к религии и толерантности». При разработке учебников старались, в первую очередь, чтобы их содержание ни в коем случае не могло вызвать раскола внутри класса по конфессиям». В результате проведенных опросов, стало известно, что большинство родителей и учеников выбрали изучение светской этики. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 8 апреля, 2024 8 апреля, 2024 8 апреля, 2024 8 апреля, 2024 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. Мнение авторов статей портала может не совпадать с позицией редакции. Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе |
| Золотое правило призывает человека поставить себя на место другого и действовать по отношению к нему так, как бы ты хотел, чтобы он действовал по отношению к тебе. Другими словами, золотое правило обращается к человеческой личности и становится действительным в осознании другого как другого и в сочувствии ему. Это правило способствует сближению людей и отменяет чуждость и одиночество. Оно созидает единство и упраздняет разрывы. Но с принципами биоэтики не происходит того же: напротив, происходит обратное. Абсолютизирование первого принципа биоэтики, принципа независимости, не сближает людей, но делает их одинокими, не объединяет их, но разводит. Конечно, кажется, что этот принцип направлен на уважение ( σεβασμς) особенностей каждого человека. Но такая уважительность к человеку оказывается химерой. Ибо нельзя применить принцип независимости индивидуума тогда, когда общество нуждается в единстве, и нужны те, кто будет поддерживать это единство. Если абсолютизировать индивидуум, то общество разрушится. Поэтому сильные всегда выдвигали собственные стремления как объединяющий фактор общества. Эти их стремления должны ограничиваться законом, чтобы общество нормально развивалось. Но в плане этики абсолютизация независимости и выдвижение её на первый план за счёт всякой мысли об обществе и всякой общественной ценности приводит к хаосу и разладу. Конечно, и христианская этика отличается признанием независимости. Но независимость эта осуществляется не через противопоставление индивидуума обществу, но созревает как плод нравственной и духовной зрелости человека в соблюдении двойной заповеди любви. Человек становится независимым, когда сокрушает свой эгоизм, принимает в свои объятия ближнего и воссоединяется 230 со всецелым богочеловеческим бытием 231 . Так реально осуществляется совершенство человека как личности. В Православной Церкви вопросы биоэтики естественным образом ставятся в план христианской этики. Не нужно забывать, что с самого начала в нравственном учении Церкви рассматривались и биоэтические вопросы, как то аборты, эвтаназия и детоубийство 232 . Это означает, что вопросы биоэтики должны изучаться на том же основании и в той же перспективе, в какой и вопросы этики. Именно в этом контексте мы сможем говорить о христианской биоэтике. Следовательно, отличие биоэтики от церковной этики вовсе не означает автономности и независимости взгляда первой от последней, но только принципиальное различие в их методах решения проблем. То есть подход к вопросам биоэтики, как, впрочем, и этики, должен строиться на основе христианской антропологии и космологии. Необходимо рассматривать эти проблемы в свете обóжения человека во Христе и обновления мира. |
| Проблемы вызывает и та заявка на создание нового типа этики, которую достаточно сочувственно цитирует Пиама Павловна. Речь идет о том, что Николай Онуфриевич решил преодолеть по определению непреодолимую взаимопротивоположность этики автономнойи этики гетерономной в виде нового “синтеза”, который он предлагает в своей этике. Нормы этой этики, например, люби ближнего как самого себя не гетерономны, поскольку обязательны не потому, что на то есть приказ, хотя бы и высший, что “так заповедал Бог”, но потому, что они органичны для сознания каждого человека, даже и атеиста, и не автономны, а потому не отмечены “соблазном гордыни” кантовской нравственной философии, ибо в них нет “самозаконодательства”, и они “не творятся моей волей, а содержат в себе усмотрение объективной ценности должного” 50 . Логических шероховатостей в этой новой этике слишком много, чтобы оставить их незамеченными: 1) различия между этической авто номией и гетеро номией заключаются вовсе не в обязательном или добровольном характере соответствующих нравственных императивов (они в одинаковой мере добровольны и общеобязательны в обоих случаях), а в том, что понимается под источником нравственного сознания : человеческий практический разум (как у Канта) или Откровение (как в конфессиональных системах); 2) приведенные заповеди, например, о любви к ближнему, не существуют в человеке сами по себе, а имеют библейское происхождение, и то обстоятельство, что мы к ним привыкли (но отнюдь не интериоризировали, не при своили их, как полагал Николай Онуфриевич) означает их “естественность” не в большей степени, чем наша привычка к телефону — то, что он был у человечества всегда; 3) отличие “теономной этики” от автономной на том основании, что нравственные нормы не творятся моей волей, но содержат усмотрение объективной ценности должного, во-первых, логически, а во-вторых, фактически ошибочно: с одной стороны, Кант никогда не настаивал на том, что автономный практический разум не основывается на объективной ценности должного (ср. вторую формулировку категорического императива, по которой к любому человеку следует относиться только как к цели, а не как к средству, ибо его личность обладает непреходящей ценностью), с другой — если нравственные нормы “не творятся волей”, то изобретенная Лосским этика не имеет отношения к человеческой деятельности, а потому определению этики не соответствует. |
| Учение К. о постулатах практического разума обнаруживает одно из основных противоречий автономной этики. Построенная на принципе свободы человека, она безуспешно ищет обоснование нравственности в самом человеке и вынуждена прибегать к теоретическим конструкциям, не только не обладающим аподиктической достоверностью, но и лежащим за границами самой автономной этики - в области религии. Оба постулата, используемые для обоснования возможности бесконечного нравственного совершенствования личности, нравственности вообще и принципа соответствия в воздаянии и тем самым связанные с решением основных нравственных проблем человека и человечества, с необходимостью ведут за последними и окончательными объяснениями к религии. В своем желании толковать автономную этику как христианскую К. самому христианству приписывал характер автономной этики. Учение К. о свободе воли, моральном законе и постулатах практического разума представляет собой возрожденную в новой форме метафизику блага. Сверхчувственный мир, включая религию, согласно К., трактуется исключительно в нравственных категориях: «Сверхчувственная природа, насколько мы можем составить понятие о ней, есть не что иное, как природа, подчиненная автономии чистого практического разума. А закон этой автономии есть моральный закон, который, следовательно, есть основной закон сверхчувственной природы и чистого умопостигаемого мира, подобие которого должно существовать в чувственно воспринимаемом мире, но так, чтобы в то же время не наносить ущерба законам этого мира» (Там же. С. 363; Ibid. S. 43). При всех достоинствах этики К., обусловленных тем, что в основу ее была положена идея свободы, а чувственным склонностям человека противопоставлен моральный закон, открывающий путь к добродетельной жизни и святости, законническое понимание морали и полное игнорирование опыта, в том числе, религиозного, стали одной из причин того, что этика К. получила признание только благодаря глубоким размышлениям и оригинальным идеям, но не в качестве целостного учения о нравственности. |
| Заключение . В настоящем издании нашего сочинения мы старались с возможной обстоятельностью 83 и основательностью рассмотреть приводимые автономистами доводы и соображения в пользу окончательного и бесповоротного разрыва между нравственностью и религией. Но какой же общий вывод получается из всего, что нами сказано? Сводя к одному знаменателю изложенное в этом сочинении, получаем следующий вывод: автономная мораль, отрывающая человека от религии, от живого общения и единения с Богом в этой и в загробной жизни, через то самое безмерно вредить человеческой нравственности и истинно-человеческому счастью и таким образом служит злу. Кто из отечественных поборников и пропагандистов автономной этики не соглашается с таковым взглядом на нее, того снова приглашаем добросовестно и основательно опровергнуть все главное и существенное, что сказано в этом сочинении по адресу автономистов и их учения. Пока же не встретим в печати надлежащего опровержения наших взглядов и доводов, нравственно обязываемся в каждой книге, брошюре, журнальной или газетной статье, проводящей и защищающей автономную этику, видеть не иное что, как нравственно предосудительное посягательство на интересы человеческой нравственности и истинно-человеческого счастья. Равным образом, должен видеть зло и только одно зло в распространении безрелигиозной морали и каждый человек, разделяющий проводимое и защищаемое нами воззрение на органическую связь между религией и нравственностью и не встречающий добросовестного и основательного опровержения его. Могут, однако, сказать, что лучше проповедовать идеи автономной этики, чем быть вполне равнодушными ко всяким нравственным вопросам. Нет сомнения, что совершенное равнодушие к этим вопросам уже прямо низводит человека в сонм животных и представляет собой одно из самых возмутительных явлений. Но из этого никак не следует, будто бы распространение идей автономной, враждующей с религией, этики не было злом. Можно говорить только, что одно из этих явлений – наибольшее зло по сравнению с другим злом. Даже и то хорошее, что есть в учении более серьезных автономистов, отнюдь не может изменить и не изменяет дела. Во-первых, это хорошее – плод христианской религиозной этики, а, во-вторых, оно, оторванное от своих естественных корней и соединенное с противными ему элементами, изменяет свой характер и превращается в нечто вредное. А если мы возьмем во внимание, что преобладающее большинство представителей автономной этики исходит из начал или агностицизма, или материализма, или пантеизма, или деизма, то окажется, что и сами они косвенно узаконяют безразличное отношение к нравственным вопросам и лишь напрасно шумят о себе, как о радетелях человеческой нравственности. |
|
|
