| Один знакомый показывает ему статью из „Московских Ведомостей», где говорится о пьянстве и лени русского рабочего народа. К лени же приучают слишком большие наделы у крестьян. Автоном пишет чрезвычайно интересное рассуждение на эту тему; он тщательно разбирает сделанное газетой обвинение, попутно в ярких красках очерчивая бедственное правовое и экономическое положение русского крестьянства. Он очень резко обличает виновников этих бедствий, каковыми считает образованные классы. Никаких различий он не делает; каждый интеллигент для него эксплуататор. В нем еще сильна закваска „морализированного народничества», с которой он познакомился через толстовцев. Он восстает против „образованных» людей, против культуры, которая творится за счет народных масс, которым остаются в удел тяжелый труд, голод и холод. Какая польза в прогрессе, раз плодами его пользуются лишь немногие „просвещенные» люди, a „девяносто миллионов» полудиких людей голодает? „Нас обвиняют в том, что мы не живем так, как подобает жить человеку, а, так сказать, влачим самую жалкую жизнь в грязи и невежестве, почти ничем не лучше рабочего скота. Они называют нас лентяями... Все ведущие трудовую и почти скотскую жизнь, спросите у наших близоруких и даже жестоких обвинителей: правда ли то, что мы лентяи? Пойдемте в поле: там нет ни одного дворянина. Давайте пройдемся и по улицам города, где производятся постройки, и спросим работающих, кто они такие? И тут непременно окажется, что все рабочие то крестьяне, то мещане: и тут нет ни купцов, ни дворян, ни духовенства. Пойдемте дальше: вот недалеко завод; спросим там, не окажется ли хоть на заводе дворянина, купца, духовника; и тут из этих людей нет ни одного... Вы поступаете жестоко, обвиняя в лени нас, ведущих трудовую жизнь... Если мы не работаем физически, то мы работаем умственно, – возразят мне. Это верно, но мы скажем, что физический труд невыносимо тяжелее, поэтому и мы бросим его и тоже захотим работать умственно, тогда результатом этого, само собой, разумеется, будет то, что и вы, и мы погибнем от голода и холода... |
| Святой Севериан был повешен на стене с привязанным к ногам его камнем. Изображение: На стене укрепленного города два воина вешают святого; к ногам его привязан большой камень. 10. Святые мученицы Минодара, Митродора и Нимфодора засечены были прутьями. Изображение: Святые жены лежат на земле, обнаженные до пояса, головы их повязаны платками; три воина секут их прутьями. 11. Святые Диодор, Диомид и Дидим засечены были воловьими жилами. Изображение: Диодор, старец, Диомид и Дидим, юные, с едва показавшимися бородами, лежат на земле, изъязвленные с головы до ног; три палача секут их воловьими жилами. 12. Святой Автоном умерщвлен был палками и камнями. Изображение: Святой, в первых летах мужества, с круглою бородою, стоит на коленах, простерши руки к небу; четыре воина побивают его: одни камнями, другие палицами. 13. Святые Кронид, Макровий, Леонтий и Серапион потоплены были в море. Изображение: Среди моря с малого судна воины бросают святых в воду. Макровий, до половины свешенный за борт старец; Кронид диакон – юн, остальные – с проседью. 14. Святой Феоклес усечен был мечом. Изображение: Святой юный, без бороды, лежит на земле, обезглавленный; подле него стоит палач с мечом. 15. Святой Никита сожжен был огнем. Изображение: В горящем костре св. Никита, юный, с бородою едва показавшеюся, стоит, подняв глаза и руки к небу; два воина подкладывают в огонь дрова. 16. Святая Евфимия, отданная на съедение медведям и львам, предала дух свой Богу, быв невредима ими. Изображение: Среди львов и медведей св. Евфимия стоит на коленах, подняв глаза и руки к небу. 17. Св. Вера, Надежда, Любовь и матерь их София усечены были мечом. Изображение: На горах видны дома и подле них святые мученицы: две лежат на земле обезглавленные, а две на коленах преклоняют головы свои под меч палача. 18. Святые София и Ирина усечены были мечом. Изображение: Обе жены лежат обезглавленные, их палач влагает в ножны меч свой. 19. Святые Трофим и Доримедонт были усечены мечом, а Савватий убит палками. Изображение: Трофим, юный, с едва показавшеюся бородою, лежит обезглавленный; Доримедонт, без бороды, стоит на коленах; руки его связаны назад; палач усекает его в выю; а Савватий лежит навзничь, изъязвленный от головы до ног; подле него видны два воина с палками; один бьет его, а другой поднял палку. 20. |
| Бомбардир Петр Алексеев плыл во главе каравана на Лефортовой многовесельной каторге. По пути хлебнули горя. Лодки, струги и паузки, построенные купечеством и государевыми гостями, текли и тонули. В туманные весенние ночи блуждали в разливах, на мели. В Нижнем-Новгороде пришлось пересесть на волжские барки. Петр писал Ромодановскому: «Мин хер кениг… За которую вашу государскую милость должны мы до последней капли кровь свою пролить, для чего и посланы… О здешнем возвещаю, что хлопи ваши, генералы Автоном Михайлович и Франц Яковлевич, со всеми войсками, дал Бог здорово… И намерены завтрашнего дни идтить в путь… А мешкалы для того, что иные суды в три дни насилу пришли… Суды, которые делали гости, гораздо худы, иные и насилу пришли… А из служилых людей по се число умерло небольшое число… За сим отдаюсь в покров щедрот ваших… Всегдашний раб пресветлейшего вашего величества Бом Бор Дир Петер». Не останавливаясь, проплыли мимо Казани, где разлив омывал белые стены. Миновали высокобережный Симбирск и городок Самару, в защиту от кочевников обнесенный деревянным частоколом на земляных раскатах. За Саратовом травянистые берега утонули в солнечном мареве, голубая река текла лениво, степной зной дышал, как из печи. Петр, Лефорт, Алексашка и князь-папа, взятый в поход для шумства и пьянства, — целыми днями курили трубки на высокой корме каторги. Казалось, — когда поглядывали на многоверстный караван судов, поблескивающих ударами весел, — что продолжается все та же веселая военная потеха. Что за крепость Азов? А как ее воевать? Про то хорошо не знали: на месте будет виднее. Князь-папа, пьяненький и ласковый, говаривал, сдирая ногтями шелуху с сизого носа: — Дожили мы, сынок… Давно ли я тебя цифири-то учил… На войну поплыли… Ах ты, мой красавец… Лефорт дивился роскоши и величию реки — без конца и без краю. — Что король французский, что император австрийский, — говорил он, — о, если бы побольше у тебя денег, Петер… Нанять побольше инженеров в Европе, побольше офицеров, побольше умных людей… Какой великий край, дикий и пустынный край!.. |
| Посему-то св. тайновидец говорит: блажени мертвии, умирающии о Господе ( Апок. 14, 13 ). – Не таково состояние умирающих грешников. Когда смерть начнет смежать их телесные очи, тогда отверзутся у них духовныя, которые доселе омрачены были греховною тьмою, и – что им тогда откроется? В прошедшем они увидят свои пагубные заблуждения, гнусные обманы и тяжкие неправды, достойные проклятия и кары небесной. В будущем представятся им все ужасы мучений, их ожидающих, явится грозный Судия и отзовется страшный приговор, осуждающий их на вечные страдания в геенне огненной. О, какая скорбь и какой ужас должны объять тогда душу их!.. Смерть грешников люта! ( Пс. 33, 22 ). г) После сна человек пробуждается и восстает с ложа своего с укрепленным телом, для новой деятельности. Так точно и по смерти все мы пробудимся и восстанем из гробов своих с новым – нетленным телом, для новой нескончаемой жизни. В этом уверяет Сам Бог в откровенном Своем слове. Грядет час, говорит Спаситель, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут ( Иоан. 5, 25 ). Для всех тогда настанет безконечная жизнь, в которой праведники будут вечно блаженствовать, а грешники вечно страдать, без всякой отрады, без всякой надежды на избавление от лютых мучений ( Мф. 25, 46 ). III. Зная такое сходство сна с смертию и размышляя о нем, мы можем извлечь для себя следующее назидание: а) Смерть, как и сон, неизбежна для нас: поэтому всякий раз, как будем отходить ко сну, припомним о том, что некогда смерть так же закроет наши очи, как смежает их сон, и, может быть, та самая постель, на которую мы ложимся для отдохновения, сделается смертным нашим ложем. А помня и размышляя об этом, будем непрестанно приготовляться к смерти и заботиться о том, чтобы жизнь наша после нея была блаженна. б) Смерть, как и сон, повергая нас в безчувственность, не прекращает нашей жизни : поэтому не будем страшиться, когда Господь пошлет ее нам, не станем и безутешно скорбеть, когда она постигнет наших друзей и кровных. Напротив, будем взирать на нее спокойно и благодушно, как на премудрое и благое распоряжение Божие, необходимое для упокоения земных тружеников и переселения их в другую – лучшую жизнь. |
| Мы во сне живем, как в бодрственном состоянии: ибо и тогда душа наша мыслит, чувствует, желает и даже приемлет впечатления от внешняго мира. Это доказывают наши сновидения и те откровения, которые многократно давал Бог людям во время их сна ( Быт. 20, 3, 28, 12–13 . Матф. 2, 13, 27, 19 ). – Так точно и смерть, прекращая действие телесных наших органов, разрушая союз тела с душею и разлагая первое на составные его части, не лишает нас дыхания жизни ( Быт. 2, 7 ), – не уничтожает души нашей, которая и по смерти нашей продолжает жить, только в другом – духовном мире. Находясь в теле, она заключена в нем, как в темнице; а поэтому, как узник, освобождаясь из темницы, не умирает, но как бы оживляется и радостно спешит к своим родным и знакомым: так и душа, отрешившись от тела, устремляется в сродный ей мир, парит в царство духов, для новой жизни в лике бессмертных. в) Сон, для всех естественный, не у всех одинаков. Кто целый день бодрствовал, усердно трудился, вкушал и пил умеренно; кто здоров телом, спокоен духом, мирен в своей совести: тот обыкновенно наслаждается сном легким и приятным. Напротив, кто провел день в праздности и дремании, или обременил себя излишними яствами и напитками; кого мучат недуги, волнуют страсти и угрызает совесть: тот очень часто страдает ночью от бессонницы, а если засыпает, то сон его бывает тяжел и беспокоен. – Так точно и смерть не для всех одинакова. Кто в продолжение своей жизни бодрственно трудился в исполнении заповедей Божиих и своих обязанностей; кто провождал ее в строгом воздержании от сластей мира сего, не растлил себя грехами и не возмутил своей совести неправдами, тот будет иметь мирную, блаженную кончину. Такой человек, нисходя во гроб, радостно может сказать с апостолом: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия ( 2Тим. 4, 7–8 ). Он узрит и Самого Отца небеснаго, милостиво взывающего к нему: рабе благий и верный, вниди в радость Господа твоего ( Матф. 25, 21 ). |
| Хлестаков. Да… так вы служили уже давно?.. Растаковский. Находился во время осады под Силистрией, в 773 году. Очень жаркое было дело. Турок был вот так, как этот стол, перед нами. Я был тогда сержантом, а секунд-майор был в нашем полку — не изволите ли вы знать: Гвоздев Петр Васильевич? Хлестаков. Гвоздев? какой это? Растаковский. Петр Васильевич. Он был по высочайшему повелению покойной императрицы переведен потом в драгуны. Хлестаков. Нет, не знаю. Растаковский. Я так и полагал, что вы не знаете, потому что уж более тридцати лет, как он умер. Вот здесь не далеко, верстах в двадцати от города, осталась его внучка, что вышла замуж за Ивана Васильевича Рогатку. Хлестаков. За Рогатку? Скажите! Я этого совсем не полагал. Растаковский. Дас, Рогатка, Иван Васильевич. — Так турок стоял перед нами вот так, как бы этот стол. Зима и снег и сумятица была такая, как в том году, когда француз подступал под Москву. В нашем полку был тоже секунд-майор Фухтель-Кнабе, немец. Звали его Сихфрид Иванович, но генерал-аншеф тогдашний, Потемкин, велел переименовать: “Ты,— говорит,— не Сихфрид, а Суп,— так будь ты Супом Ивановичем”; и с той поры так и осталось ему имя Суп Иванович. Так этот Суп Иванович и секунд-майор Гвоздев, о котором я говорил, были посланы за фуражом. К ним был прикомандирован я и еще квартирмистр, если изволите знать,— Трепакин, Автоном Павлович: он также, я думаю, уже будет лет двадцать пять, как умер. Хлестаков. Трепакин? нет, не знаю. А вот я хотел бы попросить у вас… Растаковский (не слушая). Видный мужчина, русый волос, золотой аксельбант. Ловко танцевал польский. Хлопнет, бывало, рукою и отобьет пару у самого полковника, и как только девушки… хе, хе, хе… У нас бывали тогда палатки; и как только заглянешь к нему в палатку… хе, хе, хе… там уж сидит, и на утро денщик выводит, как будто драгуна, в треугольной шляпе… хе, хе, хе… и портупея висит, хе, хе, хе… Хлестаков. Да, это подобная история с моим знакомым, одним чиновником, который очень выгодно служит. Сидит он в халате, закурил трубку, вдруг к нему приходит один мой тоже приятель, гвардеец, кавалергардского полку, и говорит… (Останавливается и смотрит между тем пристально в глаза Растаковскому.) Послушайте, однако ж, не можете ли вы мне дать сколько-нибудь взаймы денег? Я в дороге истратился. |
| О Книпере и других шведах; не пускать их в Немецкую слободупастора для молитвы дать им на дом. Книпера не худо и отпустить, ибо он только что в России не родился и есть лучший для шведов шпион etc. Целию посольства в Лондон был мир со Швецией. NB (Смотри Инструкцию в Голикове, ч. II.-352). Pierre faisait bon marché d’Auguste. Il ne demandait pas mieuz à ce qu’il parait d’élire un autre roi (с согласия союзников), мира же хотел он искренно и готов был заключить его на одном даже условии: иметь единый порт на Балтийском море. Вообще инструкция есть chef d’œuvre дипломатии и благоразумия. Петр, отправя под Выборг войско под командою генерал-майора Брюса и бригадира Шонбурга, дал им инструкцию, которая сделалась законом. Петр подписал ее 3 октября. Пред отъездом своим в Выборг Петр послал к Меншикову бланкет и 4 октября отправился в путь. За милю от Выборга неприятель в двух шанцах при двух пушках остановил наш авангард при переправе. Но русские заняли шанцы, пушки взяли и неприятеля прогнали. Пехота пришла под Выборг 12-го числа. Петр писал виц-адмиралу Крейсу, чтоб он отправил пять или более бригантин в море до Беркен-Ейланта для перенятия семи шкут, вышедших от Выборга etc. Того числа. отряженные Преображенского полку сержант Михаил Щепотев, бомбардир Автоном Дубасов и флотские офицеры Скворцов и Синявин на пяти лодках с 48 солдатами вместо купеческих судов напали в туман на адмиральский военный бот «Эсперн» и оным овладели, побив 5 офицеров и 73 солдата, остальных заперли под палубу. — Синявин и 4 других одни остались живы. Петр тела их препроводил в Петербург и приказал Зотову погребсти с воинским торжеством. Осадная артиллерия стала на дороге в глубокой осенней грязи. Воинским советом положено поворотить ее в Петербург, а под Выборг привезти одни мортиры. 22 октября началось бомбардирование, продолжавшееся четверо суток. Но за неимением артиллерии и морских судов положено оставить осаду до весны. Петр досадовал на тех, которые ему не доставили настоящих сведений о местоположении Выборга. |
| Шведский флот приготовлялся вновь напасть на Архангельск; Петр поехал туда с царевичем Алексеем и с пятью батальонами гвардии. Он укрепил устье Двины да на взморье заложил новую крепость Новую Двинку. Он помышлял о взятии Ноттенбурга (Шлиссельбурга) и послал указ князю Репнину (куда?) с дивизией его и с двумя баталионами гвардии идти к Ладоге (откуда?), повелев туда ж отправить и артиллерию. В Троицын день спущены им 2 фрегата, сделанные английскими мастерами. Заложены новые. Петр осматривал с обыкновенным любопытством, даже посещал и простые холмогорские барки, разговаривая с мужиками (анекдот о разбитых горшках, рассказанный Ломоносовым). Из Архангельска писал Петр к Апраксину, уведомляя его о спуске фрегатов и о строении корабля «Св. Илии», посылал собственноручный чертеж Таганрожской гавани, уведомлял, что Автоном Головин набрал вольницы 2.330, а жен, детей и стариков их (4390 ч.) отправил на Воронеж. (Петр повелевал Апраксину их упокоить.) Корабли приказывал вывести на Дон, торговлю таганрожскую устанавливает, советует подкупить турецких чиновников, ибо пистоли и в Европе много пользуют. По жалобе Ная на виц-адмирала (?) повелевает Наю не находиться в ведении виц-адмирала — etc. etc. (от июля 5, 27 и августа 5. Одно без числа). Шереметеву предписывал воспользоваться недосугом Карла XII. Шлиппенбах снова собрал сильный корпус, всячески уклонялся от сражения, но Шереметев, достигнув его за рекою Амовжею, разбил его у мызы Гумоловой. Шлиппенбах бежал к Пернову, но Шереметев его догнал и снова разбил. Шведов (кроме погибших в лесах и болотах) убито 5490, пушек взято 15, знамен 16, штаб- и обер-офицеров 13, унтер-офицеров и рядовых 302. Наш урон — 411 человек. Вследствие сего города, крепости и укрепленные мызы Мариенбург (в коем было 2500 гарнизону), Валмер, Трикат, Кригедербен, Гемелтлай etc. — взяты и разорены. В Мариенбурге взята Катерина, впоследствии императрица. Более 600 мыз и деревень были выжжены нерегулярным войском по рижской дороге. Наши доходили до самых рижских ворот, где разбит был шведский отряд под начальством сына губернаторского. |
| Говорилось о необходимости активной борьбы со злом: духовная жизнь должна быть не на словах, а на деле, – она должна выражаться в защите угнетенных. Когда вопрос шел об организации общины, чуть ли не главнейшим мотивом ее необходимости была выставлена возможность более успешной борьбы при помощи ее с народной темнотой и безграмотностью. Толстовские идеи при таком „боевом» настроении действительно отзывались каким-то книжным романтизмом. Социально-экономические вопросы, составляющие первооснову жизненных интересов в крестьянской среде, отодвигали на задний план проблему „абсолютной свободы человеческой личности для жизни в Боге». Яркой иллюстрацией сказанного являются автобиографические записки одного из русских сектантов, которым посвящен следующий очерк. («Русские Ведомости»). 3. Автоном. (К характеристике идеологии современного сектантства) Рационализм является доминирующей чертой в русском сектантстве. Мистическая экзальтация, влекущая человеческий дух в атмосферу туманных высот даже в период острых религиозных исканий, отнюдь не свойственна народным массам, как может это показаться на первый взгляд при сравнении идеологии народного сектантства с миросозерцанием представителей религиозного разномыслия в интеллигентских кругах. Мистицизм в народной среде в значительной степени удел разочарованных, погруженных в глубокую апатию; это временное следствие окружающих ненормальных условий. Но и пессимизм явление скоропреходящее. Религиозный экстаз, присущий, быть может, отчасти каждой вновь нарождающейся сектантской ячейке, в огромном большинстве случаев быстро исчезает при столкновении с реальными условиями русской действительности. В деревне, где идет в точном смысле слова повседневная борьба за существование, борьба за „реальные» блага, критика существующего общественного строя через призму евангельского учения, дающая разительное противоречие между идеалом и действительностью, неизбежно переносит центр тяжести в область, значительно отдаленную от проблемы „абсолютной свободы человеческой личности для жизни в Боге». И таким образом сектантская доктрина, выросшая на почве евангельского учения, преломляется в жизни в доктрину почти исключительно социально-экономическую; ту же судьбу неизбежно переживает проповедь непротивления злу, учение о царстве Божием, находящемся «внутри нас», и т. д. Эту эволюцию в развитии идеологии большинства групп, принадлежащих к рационалистическому сектантству, чрезвычайно ярко в небольшом масштабе изображают находящиеся в нашем распоряжении интересные автобиографические записки одного сектанта. Автор их – уроженец одной из южных губерний – простой крестьянин, не прошедший даже учебного курса сельской школы. Когда мы с ним познакомились, несколько лет назад, он служил приказчиком у помещика средней руки, а ранее ночным сторожем при школе. Это в полном смысле самоучка; но тем интереснее эволюции в его миросозерцании, – эволюции, которые он переживал в течение долгих лет мучительных исканий правды-истины. |
| Итак, последние — 1913 года — доступные нам гуменецкие Клировые ведомости рисуют довольно благостную картину: свыше тысячи прихожан, развитое хозяйство, кроме храма 2 часовни — новая в Ломах и старая в Поникарове, благополучная церковно-приходская школа, где учатся 30 крестьянских детей, народ вполне зажиточный, какими здешние крестьяне были всегда, — ведь даже Автоном Сикачев, один из помянутых нами ранее героев из Ломов, жалуясь в целом на недостаточность средств, истратил на приготовление к своей свадьбе свыше 180 рублей ассигнациями, — сумму значительную для 1853 года, когда произошла описанная выше история, участником которой он стал. А выдающиеся крестьяне, подобные Ивану Шинакову из Жоглова, и по 2000 рублей могли израсходовать из собственных средств на общественную нужду (постройка каменной изгороди вокруг храма). Подворная роспись крестьянских хозяйств на Гуменце, предпринятая в 1909 году, показывает следующее о благосостоянии наших крестьян. Вот, к примеру, самый обычный, рядовой крестьянин Василий Лазарев имел такую зарегистрированную переписью домашнюю скотину: лошадь — 1, коров — 3, бычок — 1, свиней — 2, ягнят — 4 — последние помянуты исключительно по причине падежа, т.к. мелкий рогатый скот, как и домашняя птица учету не подлежали. Не упоминаю тут о сельскохозяйственном инвентаре, который тоже скрупулезно учтен. Хозяин взят мной, можно сказать, навскидку. По терминологии скорых 30-х годов — вполне себе кулак, да и сегодня ведь мало у кого есть такое хозяйство. Думаю, так жили здесь практически все, а кто-то и побогаче гораздо. Для сравнения: на Дальнем востоке бедные обладали табунами одних только лошадей — до 100 голов, не говоря о другом, — по рассказам урожденной дальневосточницы Е.П. Пашкеевой, бабушки моей жены Елены. Да это и понятно: люди умели работать и были веками заточены на крестьянскую жизнь и заботу. И иначе — просто не могло быть. Многие годами и десятилетиями отходниками огородничали как в Санкт-Петербурге (преимущественно), так и в Москве. Связь с Петербургом, столицей империи, особенно впечатляет — ведь до Москвы расстояние ближе гораздо, но нет — в Петербурге жила многолюдная колония выходцев из подростовных деревень, вовсе не терявших связей с Ростовом и принимавших деятельное участие в делах малой родины. |
|
|
