| Преосвященный Варлаам, будто бы, был не в ладах с тогдашним Могилёвским губернатором и последний, сам, приприближении французов, заблаговременно оставивив город, преосвещенному слишком поздно послал уведомление о выезде, которое тот получил только тогда, когда о выезде не могло быть и речи. Нужно помнить при этом, что города в то время были оставляемы властями только в самую последнюю минуту, в виду уже неприятеля. – Где бы ни была истина, но есть поступки, которые всё равно не могут иметь оправдания, хотя бы были найдены для них и серьёзные причины.Остаёться пожалеть, что тёмный конец положил густую тень на всю личность преосвещенного Варлаама, деятельности которого никто не откажет в энергии, – хотя, нужно сказать, она и ранее была не без пятен.. – СА., 1 отд., 3 деп., 549. – Ср. Агр., Сб., II, 8889. «Зап. иг. Ореста». 1217 АСС., 1794 г. 265, лл. 172175. – ПЕВ., 1873 г., 178179. «Учреждение в Подолии православной епархии, под названием Брацлавской и Подольской, и назначение первым епископом преосвященного Иоанникия 1795 г.», П. Троицкого (стр. 175193). 1220 АМДК., 866, лл. 13. Отказ принять в епархию войскового священника, у которого не было аттестата лишь от последнего полка, в котором он служил. 1222 АСС., 1794 г. 265, л. 168. Здесь сказано, что указ получен преосвященным Виктором 18 июня. Но этому явно противоречили бы данные нижеприводимых писем. 1231 Новый указ св. синода о вызове священников – АСС., 1794 г. 265, лл. 172175 – был разослан в апреле 1795 г. – АСС., 1794 г. 265, лл. 176182. 1233 АСС., 1794 г. 265, лл. 168. 220222. 261262. – КЕВ. 1891 г., 182184. «Матер. для. итс. восс.». 1236 АМДК., 756 и 780. – АСС., 1794 г. 265, л. 47. – ВЕВ., 1880 г., 79. 84. «Отр. из ист. присоед. на Волыни» В. Пероговского. – ВЕВ., 1880 г., 1178. «Воссоединение униатов на Волыни в 17945 гг. по документам Волынской духовной консистории, за 1795 г.» свящ. Ип. Л. (стр. 11671178. 12151226). –«Письма», XCVII, CXIII. – ПЕВ., 1873 г., 513. «Меры прин. преосвящ. Иоаннник.», П. Троицкого. 1239 ВЕВ., 1880 г., 80. «Отр. из ист. присоед.», В. Пероговского. – ВЕВ., 1880 г., 1176. «Восс. ун.», свящ. Ип. Л. – «Письма», XCIII. 1242 КС., 1892 г., III, 393. «Помещики и духовенство в югозападном краю в конце прошлого столетия», В. Храневича. 1245 ВЕВ., 1880 г., 79. «Отр. из ист. прис.», В. Пероговского. – ВЕВ., 1871 г., 162163. « Из ист. восс.», свящ. М. Варваринского. – АМДК., 624, л. 185. 1246 КС., 1891 г., IV, 394. 395. «Обращение русской церкви в латинский костёл. Эпизод из истории церковнобытовых отношений между православием и католичеством в конце прошлого и в начале нынешнего столетия», В. Храневича (стр. 391412). – ПЕВ., 1873 г., 605. «Присоединение к православию остальных униатских церквей в уездах Брацлавской губернии в 179596 гг.,», П. Троицкого. – ВЕВ., 1880 г., 1177. «Восс. ун.», свящ. Ип. Л. |
| Замечено, что поводом к мятежу может стать иное острое и колкое слово в устах Государя. Цезарь несказанно повредил себе словами: «Сулла был неграмотен, а потому не мог диктовать» ибо эти слова убили в людях надежду, что сам он когда-либо откажется от диктатуры. Гальба погубил себя, когда сказал, [что он] «набирает солдат, а не покупает» тем самым лишив своих солдат надежды на вознаграждения. То же сделал и Проб словами: «Если буду жив, Римская Империя не будет нуждаться в солдатах» - словами, которые повергли воинов в отчаяние. Подобных примеров множество. Вот почему в щекотливых делах и в трудные минуты Государям следует высказываться крайне осторожно, особенно в тех кратких суждениях, которые мгновенно облетают свет и считаются за истинное выражение их тайных намерений. Ведь пространные речи - вещь прескучная, и прислушиваются к ним куда меньше. И наконец, пусть Государи на всякий случай имеют при себе одного, а еще лучше нескольких лиц, известных своей воинской доблестью, для подавления мятежей в самом начале. Ибо иначе Двор при первых же признаках смуты приходит в неподобающее волнение, и государству грозит та опасность, о которой говорит Тацит: «Словом, судя по общему настроению, на последнее злодеяние решились лишь некоторые, сочувствовали ему многие, готовились и выжидали все» Необходимо, однако, чтобы эти военачальники были людьми надежными и почтенными, а не любителями расколов и искателями популярности и чтобы они были в ладах с другими важными особами в государстве; иначе лекарство это может оказаться опаснее самой болезни. (Печатается по: Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Т. 2. М. 1972. С. 234-235, 379-385.) Примечания 1. Фуко М. Безопасность, территория, население. СПб. 2011. С. 349. 2. Там же. С. 357-360. 3. Там же. С. 371. 4. «При государственных переворотах, - писал Габриэль Ноде (1600-1653), секретарь кардинала Баньи в Риме, - мы сначала видим, как сверкает молния, а затем слышим, как гремит гром». При государственных переворотах, «заутрени звучат раньше, чем их услышат, исполнение предшествует решению; всё происходит как у иудеев; [...] получает удар тот, кто думает, что его нанес, умирает тот, кто думал, что находился в поной безопасности, страдает тот, кто об этом даже не думал, всё происходит ночью, во мраке, в тумане, в сумерках» (Фуко М. |
| Список «дамских» департаментов достаточно внушителен: имущественных отношений - О.В. Подгорная, образования - Е.Г. Приезжева, правовой - М.И. Балакирева, размещения госзаказа - Д.В. Морозова, организационно-инспекторский - О.Н. Чернова, жилищного обеспечения - Г.В. Сёмина, судебно-правовой - Н.В. Елина, ценообразования - А.В. Яшина, финансового планирования - А.В. Кондратьева, финансового обеспечения - О.Ю. Васильева, санаторно-курортного обеспечения - Е.Ю. Чуфырева. Чтобы картина была более полной, приплюсуем сюда управление делами министерства - Ю.А. Чемоданова, Федеральную службу по оборонзаказу - Л.В. Воробьёва, Федеральную службу Рособоронпоставки - Н.В. Синельникова, руководителя протокола министра обороны - Н.В. Фёдорова, советника министра по имущественным отношениям - И.Г. Кривич. А еще говорят о дискриминации у нас женщин! Некоторым протеже министра на момент назначения исполнилось лишь по 26 лет, но это не было препятствием - требовалось, как разъяснялось особо непонятливым генералам, «молодое, рыночное мышление». Таким образом, полторы дюжины подразделений главного оборонного ведомства было доверено возглавить очень симпатичным юным гражданкам без военного образования и опыта, но (кто бы сомневался!) кое-что знающим про боеготовность войск и обороноспособность страны с «рыночным мышлением». И не то чтобы это были случайные люди. Какая там случайность: все хороши собой и все либо бухгалтера, либо прошли школу налоговой службы. Знающие люди говорят, что когда в Пентагоне узнали о появлении сердюковского «женского ударного батальона» в главном здании МО РФ, опытные, понюхавшие порох коммандос не на шутку переполошились. Противостоять такому грозному противнику им еще не доводилось, и они поняли - русские нашли для янки «асимметричный ответ». Сразу хочу отмести подозрения в том, что я не в ладах с гендерным подходом к развитию общества и государства. Я всячески «за», если этот подход - взвешенный, продуманный, точечный. Сколько об этом сюжете - разгроме военных академий и университетов - было писано-переписано в ответственных СМИ, но «дама с собачкой» продолжала, покрикивая на генералов, рулить, а министр продолжал нахваливать ее достоинства, в смысле - как организатора «реформы военного образования». И никто «наверху» даже краем уха не прислушался к мнению специалистов, которым они делились с журналистами, держась за сердце. |
| Другой факт. Только красные ушли из Крыма, как по Черному морю точно летел белый миноносец. Первая ласточка. Боже, как мы, молча, смотрели на него с радостью и чуть не благоговейно - спасители... Даже рабочие, образовавшие временную милицию, с надеждой ожидали их и передали власть. И что же? Через два часа пронеслась по городу зловещая молва: прибывшие успели уж избить какого-то редактора местной севастопольской газеты... Температура доверия почти мгновенно упала... Не то, не то, не то! Прошло еще несколько времени. Командующим войсками в Крыму или комендантом в Симферополе назначается генерал с какой-то двойной фамилией. Не помню ее точно. Очень милый человек, интеллигентный, вежливый, любезный. А в это время, дело было уже зимой, с северных фронтов привезли тысячи раненых и тифозных. Многие замерзли в холодных вагонах. Я сам видел замерзшие трупы - как деревянные бревна... О, о! Лютое было время! Не дай Бог никому таких ужасов! Живых еще разместили по большим зданиям. Часть была в женском епархиальном училище. Военное начальство просит дать училищное постельное белье. Разрешаю, конечно. Приезжаю сам. Длинные спальные помещения не топлены еще. На полу настлана свежая чистая золотистая солома. Тифозные падают на нее почти полумертвые. Добровольцы-женщины стригут их вшивые волосы сначала, потом моют. Отчаянные картины... Через день-два инспектор училища протоиерей о. А. Зверев приезжает ко мне взволнованный. - Ваше преосвященство! Наши одеяла уже гуляют на рынке в продаже. Что же это такое? Еду к Драй-Драевскому (назову его так). С возмущением докладываю, прошу принять меры. И что же? Он с любезной, но беспомощной улыбкой отвечает: - Что же я могу сделать? Девяносто процентов воров! Невольно опустились руки. Так и гуляли одеяла... Но это не единичный случай. На нескольких телеграфных столбах между городом и вокзалом повесил пять-шесть воров с соответствующей надписью для устрашения. Но он уехал, и опять пошло все по-старому. Тогда пришла (вероятно, кому-то из гражданских начальников) мысль о вызове в Крым генерала Врангеля. О нем давно ходили легенды как о человеке железной воли и даровитом. Но он был не в ладах с генералом Деникиным и даже получил отставку, проживая со своим другом генералом Шатиловым почему-то в Севастополе на корабле торгового флота " Александр Михайлович " в ожидании окончательного решения дальнейшей судьбы своей. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 2 голоса: 5.0 из 5) Сумрак И вот, прошло шесть лет как покинул Тургенев Францию. Шесть очень важных лет. Из бедствующего литератора в не ладах с матерью он обратился в первого писателя страны, признанного всеми, имеющего связи и в свете, и в среднем кругу, человека с хорошими средствами и вполне независимого. Слава шла к нему по заслугам. «Бежин луг», «Певцы», «Касьян с Красивой Мечи» углубляли «Записки охотника». «Фауст» вводил в таинственного Тургенева. «Рудин» показал в нем романиста. Блестящий, удачливый, красивый Тургенев… Как будто все, что нужно. Уже с 53-го года прекратилась его переписка с Виардо (или почти прекратилась) – вслед за весенней встречей в Москве. Вряд ли встретились они плохо. Скорее наоборот. Но что-то начало удалять их друг от друга. (Не освобождая вполне.) Сказал ли он ей о себе? Дошли ли до нее вести об Ольге Александровне? Почувствовал ли он в ее жизни нечто иное? Во всяком случае, к концу этого шестилетия некое беспокойство стало точить Тургенева. Не так проста была его история с Виардо. Приходилось все досказать, дожить, доиспытать. Его вновь потянуло на Запад. Осуществить это стало легче – Крымская война кончилась. Как раз в то время Тургенев познакомился с графиней Елизаветой Георгиевной Ламберт – женщиной тонкой и умной, мистического склада, глубоко верующей. Часто навещал он ее в Петербурге на Фурштадтской, сиживал наедине в уютной комнате с иконами, книгами, вел те беседы, на которые был великий мастер: что-то изливал, о чем-то вздыхал, в чем-то искал (и находил) сочувствие. Графине открыл он свои сердечные дела. Началась между ними и переписка. Связи в свете у Елизаветы Георгиевны были большие. Он перед ней за многих хлопотал, и ему самому, видимо, помогла она в 1856 году с выездом за границу (не так охотно, все-таки, давали разрешение). В майском письме 1856 года из Спасского он благодарит ее «за участие», которое она оказала ему в Петербурге. Приоткрывает это письмо и кое-что в нем. «С тех пор, как я здесь, мною овладела внутренняя тревога… Знаю я это чувство! Ах, графиня, какая глупая вещь потребность счастья, когда уже веры в счастье нет!» |
| Литературный круг Тургенева в то время составляли Некрасов, Панаев, Дружинин, Григорович, Боткин, Анненков, Писемский, Гончаров. Толстой бывал также на этих собраниях. Он играл на них роль enfant terrible [ О человеке, смущающем всех своей прямотой, необычностью суждений – фр. ]. Ему казалось, что Тургенев слишком красноречив и “фразист”, сам он перегибал в другую сторону, но желанная, столь великая простота, естественность, не так-то легко давалась: тут приходилось бы уж подыматься к Пушкину – толстовское же стремление к угловатости, “корявости”, конечно, простотою не было. Разве простота вся та известная сцена, когда Толстой, возражая волнующемуся Тургеневу, заявил: – Я не могу признать, чтобы высказанное вами было вашими убеждениями. Я стою с кинжалом или саблею в дверях и говорю: “Пока я жив, никто сюда не войдет”. Вот это убеждение. А вы друг от друга стараетесь скрывать сущность ваших мыслей и называете это убеждением. Ни с каким кинжалом нигде Толстой не стоял, собственную жизнь прожил в огромных противоречиях с этими самыми “убеждениями”, и в некотором смысле показал себя вовсе не сильным человеком – так что выпады вроде приведенных меньше всего правдивы и просты. В них есть театр, подмостки (чего не лишен был и Тургенев, но в другом роде. Тургеневский театр условен в “изяществе”, толстовский в “простоватости”.) Но Тургенев всегда знал, что он не пророк, не реформатор. Поэтому, в некотором смысле держался проще Толстого. Ему слишком близок был дух свободы и незамутненного художества. Из личного знакомства этих замечательных людей не вышло ничего. Но странные, болезненные и тяжелые отношения тянулись всю жизнь, то обостряясь, надолго вовсе прерываясь, то возобновляясь. Сумрак И вот, прошло шесть лет как покинул Тургенев Францию. Шесть очень важных лет. Из бедствующего литератора в не ладах с матерью он обратился в первого писателя страны, признанного всеми, имеющего связи и в свете, и в среднем кругу, человека с хорошими средствами и вполне независимого. Слава шла к нему по заслугам. “Бежин луг”, “Певцы”, “Касьян с Красивой Мечи” углубляли “Записки охотника”. “Фауст” вводил в таинственного Тургенева. “Рудин” показал в нем романиста. Блестящий, удачливый, красивый Тургенев… Как будто все, что нужно. |
| Благосостояние Новгорода опиралось единственно на торговлю. Поэтому для Новгорода было насущной потребностью находиться в добрых отношениях с такой землей, откуда он мог получать хлеб для собственного продовольствия и разные сырые произведения, служившие предметом вывоза за границу, особенно воск, и куда со своей стороны новгородцы могли сбывать заморские товары. Киевская Русь приходила в упадок: она была беспрестанно опустошаема кочевниками и сильно расстроена как княжескими междоусобиями, так и поражением, нанесенным Киеву Андреем Боголюбским; суздальско-ростовская земля, напротив, сравнительно с другими землями, более удалена была от нападения иноплеменников, менее страдала от междоусобий, приходила в цветущее состояние, наполнялась жителями и, естественно, стала удобным краем для торговли. Притом же она была сравнительно ближе к Новгороду других плодородных земель, и сообщение с нею представляло более удобств. Всякая вражда Новгорода с князьями этой земли отзывалась пагубно на хозяйстве Новгорода и его торговых интересах; поэтому-то в Новгороде были всегда богатые и влиятельные люди, хотевшие, во что бы то ни стало, находиться в ладах с этим краем. Суздальские князья хорошо понимали такую зависимость новгородских интересов от их владений и потому смело дозволяли себе насильственные поступки по отношению к Новгороду. Во все время продолжительного княжения суздальского князя Всеволода Юрьевича Новгород не любил этого князя, ссорился с ним, но отвязаться от него не мог. Со своей стороны, Всеволод, чтобы не ожесточить новгородцев, временами льстил их самолюбию, оказывал наружное уважение к свободе Великого Новгорода, а потом, при случае, заставлял их чувствовать свою железную руку. В 1209 году, угождая благоприятствующей ему партии, он вывел из Новгорода старшего своего сына Константина и послал другого сына, Святослава, без вольного избрания, как будто желая показать, что имеет право назначать в Новгород такого князя, какого ему будет угодно. Но в Новгороде, кроме партии, которая склонялась ради собственных выгод к суздальскому князю, была постоянно противная партия, которая ненавидела вообще князей суздальской земли и не хотела, чтоб оттуда приходили князья на княжение в Новгород. |
| Чтобы начатое восстановление древних церковных напевов шло с полным успехом, должно, говорит о. Аллеманов, „ввести в круг пения напевы древнейшие – примерно от первой половины XVI в. и старее, когда, предположительно, искусство пения было целостнее в отношении народности своей и стояло в зените своего развития“. В этих видах необходимо „приступить к всесторонней разработке, учения о древних певческих письменах и нераздельного с ним учения о ладах и складе русского церковного пения, а также тщательно исследовать историю и условия песнотворчества на старой Руси“. О. Аллеманов намечает и пути, ведущие к достижению намеченной им цели. Так как наша Русская Церковь своё церковное пение заимствовала с Востока – частью непосредственно из Византии, частью через южных Славян, то, чтобы судить о том, „что собственно нового вошло в пение на Руси потом – должно привести в полную известность пение Во- —674— сточной церкви во время предшествующее крещению Руси и позднее – до половины XIII в., когда эта церковь своими соками питала весь церковный обиход русский, наполняя его собой и в духе, и в чине, и в лицах, и в вещах“. Изучение пения Восточной церкви, по мнению о. Аллеманова, целесообразнее начать с изучения византийских источников, ибо греко-византийское пение явилось первоосновой церковного пения всех других народностей православного Востока и в частности нашего русского. Далее им и приводится целый ряд таких источников, изучение которых может облегчить чтение и наших древних русских певческих книг и пролить свет на некоторые тёмные вопросы из истории церковного пения. Рядом с этими работами должно, по мнению докладчика произвести сводку учений о ладах и звукорядах греческого церковного пения по первоисточникам и многочисленным исследованиям западных и русских учёных, присоединив к этому и новейшие исследования, направлена к уяснению лада и склада русской народной песни – этой младшей сестры нашего церковного напева. Чтобы сберечь памятники древнерусского певческого искусства, рассеянные по разным местам, о. Аллеманов призывает и церковную власть, и духовенство, а также и всех ревнителей, и любителей церковной старины к сохранению драгоценного музыкального наследия наших предков, к собиранию крюковых нотных книг, которые должны быть сосредоточены в библиотеке рукописей Синодального училища церковного пения. А эта последняя должна быть пополнена копиями с известных греческих и славянских редких певческих книг, хранящихся в иностранных и русских библиотеках. |
| – На самом деле Вы правы: на священников, вовлеченных в ток-шоу, иногда бывает жалко смотреть. Они чаще всего оказываются либо в роли свадебных генералов, ничего не говорящих и ничего не решающих, либо в роли этаких религиозных экзотов, призванных разбавить своим присутствием унылое однообразие аудитории... – Да, экзотов. Я лично от такого рода приглашений, в том числе на " Пусть говорят " , отказывался из опасения оказаться там просто в роли шута. Впрочем, я бы не стал говорить, что мы, священники, выглядим на таких программах шутами или скоморохами. Просто нас там таким образом используют и в таком качестве туда приглашают. И большая ошибка идти на поводу у приглашающих. – Идти на поводу точно не стоит никому. Но есть же среди журналистов, критикующих сегодня Церковь, люди достойные, с кем, к примеру, Вам, как священнику, хотелось бы подискутировать... – Большинство журналистов, пытающихся критиковать Церковь, как правило, являют очень невысокий общекультурный уровень и очень невысокий профессионализм, потому что журналист – это все-таки человек, который свои мысли обязан ясно, логично выражать. Своеобразным исключением в этом ряду является Владимир Познер, человек до известной степени профессиональный и находящийся в ладах с русским языком – хотя и не в ладах с Россией. Впрочем, и он, когда речь заходит о Церкви, часто срывается на подобный истерике поток шаблонных обвинений в ее адрес. В целом авторы, полемизирующие с Церковью, не отличаются не только логичностью изложения своих мыслей, но и умением грамотно соединять слова в предложения. Зачастую, начав мысль, они даже не могут ее закончить. Но самое главное даже не это. Беда в том, что чаще всего они не удосуживаются всерьез разобраться в той теме, за которую взялись, и познакомиться основательно с тем, что есть Церковь и что есть ее жизнь. Знаете, есть такая поговорка, жесткая, но точная, как и любая поговорка: " Смешно дураку, что ухо набоку " , то есть дураку смешно, что у человека ухо почему-то на месте, сбоку, смешно потому, что он дурак и он не знает, где оно должно быть. Вот чтоб в такого дурака не превращаться, лучше не судить о том, чего не знаешь, и не высказываться по сложнейшим, деликатнейшим вопросам грубо и примитивно. Я сейчас говорю, как Вы понимаете, о тех журналистах, которые тужатся смеяться над Церковью, пытаются выставить священников необразованными, темными, дремучими людьми. Не им смеяться над священниками, пусть кто-то другой посмеется – тот, кто, по крайней мере, выражать свои мысли умеет... |
| – А ты?! – вскричала Ольда. Уже был совсем скуден последний серый свет дня через окно незадёрнутое – но видно, как Ольда раздосадовалась, сбились волосы: – Это ужасно! Офицер – с таким военным опытом! С такой твёрдой рукой! С таким общественным горением. И даже, наверно, ты оратор хороший. И в какое грозное время! А – потерял перспективу, потерял волю. – Волю? К чему? Ольда двумя кистями подняла его одну, потрясла, как взвесила: – Вот этими мужскими руками, в наше крайнее время – Россию спасать! – Так я этого и хочу! Я этого и хочу! А – как? – добивался он от неё, внутренне посмеиваясь. Не знала она, что, тут его уложив, хотя б нейтрализовала. Сама не зная, почти и добилась своего. Его руку отпустила – вытянула перед собой свои две нагие, тонкие, не мускулистые, вряд ли два ведра способные поднять, – но и не к вёдрам вытянула, а – к рулю или к возжам, или к удилам, – вот, направляя уверенно бег колесницы сама, раз уж мужчин не осталось: – Подкреплять монархию! – прокричала она ему на пролёте колесницы. – Давать ей поручни! Как ни быстро, а Воротынцев успел метнуть: – Столыпин и давал! Оценили! – Да что ж это! – тряхнула она голыми предлокотьями, как рукавами в сказке. – У тебя от женской близости больше энтузиазма, чем от твоей ясной задачи! – Укоряешь? – завыл-засмеялся он – и ткнулся головой, лицом, бородой в её лоно. Так и замерли. Не спорить, не шевелиться. Да уж так Георгий упоён был Ольдой и так благодушно благодарен ей, в примирительных ладах держал её маленькие бочки. Всё тёплое притягательное тельце лектора ощущая рядом с собою, притиснутым к своему, под одним одеялом – ещё бы не примиришься, с чем не согласился бы в зале? За далёкими целями не забывать близких. Нашёл, с кем спорить. Или подремать?… Но – от малого прикосновения… От самого малого… Самая маленькая рука. Передвигается где-то по коже. Даже не по коже, но если бы пальцы умели дышать, так вот – их дыхание слышит твоя кожа. Шажок. Шажок. Одно скольжение лёгкое, но чем легче, тем и сильней! Обтрагивают – как узнавая. Ошерстённую, закалелую грудь. |
|
|
