| Иеродиакон Авксентий вышел от старца Серафима совершенно изменившимся: укоряя себя за свое малодушие, он скорбел, что поддался искусителю диаволу, внушившему ему богопротивные намерения, на которые он изъявил свое соизволение. А при этом благодарил Бога, не допустившего его до совершенной пагубы через угодника своего старца Серафима, и готов был, как истинно кающийся, на все, лишь бы загладить перед Господом свои поползновения. Собравшись в путь, он пошел прямо в Глинскую пустынь, которой достиг благополучно. Явившись к настоятелю с просьбой о принятии его в число братии, он получил отказ, а посему он оставался в гостинице в качестве странника. Соседний помещик Д. Бровцын, по близости бывший в дружеских отношениях с настоятелем, а по доброте знавший всю братию Глинской пустыни наперечет и любивший иеродиакона Авксентия за его простоту, видел сего последнего в гостинице, расспросил его, зачем он здесь находится. Авксентий чистосердечно объяснил все, как он был выслан из обители и как возвратился из путешествия и желает остаться здесь, но настоятель не принимает. «О нет! — сказал добрый Бровцын. — Этому не бывать; я сам сейчас пойду просить настоятеля и буду просить неотступно». С этой просьбой явился Бровцын к настоятелю Филарету, но сей последний не склонялся ни на какие убеждения. Тогда Бровцын прибегает к последнему своему приему: «Если уж нет мне уважения, — сказал он, — в таком случае, отец настоятель, дружбе нашей конец. Никогда теперь ни вы ко мне, ни я к вам». Настоятель, дорожа расположением своего друга и благодетеля, поспешил успокоить его тем, что готов принять Авксентия, чем Бровцын остался доволен. После сего Авксентию было объявлено, что настоятель его принимает, но с тем, что ему назначена епитимия, которая состояла в том, чтобы ему одеться в серую одежду и на экономии трудиться в качестве чернорабочего и, не имея келлии, жить вместе с рабочими неопределенное время. Иеродиакон Авксентий, не рассуждая о трудности возлагаемого, готов был на все, принялся ревностно за возлагаемые на него труды: навоз чистил, дрова рубил, волов гонял, исполнял обязанность кучера и прочее. В таких трудах он был всегда кроток, смирен, молчалив и обращался со всеми любезно, как бы с веселою улыбкою. Эконом, человек сурового характера, из военных стариков, не любил церемониться со своими подчиненными, почему и иеродиакону Авксентию не было ослабы. Но сей терпеливец, укрепляемый Божественною благодатью, решился безропотно переносить все до положения жизни. В таких покаянных трудах провел он шесть месяцев, изнуряясь тяжкими трудами и лишением покоя, подвергаясь переменам погоды наравне с чернорабочими; это по непривычке к такой обстановке жизни, как видно, повлияло на его здоровье: он начал болеть. |
| Чт. 1911 г., стр. 831. 845. – А. А. Спасский, История догматических движений, стр. 215, по какому-то недосмотру заносит Антония в число присутствовавших на никейском соборе арианствующих епископов-лукианистов! 39 Издан у F. Nau, Littérature canonique syriaque inédite: Concile d’Antioche etc. в Revue de l’Orient Chrétien. Deuxieme série. Tome IV (XIV). 1909. 1, p. 13 (французский перевод) 17–18 (сирский подлинник). В латинском списке на 26 месте стоит Theodorus Vasadens. 40 В изданных недавно Э. Швартцем (в греческом переводе) (Е. Schwartz, Zur Geschichte des Athanasius, Mittheilung VIII в Nachrichten d. K. Ges. d. Wiss. zu Göttingen. Phil.-hist. Cl. 1911. S. 392–3) двух сирских списках (по рукописи А) епископов этого собора Феодор сидонский занимает 2-е место – прямо после Евсевия кесарийского : А 1 : Θεδωρος Σιδνος Φοινκης; А 2 : Θεδωρος πσι τος ρισθεσιν τς γας συνδου παρν συγκατθεααι. 3-е место во 2-м списке занимает тоже Θεδωρος – вероятно – уасадский; в А 1 именно другого Феодора нет; но вероятно он скрывается под одним из двух Феодотов, занимающих два последних (28-е и 29-е) места в этом списке (ни один из них не тождествен с Феодотом лаодикийским, который занимает в этом списке 10-е место). – Под другим же из этих Феодотов скрывается, по-моему, Феодосий трипольский. 42 О Феодоре тарском Свида под словом Αξντιος – вероятно, на основании Филосторгия – сообщает только, что он был младшим братом Авксентия, епископа мопсуестийского, очевидно, предшественника Македония (Авксентий был нотарием во дворце Ликиния, но, как христианин, вынужден был оставить эту должность, почему его навивали, как и Македония, исповедником; но Македоний был епископом мопсуестийским в 324–344 гг.; Авксентий же сделался епископом, по-видимому, раньше Феодора тирского), и что он получил свое образование в Афинах. Supplementa Philostorgiana, Ex Suida in voce Αξντιος. ap. Valesius, p. 544: τοτου [Αξντου] δ δελφς νετερος Θεδωρος ν, νρ τν θνησι παιδευθντων· ς κα ατς (как Авксентий] χρν στερον πισκοπν τς Ταρσο κκλησας τυχε κληρωσμενος. |
| 1 сентября 1880 года Авксентий Стадницкий начал свою трудовую деятельность в качестве учителя географии, церковного пения и чистописания в Единецком духовном училище. В начале 1881 года в печати появились сообщения о возможной отмене циркуляра Министерства народного просвещения от 20 марта 1879 года о запрещении выпускникам средних духовно-учебных заведений поступать в университеты по своим аттестатам. Узнав из газетных сообщений о состоявшемся соглашении между обер-прокурором К.П. Победоносцевым и министром народного просвещения А.А. Сабуровым о допущении семинаристов в университеты на прежних основаниях, Авксентий Георгиевич начал активную подготовку к экзамену на аттестат зрелости, который необходимо было сдать в местной гимназии для поступления в университет. В своем дневнике он писал, что университет, «живущий общественной жизнью» и известный обществу, привлекал его больше, чем академия, «чуждая всяких веяний, живущая монастырской жизнью» и мало кому известная. Он не делал предпочтения университетской науке по сравнению с академической, но в самом академическом строе находил непривлекательную для себя сторону – «отчужденность и косность» академии 15 . Однако в связи с совершенным 1 марта 1881 года убийством Императора Александра II решение о допущении семинаристов в университеты было отложено, и Авксентию Георгиевичу пришлось оставить мысль о поступлении в Новороссийский университет в Одессе. Единственную возможность получить высшее образование давало ему поступление в Духовную академию. Первоначально Авксентий Георгиевич хотел поступать в Санкт-Петербургскую Духовную академию, полагая, что в ней, как в столичной академии, будет меньше формализма, но затем его выбор пал на Киевскую духовную академию. В середине июня 1881 года он приехал в родное Комарово, где до приезда братьев усиленно готовился к поступлению в академию. Отдохнув и набравшись сил, он в конце июля, простившись с родителями, выехал сначала в Кишинев, а оттуда уже в Киев. В Киевской Духовной академии, в которую он вскоре по приезде благополучно поступил, началось его становление как будущего ученого и архипастыря. Увлеченные занятия в церковно-историческом и археологическом академических обществах в дальнейшем помогли ему в выборе церковной истории как основы своей научной деятельности. Пение на клиросе дало возможность более глубоко постигать православное богослужение, любовь к которому он благоговейно пронес через всю свою жизнь. Паломничество, совершенное летними каникулами 1883 и 1884 годов на Святую гору Афон, заставило юношу задуматься о смысле монашеской жизни. Все виденное и слышанное им на Афоне глубоко взволновало душу, вызвало в ней множество вопросов, требующих разрешения (за описание этого путешествия, опубликованное в 1885 году в «Трудах Киевской духовной академии» под названием «Дневник студента-паломника на Афон», А. Стадницкий удостоился студенческой Макарьевской премии). |
| Епископ Миланский Дионисий за сопротивление этим притязаниям Констанция был сослан, и доживал свои дни в изгнании. Преемник его Авксентий, пришелец в этой провинции, не знавший даже местного языка, был скорее навязан Милану, чем избран. Он принадлежал к числу тех людей описываемого времени, вера которых была уже искажена. Авторитетом Авксентий не пользовался никаким. Одного его присутствия было достаточно, чтобы вызывать среди христиан разногласия. Религиозные распри, вероятно, обострились бы еще больше, если бы император Валентиниан совсем не запретил споров о вере. Он не любил препирательств вообще и богословских в особенности; по отношению к ним он всегда держался в стороне, несмотря на то, что был искренне предан христианству. Авксентий скончался в Милане через год после назначения туда Амвросия на государственную службу. Теперь религиозное и политическое брожение в Милане усилилось еще более. Из какой партии мог быть выбран преемник Авксентию? Право избрания принадлежало епископам всей области совместно с клиром города. Сверх того, необходимо было считаться: во-первых, с мнением мирян, которые в данном случае едва ли согласились бы принять малоизвестного архипастыря, и во-вторых – с желанием императора. Поэтому прежде чем решиться на что-либо окончательное, епископы послали депутацию к Валентиниану с целью узнать его мнение относительно предстоящего выбора. Но Валентиниан, полагая для себя за правило не переходить границ, где его авторитет соприкасался с самостоятельностью Церкви, решительно уклонился дать свой совет. «Такой выбор, – ответил он, – выше моих сил. Вы сами должны знать, кто более достоин епископства. Я преклонюсь пред вашим избранником и с верой буду принимать от него назидание для спасения души». Отлагать дальше решение вопроса было невозможно. Выборы назначены были в одной из базилик города. Епископы разместились на главном амвоне; волнующаяся же и нетерпеливая толпа наполнила остальную часть храма и обменивалась бурными пререканиями. По обязанности службы Амвросий явился туда и в вежливых, но твердых выражениях призывал присутствующих спокойно ожидать исхода выборов. |
| эсер полк. Махин, один из руководителей борьбы на Волжском фронте в её первоначальный период, оказавшийся «не ко двору в колчаковкой Ставке» и «принужденный» эмигрировать; «часть склонна помириться с Колчаком, другая занимает позицию: ни Ленин, ни Колчак» 711 [Болдырев. С. 246]. Какую позицию занимал среди указанных временный председатель Директории? Он не был среди прямолинейных «нинистов», как будто бы даже согласен на «косвенное сотрудничество с русским Политическим совещанием в Париже» (всё ещё будирующий Болдырев ссылается на личное письмо к нему Авксентьева, на котором «отразились» парижские настроения), и в то же время он очень далёк от той позиции, которую определённо после недолгих колебаний занял Чайковский 712 . Эта позиция была близка позиции той части сибирской демократии, которая решила власть адм. Колчака не только признать, но и всецело поддерживать. В письме на Юг Авксентьев в действительности, скорее, признаёт неудачу той пропаганды, которая велась за границей против колчаковского Правительства. В Европе эсеры не нашли подлинной демократии: здесь пришлось столкнуться или с большевицки настроенной демократией или антидемократически настроенной буржуазией. В этих условиях имела успех агитация русских правых элементов, к которым Авксентьев причислял «совершенно сбившегося с толка Чайковского» [«Прол. Рев.». Кн. 1, с. 114–121] 713 . Н.Д. Авксентьев признал неудачу той кампании, которая велась за границей против власти, заменившей Директорию. Но эта агитация людей с «революционными именами» била на первых порах по самому больному месту нового Правительства, ежечасно подчёркивая его антидемократичность 714 . Его искусственно изображали реакционным, хотя таковым оно в действительности не было. Правительству, пришедшему к власти через переворот, не так легко было оправдаться. «А союзники, – писал из Парижа С.Д. Сазонов Вологодскому 17 апреля 1919 г., – оценивают русские правительства с точки зрения приемлемости их для западных демократий» 715 . Отсюда видно, какие трудности предстояло преодолеть А.В. |
| Больше не помню ничего из бесед того времени. Подарил я ему живописную икону «Державной Божией Матери». Он просто и благоговейно принял ее и повесил в углу редакции своего журнала (позабыл его название). Все это приятно и хорошо. Однако то первое впечатление, что этот хороший человек надел на себя «тяжелую шапку Мономаха», — взялся управлять государством, остается у меня, и я имею основания держаться его и по сей день… Заодно припомню и впечатление от главного вождя социал-революционеров В.М.Чернова. Я его видел в Нью-Йорке на собрании в «Горизонте». Крепкий еще старик, с совершенно белыми, высоко зачесанными волосами и острой бородкой (какой же он был бы «знаменитый Чернов» без его исконной этой бородки!), он после других спросил слова. Председательствовал Авксентьев. А к этому времени срок речей уже был ограничен пятью минутами: охотников говорить было довольно, И запел Чернов… Свободно, с подъемом, с несокрушимой верой в абсолютную истинность своих слов, с попытками на остроумие, с уверенностью в своем превосходстве, он пел и пел, как птичка… Уже прошли пять его минут. Авксентьев неловко виновато улыбается, не дерзая призвать к порядку «самого»! А он все поет, довольный собою… Пошли еще и другие, и, вероятно, третьи, четвертые пять минут. Чернов все пел… Авксентьев осмелился-таки напомнить о сроке. Но для Чернова сроки? И он делал все, что хотел… Конечно, аплодисменты бывшему все же кумиру. Он сел вполне удовлетворенный. «Сказал — и душеньку облегчил», — так и говорило все его розовое личико… А я думал: «Какой он наивный душенька!» А потом: «И этот певец тоже вознесся в Учредительном собрании на самую верхушку! И он мечтал и еще, вероятно, мечтает и теперь о себе как о возможном вожде и правителе целой страны, а может быть, и… всего мира?!» Право, и мне захотелось тогда сказать с Кони: «Если уж не изумляюсь, то в недоумении удивляюсь!» Но я не выступил: пусть допевают… их огни на сцене уже догорают… Кажется, занятие их довольно теперь безвредное, хотя они свысока критикуют своих бывших противников, современное советское правительство и порядки. |
| У настоятеля скита иеромонаха Авксентия отобрали последнее одеяло и обувь. К отцу — казначею подступили под угрозой смерти: «отдавай все, что есть монастырского, если не отдашь, то увезем в Калугу и осудим. Одним негодяем будет меньше». Пришлось отдать: две рясы, три подрясника, хороший самовар, чайник никелированный, чайницу с чаем, шарф теплый, рубашки, серебряные часы с серебряной цепочкой, серебряную дароносицу, три суконных ковра, теплое одеяло и другие вещи. Всего на сумму 2400 руб. С кельи настоятеля скита сорвали печать и, выломав дверь, добрались до несгораемого сундука. Откуда похитили: денег в сумме 180 руб., круглые стенные часы, белье, сапоги, носки, резиновые калоши, барометр, градусник, серебряную чайную ложку, мебель, кожаный саквояж, керосинку. Полностью была разграблена гостиная, дом инвалидов, где сохранялись вещи временно уехавших квартирантов из гостиницы и благодетелей дома инвалидов. По словам иеромонаха Авксентия, награбленные вещи комиссары распределили между собой. На работу братия выгонялась без пощады с «площадной бранью, по-фараонски». Реквизировав ключи от всех помещений, комиссар Талдыкин тем самым лишил доступа братии к рухольной, где хранилась сменная обувь, белье, одежда. Братия пообносилась, начала роптать и покидать святую обитель. Печать скитская также находилась в руках комиссара Талдыкина, одного из многочисленных борцов за «новую жизнь». На этом злоключения монашествующей братии не закончились — только начинались. С бедной братии решили выжать все, и в первую очередь — с настоятеля. Утром 16/29 ноября 1918 г. в Сергиев скит прибыли комиссар Тихоновой слободы Копылов и Калужской уездной чрезвычайной комиссии Долгов. Начали с допроса настоятеля скита — иеромонаха Авксентия. Вопросы задавались разного содержания: где серебро и золото, брошюры и литература. После получения исчерпывающих ответов приступили к очередному обыску. На этот раз конфисковали ценные бумаги неприкосновенного капитала на сумму 86115 руб. Сюда входили: 1. Расписка Московского Государственного банка в приеме на хранение вклада на сумму 80000 руб. |
| Мученичество Е., А., Евг., М. и О. было переведено на груз., арм. (BHO, N 300) и лат. (BHL, N 2778) языки; последний перевод был выполнен по заказу Неаполитанского еп. Афанасия II (875-898). Мученики Евгений, Евстратий, Авксентий Севастийские. Роспись кафоликона мон-ря Осиос Лукас. 30-е гг. XI в. Мученики Евгений, Евстратий, Авксентий Севастийские. Роспись кафоликона мон-ря Осиос Лукас. 30-е гг. XI в. Мученичество Е., А., Евг., М. и О. интересно с лит. т. зр.: агиограф цитирует античных авторов, наделяет героев яркими речевыми характеристиками (так, слова Лисия и Агриколая выдержаны в офиц. стиле имп. постановлений, а речь аравракских жителей, напр. М., нарочито проста). Мученичество Е., А., Евг., М. и О. имеет много общего с др. агиографическими произведениями вост. региона Византийской империи. Исследователи обнаруживают параллели и совпадения с Мученичеством 40 Севастийских мучеников ( Walter. 2003. P. 219) и с Житием мч. Евгения Трапезундского и 3 его спутников ( Bryer, Winfield. 1985. P. 166-169): действие происходит в Сатале при Лисии Сатальском и Агриколае Севастийском, во времена гонений на христиан императоров Диоклетиана и Максимиана, мученики не желают принести жертву богам на разожженном жертвеннике. Образ мч. Евгения Трапезундского, популярный в агиографической лит-ре в более поздний период, напрямую связан с фигурой Евг., появляющегося в 10-й гл. Мученичества Е., А., Евг., М. и О. Согласно выводам Э. Брайера и Д. Уинфилда, мученики Евгений, Кандид, Валериан и Акила Трапезундские неразрывно связаны с Е., А., Евг., М. и О. (Ibidem). Традиция почитания Е., А., Евг., М. и О., по мнению брит. ученых, сложилась под влиянием почитания 40 Севастийских мучеников, поэтому в источниках 5 мучеников Аравракских часто выступают как 5 мучеников Севастийских. Е., А., Евг., М. и О. были одними из самых знаменитых святых в вост. провинциях Византийской империи; традиция их почитания прервалась только в XI в. в связи с нашествием сельджуков ( Rosenqvist. 2002. P. 194). Культ Е., А., Евг., М. и О. был очень распространен с IX в. в Византии, Сербии и Италии (особенно в Неаполе и Риме), однако к XII в. в Трапезунде (ныне Трабзон, Турция) и понтийских землях он был постепенно вытеснен почитанием 4 Трапезундских мучеников (Е., А., Евг., М. и О. продолжали оставаться почитаемыми среди трапезундских армян, а на юж. окраине Трапезунда в XIII в. еще существовала ц. мч. Евстратия (о храме см.: Bryer, Winfield. 1985. P. 225; Janin. Grands centres. P. 270). |
| К сожалению, мы не знаем, к представителям каких общественных организаций были отправлены коноваловские посланцы. Упоминает Набоков членов Совета Республики – учреждения, формально непосредственно связанного с Правительством 134 . Самый Совет Республики в час дня был уже ликвидирован. Как и все в эти Дни, ликвидация прошла без эффекта (высадили без грома «предбанник», – записывает Гиппиус). По обыкновению в 11 ч. утра собрался президиум Совета Республики. В Мариинском Дворце, – говорит Набоков, – было уже довольно много народа: «преобладало растерянное, взволнованное, беспомощное настроение». «Фракция с. р. отсутствовала совершенно; с. дем. также было немного. Авксентьев не знал, что делать 135 ... В это время пристав Совета сообщил, что сейчас Керенский проехал через площадь, направляясь к Воскресенскому проспекту. О том, где прочие члены Временного Правительства, и что оно делает, никто ничего не знал». Как характерна такая фраза в воспоминаниях Набокова. Но, пожалуй, столь же характерен и рассказ шт.кап. Ждан-Пушкина (нар. соц.), напечатанный в московской «Власти Народа» на другой день, т. е. 26-го октября. Ждан-Пушкин должен был посетить Авксентьева в Предпарламенте по делам армии. Около 12 час. он был принят председателем. «Спокойно выслушав наше дело, Авксентьев столь же спокойно сказал нам: «В эту минуту большевистские войска занимают Дворец. Правительство собралось Зимнем Дворце под охраной юнкеров и группы, офицеров. Что будет – не знаю. У Правительства здесь никаких сил нет. В ближайшие дни ничего сделать нельзя, ибо нет никакой власти». Рассказ несколько расходится с повествованием Набокова, но итог восприятия того, что происходило, приблизительно одинаков. Для решения вопроса, что делать, – продолжает Набоков, – Авксентьев созвал сениорен-конвент Предпарламента, вовремя заседания которого Кускова информировала, что прибыл отряд солдат с офицером во главе, что все выходы на площадь заняты, и что офицер желает видеть председателя. «В ответ было заявлено, что... |
| На следующий день прибыли в Константинополь и приверженцы Авксентия, прошли прямо ко дворцу великого визиря, но не получили никаких известий о судьбе своего вождя. После этого они всей толпой кинулись к патриархии, кричали и бранили патриарха. Наконец они захватили Паисия в свои руки и подвергли его побоям; полиция Фанара едва освободила еле живого патриарха из рук разъяренной толпы. Затем патриарх укрылся, уплыв в море. Толпа, однако же, не успокоилась. Свыше 5 000 человек двинулось к Порте — и всей толпой стали кричать, что не желают иметь патриархом Паисия, — и требовали возвращения на кафедру Кирилла V. Народ неистово возглашал: «Не хотим Паисия! Он армянин, он латинянин, потому что он не желает крестить ни армян, ни латинян! Он желает погубить преподобного (Авксентия), не хотим его!» И Кирилл стал патриархом. Взойдя на кафедру, он сделал все, чтобы ублаготворить партию Авксентия. Он издал грамоту, которой определял впредь перекрещивать римо-католиков и армян при переходе их в Православие. Не все согласились с патриаршим определением — важнейшие из архиереев были против этого определения, в особенности сильно ратовали за истину митрополиты Акакий Кизикский и Самуил (впоследствии патриарх) Дерконский. Появилось даже какоето сочинение, в котором доказывалась незаконность перекрещивания. В патриаршей грамоте заметно очень сильное желание ослабить действие на умы сейчас упомянутого сочинения. В грамоте Кирилла V читаем: «Трижды анафематствуем безглавное и антиканоническое сочинение; если же кто теперь принимает это сочинение или примет потом, тех — будут ли они лица священные или миряне — мы объявляем отлученными, тела же их по смерти не обратятся в прах и пребудут аки тимпаны: камни и железо разрушатся, а тела их никогда! Жребием их да будет проказа Гиезия и удавление Иуды! Да поглотит их земля, как случилось с Дафаном и Авироном! Ангел Господень да преследует их с мечом во все дни живота их!» Ученый Вендотис, исполненный чувства негодования по поводу определения Кирилла о перекрещивании, не находит слов, чтобы достаточно выразить свои чувства. |
|
|
