| Юлиан оглянулся: все было по-прежнему – как восемь веков назад; цикады начинали свои песни в траве. «Этой земли касались ноги Сократа», – подумал он и, спрятав голову в густые травы, поцеловал землю. – Здравствуй, Юлиан! Ты выбрал славное место для чтения. Можно присесть? – Садись. Я рад. Поэты не нарушают уединения. Юлиан взглянул на худенького человека в непомерно длинном плаще, стихотворца Публия Оптатиана Порфирия и, невольно улыбнувшись, подумал: он так мал, бескровен и тощ, что можно поверить, будто бы скоро из человека превратится в цикаду, как рассказывается в мифе Платона о поэтах. Публий умел, подобно цикадам, жить почти без пищи, но не получил от богов способности не чувствовать голода и жажды: лицо его, землистого цвета, давно уже не бритое, и бескровные губы сохраняли отпечаток голодного уныния. – Отчего это, Публий, у тебя такой длинный плащ? – спросил Юлиан. – Чужой, – ответил поэт с философским равнодушием, – то есть, пожалуй, и мой, да на время. Я, видишь ли, нанимаю комнату пополам с юношей Гефестионом, изучающим в Афинах красноречие: он будет когда-нибудь превосходным адвокатом; пока – беден, как я, беден, как лирический поэт – этим все сказано! Мы заложили платье, посуду, даже чернильницу. Остался один плащ на двоих. Утром я выхожу, а Гефестион изучает Демосфена; вечером он одевает хламиду, а я дома сочиняю стихи. К сожалению, Гефестион высокого, я низенького роста. Но делать нечего: я хожу «длинноодеянный», подобно древним троянкам. Публий Оптатиан рассмеялся, и землистое лицо его напомнило лицо развеселившегося похоронного плакальщика. – Видишь ли, Юлиан, – продолжал поэт, – я надеюсь на смерть богатейшей вдовы римского откупщика: счастливые наследники закажут мне эпитафию и щедро заплатят. К сожалению, вдова упрямая и здоровая: несмотря на усилия докторов и наследников, не хочет умирать. А то я давно купил бы себе плащ. – Послушай, Юлиан, пойдем сейчас со мною. – Куда? – Доверься мне. Ты будешь благодарен… – Что за тайны? – Не ленись, не спрашивай, вставай и пойдем. Поэт не сделает зла другу поэтов. Увидишь богиню… |
| 5. Разгром армий Карфагена в Испании в 206 и 208 годах до н.э. Грамотной дипломатической политикой, великодушием и милосердием, Публий Сципион привлёк на сторону Рима на сторону Рима испанские племена. Это позволило ему пополнить свою армию в Испании и получить помощь от местного населения, которое стало воспринимать Сципиона как освободителя от гнёта карфангенцев-пунийцев. Весной 208 г. до н. э. Публий Сципион двинулся в Андалузию, где разгромил Гасдрубала Барку в сражение при Бекуле. В сражении пунийцы потеряли убитыми 10 тысяч человек и пленными 12 тысяч. Весной 206 г. до н. э. в сражении при Илипе армия пунийцев (около 70 тысяч человек) была разбита, и Сципион занял последний город на территории Испании — Гадес. 6. Создание новой армии для вторжения в Африку на территорию Карфагена. После побед в Испании Сципион вернулся в Рим. Он получил права консула и сумел добиться решения Сената на вторжение в Африку на территорию Карфагенского государства, что вынудило бы карфагенского полководца Ганнибала покинуть Италию для защиты Карфагена. Но при этом Сенат отказал Сципиону в выделении государственных средств и войск Италии для организации вторжения в Африку. Публий Корнелий Сципион сумел решить эту задачу и создал армию вторжения. Для экспедиции в Африку базой стала Сицилия, где в наказание за поражение при Канне были оставлены два легиона. А вооружение и коней для добровольцев он мудро вынудил отдать призываемым для экспедиции 300 детей всаднического сословия, которые таким образом откупились от участия во вторжении в Африку. Остальные средства он вложил сам, и часть средств подарили соседние племена из уважения к Сципиону и Риму. Армия была готова. 7. Разгромы армий Карфагена при Утике и на Великих равнинах. В 204 г. до н. э. Сципион с армией из 30000 воинов отплыл к берегам Африки. Сначала Сципион начал осаду города Утики. Однако в течение 6-ти недель взять город ему не удалось. Сняв осаду, римляне закрепились на небольшом полуострове. Весной 205 г. до н. э. войскам Сципиона разгромили военные лагеря пунийский полководцев Гасдрубала и Сифакса в сражении при Утике и Сципион начать снова осаждать город. |
| Проводя жизнь в непрерывных подвигах, порываясь благоугодить ими Богу, преп. Публий, как бы какая громогласная птица, говорит бл. Феодорит, многих подобных себе по природе привлек в сети спасения. Распространилась молва о великом подвижнике, и явились к нему ревнователи нравственного совершенства, желавшие под руководством его жить и подвизаться о Господе. С любовью принимал всех Публий, и вот около его жилища на той же возвышенности явились хижины, в коих пришельцы жили каждый отдельно. Приняв под свое попечение души, жаждавшие спасения, Св. отец бдительно наблюдал за ними, давал им советы и наставления, назначал правила, делал внушения. Во всякую пору дня и ночи, забывая о своем успокоении, он посещал кельи подвижников и посещал внезапно, чтобы видеть, чем заняты они, особенно ночью. Обходя кельи, он останавливался у каждой двери и слушал: когда находил брата бодрствующим и славословящим Бога, спокойно и молча, уходил; если же заставал кого спящим, говорит Феодорит, то рукою ударял в дверь, а словом громко укорял его, как работающего телу более надлежащего. Когда старец входил к кому в келью, то смотрел, не было ли там чего скрыто сверх нужды. Говорят, рассказывает бл. Феодорит, что он носил с собою весы и внимательно взвешивал количество хлеба, и если где-нибудь находил более определенного, то негодовал и называл чревоугодниками тех, которые это делали. Он завещал и в пище и питии не заботиться о насыщении, а употреблять лишь столько, сколько необходимо телу для поддержания жизни. Если же усматривал когда, что кто-нибудь у потреблял тайно хранимые отруби пшеничной муки, то делавших это укорял в самоугоднической роскоши. Некоторые из братий, видя как трудно старцу одному наблюдать за подвижниками, дали ему совет построить для всех жилище, учредить общежитие, говоря, что тогда они станут смотреть друг за другом и друг друга будут поощрять к подвигам. Старец принял этот совет; построено было одно здание, в котором и стали все жить и подвизаться. Авва, говорит бл. Феодорит, увещевал братий жить в мире и любви между собою и друг друга поощрять к добродетели, чтобы этот подражал кротости того, а тот умерял кротость этого своею ревностью; кто подает собою пример бдительности, тот учился бы у других посту. |
| Согласно сир. Мученичеству, юноша Л., уроженец Эллады, служил солдатом в Триполи Сирийском при императорах Диоклетиане и Максимиане. Обращенный в христианство мон. Публием, он сокрушил идолов в языческом храме. Жрецы донесли на Л. и Публия архонту, их схватили и привели к трибуну Филокринию (в изложении Севира Л. добровольно вызвался разделить участь Публия). Публий после бичевания был сослан в Эмесу, Л. же освободили из заключения, запретив поклоняться Христу. Затем Публий вернулся в свой мон-рь, где к нему присоединился Л. Они были вторично схвачены и отданы судье Фирмилиану (может быть тождествен одноименному правителю Палестины в 308, упоминаемому Евсевием Кесарийским - см.: Nau. 1900. P. 10. Not. 3), к-рый заключил их в темницу и морил голодом. Жрецы дали ему взятку, чтобы склонить к вынесению смертного приговора. Публия после очередных пыток отправили к архонту Тира Евмению; в дороге он умер от ран, Л. похоронил его в мон-ре. После нового допроса, заключения и пытки голодом Л. послали в порт Триполи, где его бичевали прутьями с шипами и погрузили в море, чтобы усилить жжение в ранах, вслед. чего Л. скончался. Далее, как и в греч. версии, описано чудо с Мавром с той разницей, что Иоанния погребла Л. в своем саду за городом, а храм на этом месте супруги воздвигли уже в благодарность за чудо. Иоанния также велела написать икону мученика, по к-рой Мавр и узнал своего избавителя. По мнению Ф. Но, традицию, отраженную в сочинениях Севира Антиохийского и связывающую Л. с мч. Публием, следует считать аутентичной (хотя, как отмечает Гаритт, в сир. Мученичестве она подверглась значительной амплификации), а греч. Мученичество с упоминанием И. и Ф. могло быть написано, чтобы лишить Л. связей с монофизитской средой, в к-рой его почитание получило широкое распространение. У. Крам (JThSt. 1909. Vol. 10. P. 461) высказал предположение, поддержанное П. Петерсом (AnBoll. 1910. Vol. 29. P. 159-160), о том, что дальнейшей «метаморфозой» Л. мог стать мч. Леонтий Араб, известный по копт. Мученичеству Феодора, Леонтия и Панегириса (BHO, N 1174) и принявший мученическую кончину, согласно этому источнику, в Триполи. |
| 25 . (Ульпиан). Кредитор, который одолжил деньги для восстановления строения, будет иметь привилегии в отношении взыскания тех денег, которые он одолжил... 27 . (Ульпиан). На общину (civitas) может быть возложено обязательство в силу предоставления ей займа, если деньги употреблены на ее пользу; в противном случае отвечают лишь те, кто заключил договор, а не община... 32 . (Цельс). Если ты просил и меня и Тиция дать тебе взаймы, и я приказал моему должнику обещать тебе, и ты совершил стипуляцию, думая, что он является должником Тиция, то являешься ли ты обязанным передо мной? Сомневаюсь, если ты не заключил никакой сделки со мной. Но правильнее думать, что я могу считать тебя обязанным, но не потому, что я одолжил тебе деньги,– это не может произойти иначе, как между теми, кто дал согласие; но так как мои деньги поступили к тебе, то честно и справедливо, чтобы ты их возвратил. 33 . (Модестин). В конституциях принцепсов установлено, что те, которые управляют провинциями, и те, которые окружают этих управляющих, не должны заниматься торговлей, давать деньги взаймы или под проценты. 34 . (Павел)... § 1. Презесу провинции не запрещается брать деньги взаймы под проценты. 35 . (Модестин). Риск по долговым требованиям возлагается на того, в отношении кого может быть доказано, что эти требования подверглись ухудшению (обесценению) по его вине... 37 . (Папиниан). Если условие относится к настоящему времени, то стипуляция не приостанавливается, и если условие является истинным, то стипуляция имеет силу, хотя бы контрагенты не знали, осуществилось ли условие; например: «если царь Парфян находится в живых, то обещаешь ли ты дать мне сто?». Так же, если условие относится к прошлому времени... 39 . (Папиниан). Поэтому (правило, включенное в договор) тогда получает силу условия, когда оно относится к будущему. 40 . (Папиниан). В аудитории (Auditorium – зал, в котором император (или в его отсутствие префект преторий) совместно с советом рассматривал судебные дела) Эмилия Папиниана, префекта претория и юрисконсульта, была прочитана следующая расписка: «Я, Люций Тиций, написал, что я получил от Публия Мевия пятнадцать взаем, отсчитанных мне из дома, и Публий Мевий стипулировал, а я, Люций Тиций, обещал, что эти пятнадцать будут отданы точно хорошими деньгами в будущие календы; если в указанный день эта сумма не будет отдана, уплачена и по этому делу не будет дано удовлетворение Публию Мевию или тому, к кому это дело будет относиться, то Публий Мевий стипулировал, а я, Люций Тиций, обещал, что будет дано больше в случае позднейшей уплаты, в виде наказания, за 30 дней и за каждые 100 денариев по денарию...». Титул II. О присяге – добровольной, или необходимой, или судебной |
| Умеренные члены сената, в том числе цензор 131 г. Квинт Метелл, Публий Сцевола и Сципион Эмилиан, представлявшие ту часть нобилей, которые по патриотическим соображениям сочувствовали реформе, не одобряя избранных Гракхом методов политической борьбы, настояли в сенате на продолжении работы аграрной комиссии. Вместо убитого Тиберия в нее был включен тесть его брата Публий Красс Муциан. Затем после гибели Красса и смерти Аппиана в 130 г. в комиссию были введены Марк Фульвий Флакк и Гай Папирий Карбон. Комиссия действовала энергично, наделяя по всей Италии крестьян землей из общественного фонда, пополненного конфискацией ее незаконно окупированных участков. Как пишет Моммзен, «о размерах и о глубоком влиянии проведенного передела свидетельствуют также многочисленные нововведения в римском землемерном искусстве, относящиеся ко времени гракховского аграрного закона» (Моммзен, цит. изд., т. 2, кн.4, с. 111). О широком одобрении результатов деятельности комиссии говорит и избрание консулом на 125 г. Фульвия Флакка. Но самым выразительным свидетелем успеха комиссии являются цензовые списки. В 131 г. насчитывалось 319 тысяч римских граждан, способных носить оружие, ранее число таковых неизменно снижалось из года в год, а вот в 125 г. оно выросло до 395 тысяч. Пополнение в 76 тысяч человек составили граждане, наделенные дополнительными наделами, которые позволили им быть включенными в имущественный ценз, так что за этой статистикой стоит не столько демографический рост, сколько улучшение благосостояния римских граждан. Что же касается италиков и латинов, то, хотя изначально инициатива Тиберия Гракха нацелена была на облегчение их положения, на то, чтобы и лица, не имевшие римского гражданства, либо обладавшие им с ограничениями, sine suffragio, могли беспрепятственно нести воинскую службу вместе с римскими легионами, но на определенном этапе деятельность комиссии как раз оказалась направленной против их интересов. Дело в том, что комиссия принялась за конфискацию земель, юридически входивших в ager publicus Рима, но в свое время отданных в пользование латинским или италийским общинам. Из общин пошли жалобы в сенат, в которых речь шла уже о нарушении договоров, заключенных Римом с союзниками, юридически сохранившими государственный статус. В результате возникала опасность для самого существования италийской федерации во главе с Римом. |
| Вольноотпущенницы исполняли обязанности повивальных бабок. Вольноотпущенники принимали очень большое участие в деле обучения молодых римлян. Многие сожалели об этом, видя в такой постановке дела воспитания причину развращения римского общества, но эти жалобы, более или менее основательные, не оказывали никакого существенного влияния. К тому же законы считали услуги раба – наставника весьма почтенными и позволяли ученику по достижении двадцатилетнего возраста отпускать на волю своего учителя. Преподаватели из вольноотпущенников не всегда были привязаны исключительно к одной семье: некоторые из них открывали школы. Громадное большинство грамматиков принадлежало к классу вольноотпущенников: почти все вошедшие в славу учителя были прежде рабами. С ними очень хорошо обращались, скоро их отпускали на волю, и часто они отказывались от преимуществ независимой жизни, чувствуя себя вполне счастливыми в доме своего господина. Некоторые из них составляли себе большое состояние, как, напр., Веррий Флакк, которому Август поручил воспитание своих внуков с ежегодным жалованьем в 800 000 сестерций. Среди вольноотпущенников были так же писатели, историки, поэты, ученые. Достаточно припомнить наиболее известные имена: во время республики Ливий Андроник, Цецилий Статилий, Теренций; в эпоху империи Публий Сир 41 , Федр, Эпиктет. Что касается художников, то римляне вообще ценили их очень низко, за исключением разве что архитекторов. Если составить список имен наиболее известных художников, то в него пришлось бы включить множество вольноотпущенников. В общем, этот класс людей отличался разными пороками. Но были среди них люди честные, работящие, бережливые, полезные для общества. Многие из них вполне заслуживали искреннее расположение таких людей, как Цицерон и Плиний Младший. Многих вольноотпущенников щедро награждали их бывшие господа. Один из них мог с гордостью написать следующую эпитафию на своей могиле: «В благочестии и чистоте нравов я прожил, насколько это было возможно, без тяжб, без ссор и без долгов. Я был верен своим друзьям, беден деньгами, но очень богат сердцем». (CM.: Lemonnier H. Etude historique sur la condition privée des affranchis aux trois premiers siècles de e " Empire romaain. Paris: Hachette, 1887. P. 261, ets.). 40 Дион Касснй Коккеян (ок. 160 – 235 гг. н. э.). греческий историк и римский сенатор, написал римскую историю от основания Рима до 229 гг. 41 Цепилий Статилий – автор комедий, жил во II в. до Р. Х.: Публий Сир писал мимы в эпоху Цезаря. Читать далее Источник: Апостол: методическое пособие для семинарских занятий/авт.-сост.: свящ. А. Гумеров, свящ. М. Михайлов, А. С. Небольсин и др. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во ПСТГУ, 2010. - 235 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| С точки зрения пространства текст организован также весьма просто. Примерно три пятых действия происходит в доме Клитофонта в Эмесе. Затем оно перемещается на отстоящую довольно далеко, на десять дней пути, гору Публий и, наконец, в некое место пребывания правителя Урса. Однако, судя по тому, что Галактиона доводят туда меньше чем за день, оно находилось где-то совсем близко и может поэтому рассматриваться вместе с горой Публий как некое единство. В целом, в отличие от античного романа, нашего автора мало занимает география: описаний даже реальных мест (как Эмеса) не дано вообще, а само действие развивается в очень скупых декорациях. С точки зрения времени текст распадается на три чётких блока, отделённых друг от друга большими хронологическими промежутками: историю Клитофонта и Глевкиппы отделяют от истории заключения брака Галактиона и Эпистимы 25 лет, а последнюю от истории их мученичества ещё 6. Внутри этих частей временные промежутки присутствуют, но намного менее значительные: восемь дней, два-три месяца, снова восемь дней, три дня, десять дней и, наконец, одна ночь. Совмещение пространственного и временного построений текста образует три крупных сюжетных блока, структуру которых мы и проанализируем ниже. Блоки эти объединены единством действия, но при этом распадаются на ряд отдельных сцен – такой характер позволяет сопоставить их с драматическими актами. I. Первый акт открывается экспозицией (глава 2), вводящей обстоятельства действия и одновременно дающей ему завязку из двух трагических линий: с одной стороны, супруги Клитофонт и Глевкиппа несчастны из-за бездетности, с другой правитель Секунд начинает жестокие гонения на христиан, и потому монах и священник Онуфрий в облике нищего просит по домам подаяния. К началу действия расстроенная Глевкиппа велит гнать Онуфрия от своих ворот. I.1. Собственно действие начинается вполне сценически – монах входит в дом. На протяжении первой сцены (главы 3–4) роли героев полностью меняются: из нищего просителя Онуфрий превращается в наставника Глевкиппы, а она из немилостивой госпожи – в покорную ученицу. Полностью меняется и характер обстоятельств: в конце этой сцены женщина из несчастной язычницы становится счастливой христианкой, а в начале следующей получает и долгожданного ребёнка. |
| Присматривайся к нему. Начни хотя бы подражать его трудолюбию. Я верю тому, что он пишет по семьдесят писем и прочих бумаг в день. Они каждый день сыплются на Италию как снег — да что я! — они засыпают весь мир — от Британии до Ливана. Даже в сенате, даже на званых обедах за спиной его стоит секретарь; в тот миг, когда в голове его рождается мысль написать письмо, он отворачивается и шепотом его диктует. То он пишет какой-нибудь деревне в Бельгии, что они могут взять своим названием его имя, и шлет им флейту для местного оркестра, то придумывает, как сочетать еврейские законы о наследстве с римскими обычаями. Он подарил водяные часы городу в Алжире и написал им увлекательное письмо в арабском духе. Трудись, Публий, трудись! И помни: этот год мы к нему приспосабливаемся. Все, что я у тебя прошу, — это один год. Я собираюсь стать самой старозаветной дамой в Риме. К будущему лету я добьюсь звания почетной жрицы Весты и руководительницы Таинств Доброй Богини. А ты можешь получить в управление провинцию. Отныне мы будем называть себя Клавдиями. Дед заработал несколько лишних голосов, пойдя на плебейское произношение нашего имени. Неприятно, но необходимо. Наша затея с обедом провалилась. И Корабельный Нос и Чечевичка (тоже по-гречески; жена Цезаря) отказались прийти. Гекуба не ответила на приглашение. Услышав об этом, вероятно, откажется в последнюю минуту и Цицерон. Будет Азиний Поллион, а я кем-нибудь заполню пустые места за столом. Катулл. Я хочу, чтобы ты был с ним мил. Я постепенно от него избавлюсь. Дай мне это сделать так, как я считаю нужным. Ты не поверишь, что с ним творится! Я не более дурного мнения о себе, чем любая другая, но никогда не претендовала на роль всех богинь в едином лице, да вдобавок еще и Пенелопы! Публий, я ничего на свете не боюсь, кроме этих его жутких эпиграмм. Вспомни, как он пригвоздил ими Цезаря; все их повторяют, они прилипли к нему навсегда, как лишай. Я не хочу, чтобы со мной случилось то же самое, и потому дай мне самой все уладить. Ты понял, что наш званый обед провалился? Заруби это себе на носу. |
| – Что же ты хочешь делать, Скудило? Разве получены предписания из Константинополя? – Никаких предписаний; никто ничего наверное не знает. Но слухи, видишь ли, – тысячи различных слухов и ожиданий, и намеки, и недомолвки, и угрозы, и тайны – о, тайнам нет конца! Всякий дурак сумеет исполнить то, что сказано. А ты угадай безмолвную волю владыки – вот за что благодарят. Посмотрим, попробуем, поищем. Главное – смелее, смелее, осенив себя крестным знамением. Я на тебя полагаюсь, Публий. Может быть, мы с тобою скоро будем пить при дворе вино послаще этого… В маленькое решетчатое окошко падал унылый свет ненастного вечера; однообразно шумел дождь. Рядом, за тонкой глиняной стенкой со многими щелями, был хлев; оттуда пахло навозом, слышалось кудахтанье кур, писк цыплят, хрюканье свиней; молоко цедилось в звонкий сосуд: должно быть, хозяйка доила корову. Солдаты, поссорившись из-за выигрыша, ругались шепотом. У самого пола, между ивовых прутьев, чуть прикрытых глиной, в щель выглянула нежная и розовая морда поросенка; он попал в западню, не мог вытащить головы назад и жалобно пищал. Публий подумал: «Ну, пока что, а мы теперь ближе к скотному, чем царскому двору». Тревога его прошла. Трибуну, после неумеренной болтовни, тоже сделалось скучно. Он взглянул на серое дождливое небо в окошке, на глупую морду поросенка, на кислый осадок скверного вина в оловянном кубке, на грязных солдат – и злоба овладела им. Он застучал кулаком по столу, качавшемуся на неровных ногах. – Эй, ты, мошенник, христопродавец, Сиракс! Поди-ка сюда. Что это за вино, негодяй? Прибежал кабатчик. У него были черные, как смоль, волосы в мелких кудряшках, и борода такая же черная, с синеватым отливом, тоже в бесчисленных мелких завитках; в минуты супружеской нежности Фортуната говорила, что борода Сиракса подобна гроздьям сладкого винограда; глаза черные и необыкновенно сладкие; сладчайшая улыбка не сходила с румяных губ; он походил на карикатуру Диониса, бога вина: весь казался черным и сладким. Кабатчик клялся и Моисеем, и Диндименой, и Христом, и Геркулесом, что вино превосходное; но трибун объявил, что знает, в чьем доме зарезан был памфилийский купец Глабрион, и что выведет когда-нибудь его, Сиракса, на чистую воду. Испуганный армянин бросился со всех ног в погреб и скоро с торжеством вынес бутылку необыкновенного вида – широкую, плоскую внизу, с тонким горлышком, всю покрытую благородною плесенью и мхом, как будто седую от старости. Сквозь плесень кое-где виднелось стекло, но не прозрачное, а мутное, слегка радужное; на кипарисовой дощечке, привешенной к горлышку, можно было разобрать начальные буквы: «Anthosmium» и дальше: «annorum centum» – «столетнее». Но Сиракс уверял, что уже во времена императора Диоклетиана вину было больше ста лет. |
|
|
