| В следовавшую затем ночь Григорий в сонном видении сподобился увидеть блаженную Феодору в светлой обители, которая была уготована Богом преподобному Василию. В сей-то обители, небесною славою озаренной и неизреченных благ исполненной, блаженная Феодора, молитвами угодника Божия, и была водворена. Таким образом, кому она усердно и трудолюбиво служила в сем Мире, в обители того сподобилась пребывать в жизни вечной, по его святым молитвам. Увидев ее, Григорий возрадовался и насладился продолжительною беседою с нею, как будто бы он говорил с нею наяву. Григорий спросил Феодору, как она разлучилась от тела, как претерпела смертные страдания, что видела по своей кончине и как миновала воздушных духов Она же начала передавать ему следующее: — Чадо Григорий! О страшной вещи спрашиваешь ты меня, о которой даже ужасно и вспоминать. Видела я лица, которые никогда не видала ни раньше, ни после, слышала речения, которых никогда не слыхала до того. И что я расскажу тебе? Тогда предо мною предстало все то лютое и греховное из дел моих, о чем я позабыла было, но, молитвами и помощью отца нашего, преподобного Василия, все это не было вменено мне и не удержало меня от входа в эту обитель. И что я скажу тебе, чадо, о болезни телесной, о жесточайших страданиях, которые претерпевают умирающие? Подобно тому, как если кто-нибудь брошенный в сильный пламень, горя, как бы истаевает и обращается в пепел, так и болезнь смертная разрушает человека. Воистину люта смерть для подобных мне грешников, ибо истину говорю тебе, что и я была делательницею грешных дел, праведных же дел своих я совершенно не помню. Когда я приблизилась к концу жизни моей и настал час разлучения души от тела, увидела я множество эфиопов стоявших вокруг одра моего; лица их были черные, как сажа и смола, очи горели как угли огненные, и весь вид их был столь же страшен, как вид огненной геенны. И начали они производить шум и смятение: одни ревели, как скоты и звери, другие лаяли, как псы, некоторые выли, как волки; при этом все они, с яростью смотря на меня, грозили мне, набрасывались на меня, скрежеща зубами, и хотели тут же поглотить меня. Приготовляли они и хартии как бы в ожидании судьи некоего, имеющего прийти туда, и развертывали свитки на которых были написаны все злые дела мои. И была убогая душа моя в великом страхе и трепете. Тогда претерпевала я не только муки смертные, происходившие от разлучения души с телом, но также жесточайшие страдания от видения тех страшных эфиопов и грозной ярости их, и это было для меня как бы другою смертью, более тяжкою и лютою. Я старалась отвращать взор мой от видения то в одну сторону, то в другую, чтобы не видеть мне страшных эфиопов, ни слышать голосов их, — но никак не могла избавиться от них, — ибо везде было их бесчисленное множество, и не было никого, кто бы помог мне. |
| Приступая к публичному выступлению, оратор всегда сталкивается с более или менее неожиданной ситуацией, и заранее подготовленное, а тем более написанное, вступление может ему повредить. Стиль вступления должен быть простым, не следует употреблять незнакомые аудитории, ученые, труднопроизносимые слова и сложные конструкции; во вступлении оратор использует язык аудитории, но при этом ни в коем случае не прибегает к низким, грубым, нелитературным словам и выражениям. 2. Предложение Предложение (теза) представляет собой тщательно сформулированное применительно к обстановке, строению, конкретной композиции произведения главную мысль – тему (см. раздел Изобретение). В отличие от этой главной мысли, само наименование – предложение – подразумевает решение, которое предлагается на рассмотрение аудитории. Предложение остается главной мыслью, которая развертывается в текст высказывания, обосновывается и воспроизводится во всех его частях. Предложение обычно находится в начале высказывания: либо непосредственно после вступления, либо после разделения предмета, либо после изложения (как в речи святителя Филарета), либо даже после опровержения, особенно когда опровержение помещается в начале речи. Иногда предложение помещается в конце речи, статьи или книги и совпадает с выводом. Что касается построения предложения, то оно может быть простым по форме: “… вы делом исповедуете, что Христос есть Божия премудростъ поучающая u Он же естъ предмет поучающей премудрости – истина: что Господь дает премудрость наставляющим, u от лица Его познание u разум в наставляемых” ( Притч. 2:6 ). Предложение может быть и развернутым, то есть содержать в себе некоторое обоснование, которое называется положением: “…цель у правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское хозяйство, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, u просвещение, там u настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих u представить их в неотъемлемую собственность.” |
| Когда памятование о Боге проявляется в постоянном призывании имени Божия, ум принимает просвещение, чтобы не блуждать в собственных суждениях; одновременно пробуждается и ревность, которая ослабляет тяжесть труда, так что подвиг трудолюбия облегчается. Это вещи предваряющие. Если же прибавить к памятованию о Боге большее усердие, то они пробуждают чувство любви Божией, которая является основой преуспеяния «в Боге». Хотя всякое трудолюбивое делание, служащее для исполнения добродетели, является полезным, тем не менее оно не выше памятования о Боге. Непрестанно повторяемое в молитве всесвятое имя Господне делает присутствие самого Спасителя ощутимым, ибо имя Его – не какое-то простое слово, но некое живое действие. Это то слово, которому учат нас отцы: «Именем Иисусовым бичуй супостатов». Тот же смысл имеет и Павлово побуждение к непрестанной молитве. Тому, кто терпеливо творит молитву, " вскоре Бог подаст защиту» ( Лк. 18, 8 ), поскольку такой человек призывает Его дни и ночи. Слова «бодрствуйте и молитесь» ( Мф. 26, 41 ) и «не унывать в молитвах» ( Лк. 18, 1 ) характеризуют ту настойчивость, которая здесь требуется. Посредством этой настойчивости не только ниспровергается всякое коварство и сатанинские козни врага, но и врачуется природная неустойчивость и уклонение, свойственные человеку. Не только Богоданное святоотеческое учение, но и естественная логика вещей убеждают нас, что надлежит вручать воле Божией как начало, так и завершение своего предприятия, и только на Него уповать. Таков необходимый закон и условие успеха во всяком нашем стремлении. " Начало премудрости – страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его» ( Пс. 110, 10 ). БОГОВИДНОЕ УСТРОЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА Один из способов обрести цель жизни пред Богом состоит в том, чтобы помнить о нашем боговидном сотворении «по образу... и подобию» ( Быт. 1, 26 ) нашего Владыки и Бога. Значит, нам необходимо стать похожими на Него и уподобиться Первообразу. Второй способ – это памятование о том, что личность нашу постигло крушение и что наша мысль настаивает на «порочном от юности нашей» ( Быт. 8, 21 ). |
| Схимонах Георгий Строго, точно, трудолюбиво и ревностно следуя традиции наших отцов, воистину блаженный Георгий достиг совершенства, он – торжество Православия и похвала Афона. Монах Иосиф Ватопедский († 2009) Однажды к старцу Иосифу Исихасту пришел за духовным советом монах Георгий. По национальности он был серб и плохо знал греческий язык. С трудом подбирая слова, Георгий рассказал, что, когда он жил в миру и учился в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже, его посетила столь обильная Божественная благодать, что он оставил всё и ушел в монахи. Но вот теперь в таком благодатном месте, на Афоне, куда Георгий пришел ради большего богопознания, он совсем перестал чувствовать благодать и поэтому ему кажется, что она его покинула. Отец Георгий уже начал подумывать отправиться снова в Париж, полагая, что там, где благодать к нему пришла впервые, она опять вернется. Старец Иосиф отвечал медленно, делая между словами большие паузы, чтобы Георгию было легче понимать. Старец объяснил, что всё так и должно быть, что благодать всегда так действует с теми, кого ведет к духовному совершенству. «Благодать не ушла, и ее не стало меньше, и никогда не станет меньше, потому что Божественные дары непреложны (см.: Рим. 11: 29), – говорил старец. – Ты не ощущаешь благодать, но она, как и прежде, остается в тебе, только теперь не явно для чувства, а как энергия. Благодать Божия всегда проявляет себя двумя способами: первый мы называем энергией, а второй – ощущением. Как энергия благодать всегда пребывает в верующих, потому что без благодати никто не мог бы даже просто веровать. А как ощущение благодать является, если хочет помочь человеку, который устал, изнемог в духовной борьбе или ему угрожает какая-то духовная опасность. В то время ты был неопытен, ничего не знал о духовной жизни, и благодать пришла к тебе явно во всей своей полноте и открыла свои тайны, чтобы привлечь тебя к духовной жизни, чтобы научить тебя и дать силу отказаться от мирской жизни и правильно воспользоваться даром Божиим. |
| III Что же это такое, обожаемая Лидия Алексеевна? Как это случилось, что вы превратились в машину? Долго ли вам ещё придётся фабриковать по готовым моделям всё те же ужасы, те же истерики, те же катастрофы и обмороки? Кто проклял вас таким страшным проклятием? Как, должно быть, вам самой опостылели эти истёртые слова, истрёпанные образы, застарелые, привычные эффекты, и с каким, должно быть, скрежетом зубовным, мучительно себя презирая, вы в тысячный раз выводите всё то же, всё то же, всё то же… Но, к счастью, вы и до сих пор не догадались о вашем позоре, и, когда простодушные младенцы воспевают вас, как счастливую соперницу Пушкина, вы приемлете эти гимны как должное. Я тоже почитаю вас гением, гением пошлости. Превратить свою душу в машину, чувствовать и думать по инерции! Если какой-нибудь Дюркгейм захочет написать философский трактат «О пошлости», рекомендую ему сорок томов сочинений Лидии Чарской. Лучшего материала ему не найти. Здесь так полно и богато представлены все оттенки и переливы этого малоисследованного социального явления: банальность, вульгарность, тривиальность, безвкусица, фарисейство, ханжество, филистерство, косность (огромная коллекция! великолепный музей!), что наука должна быть благодарна трудолюбивой писательнице. Особенно недосягаема Чарская в пошлости патриото-казарменной: «Мощный Двуглавый Орёл», «Обожаемый Россией монарх» — это у неё на каждом шагу, и не мудрено, что унтеры Пришибеевы приветствуют её радостным ржанием, а какой-то Ревунов-Караулов отдал даже такой приказ: «Книга гжи Чарской должна быть приобретена в каждой семье, имеющей какое бы то ни было соприкосновение… с кавалерией». Недаром Главное управление военно-учебных заведений так настойчиво рекомендует её в ротные библиотеки кадетских корпусов: её книги — лучшая прививка детским душам казарменных чувств. Но неужто начальство не заметило, что даже своё ураизготовляет она по-машинному: «Русские бежали по пятам, кроша, как месиво, бегущих», — пишет она в «Грозной дружине». «Красавец атаман ни на минуту на переставал крошить своей саблей врага». |
| Старшая из них, Анна, первоначально пользовалась большим вниманием Гоголя. В 1829 г. он увещевал мать прилагать «всевозможное старанье о воспитании этого умного дитяти», предрекая, что «от него много можно ожидать» (т. X наст. изд., стр. 142). В первый же год пребывания сестер в институте Гоголь изменил мнение о даровитости старшей сестры, находя, что у нее, как и у младшей, «способностей не много». Из строго закрытого учебного заведения, каким был Патриотический институт, сестры Гоголь были выпущены в 1839 г. Результатами их воспитания Гоголь был недоволен. «Он жаловался, — вспоминает С. Т. Аксаков, — на юродство институтского воспитания и говорил, что его сестры не умеют даже ходить по-человечески» («История моего знакомства», стр. 27). Однако Гоголь надеялся перевоспитать сестер. Делясь с Погодиным намерением поселить сестер в Москве, Гоголь писал ему: «Они будут покамест переводить и работать для будущего журнала и для меня. Я хочу совершенно их приучить к трудолюбивой и деятельной жизни» (см. письмо М. П. Погодину от 4 ноября ст. ст. 1839 г. ). Гоголь старался сблизить сестер с литературными кругами, возил их на литературные вечера к Хомяковым, Свербеевым, Елагиным, Киреевским и другим. В это пребывание сестер Гоголя в Москве (первые пять месяцев 1840 г.) они принимали участие, вместе «с кое-какими студентами», в переводе какой-то пьесы Шекспира, назначавшейся для бенефиса Щепкина. Однако оставить в Москве Гоголю удалось только младшую сестру Лизу. Она поселилась у П. И. Раевской, а старшая, Анна, уехала с матерью в Васильевку. Елизавета Васильевна Гоголь в течение двух лет (1840–1842) оставалась в Москве, но, вопреки надеждам брата, не выказала никакой любви к умственному труду и занималась у Раевской лишь домашним хозяйством. В 1842 г. возвратилась в Васильевку. В 1851 г. она вышла замуж за саперного поручика В. И. Быкова (ум. 1862). Их сын Н. В. Быков женился на родной внучке Пушкина — М. А. Пушкиной. Е. В. Быкова оставила после смерти два письменных свидетельства о брате: отрывки из дневника 1848 г. |
| Только при третьем сменившемся поколении, когда патриархальная семья, крайне туго доселе подвигавшаяся в своём росте, быстро увеличилась в числе своих членов и достигла момента превращения в племя, глава этой семьи, под действием известных совершившихся в ней и в самой стране событий, решается оставить Ханаан на более продолжительное время ( Быт. 45:10 ; Быт. 46:3 ) и переселяется в Египет, с тем, однако, чтобы пожить в этой земле ( Быт. 47:4 ). Для поселения многочисленной пастушеской семьи, по её желанию, назначается правительством та именно из египетских областей, которая и по качествам своей почвы, и по составу населения, и по географическому положению совершеннейшим образом соответствовала тогдашнему состоянию переселенцев и будущему назначению их потомства. В лучшей египетской земле переселенческая семья быстро возрастает, усиливается, и первое проявление народных сил совершает под регулирующим воздействием египетской образованности. Встретивши своё детство в Ханаане, будущий народ, образовавшийся из пастушеской семьи, свою юность проводит в египетской школе, нелёгкой, как и всегда, заставившей много трудиться над переработкой образа жизни и деятельности, – заставившей учиться тому, чего не знали его отцы, но необходимой для предстоящего исторического назначения. В многотрудной египетской школе, сделавшейся особенно тяжкой перед самым, если можно так выразиться, выпуском, молодой израильский народ спокойно и выносливо, хотя и с полным сознанием тяжести своего положения, остаётся до тех пор, пока он не достиг достаточной зрелости, дабы стать самостоятельным среди других народов земли. Чтобы воспрепятствовать этому последнему, египетское правительство в лице нового фараона, который восстал в то время в Египте, составило весьма искусный, по-видимому, тонко рассчитанный план, выполнение которого должно было, казалось, в настоящем принести несомненную пользу для государства, а в будущем – устранить опасность потери для государства значительной массы трудолюбивого населения. |
| В Петербурге жил он в темной комнатушке с железной кроватью, этажеркой, заставленной книгами, и двумя немытыми окошками. В эту комнату и явился однажды солидный, излишне самоуверенный господин — известный чиновному Петербургу Борис Андреевич Сипягин. На лето ему нужен учитель для сына, и флигель-адъютант князь Г. («кажется, ваш родственник») рекомендовал именно Алексея Дмитриевича. При слове «родственник» Нежданов мгновенно краснеет. Князь Г. — один из его братьев, не признающих его, незаконнорожденного, но выплачивающих ему по воле покойного отца ежегодную «пенсию». Алексей всю жизнь страдает от двусмысленности своего положения. По этой причине он так болезненно самолюбив, так нервен и внутренне противоречив. Не по этой ли причине и так одинок?. Для смущения у Нежданова поводов предостаточно. В прокуренной клетушке «княжеского родственника» Сипягин застал его «петербургских друзей»: Остродумова, Машурину и Паклина. Неряшливые фигуры, грузные и неуклюжие; небрежная и старенькая одежда; грубые черты лица, у Остродумова еще изрытое оспой; громкие голоса и красные крупные руки. В их облике, правда, «сказывалось что-то честное, и стойкое, и трудолюбивое», но поправить впечатление это уже не могло. Паклин был до чрезвычайности маленьким, невзрачным человеком, очень страдавшим от этого по причине страстной любви к женщинам. При мизерном росте он был еще Сила (!) Сам-соныч (!!). Впрочем, нравился студентам веселой желчью и цинической бойкостью (российский Мефистофель, как назвал его в ответ на именование российским Гамлетом Нежданов). Задевало Паклина и нескрываемое недоверие к нему революционеров. Вот от этого всего отдыхал теперь Нежданов. Он не чужд был эстетическому, писал стихи и тщательно скрывал это, чтобы «быть как все». У Сипягиных большой каменный дом, с колоннами и греческим фронтоном. За домом прекрасный, ухоженный старый сад. Интерьер носит отпечаток новейшего, деликатного вкуса: Валентина Михайловна вполне разделяет не только убеждения, но и пристрастия мужа, либерального деятеля и гуманного помещика. Сама она высока и стройна, лицо ее напоминает о Сикстинской Мадонне. Она привыкла смущать сердечный покой, причем вовсе не для того, чтобы завести особые отношения с объектом своего обнадеживающего внимания. Нежданов не избежал его, но быстро понял отсутствие, так сказать, содержания в ее едва уловимой призывности и демонстрации якобы отсутствия дистанции между ними. |
| Стремление к добру, сделавшееся единою заботою ее жизни, побудителем всякого действия, ненависть и отвращение к внушениям демона, смирение, не возмущаемое никакими противностями, беспрерывное умерщвление похотей плоти во всем; пылкая, спокойная любовь к Богу, внимание к себе, ничем ни на минуту не рассеваемое, трудолюбивое собирание и очищение всех добродетелей, составляющих совершенство монашеской жизни и ведущих душу, как ученика из класса в класс, до высшего отличия и глубочайшего знания науки духа, с полным успехом, обнаруживались, со дня на день более, в юной подвижнице. Твердая в уповании, она не теряла бодрости, не смущалась, не ослабевала никогда; она носила в себе, также неизменно, как дыхание, как биение сердца, мысль, что всякое искушение должно быть поводом лишь к новой победе; а потому была постоянно осторожна, неусыпна в трезвенности духовной. Все более решительная и готовая к битве, она из самых искушений, казалось, извлекая лишь новую силу, новую добродетель, новые достоинства, возвышавшие ее пред Богом, возвращавшие ее душе ту необъятную мощь, то Божественное совершенство чистоты, разума и света, которым Творец одарил человека, и которое, быв утрачено в грехопадении, может быть восстановлено Богом в каждом человеке, если только он возлюбит Бога точно всем сердцем, всею душою, всею волею и силою своею. Глубоко тронутая таким благодатным настроением Евпраксии, настоятельница, со святым вниманием и осторожностью, как опытная последовательница Христа, содействовала преуспеянию этой избранной души; она руководствовала, подкрепляла ее силы, внушала ей безграничное упование, или испытывала ее возложением на нее самых унизительных послушаний, самых неприятных трудов, чтобы более и более отрешать ее от себя самой и привлекать к ней неистощимые дары благости Творца. Так вела она ее, будто по ступеням, от упражнения к упражнению, в то же время молясь с сестрами обители, будто «единым сердцем и едиными устами» о ниспослании Богом силы и мудрости смирения, без коих не может быть ни одной победы духовной. |
| Яннулу выдали замуж за Димитрия Фану. У них родилось трое детей. Семья еле сводила концы с концами. Яннула купила швейную машинку и стала шить. Постепенно, довольствуясь малым, ей удалось скопить денег и даже построить на них дом. Яннула была очень трудолюбивой и милосердной. Но не бедность тяготила Яннулу. Куда больше она страдала от трудностей, с которыми столкнулась в семье своего мужа. Её свекровь была злым и жестоким человеком. Она невзлюбила свою невестку. Всё время клеветала на неё мужу, добиваясь, чтобы он держал её в строгости и даже бил. Яннуле было трудно, но она оказывала великое терпение и никогда ни словом не осудила свою свекровь. Муж Яннулы был продавцом лотерейных билетов. Круглыми сутками он работал на площадях и в ресторанах. Часто возвращался домой пьяным. Выгонял жену из дома и не раз снимал со стены ружьё, пытаясь её застрелить. Он не давал ей даже спокойно зажечь лампадку. Однажды, когда муж по обыкновению богохульствовал, Кира-Яннула плакала и молилась святой Параскеве: «Лучше пусть он потеряет зрение, чем будет хулить Бога». Когда утром Димитрий проснулся, он в ужасе стал голосить и просил жену зажечь лампаду. С тех пор он больше никогда не произнёс хулу на Господа. Яннула воспитала детей в страхе Божием, дала образование и помогла определиться. Однажды по её молитвам спасся сын, упавший на машине в пропасть. Заранее почувствовав опасность, Яннула вымолила его. Во время оккупации она спасла мужа от смерти. Она упала в ноги фашистам и на коленях со слезами на глазах стала смиренно их умолять отпустить её супруга, что они и сделали. Яннула была человеком, все мысли и дела которого были устремлены только к добру. Она познакомила десять пар, которые стали впоследствии супругами, крестила множество маленьких детишек. Однажды мама сказала Яннуле: «Кто покрестит сорок христиан – спасёт свою душу». И эта благословенная женщина, несмотря на свою бедность, находила маленьких беспризорных детишек и брошенных цыганят, крестила их, одевала и обеспечивала благословениями (подарками). К 1980 году у неё было более тридцати крестников. |
|
|
