| 7). К сожалению, это не так: исследователи XIX в. выдвигали только предположения и голословные утверждения. Для определения источников необходим серьезный сравнительный текстологический анализ печатных и рукописных греческих и славянских книг, которые могли быть доступны справщикам, и корректурных экземпляров. Этого анализа мы и ждем от ученых, занимающихся справой (кое-что уже делается и сделано). Серьезная работа по изучению справы невозможна без изучения источников справы: греческих и славянских. Целесообразно публиковать славянский текст параллельно с греческим (который был доступен справщикам). В идеале в исследованиях о богослужебных книгах необходимо проследить историю формирования книги в целом и отдельных последований по рукописям хотя-бы двух предваряющих издание веков, а также сравнить книги с печатными изданиями других славянских стран. Написанное в богослужебных книгах неразрывно связано с богослужебной практикой и обрядом. Это две половины одного целого, которые зависят друг от друга, дополняют друг друга и не всегда идентичны. Живая старообрядческая практика адекватно отражает практику дореформенного русского богослужения. При исследовании справы и сравнении старых и новых текстов обязательно необходима проекция на живую современную старообрядческую и новообрядческую практику: как исправление текста было связано с исправлением обряда; исправление обряда вызывало справу текста и наоборот. Очень интересно, например, было бы описать современную старообрядческую практику священнического отпевания , это уберегло бы Сазонову от искажения истории этого чина (стр. 13). Справа текста Требника и Часовника была напрямую связана со справой обряда, невозможно эти процессы описывать изолированно. Сазонова справу обряда не описывает вообще. Работа Сазоновой проведена во-многом впустую. В моем понимании, в наше время нет смысла в публикации отличий дониконовской и послениконовской редакций текста без объяснений и комментариев (это уже делалось неоднократно), т. е. без детального исследования. |
| В тридцатых годах девятнадцатого столетия жило в селе Юрьевском-Поволжском Тверского уезда одно крестьянское семейство. Оно состояло из вдовы, преклонных лет старушки, Анны Галактионовой, из сына ее Егора, жены его Степаниды и маленькой дочери Егоровой. Когда еще была молода эта старушка и жив был ее муж, Василий Исаев, они, не имея на первых порах супружеской жизни своих детей, взяли в приемыши себе сиротинку Луку, воспитали его и женили на простой и доброй, безответной девушке, Марии Левоновой. Лука вскоре помер, оставивши после себя трех сирот – двух девочек и мальчика. Между тем Анна Галактионова, спустя несколько лет супружеской бездетной жизни, и сама родила сына Егора, но зато вскоре после родов схоронила своего мужа. Две вдовы жили сначала мирно. Марья Левонова была женщина рабочая, трудолюбивая, простосердечная, безмолвная и покорная; дети ее были безответны пред Анной. Но у Анны вскоре стала проявляться особенная, предпочтительная, неразумная любовь к своему Егорушке. Приемышей, бывало, Анна посылает и угодья жечь, и косить, и молотить, и всякую работу работать, а Егорушка где-нибудь около дома с матерью. Приемыш, поди, и дров наруби, и воды принеси, и коровам дай корму; девочка туда и сюда сходи, и то сделай, и другое сделай; а Егорушка знать ничего не знает. Егорушке и лепешечку мать нарочно испечет, и молочка нальет, и кашки даст; а приемышам – щи да черствый хлеб. Приемыши и молитв хорошенько не знали: где и когда им учиться? Чуть встали – сейчас на ту, на другую, на третью работу; а Егорушку грамоте выучили; Егорушка читал Часовник и Псалтирь; Егорушка в церкви на клиросе пел. Егорушка чистехонек, белехонек, всегда причесан, всегда вымыт, всегда прибран, а приемыши – как случится. Марья Левонова терпела, плакала, молилась Богу и работала со своими детьми без устали. «Ну что ж делать? Потерпим; ведь она же нас и приголубила», – говорила она про первые годы своей жизни в доме Анны. Наконец терпение Марьи истощилось. Видя ежедневные притеснения своим детям от Анны, слыша ее брань и ворчанье, она решилась отойти от греха со своими детьми в особую избушку и жить, пока мир не наделит ее детей землею, хотя Христовым именем, да своим честным трудом. Анна осталась одна с Егорушкой. Егорушка стал подрастать. Понимая, что мать его чрезмерно любит и балует, он начал своевольничать и капризничать: «Того хочу, этого подай». Мать исполняла капризы сынка. |
| Доказательства того, что Никон исправлял книги очень небрежно и даже произвольно, его противники видели прежде всего в несходстве между собою исправленных при Никоне книг разных выпусков. Дьякон Федор говорит: «шесть выходов служебников новых, а меж собою несогласны. Тако же и прочия книги новыя». «Сами же опять говорить он, положили в новых книгах во всех, во псалтырях же с восследованием, и во ермолоях, и в триодях, и в часословах: аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже; а во втором выходе новых же триодей написали, осмеляся, по трижды уже. И то, государь, не пестрота ли и не на песце ли основание свое полагают, вертяся так и сяк?» Когда Никон оставил патриаршество, он по словам Федора, в Иверском своем валдайском монастыре «повелел печатать часовник по старому уставу и обычаю, и те часовники его видев аз, по его благословению печатанныя там о словами в четверть листа, в них же уже; и в Духа святого Господа, истиннаго и животворящаго, и прочая вся в них по старому слово в слово». В другом месте Федор замечает: «стих: благословен грядый во имя Господне. Бог Господь и явися нам, отверг в первых новых служебниках; а в старых везде той стих есть, и в новых иных опять положили его со оговором, и ныне поют его вси». Священник Ни кита пишет: «и то, государь, в тех Никоновых служебниках кая истинная правда, что во едином служебнике указ со указом не согласуется, и те служебники сами ся ратуют... А во время спускания частей с дискоса в потир напечатано вновь тропарь пасце: Воскресение Христово видевше, да от канона девятой песни два стиха. А в ево же Никоновых служебниках иного выходу того тропаря и стихов нет. И в толковой ево Никонове книге нет же. И по сему, государь, изящно ево никонианския самоизвольныя затейки познаваются. А буде бы он, Никон, истину снискал, и то б во всех своих служебниках единочинно и постоянно велел печатать. Да в тех же служебниках вновь напечатав стих: Видхом свет истинный. И то, государь, напечатано с польских служебников, а не от предания богоносных отцов. И в том он, Никон, обличается своими жеслужебникиисвоеюСкрыжалыо, что тово стиха инова выходу в служебниках нет, и в толковой ево книге Скрыжале нет же. И будет бы он, Никон, истинствовал, и он бы те служебники велел постоянно печатать и с толковою бы своею книгою не разгласовался. Шесть бо выходов ево Никоновых служебников в русийкое государство насильством разослано: а все те служебники меж собою разгласуются и не един со другим не согласуются». Священник Лазарь пишет специальный трактат «о несогласии самих с собою новых книг и о неправых в них догматах и хульных словах». Инок Амвросий пишет государю; .послушай, Михайловичу о новых служебниках, иже при Никоне богоотступник и после его отречения и изникновения: по се время выходов до осми было, а все меж со бою несогласны». |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ОСТРОЖСКАЯ АКАДЕМИЯ Правосл. научный и образовательный центр в г. Остроге (ныне Ровненской обл., Украина). Включал школу (коллегиум, 3-язычный лицей), госпиталь и типографию, в которой помимо других изданий была подготовлена и напечатана Острожская Библия (1581); центр существовал в период ок. 1576-1636 гг. О. а. создана киевским воеводой, маршалком Волынской земли кн. Константином Константиновичем Острожским, покровителем православных в Речи Посполитой, с целью сохранения правосл. Церкви в католич. гос-ве, противостояния полонизации и латинизации православных. 70-80-е годы XVI в. были временем активной борьбы кн. Острожского за утверждение позиций православной Церкви. Наиболее значительные инициативы были связаны с Острогом, ставшим в сер. 70-х гг. XVI в. собственностью магната (королевский привилей на наследственное владение Острогом князь получил в нояб. 1576). Ко времени создания О. а. в Речи Посполитой существовали центры правосл. просвещения. Прежде всего это кружок кн. А. М. Курбского в Миляновичах (ныне Турийского р-на Волынской обл., Украина), где делали переводы с греч. языка трудов визант. авторов, были составлены антикатолич. сочинения. Связи кружка кн. Курбского с кн. Острожским были тесными. В наст. время нет сомнения в том, что «Маргарит», изданный в Острожской типографии в 1595 г., был переведен с греч. языка в Миляновичах. Очевидно, что и опыт переводов с латыни был заимствован в Остроге из Миляновичей. По мнению К. Ю. Ерусалимского, в планы кн. Курбского входило создание правосл. академии, но реализован этот проект был не в Миляновичах, а в Остроге ( Ерусалимский К. Православная академия на Волыни XVI в.: Нереализованный проект кн. Андрея Курбского//Острозька давнина: Наук. зб. Ocmpir, 2014. Вип. 3. С. 113-147). Др. центром было владение гетмана Г. А. Ходкевича Заблудово. Там имелась типография, куда гетман пригласил Ивана Фёдорова и Петра Тимофеева Мстиславца (1568-1570), и была создана одна из первых православных академий ( Лабынцев Ю. А., Щавинская Л. Л. Православная Академия Ходкевичей и ее издания. Мн., 1996). Крупнейшим центром правосл. книгопечатания и обучения был Вильно, где впервые после Ф. Скорины было начато кириллическое (православное) книгоиздание. В 1568-1572 гг. в Вильно за счет братьев Зарецких был опубликован на церковнослав. языке Часовник с послесловием на простой мове, в дальнейшем развернули деятельность типографии братьев Мамоничей и В. М. Гарабурды. Важным центром православного просвещения являлся Львов, где книгопечатание в 70-х гг. XVI в. начал Иван Фёдоров, оно продолжилось в 90-х гг. XVI в. благодаря Львовскому Успенскому братству . Можно предположить, что между Вильно, Львовом и Острогом существовали контакты. |
| Язычников на Руси не просто обращали в христианство, но воцерковляли, приобщая к высокоразвитой, передовой для того времени христианской культуре. На Руси постепенно получили распространение Евангелие, Типикон, Октай, Часовник, иноческие уставы, толковые Палеи и другие книги христианской традиции 41 . Римское христианство начиналось с катакомб, русское – с роскошных, наполненных болгарскими и византийскими иконами храмов и монастырей. Это предопределило особое отношение русских к Церкви. Христианство не мыслилось вне церковного, очень развитого, утонченного, продуманного лучшими византийскими богословами церковного культа. Догмат и обряд сливались в гармоническом единстве, человек новой христианской культуры на Руси был озабочен согласованием своего образа жизни с догматической и обрядовой церковностью. Язычество Древней Руси было довольно развито, но не на уровне интеллектуального осмысления (аллегорические толкования древних мифов), но в плане бытовой и обрядовой практики, обычаев, суеверий, повседневного уклада. Как показал Б. А. Рыбаков, накануне крещения Руси сложилось влиятельное сословие жрецов (волхвов), «руководившее обрядами, сохранившее давнюю мифологию и разработавшее продуманную аграрно-заклинательную символику» 5]. Он утверждал, что «греческое христианство застало в 980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую языческую культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами и, по всей вероятности, со своим языческим летописанием 912–980 гг.» 5]. В некоторых областях (Новгород Великий) волхвы имели значительное политическое влияние вплоть до XIII b., и только к XVI b. потомки прежних волхвов вырождаются в примитивных деревенских колдунов и ворожей. Замена языческого обрядоверия на христианство породило на Руси феномен «бытового исповедничества» (термин П. П. Сувчинского), при котором общество на уровне всех социальных связей было проникнуто сакральной обрядовостью, что нашло отражение в облике храмов (во многих ранних русских храмах в качестве декора использовалась языческая символика), одежде, жилищах, в обычаях, жестах, нормах поведения. Приобщение Руси к христианству в первом поколении сопровождалось болезненным разрывом с прошлым, так как христианизация народа была проектом, идущим сверху, от князя Владимира и его окружения. |
| В ожидании операции читаю часовник, а потом статьи и газеты с подборкой материалов под заголовком: «Засекреченные трагедии в СССР». Отрываюсь от чтения, нервно хожу по палате и по коридору. Впечатление от информации о катастрофах в советское время под стать настроению. Заголовки статей в газете: «Чернобыль: сбесившийся атом», «Апокалипсис в Ташкенте», «В огненном аду» (это о взрыве на подстанции близ Сызрани в 1980 году, в результате чего погиб 41 человек и около 200 было ранено). «На многих кожа висела клочьями, как чулки. Волосы были обгоревшими». Кровавая баня в Сокольниках из-за давки, которую спровоцировали канадцы, кидая жвачку в гущу нашей молодежи; о пожаре в гостинице «Россия» в 1977 году – по-видимому, это был поджог, так как огонь одновременно возгорелся в нескольких десятках мест, и т.д, и т.п. Ужасает предстоящее испытание, которое включает в себя, в частности, 14 уколов. «Не остави меня, Господи, Боже мой, не отступи от мене, воньми в помощь мою, Господи Боже спасения моего». Я в большом напряжении, штормит давление, вздрагиваю от каждого шороха и скрипа дверей. Состояние, наверное, напоминающее то, что ощущают приговоренные к расстрелу, слыша шаги в коридоре – опять пронесло, и они сваливаются от изнеможения. Вкатывает каталку в прихожую медсестра средних лет и с порога: «Все снимайте и ложитесь». Когда я лежал с операциями в 83-й больнице, то там каталку вкатывали в палату. Медсестра давала распашонку и на несколько минут выходила – тут же она стоит и ждет. Каталка с грохотом движется по коридору, на воздусех лифта взлетает на 10 этаж. Мой бездыханный труп, прикрытый простыней, приземлился в дальний угол предбанника операционной палаты – ассоциация с моргом. Ты в потоке – здесь ты обнаженный, испуганный и обреченный ждешь решения своей судьбы. Медсестры воркуют между собой, шутят, смеются – они в привычной обстановке. «Вы с утра ничего не ели?» - весело спрашивает у меня медсестра. Естественно, я натощак (по древним правилам монахи вкушали пищу один раз в 9-й час по восточному времени – по-нашему, это около 15.00). На мой утвердительный ответ радостно восклицает, похлопав меня по плечу: «Молодец!» Делают укол в вену – слышу то, чего я опасался: «Мимо» (последний раз кровь в Медцентре взяли с пятой попытки). Подходит хирург – крепко сбитый мужчина средних лет. На операционном столе меня растягивают во все стороны, как при колесовании первых христиан. Надевают маску, я в нее дышу и отключаюсь. |
| Один ливонский дворянин, ловкий и красноречивый Тизенгаузен, благодарил царя от имени своих собратий и клялся за них в верности до смерти. – Дети мои! – отвечал на это Борис: – молите Бога о нас и нашем здоровье, а пока мы живы, вам ни в чём нужды не будет, и, взявшись за своё жемчужное ожерелье, прибавил: – и это разделю с вами. Милостью царскою пользовались и иноземные купцы. Так немецкие купцы, выведенные Грозным из ливонских городов и поселённые в Москве, где они сильно бедствовали, получили от царя Бориса в займы по 300 и по 400 рублей без процентов и на бессрочное время и дозволение вести торговлю с разными льготами, под условием не выезжать из России без позволения и не распускать за границей дурных слухов о государе. Кроме того, иноземные купцы причислялись к высшему разряду торгового сословия, к московской гостиной сотне. Не имея среди своих подданных лиц с европейскими знаниями, европейски обученных и образованных, Борис поручал набирать за границей в русскую службу врачей, рудознатцев, суконников и других мастеров. С этой целью он отправил в Любек Бекмана. В наказной памяти Бекману говорилось: „приехавши в Псков, сказать воеводе, чтоб отпустил его тотчас не шумно, чтоб о том иноземцы не узнали. Из Пскова ехать в Любек Лифляндскою землёю на Юрьев или на Кесь или другие какие города, куда ехать лучше и бесстрашнее». Эти слова наказа останавливают особое внимание нашего историка Соловьева, который видит в них очевидное свидетельство неотложнейшей государственной необходимости для Московского государства иметь в своём распоряжении хотя бы одну гавань на Балтийском море: „иначе надобно было действовать тайком, не шумно, надобно было выкрадывать знания с Запада». Далее в наказе говорилось: „приехавши в Любек, говорить бурмистрам, ратманам и палатникам, чтоб они прислали к царскому величеству доктора навычного, который был бы навычен всякому докторству и умел лечить всякие немощи. Если откажут, то промышлять в Любеке доктором самому, чтоб непременно доктором в Любеке промыслить. Посланы с ним опасные грамоты суконным мастерам, рудознатцам, которые умеют находить руду золотую и серебряную, часовникам: так ему промышлять накрепко, чтоб мастеровые люди ехали к царскому величеству своим ремеслом послужить, сказывать им государево жалованье и отпуск повольный, что им приехать и отъехать во всём будет невольно безо всякого задержанья». |
| «Сереже семь лет минуло, и отец, помолясь пророку Науму, чтоб отрока Сергея на ум наставил, дал ему в руки Букварь и указку и принялся учить его грамоте. По вечерам, как родитель, бывало, с домны аль с вагранки домой воротится, долбит перед ним Сережа: «Аз, ангел, ангельский, архангел, архангельский», а утром тихонько от матери бежит в заводское училище, куда родители его не пускали, потому что кержачили (...) и думали, что училище то басурманское. Там де учат бритоусы, да еще по гражданской грамоте, а гражданская грамота, Святыми Отцами не благословленная, пошла в мир от антихриста. Опять же в заводском училище цифирной мудрости учат, а цифирь – наука богоотводная» (Мельников II, с. 270). Плата за обучение осуществлялась по традиционным правилам. По свидетельству П.Н. Мельникова-Печерского, мастерица «получала за труды плату съестными припасами, кой-чем из одежи, деньгами редко. Брала за выучку с кого погодно, с кого как; за Азбуку плата, за Часовник – другая, за Псалтирь – третья» (Мельников IV, с. 25). «Кроме условной платы за учение, мастерица при каждой перемене учеником книги, то есть при начале Часослова и при начале Псалтиря, получает горшок сваренной на молоке каши, платок, в котором ученик несет этот горшок, и полтину деньгами. Кашу съедают ученики, платок и деньги поступают в карман мастерицы. Старинный обычай, упоминаемый еще в XV веке, сохраняется доселе у раскольников» (Мельников IV, с. 29). 24 Любопытно, что вносить эту плату за ученика могли только его родители. Мастерица отказывается принимать плату за обучение от благотворителя. 25 До той поры, пока родители не внесли плату, ребенок занимался по прежней книге, «твердил зады». Сообщение П.Н. Мельникова-Печерского о том, что у мастериц учились и дети неимущих родителей, свидетельствует о независимости церковнославянского образования от материального положения. Аналогичное описание процесса обучения находим и у Н.С. Лескова. Говоря об образовании героя повести «Однодум», Н.С. Лесков пишет, что мать «отдала (Алексея Макарова) в науку «мастерице»; мастерица научила Алексашку 26 тому, что сама знала. Дальнейшую же, более серьезную науку преподал ему дьяк (...). Дьяк, «отучив» Алексашку, взял горшок каши за выучку, и с этим вдовин сын пошел в люди» (Лесков II, с. 6). Макаров – человек, «поврежденный от Библии », то есть постоянно читающий Св. Писание. Для чтения Библии, а особенно Ветхого Завета, требуется основательное знание церковнославянского языка. А. Макаров читает по-церковнославянски, следовательно, он знает этот язык хорошо. |
| Для сравнения, в древнейших сохранившихся рукописях византийского Евхология приводятся молитвы большего числа служб суточного круга – не только вечерни, утрени и паннихис, но и малых часов, – а в позднейших литургических книгах, вплоть до современных печатных изданий, священнические молитвы малых часов, паннихис и полунощницы не приводятся. Древнерусские Служебники студийской эпохи, регулярно содержащие молитвы паннихис, но никогда – малых часов 17 , не соответствуют ни тем, ни другим. В рукописях РНБ. Соф. 518 и 526, а также РНБ. О. п. I. 4 WAM. W. 548 молитвы паннихис выписаны между циклами молитв вечерни и утрени, что дает следующий порядок последований: В [ечерня]- П [аннихис]- У [треня]. В рукописях ГИМ. Щук. 745 и Воскр. 8, РГБ. Рогож. 566 и РНБ. Соф. 522 молитвы паннихис 18 выписаны также после молитв вечерни, но, как уже отмечалось, молитвы утрени в этих списках предваряют собой молитвы вечерни, так что порядок последований здесь таков: У – В – П 19 . Оба порядка – и В – П – У , и У – В – П – соответствуют структуре суточного круга богослужений как целого, поскольку паннихис – это служба, совершаемая после вечерни; первый порядок следует византийской традиции начинать круг суточных служб с вечерни 20 , второй порядок отличается от первого лишь перестановкой молитв утрени в начало всего корпуса 21 . В рукописях РНБ. Q. п. I. 67 и Соф. 523 , а также ГИМ. Син. 598 порядок последований отличается от описанных выше тем, что паннихис поставлена после утрени: В – У – П , – то есть на несвойственное ей место. Некоторую параллель этому порядку можно найти в особом типе Часословов, известном на Руси в студийскую эпоху, к которому восходят и дониконовские Часовники 22 . В NYPL. Slav. 1 молитвы паннихис (л. 88–90 об.) и вовсе выписаны вне связи с молитвами вечерни и утрени (л. 35–50 об.). Кроме того, во всех четырех перечисленных рукописях, а также в ГИМ. Щук. 745 и РГБ. Рогож. 566, молитвы паннихис дополнены кратким заупокойным последованием 23 , состоящим из нескольких молитв и ектении об усопших (в ГИМ. Син. 598 приведена только заупокойная ектения) 24 . Поэтому будет корректнее описать корпус священнических молитв суточных служб в РНБ. Q. п. I. 67 и Соф. 523 , ГИМ. Син. 598 и NYPL. Slav. 1 так: В – У – П – З [аупокойное последование]. |
| Вообще говоря, ценность исследовательской роботы археолога чаще всего не в классификационных схемах и типологиях, а в конкретном материале, в любовном отношении к нему, что позволяет создавать настоящие памятники научной мысли, эпохальные научные произведения, каковым, безусловно является монография Г. Ф. Корзухиной и А. А. Песковой. Следует осознавать, что в отечественной науке полностью отсутствуют подобные работы о крестах. Данному каталогу и исследованию просто нет аналогов, так как ни по одной из категорий крестов, особенно таких массовых, не созданы пока своды такого значительного географического охвата. В этом отношении работа А. А. Песковой, надеемся, станет примером для многих исследователей-ставрографов. Столь фундаментальные своды не создаются в короткий срок, обычно это результат многолетних усилий целого коллектива авторов. В данном случае это верно отчасти. Описания отдельных крестов сделаны специалистами из многих музеев и научно-исследовательских учреждений России и сопредельных стран. Все они бережно упомянуты основным автором каталога, на плечи которой лёг ещё и непростой труд по объединению всех этих исследователей, сведению и редактированию их описаний, а иногда и побуждению их к работе над материалом, который в музеях часто находится «под спудом». Выход в свет тома «Древнерусские энколпионы» имеет непреходящее значение, остаётся лишь сожалеть о мизерном тираже (500 экз.), которым был выпущен этот значимый труд, моментально ставший библиографической редкостью. С. В. Гнутова. Д. В. Пежемский. Часовникова А. В. Христианские образы растительного мира в народной культуре. Петров крест. Адамова голова. Святая верба. – М.: Индрик, 2003. – 247 с. Эта книга связана с семиотической трактовкой культуры. Предметом изучения в ней является «растительный код» – растение как знак, как культурный символ и как образ. При этом задача работы, как видит её сам автор, «исследовать религиозное мировоззрение через «христианские» растительные образы (образы, порождённые христианской ментальностью), которые даже не столько самоценны, сколько, скорее, репрезентативны для народной культуры как таковой, ибо позволяют выйти на общие закономерности народного строительства христианской образности и даже выявить важнейшие закономерности и принципы, единые для христианской культуры в целом» (с. 6). |
|
|
