| Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются... но ненасытимы во веки веков..». От угрызений проснувшейся совести есть только одно спасение - в прожигающем душу раскаянии. Но не так-то легко иным ответить на голос совести раскаянием. Ибо раскаяние предполагает победу над первоисточниками собственной злой воли, предполагает преображение духа. Человеческая совесть инстинктивно противится раскаянию, ибо источники греха теряются в глубине человеческой свободы. Впрочем, тема раскаяния настолько глубока, что мы здесь лишь указываем на место раскаяния в иерархии ценностей. Ибо раскаяние есть победа человека над собственным прошлым, есть эмпирическое доказательство недостаточности автономной этики, есть восстановление нарушенной иерархии перво-ценностей. Тем же, кто не способен к раскаянию и даже замуровал в себе наглухо голос совести, можно сказать лишь, что горе тем, кого не постигла Божья кара в этой жизни. Голос проснувшейся совести еще страшнее, когда уже нет возможности искупить содеянное. Ибо самые мучительные угрызения совести бледнеют перед тайной последнего Божьего суда. Недостаток места не позволяет нам раскрыть тему моральных санкций сколько-нибудь полно. Здесь перед нами развертывается тема бездонной глубины, может быть, самая насущная тема из всех возможных тем религиозной этики. И мы позволили себе кощунство коснуться этой темы лишь в самых общих чертах ради большей полноты набросанного нами эскиза иерархии ценностей. По существу же, эта глава должна бы стать не концом, а новым началом. Но, повторяем, технические обстоятельства не позволяют нам идти дальше. Ибо в противном случае наша книга могла бы так и остаться ненапечатанной. Автор был поставлен перед выбором: или углублять тему о зле и отложить печатание книги на неопределенное время, или оборвать ее на самом интересном месте. По человечески понятному нетерпению автор выбрал последнее. Пусть же не слишком бранят нас те, кто с полным на то основанием найдут нашу систему незаконченной и не до конца продуманной. Автор надеется, что в следующем издании, если будет в нем нужда, он сможет исправить самые непростительные недочеты. Сейчас же ему приходится представить сей труд в теперешнем его, пусть и незаконченном виде. Автор делает это с тяжелым сердцем, но где-то и когда-то нужно заканчивать. notes Примечания 1 |
| Разграничение между естественными и сверхъестественными Д. особенно отчетливо выраженное в католической традиции томизма и казуистики, вызывало протесты с противоположных сторон: с позиции веры можно было отрицать понятие естественной Д., приравнивая ее к «блистательному пороку» (Августин, считавший, что безупречно нравственное поведение вообще не вменяется человеку в заслугу) или ставя ее в полную зависимость от благодати (Иоанн Дуне Скот, Лютер) или предопределения (Кальвин), что приводило к нивелированию естественных и сверхъестественных Д.; напротив, с позиции рационализма или т. н. автономной этики можно было отрицать понятие сверхъестественной Д. как несовместимое с сущностью этического. Итальянский Ренессанс разработал концепцию «Д.» (virtu) как предельно полной реализации способностей человеческой природы; эта концепция, связанная с семантической двузначностью латинского слова «virtus» («Д.» и «способность»), была удалена не только от теологии, но и собственно от этики. Классификация Д. сама по себе, как прием формализации этических доктрин, постепенно теряет престиж вместе со схоластикой; уже голландский картезианец Гейлинкс характерным образом настаивал на том, что Д. — одна. Просвещение — последняя эпоха, пытавшаяся при отказе от санкции откровения все же строить этику последовательно по нормативистскому принципу, обращая против схоластики взятые у нее же, но переосмысленные и заостренные понятия естественного закона и подчинения воли разуму; и это последняя эпоха, для которой слово «Д.» играет роль важнейшего оружия в идейной борьбе. Спиноза отождествлял Д. с истинной природой человека, которая объяснима лишь из собственных законов («Этика», ч. IV, опред. 8), т. е. независима по отношению ко всему внешнему ей и утверждает в своем действии себя самое. В связи с понятием Д. Спиноза говорит о «пользе» человека (там же, ч. iV, предлож. 24), которую, однако, надо понимать в смысле, противоположном утилитаризму, даже моралистическому: «блаженство — не награда за Д., но сама Д.» (там же, ч. |
| В этой связи представляется многозначительным то обстоятельство, что само появление нравственного богословия (в секулярной среде ему соответствует расцвет этических систем) совпадает по времени и идет в ногу с ослаблением литургической жизни. Это, в общем-то, не ново. Пророк Амос произносит свое великое слово: «Милости хочу, а не жертвы» через сто лет после жертвоприношения пророка Илии, завершившегося немилосердным избиением «студных пророков». Но если в мифопоэтическом мышлении древних милость и жертва не только совместимы, но и совпадают (невозможно представить милостивого человека, не приносящего жертву), то в рационалистическом нового времени этика и культ становятся почти полярными величинами. Именно новое время со всей остротой поставило вопрос, актуальность которого обратно пропорциональна интенсивности сакрального сознания: возможна ли вообще гетерономная этика? Легкость христианского ответа (десять заповедей, «заповедь новую даю вам...»), к сожалению, – лишь кажущаяся. Ведь заповедь всегда рациональна, логически связна и дискурсивна, что является, конечно, отличительной чертой сознания человеческого, а не божественного. Форма заповеди такова: «делай то-то и то-то, чтобы тебе было хорошо» (Вт. 10:13), но что хорошо – оговаривать бессмысленно: предполагается, что Автор заповеди, будучи и Автором ее исполнителя, знает, что хорошо для последнего, лучше, чем тот сам. Вся гетерономия сводится, таким образом, к своеобразной дилемме: либо тебе будет хорошо, либо «смертию умрешь». В этом состоит величие ветхозаветной этики и ее превосходство над автономными системами, которые без конца тычутся в неразрешимую дилемму добра и зла. Две с половиной тысячи лет, прошедшие с тех пор, как буддизм впервые поднял знамя автономной морали, похоже, так и не научили человечество, что десакрализация бытия вместе с сомнительными достижениями (снятие трагичности существования, научный прогресс и т.п.) приводит к необратимой потере устойчивости относительно равновесия добра и зла. В сакрализованном мире такой проблемы вообще не существует: добро то, что направлено к совершению культа, зло – то, что этому препятствует. В сомнительных случаях затруднения можно разрешить, обратившись к прецеденту – они зафиксированы в мифологемах, – либо вообще бросив жребий – Небо не подведет. Появление и развитие этики – процесс, сопутствующий становлению, развитию «разумного», то есть понятийного мышления. |
| 18:3; Лк. 18:17 ). Слова эти, как и вся проповедь Евангелия обращены ко всем, помимо всех случайных эмпирических различий: к ученым и неученым, молодым н старым, богатым и бедным, умным и глупым. Все они должны почувствовать себя в глубине своего сердца простыми, доверчивыми детьми, если хотят придти к Небесному Отцу. 13. Первохристианство и аскетизм Первохристиане вперяли свой взор в небо и мало замечали землю. Аскетизм ли это? В каком смысле можно говорить об аскетизме первохристианства, как и всего вообще живого христианства? Вопрос ставится здесь об аскетизме не как о начале этики (ибо. в этом смысле он кажется мне совершенно неустранимым из христианской, да и всякой вообще серьезной этики от Платона до Канта), но как о начале метафизики, о характере мироощущения. Да, в известном смысле первохристианство настроено, несомненно, аскетически. Первохристианская эсхатология своим практическим последствием имела аскетическое ослабление интереса к делам этого мира, который, употребляя вульгарное сравнение, представлялся им наподобие станции с короткой остановкой. Однако, эта острота эсхатологических ожиданий есть только особенная историческая форма того чувства непрочности и, главное, неокончательности теперешнего состояния мира, как становящегося, которое свойственно самому существу христианской религии, и из нее неустранимо. Бог, не как пантеистический, разлитый в природе разум или красота, не безличная natura sive Deus Спинозы, но живой личный Бог, Бог религии, а не одной лишь философии, науки или искусства, открывается нам только в противоположении миру и в борьбе с ним. Автономный, замкнутый в себе, самодовлеющий мир безбожен, атеизм – его естественное состояние. Это не значит, конечно, чтобы в мире не было Бога, и мир не отражал бы Его на себе, как Его творение – мы далеки от этой нелепости и кощунства – но мир автономен, ему дано самостоятельное, самозаконное, так сказать, естественно-научное существование, которое, по известному выражению Лапласа, не нуждается в гипотезе Бога, и нельзя узнать в нем личного Бога, если не придти к Нему, прорвавшись через мир (transcensus) мистическим, непосредственным путем религии, актом дерзновения веры. |
| На Сахалине уволили учительницу музыки, оскорбившую девочку за невыученные песни 15 мая, 2019. Новостная служба Учителя уволили за грубое нарушение педагогической этики 15 мая. ПРАВМИР. В Южно-Сахалинске уволили школьную учительницу музыки, оскорбившую шестиклассницу. В результате служебной проверки учителя уволили за грубое нарушение педагогической этики, сообщили в администрации города. Накануне местные СМИ разместили аудиозапись с урока музыки, на которой слышно, как педагог оскорбляет ученицу за невыученные песни. «Очень жаль, что твоих предков спасли наши люди, которые воевали. Очень жаль, что ты родилась, а другие не были спасены и сожжены в печах»,— заявила учительница. Она также обозвала ученицу и весь класс дебилами. Прокуратура Южно-Сахалинска проводит проверку по данному факту. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 30 июня, 2014 5 сентября, 2018 12 ноября, 2018 5 апреля, 2024 14 марта, 2024 25 февраля, 2024 20 февраля, 2024 18 февраля, 2024 17 февраля, 2024 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. Мнение авторов статей портала может не совпадать с позицией редакции. Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе |
| Таким образом, «печаль яже по Бозе» есть тот вид скорби, который связывает временную жизнь с вечностью. Это очень существенно, ибо нравственный материал личности, ориентированный покаянно, возводит личностное бытие к живому знанию и переживанию вечности. Переживание скорби и радости, очищенное от психологичности, с особенной ясностью показывает это. Напротив, подобное переживание, но вполне психологическое, остается, – чисто земным, но в силу этого для объективного христианского сознания оно становится не вне этики, а прямо безнравственным. Это необходимо пояснить. Любое чисто психологическое переживание потому и является «чисто» психологическим, что оно не нуждается в Боге и в мире небесном, и уже в силу этого приобретает нравственно отрицательный характер, потому что отрицательно отвечает на нравственный вызов Бога, выраженный в первой заповеди – «возлюби Бога». Автономная психология имеет разные оттенки нравственного отрицания; наиболее частым является простое безразличие. Но в каждом из таких оттенков неизбежно отрицание небесной вечностной реальности. Даже наиболее плоские и сентиментально неопределенные христианские типы отношения к вечности, содержащие не более чем страх адских мучений и желание радостей райских наград – нравственно бесконечно выше равнодушных отрицаний вечности. Они призывают хоть к какому-то нравственному деланию, в то время как мотивы нравственной жизни помимо переживания вечности, утверждаются обычно либо во врожденных представлениях «по плоти и крови», либо опираются на этические представления определенных социальных слоев или литературные симпатии. Первое по своей природе является ветхо-греховным, второе ориентировано нередко на случайные, а то и просто нелепые понятия, берущие начало иногда в самых глупых преданиях. Напротив того, переживания даже и психологического рода, но осмысливаемые и прочувствованные с позиций христианской нравственности, в силу этого становятся нравственно несравненно более чистыми, да и сама осмысленность происходит с точки зрения вечности. Так, к примеру, психологическая особенность человеческой природы, которая, помимо всяких оценок, может быть квалифицирована как раздражительность, в христианском нравственном сознании рассматривается как выражение страсти гнева, обычно связанное еще и с осуждением, которому не может быть места в блаженной вечности. |
| – А что такое настоящая любовь? – Это нелицемерная любовь. Именно так именуется настоящая любовь в акафисте святителю Иоанну Тобольскому и всея Сибири чудотворцу. Подлинная любовь возникает не от движения плоти и крови, она — от Бога. Об этом свидетельствует апостол Иоанн Богослов: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4: 16). Другого источника любви нет. Душевно-телесные чувства, свойственные влюбленности, как правило, недолговечны. Они исчезают при первых же малейших испытаниях и трудностях. – Как прийти к вечной любви? – Трудиться над приобретением в своем сердце такой любви надо начинать с самого детства. Первыми помощниками в этом святом деле должны быть родители. Они, как никто, обязаны заботиться о том, чтобы добрые порывы души ребенка не разрушались страстями извне, с улицы, от плохих товарищей. Также родители своей постоянной заботой призваны развивать добрые начала в душе ребенка. Они должны научить своего сына или дочь помогать слабым, заботиться о несчастных, не лезть по любому случаю в драку, а уступать ближним, слушать и уважать старших. Лишь такое воспитание может научить человека любить не своекорыстно, а по-настоящему. Такая же миссия лежит и на школьных учителях. В школах, к сожалению, сейчас говорить о Боге не принято. Детей предпочитают воспитывать на постулатах так называемой автономной этики, а это приводит к тому, что дети очень легко идут на нарушение заповедей Божиих. Однако педагоги, которые считают себя верующими, могут существенно влиять на правильное формирование личности детей. Им не обязательно прямо говорить о Боге, чтобы не нарушать методические установки светской модели образования. Все они имеют прекрасную возможность при преподавании гуманитарных дисциплин правильно расставлять акценты, опираясь на евангельские ценности. Ведь истоки современной секулярной этики — в заповедях Божиих. – В наше время все же большая ответственность возлагается на родителей, чем на педагогов. – Как учит сама жизнь, светская автономная мораль оказывается недееспособной, если не принимать во внимание её источник. У каждого ребенка в меру его возраста и особенностей воспитания даже в самых идеальных (стерильных) условиях развиваются и умножаются душевные и телесные страсти. Соответственно, у юноши или девушки формируется искаженное представление о любви, о человеческих взаимоотношениях. |
| Все это ничуть не умаляет царственной природы красоты и не должно влиять на ее понимание, хотя этим, конечно, вносится элемент фактической обусловленности в трансцендентальный анализ чувства прекрасного. Страницы, посвященные Кантом анализу эстетического чувства, принадлежат симптоматически к числу наиболее у него интересных, ибо в них явно обнаруживается недостаточность его рационализма. Эстетическое чувство признается „совершенно неопределимым путем логических доказательств (Beweisgriinde), как будто бы оно было только субъективным» (Kr. d. Urt., Reclam, 145), и в то же время притязает на объективность и общезначимость, что приводит Канта к постановке вопроса: „как возможны синтетические суждения „а priori” в области эстетики”? Вкус поэтому становится у Канта „Vermögen”, „аналогичная разуму способность a priori оценивать сообщаемость (Mittheilbarkeit) чувств, которые связаны с данным представлением (без посредства понятия)” (160). Скепсис в отношении к самостоятельной постановке трансцендентальной проблемы религии однако может с большей правдоподобностью основываться на другом соображении. Возможно оспаривать автономность, первообразность религиозного сознания, признавать за религией лишь гетерономное существование в качестве производного качества или же преходящей ступени развития. Пример подобного отношения являет тот же Кант, который в число своих систематически распланированных критик, имеющих но мысли его исчерпать все основные направления и содержание сознания, не включил однако „критики силы религиозного суждения“, между тем как известно, что теория религии запрятана во все три его критики. И это потому, что он не признавал религии самостоятельной областью духа, а религиозного сознания совершенно особой, самобытной стороной сознания вообще, но рассматривал религию лишь в плоскости этики, считая ее как бы музыкой морали и, пожалуй, ея восполнением. Вне же этики религия, по Канту, не имеет, не должна иметь своего особого бытия: независимая от морали религиозность, непосредственное почитание Бога, связанное с положительной религией, неизменно клеймится Кантом как „Abgötlerei, Fetischmachen, Afterdienst” и под. |
| Под влиянием этих движений и отчасти в целях ослабления социализма принцип социальной политики был официально провозглашен германским правительством в 1881 г. Известное послание императора устанавливало принцип долга государства по отношению к его нуждающимся членам, не как простое проявление гуманности и христианства“, а как „задачу государственно-охранительной политики“ 641 . Здесь таким образом социальная политика представляется требованием не только этики и христианской морали, но и общественного блага, залогом благополучия и целости государства. Это было, говорит Сеньобос, развитием современной идеи о государстве, выводимое из христианской морали“ 642 . Таково происхождение этой идеи или нет, во всяком случае такое представление о задачах государства стало в настоящее время господствующим. Даже те социал-политики, которые требуют, чтобы социально политические идеалы не заимствовались из религии и этики, а были автономны, против указанного конкретного их содержания не делают возражений. Итак, социальная политика – вот тот путь, по которому твердым, хотя и медленным, шагом следует идти к разрешению социального вопроса. Что этот путь не есть утопия, это неопровержимо доказано теми крупными плодами, которых достигла она не смотря на свою молодость. В этом случае достаточно припомнить налоговый закон —303— в Пруссии, страхование рабочих в Германии, аграрную реформу в Ирландии. Этим испытанным путем следует идти к устранению социального зла и в России. На первой очереди при этом должны стоять заботы государства о малоземельном крестьянстве и рабочем классе. Аграрный вопрос 643 „Положение“ 19 февраля 1861 г., имевшее первоначальною своею целью создать для крестьян не только правовую, но и экономическую независимость, не достигло своей цели благодаря тем ограничениям, которые были внесены в него стараниями помещиков, не желавших расстаться ни с землей, ни с дешевой рабочей силой. То под давлением помещиков, то вследствие чрезвычайной высоты выкупных платежей, то под влиянием слухов о предстоявшем будто бы переходе всей земли в руки крестьян, последние сами, яко бы добровольно, отказывались иногда от узаконенных, без того уже урезанных наделов. Было много и таких, которые, польстясь на дарственную землю под усадьбу, совсем отказывались от наделов, так как продажная цена на землю была в то время раз в пять ниже оценки правительства. Вследствие указанных и некоторых других причин земельная обеспеченность помещичьих крестьян при их освобождении не только не повысилась, но прямо понизилась. По данным П. Семенова у крестьян шести губерний осталось лишь находившейся в их пользовании земли 644 . По расчёту проф. Серебрякова в 8 центральных губерниях осталось необеспеченными землей 11% крестьян и 54% скудно-обеспеченными, принимая за скудное обеспечение надел ниже 2 десятин. Особенно обидно было положение помещичьих крестьян. В то время как средний надел для 50 губерний Европейской России в 1860 году у бывших государ- |
| При этом обычай, которым определяется и общественный строй, и личное настроение, распадается на личную нравственность и общественное право. Однако эти области не разрываются, но, различаясь, развиваются в тесной связи. Моральное сознание, раскрываясь индивидуально, стремится воплотиться в общественном строе, которым реализуется минимум нравственности. Оторванное от общественного строя, заключённое в изолированном индивиде, моральное сознание погибает вместе с физической жизнью уединённого индивида. Но, с другой стороны, и право заинтересовано не в том только, чтобы воплотить минимум морального сознания передовых членов общества, но и дать свободу личного этического развития. Право – это маховое колесо, которое регулирует моральную энергию лица при передаче её общественной массе. Мораль – это активно-прогрессивная сила; право – консервативная. Если мораль бессильна в жизни, не воплощаясь в праве; то и право, не развивающееся за сознанием передовых умов, пророков общества, вопло- —311— щая в начале минимум морали, должно обратиться, застывая, в тормоз морального развития общества. При такой тесной связи этики с социальными науками, можно однако настаивать на самостоятельности этики, поскольку она имеет дело не с воплощением этических начал в социальном строе, не с передачей личной энергии на толпу, а с самыми этическими идеалами. Развитие морали выражается в переходе от инстинктивных начал общественной жизни к морали разумно-автономной. Это весьма сложный процесс. В полный объём разумно-этической автономии входит понятие человеческого достоинства, или вообще человека, независимо от племенной или народной принадлежности. Это понятие выработалось с величайшей медленностью, в непременной зависимости от этнографического горизонта, от постепенно расширяющихся дружественных сношений народов между собой, пока они фактически не объединились, или почти объединились в одной общечеловеческой семье. Известно об ограниченности в этом отношении всех древних народов, из которых каждый считал своих соседей варварами. |
|
|
