| 179 Наконец, едва ли не находится в связи с дружелюбными отношениями старого и нового Рима, с предполагаемым общим церковным и политическо-военным союзом Востока и Запада – замечательное известие русской летописи. 180 В 1091 году прибыл в Киев один из единоземцев и близких келейных людей русского митрополита; он воротился из Рима от папы и привез с собою много мощей. Нет никакого сомнения, что впечатлительный и предприимчивый Запад, уже давно наслушавшийся рассказов о Турках, которые оскверняли христианскую святыню, и об Узо-Печенегах, которые останавливали благочестивых пилигримов на пути их странствия, был сильно и глубоко потрясен страшной картиной, развернутой перед его глазами с такой яркостью. Завеса, скрывавшая за собою таинственное величие империи Константина, Феодосия и Юстиниана, была разорвана: за ней представился христианский государь, носящий уважаемый по преданиям титул Римского или Греческого императора, преследуемый толпами страшных дикарей-язычников. За ней представился город Константина, этот новый Рим, для всякого христианина имеющий почти столько же прав на почтительное чувство, сколько и старый, – но теперь готовый со всеми своими святынями и мощами сделаться добычею неверного Турка или гнусного Печенега. В замках Франции и богатой уже тогда Фландрии начиналось движение, которое очень мало нуждалось в каком-либо ничтожном пустыннике, чтобы перейти в смелое предприятие. Гроб Господень в Иерусалиме, упомянутый в конце Алексеева послания, был, конечно, для толпы, для простой веры и не знающего сердца гораздо понятнее, чем Восточная империя и Константинополь. Одного этого имени – Иерусалим, раздавшегося на Клермонском соборе из уст папы, могло быть достаточно для того, чтоб увлечь толпу. Но в умах графов Фландрских, Боэмундов и Робертов Норманнских идея о крестовом походе созрела независимо от папы и первоначально не была, конечно, связана с одним Иерусалимом и, может быть, вовсе не была соединена с этим именем. Призыв папы Урбана потому нашел такой скорый и сильный отзыв в рыцарстве Фландрии, Нормандии и Франции, что ему предшествовал призыв императора Алексея. |
| Во Франции . Во Франции 1-я регулярная масонская ложа появилась в 1721 г. в Дюнкерке, затем - в Париже (часть из них - при участии брит. подданого Дезагюлье), а затем - в Лионе, Руане, Нанте, Авиньоне, Тулузе и Бордо. В 1728 г. была основана Великая ложа Франции, которой руководили английские и шотландские масоны-якобиты (сторонники реставрации династии Стюартов): Ф. Уортон, Дж. Х. Маклин, Ч. Радклифф; в 1738 г. ее возглавил французский аристократ Луи де Пардайан де Гондрен, герцог д " Антен. В 1743 г. Великим мастером был впервые избран принц крови Луи де Бурбон-Конде, гр. Клермонский, а ложа получила название Великой английской ложи Франции. В 1773 г. в условиях кризиса «старого порядка» была образована ложа Великий восток Франции, к-рую возглавил Луи Филипп II, герц. Шартрский (впосл. Филипп Эгалите). Накануне революции французские масоны, сторонники идей Просвещения, находились в оппозиции к Церкви и монархии; членами масонских лож были влиятельные философы-просветители Ш. Л. Монтескье, Вольтер, Ж. А. Кондорсе, Л. С. Мерсье, П. С. Марешаль. Франц. масоны испытывали также влияние мистической философии (Л. К. де Сен-Мартен, М. де Паскалли). Многие лидеры Французской революции были масонами (О. Г. Рикети де Мирабо, Ж. Лафайет, Ж. П. Бриссо, Ж. П. Марат и др.), но не стали единомышленниками. В период якобинской диктатуры (1793-1794) масонские ложи подвергались преследованию со стороны властей как места собраний аристократов и контрреволюционеров, масонов арестовывали, их лидер Филипп Эгалите был казнен. По мнению современных исследователей, роль масонов как организаторов и вдохновителей Французской революции сильно преувеличена. В империи Наполеона I Бонапарта масоны составляли правящую элиту (маршалы, префекты, сенаторы, министры). В структурах подконтрольного «имперского» масонства (ложа Великий восток Франции) находились также все ближайшие родственники Наполеона. Масонские традиции сохранились и в эмигрантских кругах. Граф Прованский, буд. кор. Людовик XVIII, был «вольным каменщиком». |
| По словам аббата Хериманна ( Herimannus. Liber. 2010. Р. 39), О. решил обратиться к аскетической жизни после прочтения соч. «О свободном решении» (De libero arbitrio; CPL, N 260) блж. Августина , еп. Гиппонского. 4 марта 1092 г. с разрешения Радбода II, еп. Нуайона и Турне (1068-1098), О. вместе с 4 учениками основал в Турне, на месте заброшенного мон-ря, обитель августинцев-каноников св. Мартина (Chartes. 1898. P. 1-2. N 1; Annales S. Martini Tornacensis, a. 1092//MGH. SS. T. 15. P. 1297; Herimannus. Liber. 2010. Р. 41-42). С 1094 г. в мон-ре введен бенедиктинский устав. В том же году О. в 1-й раз упомянут как аббат (Chartes. 1898. P. 2. N 1). Клюнийские «обычаи» (consuetudines) стали соблюдаться в мон-ре св. Мартина с 1095 г., вероятно, не без влияния со стороны соседнего аббатства Аншен ( Herimannus. Liber. 2010. Р. 97). Избранию О. епископом Камбре предшествовали долгая схизма в еп-стве, когда на епископскую кафедру претендовали избранный «клиром и горожанами» Манассия († 1108), выходец из местной знати, и Гальхер, архидиакон Брабанта, к-рого поддерживал имп. Генрих IV (1084-1105). На Клермонском Соборе (18-28 нояб. 1095) Гальхера обвинили в симонии , его назначение на епископскую кафедру было признано неканоничным. Ситуация осложнялась вмешательством в конфликт местных сеньоров и графа Фландрии Роберта II (1093-1111). После изгнания из Камбре Гальхера епископская кафедра оставалась вакантной в течение 18 месяцев. Дабы исправить сложившуюся ситуацию, по ходатайству Реймсского архиеп. Манассии II де Шатийона (1096-1106) кафедра Камбре была предложена О. 29 июня 1105 г. часть местного клира избрала О. епископом Камбре. Два дня спустя, 2 июля, в Реймсе он был рукоположен в сан (Gesta Odonis. 1//MGH. SS. T. 14. P. 211). Помощь О.- стороннику григорианской реформы - оказали монахи аббатства Аншен. Несмотря на это, О. смог войти в город лишь спустя неск. лет, получив вооруженную поддержку гр. Роберта II Фландрского, т. к. вскоре после его избрания партия сторонников Гальхера в Камбре вновь взяла верх. |
| С сер. XIII в. соборный капитул в К. содержал уч-ще, позднее переведенное в доминиканский мон-рь. В школе при капитуле ц. Сент-Амабль в Рьоме особое внимание уделялось изучению права; в 1429 г. школа перешла в ведение городских властей. Небольшие школы существовали при некоторых мон-рях, напр. в Моза; крупнейшим считалось уч-ще капитула ц. Сен-Сернёф в Бийоме, его выпускники поступали в Парижский, Орлеанский и Тулузский ун-ты. Намерение основать ун-т в Бийоме, получившее отражение в булле папы Евгения IV (1445), не было осуществлено. В XV в. контроль над образованием стал причиной разногласий между соборными канониками и горожанами К. По решению городского совета, одобренному еп. Г. Дюпра, в К. был основан муниципальный коллеж (1552); соборный капитул выделил ежегодную субсидию на его содержание. Еп. Тома Дюпра (1517-1528) планировал основать ун-т в Иссуаре. Первое в Оверни крупное образовательное учреждение было создано его преемником Г. Дюпра при помощи иезуитов . С разрешения каноников ц. Сен-Сернёф иезуитский коллеж был открыт в г. Бийом (1556); к 80-м гг. XVI в. здесь получили образование от 1,5 до 2 тыс. чел. Однако попытка епископа основать 2-й коллеж в Мориаке (1563) не увенчалась успехом. Сведения о распространении в Оверни протестантизма относятся к 30-м гг. XVI в. С 1535 г. в К. распространялась протестант. лит-ра; впосл. власти неоднократно конфисковывали у жителей города и уничтожали книги, привезенные из Женевы. В 1547 г. управляющий клермонской школой К. Монье, обвиненный в ереси, бежал в Лозанну. С 1540 г. центром протестантизма в Оверни стал г. Иссуар, сюда прибывали проповедники из Женевы. В 1548 г. еп. Г. Дюпра, пытавшийся совершить визитацию, не был допущен в город. Епископ и соборные каноники принимали меры против распространения протестантизма: они рассылали миссионеров, предписывали священникам чаще проповедовать и объяснять народу еретический характер протестантских учений. Дарованное франц. гугенотам разрешение совершать богослужения в Иссуаре и в Сен-Пурсене (1562) было подтверждено Амбуазским эдиктом (1563), однако губернатор Оверни Г. де Морморен-Сент-Эрем, твердый сторонник католицизма, велел приверженцам протестантских учений покинуть К. |
| Это было тем более неизбежно, что девушка считала меня влюбленным в другую и потому не пыталась защищаться против меня. Но нужно было быть каким-нибудь Рибо, Тэном или Адриеном Сикстом — словом, совершенным знатоком человеческой души, чтобы представить себе все это заранее и строить на этом свои расчеты. Я же скорее походил на путника, который пересекает долину, не зная, что в земле уже зреют семена, и в простоте души не подозревая, что летом здесь будут снимать жатву. У путника есть хотя бы то оправдание, что он не видел, как здесь, сеяли, а я сам посеял зерно и все-таки ее ожидал всходов! Убеждение, что я окончательно потерпел крах в попытке влюбить в себя Шарлотту, еще более усилилось в последующие дни. Она почти не разговаривала со мной. Позже я из ее же собственных признаний узнал, что под этой холодностью она скрывала растущее в ней волнение, которое своей новизной, напряженностью и глубиною приводило ее в замешательство. Пока же она казалась целиком поглощенной изучением игры в трик-трак, правила которой маркиз вычитал из «Энциклопедии». Вспомнив, что эта игра была любимым времяпрепровождением его деда эмигранта, маркиз не пожелал изучать других игр, приведенных в книге. Один из клермонских торговцев немедленно доставил в замок все необходимое, чтобы маркиз мог удовлетворить свою прихоть. И едва в гостиной установили стол для игры в трик-трак, как отец и дочь принялись вечера напролет бросать кости, которые падали на доску с сухим стуком. К фразам, которыми маркиза обменивалась со своими компаньонками по вязанью, примешались теперь кабалистические термины игры вроде: «малое табло», «большое табло», «возвратное табло», «два по два», «два по три», «два по пять», «бью» или «заполнил». Иногда Шарлотту сменял на ее посту аббат Бартомеф, старичок священник, который в слишком скверную погоду служил мессу в самом замке. Хотя маркиз был со мною безупречно вежлив, он ни разу не спросил меня, не хочу ли и я научиться игре в трик-трак, и различие, которое он делал между мной и аббатом, как это ни странно, оскорбляло меня: ведь я гораздо охотнее читал книгу, сидя на своем низеньком стуле, или разгадывал характеры присутствующих по их физиономиям. |
| Такие же точно взгляды я замечал, когда мы снова встречались, за чаем, при свете только что зажженных ламп, а потдм во время обеда и, наконец, в долгие зимние вечера, если я не уходил в свою комнату раньше других, сославшись на какую-нибудь работу. Жизнь и разговоры в замке были очень монотонны; поэтому ничто не могло помочь Шарлотте избавиться от впечатления волнующей тайны, которое я постарался ей внушить. Маркиз, находясь во власти почти болезненных крайностей своего характера, проклинал злосчастное решение провести зиму в глуши. Он говорил, что при первой же перемене погоды мы уедем из замка, хотя отлично знал, что переезд невозможен. Теперь это было бы связано с большими расходами, да и куда было переезжать? Иногда он гадал, есть ли надежда, что в замок приедет кто-нибудь из клермонских знакомых, которые иной раз заезжали в Жюсса позавтракать, но только в тех случаях, если четыре часа дороги из Клермона не превращались из-за плохой погоды во все восемь. Потом старик усаживался за карточный столик; маркиза, гувернантка и монахиня склонялись над своим бесконечным рукоделием; на моей обязанности лежало присматривать за Люсьеном, который перелистывал какую-нибудь книгу с картинками или раскладывал пасьянс. Я располагался в кресле таким образом, чтобы Шарлотта, игравшая с отцом в карты, подняв глаза, непременно меня видела… Я занимался гипнотизмом и всесторонне изучил в вашей «Анатомии воли» главу, озаглавленную «О полувнушениях» и посвященную странным явлениям господства над чужой волей. Я надеялся при помощи этого метода подчинить себе праздную мысль девушки в ожидании удобной минуты, когда завершу каждодневную работу внушения, рассказав ей свою историю. Объясняя мою грусть и мои поступки, история эта должна была окончательно заполонить ее воображение, которое, я знал, и (так уже было занято мною. Эту историю я разработал довольно искусно, дорогой учитель, и построил ее в полном согласии с двумя принципами, которые вы выдвигаете в вашей превосходной главе о любви. Ваш труд, теоремы «Этики», касающиеся страстей, и труд г-на Рибо «Болезни воли» стали моими путеводителями. |
| 15. А жители Тура, узнав, что король вернулся с поля битвы с саксами, составив грамоту 512 на избрание пресвитера Евфрония епископом, отправились к королю. Когда они изложили ему суть дела, король ответил: «Я ведь повелел, чтобы туда посвятили в епископы пресвитера Катона 513 , почему же пренебрегли нашим приказанием?» Они ответили: «Мы его просили, а он не захотел прийти». Во время этого разговора неожиданно явился сам пресвитер Катон и стал умолять короля, чтобы он приказал отстранить Каутина и назначил бы его епископом в Клермон. Когда король стал смеяться над этим, Катон обратился со второй просьбой к королю, умоляя рукоположить его в епископы Тура, чем Катон раньше пренебрег. Король ему ответил: «Я ведь с самого начала приказал посвятить тебя в сан епископа Тура, но, как я слышал, ты пренебрег этой церковью, поэтому ты не будешь править ею». Так посрамленный Катон удалился. Когда король стал спрашивать о святом Евфронии, ему сказали, что он приходится внуком блаженному Григорию, о котором мы упоминали выше 514 . Король ответил: «Этот род знатный и знаменитый 515 . Да будет воля Божья 516 и блаженного Мартина. Пусть свершится выбор». И после того как король отдал приказание, святой Евфроний был рукоположен в епископы, восемнадцатым после блаженного Мартина. 16. Храмн же, как уже сказано 517 , питая ненависть к епископу Каутину, строил в Клермоне разнообразные козни. В то время Храмн тяжело заболел, так что от сильной лихорадки у него выпали на голове волосы. Был тогда при нем замечательный, отличавшийся «во всякой благости» 518 , клермонский гражданин по имени Асковинд, который старался силой удержать его от дурного поведения, но безуспешно. Рядом с королем находился также и Леон из Пуатье, яростный подстрекатель на дурные дела. Он был достоин своего имени, так как был ненасытен и свиреп, как лев. Говорят, он сказал однажды, будто исповедники Господа Мартин и Марциал не оставили ничего, что умножило бы королевскую казну. Но он тотчас же был поражен силой исповедников и, став глухим и немым, потерял рассудок и скончался. А ведь несчастный [Леон] приходил в Тур в базилику святого Мартина, молился, приносил дары, но, обычно искупляющая, чудотворная сила святого отвернулась от него. И он вернулся с той же болезнью, с какой и прибыл. |
| Беспокойная мысль Федотова ищет активной общественной среды и находит ее в Русском студенческом христианском движении, на съезде которого он впервые побывал в Клермоне летом 1927 года. С тех пор он с полной отдачей сил участвует в этом движении, но эволюция движения с середины 30-х годов «вправо» сказывается несовместимой с коренными убеждениями Федотова. Другая сфера деятельности Федотова в эмиграции – экуменическое движение. С 1935 года он член экуменических съездов, в особенности по сближению православной и англиканской епископальной церкви. Федотов почти ежегодно посещает Англию, публикует подробные обозре- ст. Paris, 1931; О н ж е. Стихи духовные: Русская народная вера по духовным стихам. Paris, 1935. ния экуменических встреч и собеседований 19 . Однако и здесь его постигли разочарования: попытки религиозного соединения еще более подчеркивали непримиримые разногласия. Важным событием парижского периода жизни Федотова было знакомство на клермонском съезде в 1927 году с Ел. Ю. Скобцовой (впоследствии матерью Марией) и И.И. Фондаминским, которые стали его верными друзьями. При участии И. И. Бунакова-Фондаминского и Ф. А. Степуна Федотов основывает журнал «Новый Град. Философский, религиозный и культурный обзор» (Париж, 1931–1939, 1–14), где он программно заявил о себе как выразителе и созидателе особого «пореволюционного сознания» 20 . Этот журнал поставил Федотова среди русской эмиграции в центр споров о России 21 . Особо нужно сказать о совместной работе Федотова с матерью Марией и И.И. Фондаминским и в «Православном деле» 22 . «Православное дело» возникло прежде всего как организация практической христианской работы в годы тяжелого кризиса, больно ударившего по беззащитной русской эмиграции. Но социальная работа по мере созревания самосознания ее деятелей требовала богословского самоопределения, уяснения своего исторического места в жизни и предании Церкви. Федотов был главным идеологом «Православного дела» как дела социального христианства и покаяния. Федотов всегда тянулся к молодежи, и в эмиграции он нашел друзей среди младшего поколения – молодых писателей и поэтов, собиравшихся в квартире Фондаминского, который предоставил им возможность выпускать сборник под названием «Круг». |
| Примерно с 40-х гг. XI в. можно говорить о новом этапе движения за «Б. м.», к-рый характеризуется возраставшим контролем со стороны светских князей, уменьшением роли народного элемента в движении и более ясными институциональными формами. К этому времени «Б. м.» был известен в Сев. Италии, распространение его в норманнской Сицилии зафиксировали Соборы 1089 и 1093 гг. В Леоно-Кастильском королевстве движение за «Б. м.» фиксируется с 20-х гг. XII в., в Германии оно было воспринято в 1081-1085 гг. имперским епископатом, однако уже вскоре на смену «Б. м.» пришли «земельный» и «имперский мир» (Landsfrieden, Reichsfrieden - Майнц, 1103). Движение за «Б. м.» сохраняло локальное значение до XIII в. «Б. м.» повлиял на развитие городского права. В Ле-Мане (1070), Сен-Кантене (1081), Нуайоне (1108), Лане (1110) возникают городские коммуны как скрепленные клятвой военные союзы, созданные для защиты мира. Движение за «Б. м.» по-своему способствовало оформлению сословий (ordines) средневек. общества: лиц духовного звания и мирян, рыцарей и крестьян. Ношение оружия и военная деятельность приобрели значение главных признаков принадлежности к сословию господ. «Б. м.» оказало влияние на христианизацию складывавшейся рыцарской этики. С превращением «Б. м.» в соглашение с Богом через всеобщее покаяние «Божие перемирие» (treuga Dei) возникло как род рыцарской аскезы: кающийся рыцарь, оставив на время оружие, соединялся с «бедными». Война, т. о., рассматривалась им как одно из греховных удовольствий, от к-рого следует воздерживаться в пост и по церковным праздникам. В канонах Собора в Нарбоне (1054) пролитие христ. крови приравнивается к пролитию крови Иисуса Христа. Поставленная на службу Господу и католич. Церкви, военная активность рыцарей постепенно выходила за рамки христ. мира. Как Собор «Б. м.» можно рассматривать Клермонский Собор (1095), провозгласивший первый крестовый поход на сарацин в Св. землю. Лит.: Hoffmann H. Gottesfriede und Treuga Dei. Stuttg., 1964; Duby G. Les laïcs et la paix de Dieu//I laici nella «societas christiana» dei secoli XI e XII. Mil., 1968. P. 448-469; Cowdrey H. E. I. The Peace and the Truce of God in the 11th Cent.//Past and Present. Oxf., 1970. Vol. 46. P. 42-67; Bonnassie P. La Catalogne du milieu du X à la fin du XI siècle: Croissance et mutations d " une société. Toulouse, 1975. P. 652-662; Bisson T. N. The Organized Peace in Southern France and Catalonia (c. 1140-1223)//AHR. 1977. Vol. 82. P. 290-311; Goetz H. -W. Kirchenschutz, Rechtswahrung und Reform: Zu den Zielen und zum Wesen der frühen Gottesfriedenbewegung in Frankreich//Francia. 1983. Bd. 11. S. 193-239; Head T. , Landes R. The Peace of God, Social Violance and Religious Response in France around the Year 1000. Ithaca; L., 1992; Barth é lemy D. L " An Mil et la Paix de Dieu: La France crétienne et féodale, 980-1060. P., 1999. |
| По мнению Г. Штрака, Роберт Монах и Бальдерик Дольский отредактировали речь папы так, чтобы она была более актуальной для современной им ситуации, и раскрасили ее риторическими оборотами, что сделало их версии более популярными в последующие века, однако свидетельство Фульхерия Шартрского в большей мере отражало оригинал ( Strack. 2012). Поскольку папа Урбан II не готовил военную операцию, а призывал к религ. движению, во главе похода по его замыслу должен был встать легат Адемар Монтёйский, еп. Ле-Пюи. Призыв папы ознаменовал начало новой эпохи в истории средневек. Зап. Европы, положив начало крестовым походам. Известное и раньше понятие «священная война» было переосмыслено. Папа представил поход на Восток как покаянное паломничество, уподобив воина-крестоносца Христу, идущему в Иерусалим, чтобы принести Крестную жертву. Участники крестового похода получали индульгенцию, освобождающую их от наказания за грехи ( епитимии ) (само отпущение грехов совершалось в таинствах, поэтому в посланиях Урбан II отмечал необходимость для крестоносцев исповедоваться; подробнее см.: Purkis. 2008). Лит.: Cr é gut G. Le Concile de Clermont en 1095 et la première croisade. Clermont-Ferrand, 1895; Munro D. C. The Speech of Pope Urban II at Clermont, 1095//AHR. 1906. Vol. 11. N 2. P. 231-242; Crozet R. Le voyage d " Urbain II et ses négociations avec le clergé de France (1095-1096)//RH. 1937. T. 179. P. 271-310; Becker A. Papst Urban II. Stuttg., 1964. Bd. 1; Somerville R. The French Councils of Pope Urban II: Some Basic Considerations//AHC. 1970. Vol. 2. P. 56-65; idem. The Councils of Urban II. Amst., 1972. Vol. 1: Decreta Claromontensia; idem. The Council of Clermont (1095), and Latin Christian Society//AHC. 1974. Vol. 12. P. 55-90; Le Concile de Clermont de 1095 et l " appel а la croisade: Actes du Colloque universitaire intern. de Clermont-Ferrand (23-25 juin 1995). R., 1997; Purkis W. J. Crusading Spirituality in the Holy Land and Iberia, c. 1095 - c. 1187. Woodbridge, 2008; Strack G. The Sermon of Urban II in Clermont and the Tradition of Papal Oratory//Medieval Sermon Stud. Leeds, 2012. Vol. 56. N 1. P. 30-45. |
|
|
