| На правительстве – нравственное обязательство указать законный выход крестьянской нужде, каждому трудолюбивому работнику создать собственное хозяйство, приложить свободный труд, не нарушая чужих прав. Немедленною уступкою крестьянам части казённых, удельных, кабинетских земель (9 миллионов десятин тотчас же – указ об этих 9 миллионах был подписан в самый день взрыва на Аптекарском острове, при дружном семейном сопротивлении великих князей, не желавших отдавать удельную землю всю и не желавших безвозмездно); облегченьем продажи земель заповедных, майоратных (для примера и сам Столыпин продал своё нижегородское имение Крестьянскому банку); понижением платежей по ссудам, увеличением кредита, – но главнее: свободою выхода из общины. Невыносима дальше необходимость всем подчиняться одному способу ведения хозяйства, невыносимо для хозяина с инициативой применять свои лучшие склонности к временной земле. Постоянные переделы рождают в земледельце беспечность и равнодушие. Поля уравненные – это поля разорённые. При уравнительном землепользовании понижается уровень всей страны, и сельскохозяйственный, и общекультурный. Занося руку разрушить земельную общину, ещё бы Столыпин не знал, сколько государственных актов перед тем были направлены – общину сковать и заморозить. Даже Николай I настойчиво вёл земельную программу, не отличимую от мечты нынешних эсеров: равномерное (по дворам, по сёлам, по волостям, по уездам и даже по губерниям) наделение землёй и периодические переделы по переписям. Попытки в конце его царствования в виде опыта расселять государственных крестьян на семейно-подворных участках были остановлены при Александре II. При освобождении крестьян от помещиков хотя и видна была несуразность оставить их в зависимости от общины, но сделали именно так (сохраня теоретический выход: выйти единовольно после уплаты всех выкупных платежей; но почти никто не нашёл сил выкупиться так, а в конце царствования Александра III и этот выход запретили – пока все выкупы были прощены царским махом осенью 1905). Русские цари один за другим таили недоверие к самому трудолюбивому и обширному классу, на котором зиждилась страна. Не доверял крестьянам и Александр III, запрещая даже простой раздел крестьянского двора без согласия общины, специальными указами напоминая неотчужденье надельных земель (и как раз после голода 1891, когда ожидался бы вывод противоположный!), стесняя робкие права деревенских сходов властью дворянских начальников – властью штрафов, арестов и даже розог. |
| (Перевод Г. В. Глазыриной по Воег 1888. 194, 196) Х.5. «Сага о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне» Сага создана около 1300 г. неизвестным автором и относится к числу наиболее популярных древнескандинавских произведений, о чем свидетельствует большое число дошедших до нас рукописей – сорок три списка от рубежа вв. до первых десятилетий XX века. Сюжет «Саги о Стурлауге Трудолюбивом» («Sturlaugs saga starfsama Yngolfssonar») динамичен. Действие происходит на севере Европы – от Норвегии до Бьярмаланда. По тексту прослеживается кропотливая работа ее авторов по согласованию сведений, почерпнутых из произведений различных жанров. Ими были использованы многие саги «Круга Земного» Снорри Стурлусона, «Сага о Торстейне, сыне викинга», «Сага о Хрольве Пешеходе», «Сага о Карле Великом», популярные в средневековье труды Исидора Севильского , Адама Бременского, Саксона Грамматика. Текст саги сохранился в двух редакциях: пространной редакции А и краткой редакции В. Древнейшая рукопись редакции А – AM 335 4to, 1v-11r, датирующаяся рубежом вв., – долгое время считалась непригодной для публикации из-за ее плохого состояния. Новый метод анализа с использованием фотографии в ультрафиолетовом свете, позволил издателю этой рукописи О. Зитцельсбергеру (Zitzelsberger 1969) восстановить и прочесть, казалось бы, навсегда утраченные фрагменты текста древнейшей рукописи. Редакция В была создана не ранее конца XVI века. В ней сюжет изложен более лаконично и последовательно. Основная рукопись этой редакции – AM 567 XXI 4to, датирующаяся рубежом вв. Переводы выполнены на основе редакции А. Фрагменты 2, 3, 4 приведены по обеим редакциям. Издание: Sturlaugs saga starfsama//The Two Versions of Sturlaugs saga starfsama/A Decipherment, Ed. and Transl. of a Fourteenth Century Icelandic Mythical-Heroic Saga by Otto J. Zitzelsberger. Dusseldorf, 1969. P. 8–29, 358–376. Переводы: Рыдзевская 1978. С. 85 (фрагмент); Глазырина 1996. С. 121–173. Литература: Zitzelsberger 1969. S. 1–6; Simek, Hermann Pálsson 1987. S. 338; Zitzelsberger 1993. P. 614–615; Глазырина 1996. X.5.1 805 |
| 711 Вот свидетельство Афанасиево: «что Слово – вечно, соприсуще Отцу и есть собственность не иной, но Отчей сущности, или ипостаси, как изрекли бывшие на соборе, можно еще вам слышать и у трудолюбивого Оригена . Если он нечто писал в виде спора и состязания, то нужно принимать это не за его собственный образ мыслей, но за мудрование тех, которые усиленно с ним спорили. Собственный же образ мыслей этого трудолюбивого мужа (нужно искать) там, где он излагает их в виде определений» (De decret. Nic. synod, n. 27). 713 Каким образом учители церкви так легко переходили от резкого обособления лиц божеских к признанию полного их единосущия, это объясняется тем, что им всегда присуща была мысль о нераздельности божеских лиц, даже и тогда, когда их слишком резко обособляли и разграничивали. Замечательный образчик в этом отношении представляет образ воззрения Зенона веронского , жившего около времени Оригена . Отца и Сына он сравнивал с двумя морями, но представлял эти моря соединенными между собой проливом (De Genes, serm. 1. in Bibl. maxim. T. III. ed. Lugdun. 1677, p. 359). 726 Ibid. n. 19. Нужно заметить, что и другие учители этого времени, будучи в духе православными, употребляли подобные же выражения о Сыне, которые могли быть истолкованы в смысле арианском, но это делалось ими чисто случайно и ненамеренно, вследствие только недостатка установленности в терминологии, а также недостатка той осторожности в употреблении терминов, которой впоследствии научила всех упорная борьба с арианами. Так, по свидетельству Фотия, Феогност, когда говорил о Сыне, называл Его κτσμα (Bibliothec. codex. 106). Но св. Афанасий считал его вовсе неповинным в арианском иносущии Сына, и в пользу его веры в единосущие указывал на следующее место в его сочинении Υποτυπσεων: «Не вовне создана сущность (οσα) Сына, и не из несущего произведена она (ουδ κ μ ντων ποιχθη), а из сущности Отца (αλλ κ τς του Πατρς ουσα), подобно сиянию от света, или пару от воды» (Athanas. De decret. nicen. Synod, n. 25). Другой ученик Оригенов , Пиерий, по свидетельству Фотия же, говоря об Отце и Сыне, выражается, что Они суть две субстанции и натуры (οσας δο κα φσεις δο), но это он делал, как видно из предыдущего и последующего, с целью обозначить два лица, употребляя только слова ουσα и φσις вместо πστασις, а не как делали это ариане (Bibliothec. codex. 119). |
| Как дар Божий, вода эта имела сладкий и приятный вкус, и, в благодарность за нее, принесены были тотчас же «жертвы благодарения». «О сем повествуют, добавляет Иосиф, св. книги, в Иерусалиме хранимые, что Бог подлинно все сделал так». Приближаясь к земле Ханаанской и готовясь из необитаемых пустынь перейти в населенные местности, Евреи скоро должны были столкнуться с их воинственными и задорными обитателями. Правда, большинство из них чувствовали вначале страх пред Израилем, внушенный известиями о последнем, уже дошедшими до них после гибели Фараона со всем войском в волнах Чермного моря ( Исх.15:14–15 ), но этот же самый страх, чем он был больше, вызывал и лежал в основе тем большего отчаянного и сопротивления, потому что затрагивал столь могучий инстинкт самосохранения. Общность угрожавшего от Евреев несчастия сплотила доселе разбредшиеся туземные племена, которые успели быстро обменяться переговорами и посольствами и порушили учинить общее нападение на выходцев из Египта. 268 Иосиф называет зачинщиками в этом деле Амаликитян, обитателей Говолиты и Петры, храбрейших из всех своих соседей, – которые придумали для своих союзников самый зажигательный, но в то же время и небезосновательный мотив для вооруженного нападения. Они выставляли именно на вид, что выходцы из Египта, усилясь более войском и имением и ободрясь их медлительностью, все равно нападут сами, и лучше предупредить это, чем положиться «на-авось», чтобы потом раскаиваться в непредусмотрительности и излишнем доверии к неведомым пришельцам. Для Моисея это было предметом неожиданности и печали; тем более смутились сами Евреи, мало подготовленные к такой борьбе, и изнуренные опасностями пути. Тем не менее, Моисей скоро нашелся. Он подкреплял всех упованием на Бога, доселе с очевидностью являвшего им во всем Свою помощь; напоминал, что «брань» с голодом, жаждой и морем была гораздо хуже и труднее: наконец, собрал начальников и в короткое время одушевил их так, что они сами просили вести их не врагов. Моисей выбрал Иисуса Ефремлянина – мужа, по словам Иосифа храброго, трудолюбивого, красноречивого, мудрого, находчивого, набожного, послушного Моисею, – и поставил его во главе сформировавшегося войска, в состав коего вошли все способные к войне, за исключением слабых, служивших, впрочем, для прикрытия жен, детей и стана. |
| Я же ни наказаний в здешней жизни не осмелюсь относить во всяком случае к пороку, ни спокойного состояния — к добродетели. Правда, бывает и здесь такое мздовоздаяние, и конечно, для некоторых полезных целей, дабы, с одной стороны, бедствия злых людей останавливали стремление порока, а с другой, благоденствие добрых облегчало путь добродетели, но это бывает не всегда и не вполне. Полное мздовоздаяние принадлежит единственно будущей жизни, где одни получат награды за добродетель, а другие — наказания за порок. Восстанут, ибо сказано, «эти в воскресение жизни», эти «же в воскресение осуждения» (Ин.5:29). А для настоящей жизни — другой закон, другое ведение. Впрочем, и в настоящей жизни все направлено к будущей. И что кажется нам неровным, — без сомнения, выравнивается у Бога. Подобно этому в теле есть части выдавшиеся и впалые, великие и малые, также на земле есть места возвышенные и низкие; но все это, во взаимном соотношении, образует и представляет нашим взорам прекрасное целое. Равно и у художника, сначала нестройное и неровное вещество, потом является весьма искусно обделанным, когда из него устроится какое-нибудь произведение; после чего и мы, увидев это произведение в совершенной красоте его, понимаем и признаем искусство художника. Так не будем же почитать Бога таким несовершенным художником, каковы мы; не будем находить неустройства в управлении миром потому единственно, что нам неизвестен образ управления. Но мы, — если нужно представить в подобии состояние нашего духа, — мы немного отличаемся от людей, страждущих на корабле тошнотой и головокружением, которые, кружась сами, думают, что и все кружится. Точно таковы те, о которых мы говорим. Они не хотят, чтобы Бог был мудрее их, когда у них кружится голова от недоумения о каком-нибудь происшествии. Вместо того, чтобы или самим потрудиться в изыскании причины его, в той надежде, что, может быть, трудолюбивому исканию откроется истина, или посоветоваться об этом с людьми, которые мудрее и духовнее их, так как и мудрость есть (одно из дарований, «и не у всех такое знание» (1Кор.8:7), или чистотой жизни уловить ведение и поискать премудрости у истинной Премудрости; они — какое невежество! — хватаются за то, что ближе к рукам, клевещут, будто все в мире делается без причины, потому только, что сами ее не видят и, таким образом, от своего невежества делаются мудрецами или от излишней, так сказать, мудрости, становятся лишенными мудрости и несмысленными. |
| А теперь, здесь все мы, труждающиеся и обремененные, плаваем по житейскому морю, обуреваемые множеством всяческих зол и бедствий, не находя себе нигде верного пристанища. Вражда и раздор между людьми, внутренний разлад людей с самими собою, кровавые войны, голод, мор, и болезни, плачевное социальное положение миллионов людей, влачащих самое жалкое существование, без всякой надежды на улучшение своего положения, – вот картина человеческого счастья, с тех пор, как запомнят себя люди! «Каждое столетие, может быть, каждое десятилетие человечество развивается более и более обогащается новыми знаниями, новою опытностью, изобретает множество новых средств против того или другого из физических и нравственных зол, удручающих его. Но что же – зла в мире действительно становится меньше? Нужды, болезней, страданий в наше время меньше, чем было за 100, за 200, за 1000, за 5000 лет назад? Едва ли какой-либо серьезный и искренний мыслитель и наблюдатель человеческой жизни стал бы с решительностью отвечать на этот вопрос утвердительно. Зло человеческой жизни – горе и страдание всякого рода как будто растет со средствами, изобретаемыми против него» 62 . Среди этих бедствий и зол жизни нас стараются утешить тем, что если страдают и мучаются отдельные личности человеческие, за то целое человечество идет вперед, развивается, совершенствуется, и ценою частных страданий покупается общее благо человечества, которое и достигнет некогда всеобщего благоденствия. Таким образом каждый из нас – страдальцев может сказать вместе с трудолюбивою пчелою: И моего тут капля меду (правда, пока еще будущего) есть! Печальное утешение! «Цель истории заключается не в личном удовлетворении, а в общем благе; общее же благо состоит в разнообразии и гармоническом единстве частей, а не в равном для всех развитии и распределении жизненных средств. Всеобщее равенство никогда не может быть для нас идеалом, потому что оно противоречит природе вещей и человека. Если бы мы даже представили себе, что человечество достигло наконец идеального блаженства, равно простирающегося на всех, то все же позднейшие поколения были бы привилегированными в сравнении с предыдущими. |
| Уже тогда Господь Бог известил и засвидетельствовал его великое преподобие своим знамением, исцелив его отрубленную руку. И если, – будучи со всех сторон вооруженным и защищенным словами и делами самой божественной премудрости и святых апостолов, пророков и древних равноапостольных учителей, – если прочтешь ты внимательно эту книгу, то увидишь этого истинного защитника Божьей церкви облаченным в светлую и крепкую, сияющую ярче солнца броню, – то есть в святейшие догматы апостольского правоверия, и держащим в руке свой обнаженный обоюдоострый меч – то есть слово Божье. И вот он, непобедимый в догматах благочестия, посекает племена еретиков, а правоверным приносит великое утешение, несказанную радость, веселье и надежду. Поэтому прошу и советую: если кто-либо из наших братьев славянского племени захочет прочесть его книгу или книги других древних, премудрых учителей церкви, то пусть прежде всего трудолюбиво учится и читает внимательно Священное Писание. Затем пусть обучается светским наукам, то есть философии (а если не найдет для этого учителей в своей земле, то пусть не ленится ехать в другие страны, как советует Иисус, сын Сирахов). Ведь и эти святые, о которых мы сказали выше, многие годы потратили на учение, не скупясь на расходы: одни из них ездили в дальние страны, для других же родители приглашали учителей в дома, как и отец этого Дамаскина, – и таким образом украшали бессмертную душу. Он сам в Слове о Священном Писании из четвертой главы своего сочинения пространно пишет о том, какую пользу приносит чтение Писания. О внешних же науках пишет следующее: если можем что-либо из них почерпнуть – то уподобимся опытным купцам, которые настоящее, чистое золото собирают, а нечистое отвергают. Возьмем же из них все самое хорошее, а богов, достойных осмеяния, и чуждые нам басни выбросим псам, то есть неверным и еретикам. Но, ради Бога, не будем потворствовать безумцам, а тем более – хитрецам, которые нас обманывают, выдавая себя за учителей. Пребывая еще в той Русской земле, что под властью московского царя, я не раз слышал, как они обманывают юношей, стремящихся к учению и к постижению Священного Писания (в той земле есть еще немало людей, пекущихся о своем спасении), и, запрещая, говорят им: «Не читайте много книг!» И указывают на умалишенных: «Этот, мол, от книг умом помрачился, а этот в ересь впал». |
| Не жди прихода смерти; посмотри, вот уже пришла она и притаилась в тебе, и зубы ее постоянно точат плоть твою. То, что было живо прежде твоего рождения, и то, что переживет твою смерть, и сейчас живо в тебе. Однажды ночью Ангел развернул свиток времени, которому не было конца, и показал мне на свитке том две точки, одну рядом с другой. -РРасстояние между точками,- сказал он,- длина века твоего. -РЗначит, истек мой век,- воскликнул я,- пора мне собираться в дорогу. Должен я уподобиться трудолюбивой хозяйке, целый день проводящей в уборке дома и подготовке подарков к завтрашним именинам. Воистину, сегодняшний день сыновей человеческих более наполнен заботами о дне грядущем. Но мало тех, кто верит обетованию Твоему и заботится о том, что будет после смерти. Да будет последний вздох мой, Господи, вздохом не о мире, а о вечном блаженном Завтра. Среди погасших свечей друзей моих догорает и моя свеча. Не скорби, казня себя, и не жалей свечу свою догорающую. Разве так мало любишь ты друзей своих, что боишься пойти вслед за ними, ушедшими? Жалей не о свече догорающей, а о том, что тускло горит и оставляет после себя чад. Привыкла душа моя каждый день и каждую ночь покидать тело и простираться до границ вселенной. Распростершись так, она чувствует, как солнце и звезды плывут по ней, словно лебеди по озеру моему. Светится она вместе с солнцем и поддерживает жизнь на земле. Держит горы и моря, управляет ветрами и ураганами. Прозревает Вчера, Сегодня и Завтра. И возвращается на ночлег в печальную и ветхую земную обитель. Возвращается в тело, которое еще минуту-другую будет звать своим и которое, словно тень, колышется среди могильных холмов, среди звериных пещер, среди стонов обманутых надежд. Не сетую на смерть, Живый Боже, не за что мне сетовать на нее. Человек сам сделал из нее пугало. Смерть, как ничто другое, толкает меня навстречу Тебе, Господи. Рос у дома моего куст ореховый, и смерть отняла его. Пенял я на смерть и, кляня ее, говорил: почему не меня взяла ты, утроба ненасытная, почему взяла безгрешного? |
| «Смотрите», – писал преосв. Евсевий А.В. Горскому 28 сентября 1847 года, «как много трудится наш о. Макарий!» 322 . «В нашем издании», – писал он же и тому же своему другу через год, «видите новые труды о. Макария... Он скор в деятельности и в будущем годе, вероятно, дело кончится и явится отдельно» 323 . А преосв. Иннокентий, который сам трудился до того, что иногда к вечеру рука едва могла держать перо 324 , советовал даже своему трудолюбивому ученику быть более умеренным в занятиях. «С новым годом, любезнейший земляк»! писал он Макарию 26 декабря 1846 года, «желаем вам новых сил, и паче всего новой и, кажется, не совсем знакомой вам умеренности в употреблении сил сих. Кому неприятно любоваться трудами вашими; мы первые их усердные любители. Но ради Бога не забывайте скудельности сосуда нашего; я по опыту знаю, что в занятиях наших есть черта, за которую беда, если кто перейдет, и которую однако же легко перейти. Все кажется, что есть силы, что можно сделать то и другое, а потом увидишь беду; но уже нельзя воротиться... Примите же совет, посылаемый вам от души» 325 . О том же самом просил архим. Макария и преосв. Елпидифор, бывший ректор его по семинарии. «Да подкрепляет только Господь силы ваши; и вы сами приберегайте здоровье свое, чтобы вы могли и впредь надолго еще трудиться на пользу других», – писал он Макарию 10 октября 1847 года 326 . Все многочисленные произведения архим. Макария, относящиеся к обозреваемому времени его жизни, могут быть, по предметам своего содержания, разделены на следующие четыре разряда: 1) богословские, 2) церковно-исторические, 3) проповеднические труды и 4) один труд, остающийся доселе в рукописи, по каноническому праву. К первому разряду относятся «Введение в Православное Богословие» и первый том обширного труда под заглавием: «Православно-догматическое Богословие». «Введение в Православное Богословие» было издано архим. Макарием в 1847 году, причём некоторые отделы печатались предварительно на страницах академического журнала «Христианское Чтение» 327 . |
| Брюсов записывает в дневник: «Квартира обставлена с яркостью; вместо люстры— дракон, стильные стулья… Вечером были у Бенуа. Сомов— милый мальчик. Нувель— эстетик, Бакст— эстет с оттенком фатовства… Бакст находит, что я лицом похож на Верлена…» Брюсов был приглашен на «редакционный вторник». Он пишет: «Были Философов, Дягилев, Бакст, Нувель… Дягилев менее мне понравился, чем Философов, очень он „Сереженька“. А Философов поразительно „тонкий человек“. Все же в атмосфере „Мира искусства“ дышу легче, чем у Мережковских». С сотрудничеством Брюсова в «модернистическом» журнале Дягилева началось его литературное признание. В сентябре 1902 года Брюсов избран членом литературной комиссии Московского литературно-художественного кружка и с увлечением отдается своей новой деятельности. Он любит заседать, «заслушивать» доклады, вести прения, выносить постановления. В кружке знакомится он с А. М. Ремизовым, только что вернувшимся из своей вологодской ссылки. Брюсов записывает: «Еще какой-то из Вологды Ремизов. Они сидят там в Вологде, выписывают Верхарна, читают, судят. Этот Ремизов — немного растерянный мальчик. Он пришел к „нам“ из крайнего красного лагеря. Говорил интересное о Н. Бердяеве, Булгакове и других своего вологодского кружка». Любопытны заметки в дневнике Брюсова о Блоке и А. Белом: «Всех этих мелких интереснее, конечно, А. Блок, которого я лично не знаю, а еще интереснее вовсе не мелкий, а очень крупный Б. Н. Бугаев, интереснейший человек в России». 1902 год— начало дружбы Брюсова с Белым, драматической истории их личных и литературных отношений. ГЛАВА ТРЕТЬЯ (1903–1904) Уход из «Нового пути»: конец недоразумения с «богоискательством». — Максимилиан Волошин о Брюсове. — Месяц диспутов об искусстве в Лит. — худ. кружке. — Лекция Брюсова: «Ключи тайны». — Париж;.— Встреча с Вяч. Ивановым. — «Urbi et Orbi». — Расцвет поэтического дара, — Блистательные удачи стихотворения. — Универсальность сюжетов. — Значение Брюсова. — Преодоление «надсоновской» эпохи. — Холодный эротизм. — Порыв к освобождению. — По ту сторону добра и зла. — «Демонизм» Брюсова. — Трудолюбивость и усидчивость: «Вперед, мечта, мой верный вол!». — Влияние Брюсова. — Увлечение им Блока и Белого. — Трагический «роман трех»: Брюсов — Белый — Нина Петровская. — Вражда с Белым. — Брюсов — редактор «Весов». — Расцвет славы. — Отход от символизма. — Война с Японией: Брюсов — патриот. В январе 1903 года выходит, наконец, первая книжка «Нового пути»: скромная обложка, простой шрифт, недорогая бумага — никаких «декадентских» изысков, никаких эстетических претензий и купеческой роскоши «Мира искусства». Серьезный, немного «серый» журнал. |
|
|
