| 3. На другой день пристали к Сидону. Юлий, поступая с Павлом человеколюбиво, позволил ему сходить к друзьям и воспользоваться их усердием. 4. Отправившись оттуда, мы приплыли в Кипр, по причине противных ветров. 5. И, переплыв море против Киликии и Памфилии, прибыли в Миры Ликийские. Плыть нам: дееписатель отсюда снова начинает повествовать как спутник апостола и – так до самого прибытия Павла в Рим. Нам: дееписатель разумеет Павла, себя и упомянутого во 2-м ст. Аристарха, который сопровождал апостола в этом путешествии. – В Италию: именно в главный город римской империи – Рим, для суда перед императором, как требовал Павел. – Павла и некоторых других узников: греческое выражение означает – узников другого рода, т.е. не-христиан, заключенных в узы, но заключенных в узы за другого рода преступления, мнимые или действительные. – Сотнику Августова полка: что такое это за Августов полк, определить точно невозможно, за недостатком точных исторических данных, но это едва ли тот полк, который прежде дееписатель назвал италийским и который стоял в Кесарии ( Деян.10:1 ); разность названий не позволяет признать единство их. Может быть это был отряд одного из полков лейб-гвардии Нерона, бывший по какому-либо случаю на востоке и из Кесарии возвращавшийся теперь в Италию, каковым возвращением и воспользовался Фест для препровождения по его конвоем узников в Италию, или может быть – бывший некоторое время в распоряжении иудейского прокуратора вместе с другими римскими полками (см. прим. к Деян.25:23 и Деян.10:1 ), или то был может быть только конвой с сотником во главе, нарочито наряженный из воинов этого полка для сопровождения узников в Италию. Сотнику этого полка, именем Юлию, переданы были Павел и другие узники под его ответственность должностную и в его распоряжение во время пути до Рима. Адрамитский корабль: Адрамит – приморский город в малоазийской провинции – Миссии, недалеко от Троады и Асса (см. прим. к Деян.16:7–8 ; Деян.20:5–6 ); корабль, вероятно, был купеческий, хозяин которого имел жительство в Адрамите. |
| 3Цар.16:24 . И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы. Желая иметь, может быть, более укрепленную и неприступную по самому физическому положению столицу, Амврий купил у некоего Семира гору и на ней построил город Самарию (евр. Шомерон), сделавшийся с тех пор постоянной столицей Израильского царства, известную и в клинообразных надписях ассирийских под именем Samerina (арамейск. Шамерайн, ( 1Ездр.4:10,17 ); греч. Σαμρεια, лат. Samaria; ср. Onomasm. 822). Ирод Великий впоследствии вновь обстроил этот город, назвав его в честь Императора Августою, по греч. Севастою ( Σεβαστ). (И. Флав. Иуд. Древн. XV, 7, 7; Robinson. Palastin., III, 365 ff. ). «Так, от Семира гора названа Семирин, а от горы город: Самария. Самария же есть город, именуемый ныне Севастиею. В ней имели дом цари десяти колен. А когда десять колен отведены были в плен, и земля та сделалась пустою, цари ассирийские переселили в оные города жителей из восточных стран. И они от Самарии стали именоваться самарянами» (блаженный Феодорит, вопр. 48). Гора Семерон и город Самария находились недалеко к востоку от прежней израильской столицы Фирцы и северо-восточнее самой первой столицы Израильского царства – Сихема. Сгоревший в Фирце дворец царский (ст. 18), по-видимому, не был восстановлен, и Амврий в выборе места для новой столицы, естественно остановился на Семероне – Самарии, отнюдь не уступавшей в красоте положения доселешней столице Фирце (ср. Ис.28:1–4 ): расположенная на круглой красивой возвышенности, Самария высилась (на 100 метров – 46 сажень) над плодородной котлообразной равниной, с холмами и деревнями, а возвышенное положение города давало возможность надлежаще укрепить его, два таланта серебра на наши деньги составляют свыше 4000 руб. 3Цар.16:25 . И делал Амврий неугодное пред очами Господа и поступал хуже всех бывших перед ним. 3Цар.16:26 . Он во всем ходил путем Иеровоама, сына Наватова, и во грехах его, которыми тот ввел в грех Израильтян, чтобы прогневлять Господа Бога Израилева идолами своими. |
| Библия, изложенная для семейного чтения. Апостол Павел в Риме Путешествие апостола Павла в Рим Павел перед Фестом и Агриппой Итак, решено было отправить Павла в Рим, что было согласно с его давним желанием проповедовать о Спасителе в этой столице мира. Перед отправлением в Рим Павлу пришлось говорить в присутствии приехавшего поздравить нового наместника молодого царя Иудейского Агриппы II, которому Фест предложил послушать Павла для того, чтобы узнать его мнение о религиозном споре, по поводу которого возникло дело Павла, и о воскресении «какого-то Иисуса умершего». И в этом случае, как перед народом в Иерусалиме, Павел рассказал историю своего обращения и изложил предметы своего проповедования, «то есть что Христос имел пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить свет народу Иудейскому и язычникам». «Безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия», — прервал при этом речь апостола Фест, римский язычник, которому бессмысленными показались слова о воскресении. «Не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла», — возразил Павел и затем обратился к царю Иудейскому и, призвав его в свидетели, что все, что он говорил о Христе, происходило не скрытно, но при всех в Иерусалиме, спросил его: «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь». «Ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином», — отвечал загадочно Агриппа, пораженный неожиданным вопросом Павла в то время, когда он еще находился под впечатлением речи его. «Молил бы я Бога, — сказал тогда апостол, — чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз». (Деян. 25, 19; 26, 23–25, 27–29) Получив достаточное убеждение в невиновности Павла, Агриппа сказал Фесту, что можно было бы его освободить, если бы он не потребовал суда у кесаря, и потому правитель распорядился отправить Павла в Рим, поручив его, вместе с некоторыми другими узниками, надзору сотника Августова полка, именем Юлия. Кораблекрушение на пути в Рим |
| В сильном возбуждении, римский начальник велел отвести узника в крепость, «приказав бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него». Солдаты крепко связали ему обе руки вместе, обнажили спину, нагнули немного вперед и поставили в положение, удобное для этого ужасного и нередко рокового допроса посредством пытки, которому невдалеке от этого места подвергался Господь Иисус Христос. Три раза прежде этого случая перенес св. Павел на своей страдальческой спине удары розог римских ликторов, пять раз испытал наказание еврейскими клещами: это была еще новая форма страданий – кнут, который римляне употребляли для того, чтобы пыткой добиться до истины. Но апостол, при своем постоянном самообладании, задал вопрос, который не мог не обратить внимания воинов и их начальников, потому что предложен был среди опасности с таким спокойным духом. «Разве вам позволено бичевать римского гражданина, да и без суда?» – спросил их страдалец. Вопрос этот обращен был к центуриону, который стоял тут, чтобы пытка производилась законным образом, и был поражен таким воззванием. Само собой разумеется, что это не было простым хвастовством: никто не станет выдумывать для себя привилегий для избежания наказания или опасности. Немногие решились бы при каких-нибудь обстоятельствах прибегать к присвоению себе звания римского гражданина, говоря: Civis Romanus sum (я римский гражданин); потому что наказанием за такую ложь была смертная казнь, а притом центурион видел, каков был узник, и был уверен, что от такого человека ожидать лжи для избежания пыток невозможно. Он приказал воинам остановиться, пошел к главному начальнику и сказал с некоторой свойственной римлянам грубостью: «Смотри что ты хочешь делать? Этот человек – римский гражданин». Заявление было важно. Если узник действительно римлянин, то хилиарх (тысяченачальник) дважды нарушил закон, который должен был охранять: потому что связал его и, в явное нарушение особого Августова декрета, дал приказание начать допрос пыткой. Поспешив к узнику, он спросил его: «Скажи мне, ты римский гражданин?» «Да», – ответствовал св. Павел. |
| Вскоре после сего Павел, вместе с другими узниками, сдан был на руки сотнику Августова полка и, в сопровождении Аристарха и Луки, отправлен в Рим. Приплыв к острову Крит, Павел советовал остаться здесь зимовать. Однако же сотник более доверял начальнику корабля и кормчему, которые рассчитывали отправиться далее. Но едва только корабль их вышел в открытое море, как поднялся сильный ветер с вихрем, и судно находилось в большой опасности. Уже начали выбрасывать за борт сперва груз, а потом и съестные припасы. Погибель была неминуема. Но вот в одну ночь Павлу является Ангел Божий и говорит: «Не бойся, Павел, ты должен предстать перед кесарем, посему Бог дарует тебе всех плывущих с тобою». Наконец после четырнадцати дней бурного плавания корабельщики заметили, что они приближаются к какой-то земле. Но когда направились к берегу, то корабль их сел на мель. Тут умевшие плавать бросились в воду и таким образом достигли берега; прочие же спаслись на досках и других обломках судна, и, таким образом, из двухсот семидесяти шести душ, находившихся на корабле, никто не погиб, но все вышли на берег. Остров, к которому они пристали, был Мелит, нынешняя Мальта. Они были встречены на оном радушно. Жители этого острова тотчас же разложили огонь, вокруг которого собрались все спасшиеся от кораблекрушения. Павел также был с ними и подкладывал дрова в огонь. Но в то время, как он собирал хворост, вдруг выползла ехидна и повисла на руке его. Увидев это, все стали говорить между собою: «Верно, этот человек убийца, когда суд Божий не оставляет его жить и после того, как он спасся от моря!» Но Павел стряхнул змею в огонь, и ему не было никакого вреда от нее. Тогда люди переменили о нем свое мнение и говорили, что он Бог. Целую зиму они провели на этом острове, и Павел имел много случаев проповедовать слово Божие и исцелять больных. Спустя три месяца они отправились в путь на другом корабле и благополучно прибыли в Рим. Здесь Павел стал проповедовать Евангелие иудеям, и некоторые из них уверовали. В Риме он пробыл два года, живя в одном доме, где нанял для себя квартиру и принимал у себя всех, кто только желал видеть его, всем проповедовал Евангелие царствия Божия и учил о Господе Иисусе невозбранно и со всею смелостью. 50. Распространение Евангелия апостолами |
| Двигаться августовским вечером в сторону этой церкви не имело смысла: на Аппиевой дороге уже появились длинные синие тени от кипарисов и пиний. Здесь особенно проникаешь в содержание мотивов обращения Лермонтова к своим мыслям и тревожным раздумьям, отраженных в его стихотворении «Выхожу один я на дорогу». После посещения церкви Domine Quo Vadis все мысли прикованы к ключевым словам «камо грядеши». Впервые знаменитая фраза «Камо грядеши, Господи?» (рус. Куда Ты идёшь, Господи?; лат. Quo vadis, Domine?) была произнесена апостолом Петром, обратившимся к Иисусу Христу во время Тайной Вечери в Иерусалиме: «…Иисус сказал своим ученикам: «Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь». На это Симон Петр спросил недоуменно (ст. 36): «Господи! куда Ты идешь?» Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною» (Иоан.13:33–36). В фразеологических словарях русского языка верно подмечен переносный смысл фразы «Камо грядеши?»: предложение задуматься, а правильно ли ты живёшь, человек, верны ли твои жизненные цели и ценности, туда ли ты в своей жизни идёшь, направлены ли к Богу твои стопы? О содержательном ответе на этот вопрос упоминается косвенно в Первом послании от Иоанна: «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет… (подчеркнуто автором. – А.Х.)» (1 Иоан 2:9–11). Направляясь пешком по Аппиевой дороге в сторону ворот святого Себастьяна и перебирая в памяти пережитые впечатления, неожиданно в голову пришли и такие мысли: «Наверное, не столь уж важно, около каких именно римских ворот или на каком расстоянии от них произошло описываемое в предании чудо на Аппиевой дороге, в память о котором католики назвали одну из своих церквей. Для укрепления веры некоторых паломников, вероятно, и родилась еще одна легенда о существовании в церкви Domine Quo Vadis куска мрамора с «отпечатавшимися стопами Христа». |
| Деян 26:1–5; 12–20 21 мая, св. царю Константину. Деяния святых Апостолов, зачало 50А В те дни, когда решено было отплыть нам в Италию, то передали и Павла и некоторых других узников сотнику, по имени Юлию, из когорты Августовой. Сев на Адрамитский корабль, которому предстояло плыть вдоль берегов Асии, мы отчалили. С нами был Аристарх, Македонянин из Фессалоники. И на другой день мы пристали в Сидоне; и Юлий, человеколюбиво обращаясь с Павлом, позволил ему пойти к друзьям и воспользоваться их усердием. И отправившись оттуда, мы плыли под прикрытием Кипра, потому что ветры были противные; и переплыв море, омывающее берега Киликии и Памфилии, мы пристали в Мирах Ликийских. И там сотник, найдя Александрийский корабль, плывущий в Италию, посадил нас на него. Немало дней, медленно плывя, мы едва дошли до Книда. Так как ветер не позволял нам идти дальше, мы пошли под прикрытие Крита со стороны Салмоны, и с трудом, плывя вдоль Крита, пришли мы в некое место, называемое Хорошие Пристани, близ которого был город Ласея. Но, так как протекло немало времени, и плавание было уже опасно, потому что и пост уже прошел, то Павел убеждал их, говоря им: “Мужи, я вижу, что плавание это будет с бедой и большим ущербом не только для груза и для корабля, но и для нашей жизни”. Но сотник больше доверял кормчему и начальнику корабля, нежели тому, что говорил Павел. А так как пристань не подходила для зимовки, то большинство было за то, чтобы сняться оттуда и, если бы было возможно добраться, перезимовать в Финике, пристани Критской, защищенной с юго-запада и с северо-запада. И когда подул легкий южный ветер, они, подумав, что получили желаемое, подняли якорь и поплыли вдоль Крита, держась берега. Но вскоре обрушился на Крит ветер, поднимающий смерчи, называемый Эвракилон. И так как корабль захватило, и он не мог противиться, мы отдались ветру, и нас носило. Пронесшись мимо некоего островка, называемого Клавда, мы едва оказались в силах справиться с лодкой. Подняв ее, они пользовались канатами, обвязывая корабль. |
| До парохода, стоявшего в открытом море, нам оставалось ходу минут десять, как вдруг поднялся сильный ветер, туман скрыл от нас пароход, и постепенно разразился ужасный шторм. Пассажиры лежали вповалку на дне маленького катера и тяжело страдали от морской болезни, особенно мучился я, не переносивший ни малейшей качки. К тому же все продрогли, так как при отправлении в Чумикан был теплый августовский день и пассажиры оделись в легкие костюмы. Сила шторма заставила пароход уйти в открытое море, где ему не грозила опасность от подводных камней. А наш катер, подобно щепке, бросало из стороны в сторону, волнами заливало нас и машину. Наконец после долгой борьбы со стихией команда обессилела, каменный уголь истощился, пресная вода кончилась, израсходованы последние спички, которыми мы поджигали платки и рубашки в надежде, что с парохода нас заметят и окажут помощь. Но все было напрасно. Темная непроглядная ночь, беспрерывный холодный дождь и гигантские волны мучили нас. Даже люди маловерные и непонимающие смысла молитвы горячо молились Богу и давали всякие обеты: только бы спастись. У плывших с нами гиляков утонули дорогие охотничьи собаки, смытые с катера волной. Измучившись так до крайности в продолжение 19 часов, мы были приняты на пароход с громкими, радостными криками: “Ура — спасены!” Создание благотворительного братства — Господь сказал мне: не говори “я молод”; ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь. Не бойся их: ибо Я с тобою, чтобы избавлять тебя, сказал Господь. И простер Господь руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот. Я вложил слова Мои в уста твои. ( Иер. 1:7-9 ) Христос! Родной простор печален! Изнемогаю на кресте! И челн Твой будет ли причален К моей распятой высоте? А. Блок Когда мне становилось особенно тяжело при виде людских бедствий и в тайниках моего сердца возникало сомнение в возможности преодоления безразличия и косности, я вспоминал Голгофу, Распятого за всех нас на кресте Иисуса Христа, Его светлый, многострадальный лик, и мне становилось легче. Ободренный, воспрянувший духом, окрепший телом, я твердо знал, что вслед за страданиями всегда приходит радость и торжество Воскресения! |
| До парохода, стоявшего в открытом море, нам оставалось ходу минут десять, как вдруг поднялся сильный ветер, туман скрыл от нас пароход, и постепенно разразился ужасный шторм. Пассажиры лежали вповалку на дне маленького катера и тяжело страдали от морской болезни, особенно мучился я, не переносивший ни малейшей качки. К тому же все продрогли, так как при отправлении в Чумикан был тёплый августовский день и пассажиры оделись в лёгкие костюмы. Сила шторма заставила пароход уйти в открытое море, где ему не грозила опасность от подводных камней. А наш катер, подобно щепке, бросало из стороны в сторону, волнами заливало нас и машину. Наконец после долгой борьбы со стихией команда обессилела, каменный уголь истощился, пресная вода кончилась, израсходованы последние спички, которыми мы поджигали платки и рубашки в надежде, что с парохода нас заметят и окажут помощь. Но всё было напрасно. Тёмная непроглядная ночь, беспрерывный холодный дождь и гигантские волны мучили нас. Даже люди маловерные и непонимающие смысла молитвы горячо молились Богу и давали всякие обеты: только бы спастись. У плывших с нами гиляков утонули дорогие охотничьи собаки, смытые с катера волной. Измучившись так до крайности в продолжение 19 часов, мы были приняты на пароход с громкими, радостными криками: «Ура – спасены!» Создание благотворительного братства ...Господь сказал мне: не говори: «я молод»; ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдёшь, и всё, что повелю тебе, скажешь. Не бойся их; ибо Я с тобою, чтобы избавлять тебя, сказал Господь. И простёр Господь руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои. ( Иер. 1:7–9 ) Христос! Родной простор печален! Изнемогаю на кресте! И челн Твой будет ли причален К моей распятой высоте? А.Блок Когда мне становилось особенно тяжело при виде людских бедствий и в тайниках моего сердца возникало сомнение в возможности преодоления безразличия и косности, я вспоминал Голгофу, Распятого за всех нас на Кресте Иисуса Христа, Его светлый, многострадальный лик, и мне становилось легче. Ободренный, воспрянувший духом, окрепший телом, я твёрдо знал, что вслед за страданиями всегда приходит радость и торжество Воскресения! |
| За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною. Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня. Евангелие от Иоанна Таинство, на котором стоит Церковь Христова, это – Таинство Евхаристии. Причастие соединяет человека с Богом, приобщает Воскресшему Телу Иисуса Христа, вводит в Вечность и Тайну Пресвятой Троицы. И в каждом принимающем Господа течет частичка Крови, пролитой на Кресте. И именно поэтому ненависть к братьям – не просто безумие; это само- и Богоубийство. Христианские аргументы не для высшего общества, и Бетховен здесь же, в рейнской деревушке, пишет Шестую Пасторальную симфонию, тонко отсылая слушателя к «Пастушеским песням» Вергилия, к его трагическим отношениям с императором, и к мысли о том, что Богочеловечество Христа и человекобожие августов-наполеонов несовместимы. 22 декабря 1808 года в нетопленом полупустом зале венского театра ан дер Вин состоялся грандиозный четырехчасовой концерт, на котором Бетховен впервые исполнил Пятую симфонию и Пасторальную, а вслед за ними – Мессу до-мажор, после которой прозвучала фантазия для фортепиано, хора и оркестра – будущая тема Радости из Девятой симфонии. Сбор был невелик, но Людвиг был счастлив – после долгих терзаний совесть наградила его сладким чувством выполненного долга. Ранней весной в Австрии, Италии, Польше и Баварии вспыхнула партизанская война. Люди долго терпели развязность французов и бесконечные рекрутские наборы в их войска, но чашу народно терпения переполнил насаждаемый иноземцами атеизм. Император Франц, видимо, был не прочь отделаться от Наполеона, но своих подданных он боялся еще больше. Когда французы разбили ополчение, а Вена после восемнадцатичасового артобстрела выбросила белый флаг, хозяин Хоффбурга умиротворенно произнес: «Ну вот, разве я раньше не говорил, что все так и случится? А теперь все мы можем отправляться по домам». Высший свет покинул столицу. Из всех его друзей и знакомых Бетховен остался в оцепленном городе почти один и пробыл в нем до конца войны. Едва ли ни с детства влюбленный в Гёте, все это время он увлекается его философией, пишет песни на его стихи и музыку к «Эгмонту». Мечтает взяться за «Фауста», но поэт его еще не окончил. И вот, как это ни парадоксально, главную мысль бессмертной трагедии Людвиг высказывает раньше автора: Царство Божие – есть Царство свободы и единения, и Оно нудится, как говорит Христос, – завоёвывается людьми. |
|
|
