| Иногда таких вырубленных знаков на одном камне бывает немного, две – три, даже одна ямина или одна точка; но иногда они покрывают камень в таком количестве, что их трудно бывает пересчесть. Иногда эти знаки бывают расположены в некотором порядке, например: две три ямины или две три точки, вырубленные на одной стороне камня, могут соответствовать двум – трем таким же яминам или точкам на другой стороне камня; между яминами может быть связующая линия в виде вырубленного в камне канальца или желобка. Иногда, особенно на английских камнях, такие ямины или точки бывают окружены концентрическими кругами, спиралями и другими насечками неопределенных форм. Но чаще, когда ямин или точек бывает много, между ними нельзя усмотреть никакого порядка, «как между рассыпавшимися по земле бобами». Иногда, при взгляде на них, можно подумать, что они сделаны разом, одною рукою; иногда же между ними замечается разность в вырубке, в чистоте работы и в объеме чашки, заставляющая предполагать в образовании их участие многих рук. Ямины или чашки встречаются на тех же мегалитических памятниках, о которых мы сейчас говорили, на менгирах и дольменах (как на верхней горизонтальной их поверхности, так и на отвесной), но не исключительно. Напротив, гораздо чаще, чем на дольменах и менгирах, их встречают на натуральных частях скалы, на вершинах или ребрах гор, или же на отдельных больших каменных глыбах, не имевших значения мегалитических памятников; они могут быть и на очень небольших камнях (при гробницах). Имеющие такие метки камни называются чашечные камни, pierres à écuelles, pierres à cupules во Франции; Näpfchensteine, Schalensteine в Германии; pietre cupelliforme в Италии; Cuplike-excavations, Cupped stones в Англии и Америке; Elfstenars в Швеции. В первый раз они были замечены исследователями в Швейцарии, в 1849 году, и с того времени доныне служат предметом исследований и догадок. Как обычай бросания камней прохожими в кэрн свидетельства, так и данный обычай вырубки знаков свидетельства на камнях, по-видимому, должен принадлежать весьма многим, если не всем народам. |
| Лешка, хотя и мимоходом, но правильно угадывал, замечал, запоминал вражеские окопы, огневые позиции по речке. Вниз по течению по правую сторону все выходы с плацдарма блокированы. С левой же по течению, нетронутой стороны на подмытом берегу никаких оборонительных сооружений нет, но кухни по воду сюда съезжали, коней здесь привязывали, за дровами спускались. В устье серенького овражка с полого разъезженными мысками пучком росло несколько могучих тополей, сплошь увешанных черными грачиными гнездами. Лешка подумал: дураки фрицы будут, если не поселят в этих поверху не выгоревших гнездах корректировщика-наблюдателя. Подумать-то подумал, но значения тому не придал, внимание его привлекла другая штука: по оврагу, по деревенской тележной дороге были проложены пучки проводов, и не просто проложены, но в канавки прикопаны, где провод поперек дороги — вовсе закопан, чтоб при наезде не оборвали. “Здесь! Или штаб, или наблюдательный пункт”, — на животе проползая под кустами, вдоль подмоины, подумал Лешка и, вылезши из затени, увидел перед собой бойко дымящий блиндажик, крытый днищем и бортами разбитой лодки. Два столбика и поперечина из нетолстых тополиных бревешек держали непрочную крышу спереди. К поперечине было стоймя прибито две доски, образующих вход в блиндажик, завешенный плащ-палаткой, дальний конец крыши лежал на выбранной лопатами, до окаменелости утоптанной площадке. На ней, укрепленная на треногу, стояла стереотруба и на двух ящиках из-под патронов сидели наблюдатели, без мундиров, в нижних рубахах, перехлеснутых на спине помочами. Один из них, припав к стереотрубе, не отрываясь, смотрел в окуляры и что-то говорил, второй, держа на коленях блокнот, быстро записывал и отрывисто выкрикивал команды, как догадался Лешка, в лаз, сделанный в крыше наблюдательного пункта. Лешка переполз дорогу, не шевельнув ногами ниток проводов, и, пригнувшись, устремился вверх по дороге, в видневшееся рыжее жерло — глину здесь брали для печей и подмазок селяне. Таких раззявленных жерл и ямин вдоль дороги было, что ласточкиных гнезд в яру. Залегши в ямку, Лешка отдышался, затем высунулся, увидел напротив ложок, с устья заросший бурьяном и оглоданным козами кустарником. Пологий ложок этот с густой дурью развилистой вершиной заползал в огороды и где-то меж низких каменных и плетенных из лозин оград затеривался. “Если ребята увились в огороды, пойти они могли только здесь”, — заскулило, заныло у него еще с реки не успокоившееся сердце. |
| Это объяснение не может быть принято в нашем случае, так как стена храмового мола в Иерусалиме не была неоконченною постройкою и так как огромная величина и тяжесть камней делала немыслимым поднятие их при помощи подобной шишки. Нам кажется, что столбики или шишки были особенным орнаментом на лицевых фасах камней, дополняющим то впечатление, какое производили фасы выступающие над боковыми выпусками, и что таких украшений на стенах было некогда гораздо больше, чем их сохранилось доныне. На многих камнях можно замечать свежие еще следы недавно сбитых шишек. Аналогичными орнаментами можно считать шишкообразные украшения на древних саркофагах 203 (см. Zeitschrift des deutschen Palästina Vereins, 1886, стр. 329 и др.), особенно же орнаменты диких огурцов и гранатовых шишек, по библейскому свидетельству, бывшие несомненно на стенах Соломонова храма и на его сосудах ( 3Цар.6:18 и проч.), и орнаменты целых больших столбов, выступающих горизонтальными линиями из стен позднейших палестинских построек и даже в арабской надстройке самого храмового мола (такова в особенности известная «колонна суда»). Точно также необъяснимы простыми целями переноски и укладки камней на месте другие противоположные знаки в виде нарочитых ямин или нишек на среднем поле камня, то квадратных 5–6 дюймов ширины и глубины (около тройных ворот и юго-западного угла), то закругленных вверху (в стене Плача). Мы думали прежде (Святая Земля, 1:450), что эти нишки предназначались для какого-нибудь камнедвигательного снаряда при перенесении камней; но в таком случае было бы необъяснимо, почему громадное большинство камней не имеет подобных нишек; есть основание думать, что они были выбиты уже по отделке и установке камней на месте. На том основании, что такие же нишки или углубления встречаются и на других древних иерусалимских памятниках, особенно же в гробницах, что иногда их бывает очень много и они слишком ничтожных размеров, мы оставляем мысль, что они могли быть как нибудь утилизированы. Они не были также показателями порядка камней в стене, потому что они часто встречаются и в монолитных стенах гробниц. |
| 2. Композиция и стиль псалма Псалом 120 имеет много общего с псалмами 125 и 127. Все три «песни восхождений» (Пс. 120, 125 и 127) состоят из двух частей, каждая из них имеет свою ключевую тему; пропорциональное соотношение между количеством строк первой и второй части во всех трех псалмах примерно одинаковое; между последним стихом первой части и первым стихом второй части существует смысловой разрыв. Некоторые исследователи считают, что подобные особенности композиции псалмов свидетельствуют об их попеременном исполнении двумя хорами . В текстах наблюдается высокая степень согласованности в лексике, в используемых образах и метафорах, в структуре ответа на поставленные вопросы. Три псалма в своей совокупности дают всесторонний ответ на общие для всех трех текстов проблемы диалога человека с Богом. Может возникнуть предположение, что данные псалмы задумывались как твердый ответ на часто задаваемые вопросы веры . Вопросо-ответная форма первых двух стихов псалма 120 типична для литературы мудрости (Прит. 5:15–23, 23:29-30; Иов. 11:7–12, 15:14–16). Если псалом 120 написан в виде диалога, то логично задать вопрос: кем являются собеседники? А. Вайзер считает, что собеседниками могли быть отец и сын или группа домочадцев, которые напутствуют паломника утешительными словами — не бояться священных гор (Цафон и Ямин, Фавор и Ермон; Пс. 88:13), мимо которых доведется идти в Иерусалим . К. Сейбольд также предположил, что изначально псалом был личным исповеданием веры человека, находящегося в беде, а путем последующего добавления стихов 4, 7–8 он адаптирован под «литургию благословения» . Р. Киттель полагал, что псалом был задуман как «внутренний диалог», разговор молящегося со своей собственной душой . При этом Киттель не может не согласиться, что псалом имеет литургическую форму, и словно уходит от проблемы, когда говорит, что в данном псалме паломник является «священником самому себе» . Среди прочих гипотез Э. Цэнгер и Ф.-Л. Хоссфельд указывают, что, по мнению некоторых ученых, псалом 120 мог быть формой диалога между паломниками по прибытии в Иерусалим или обменом репликами между паломниками и священником, встречающим их на пороге храма . По Г.-И. Краусу, это могла быть не «литургия входа», а «литургия прощания» исполняемая при вратах храма . В таком случае гимн — своего рода священническое благословение. Действительно, обозначенные в последних двух стихах пожелания «да сохранит тебя Господь...» (Пс. 120:7–8) напоминают благословение Аарона, которым напутствовали уходящих из храма паломников (Числ. 6:24–26) . Более того, как утверждал в свое время Ф. Бетген, между «я» и «Израилем» в стихах 4 и 5 есть определенное тождество, свидетельствующее о том, что голос паломника или священника мог быть представлен хором общины или левитов . |
| XIX в. Первая версия основана на сир. переводе (в древнейшей рукописи, Vat. arab. 449, Книга Руфь следует за Книгой Судей Израилевых). Вторая версия базируется на греч. тексте Септуагинты либо непосредственно, либо через промежуточную копт. версию (Paris. arab. 23, XIV в.; Книга Руфь следует после 2 Цар). Третья версия представлена в римском издании 1671 г.; это смешанный текст, основанный гл. обр. на рукописи Vat. arab. 468 (перевод с Пешитты с греческим влиянием, пересмотренный на основе ркп. Roma. Casanat. 2108, зависящей, в свою очередь, от версии 1-го типа и Вульгаты). Граф приводит большой список рукописей, сделанных в Каире с этого издания ( Graf. Geschichte. Bd. 1. S. 110; 2 из них содержат правку Руфаила ат-Тухи и скорее являются свидетелями его новой редакции, а не рим. Библии). Четвертая версия, выполненная Руфаилом ат-Тухи, значительно отличается как от текста полиглотт, так и от издания 1671 г. Краткие описания, приводимые в каталогах рукописей, позволяют предположить, что копты были знакомы по крайней мере с 6 различными араб. версиями 1-й и 2-й Книг Паралипоменон: 1) версией, изданной в Парижской полиглотте (древнейшая ркп. Paris. arab. 23, нач. XIV в.; в ряде рукописей 1 Пар названа «6-й Книгой Царств» и разделена на 6 глав; 2 Пар - «Книгой Соломона, сына Давида, извлеченной из Книг Царств» и не разделена на главы); 2) переводом, осуществленным до XIV в., из рукописи Bodl. 493 и др., где 1 Пар имеет надписание «Книга Бар Юмин (или Дбар Ямин)» - «Книга сына десницы» (от ошибочной интерпретации евр. через сир. ); 3) позднейшей редакцией XV в. той же версии с др. делением на главы (Vat. arab. 399, XV в.; Cair. Copt. Patr. Bibl. 44, 1782 г.; 102, 1782 г.); 4) версией XV в. (Paris. arab. 24; Laurent. orient. 9 [olim 4]; Cair. Copt. Patr. Bibl. 50); 5) версией рим. Библии 1671 г. (пер. с сирийского) и 6) ее редакцией в издании Руфаила ат-Тухи. В араб. рукописной традиции коптов каноническая Книга Ездры, как и в Септуагинте, называется «2-й Книгой Ездры». |
| Закон о загадочной проказе домов вступил в силу лишь с того времени, когда Израиль уже не жил в палатках, как при Моисее, но – по занятии Ханаанской земли – в домах (и другие законы рассчитаны лишь на время по поселении в Ханаане, ср. Лев.19:23, 23:10, 25:2 ): в пустыне кожи, войлока и ткани для палаток подчинились закону ( Лев.13.47–59 ) об одежде. Предписания о действиях священника в случае поражения какого-либо еврейского дома проказою, видимо напоминая постановления о проказе на людях и одеждах, несомненно имеют не столько медицинский или антисептический, санитарный характер, сколько ритуальный: проказа домов не признавалась прилипчивою, но оскверняющею, – вещи, бывшие в доме, не считались заразительными, но лишь оскверняли человека по объявлении дома нечистым; равным образом, люди, входившие в дом, запертый вследствие проказы, спавшие в нем и вкушавшие пищу, только считались нечистыми до вечера. Наконец, и очищается проказа домов тем же символическим обрядом, как и выздоровевший от проказы, « очистившийся» человек ( Лев.14:4–7 ). В чем собственно состояло это «цветение» дома ( Лев.14:43 ), образование на стенах его зеленоватых и красноватых углублений – ямин ( Лев.14:37 ), определить весьма трудно. Произвольно мнение тех исследователей (Абарбанеля, Трузена и др.), которые и проказу домов (как и проказу одежд) объясняли заражением от больных проказою людей; но 1) в законоположении о проказе домов последняя, без сомнения, является не как следствие заразы, как видно из отмеченных выше указаний о вещах и лицах, бывших в доме и делавшихся только нечистыми, но не зараженными; 2) самый переход проказы людей на камни и стены сомнителен. Мало вероятно и объяснение новых исследователей (Михаэлиса, Винера и др.), по которому рассматриваемое явление – селитристая ржавчина, так как последняя обычно белого цвета, а характеристический признак проказы на домах – зеленоватые или красноватые впадины на стенах – не имеет с предполагаемою ржавчиною ничего общего. По верованию позднейших иудеев, имеющему некоторую опору в Библии ( Лев.14.34 ), проказа домов возникала не обычным, естественным образом, а была сверхъестественным делом Иеговы, и ею поражались только дома евреев, а не язычников, и лишь в Ханаане, а не вне этой страны (Маймонид: non accidebat juxta consuetum naturae ordinem, sed signumet miraculum erat in Israele, ср. Негаим 12:1–4). По вероятному объяснению Соммера (Bibl. Abhand. I, S. 220) и Камфаузена (Riehm, Worterb. Bibl. Alterth., 1, Bd. 1:580), проказа домов состояла в растительных образованиях, лишаевидных наростах, появляющихся на выветрившихся камнях и отсырелых стенах, несколько углубляющихся в поверхность камней. Из этих лишаев некоторые породы чрезвычайно сходны с сыпью на коже, одна из них называется genus spiloma, а другая – самая распространенная – известна под именем lepraria. Живое воображение и конкретное мышление древних евреев легко могло сближать эти лишаи на материалах домов с человеческою проказою и усвоить им это имя. |
| – По истечении этого срока, т. е. в седьмой день, он вторично сбривал все волосы, измывал одежды и все тело, а в восьмой день приносил одного агнца и лог елея в жертву вины, одну овцу в жертву греха, одного агнца во всесожжение и три десятых частей эфы пшеничной муки, облитой елеем в хлебное приношение, принося таким образом в умилостивление за свою нечистоту и опять принимаясь в общение с святилищем ( Лев.14:9–20 ). Если очищающийся был беден, то он мог принести в жертву греха и во всесожжение двух горлиц или молодых голубей, а в хлебное приношение одну десятую часть эфы муки, облитой елеем; но от жертвы вины, как в собственном смысле освящающей жертвы, не мог ничего уменьшить. Б) Проказа домов показывалась на стенах дома в виде зеленоватых или красноватых ямин, которые казались углубленными в стене. Как скоро обнаруживались такие места, хозяин дома должен был объявить об этом священнику. Священник, прежде чем войти в дом, приказывал опорожнить его, чтобы не сделалось нечистым все, находящееся в доме. Если затем, осмотрев дом, он признавал в пятнах язвы проказы (nega’tzara’ath), то запирал его на семь дней. Если, при вторичном осмотре дома в восьмой день, оказывалось, что язвы распространились на стенах, то священник приказывал выломать камни, зараженные язвами, обскоблить внутри весь дом, и как камни, так и отскобленную штукатурку выбросить вне города на нечистом месте, а в поврежденные места вставить другие камни, и дом покрыть новою штукатуркою. Но, если язвы снова распространялись, то проказа почиталась едкою проказою. Дом объявлялся нечистым и сламывался, а камни, дерево и мусор выносились из города на нечистое место. Кто входил в дом, доколе он был заключен, кто спал и ел в нем, должен был омыть свои одежды. – Напротив, если язвы не распространялись после того, какъ дом вновь был оштукатурен, то священник объявлял язву очистившеюся, а дом очищал и примирял чрез семикратное кропление тою же живою водою, что и человека, очищаемого от проказы ( Лев.14:33–53 ). В) Проказа на шерстяных или льняных одеждах, на материях из льна или шерсти, на кожах или каких-либо кожаных изделиях появлялась также в виде зеленоватых или красноватых пятен. |
| А 24-го швата того же года султан взял с нас еще 3 тысяч окий. Цена пшеницы была тогда 60 окий за меру... ... Первого элула (19/29 августа 1612) того же года нагида схватили по навету доносчика, его и еще одиннадцать человек. И они лишились шестисот шекелей, а на следующий день мы все собрались между синагогами, и читали Ва-яавор, и изгнали из общины того, кто донес, хотя он и был видное лицо. Недели не проходило без того, чтобы мы не платили по 400 окий, все это сверх определенной нам подати... (2:197–200). Из хроники Шауля бен Давида Сереро, 103 Диарей ха-ямин шел Фес (Хроника Феса). Цит. по 134. 98. Элегия персидского еврейского поэта (XVII век) Эпоха насильственного обращения в ислам при Аббасе (1641–1666) О ты, Господь наш, единый и несравненный, положи конец нашей смятенной вере. О Господь всеукрепляющий, создатель всего сущего, не дай продлиться этой смятенной вере! О Господь всемилостивый, повелитель небесных сфер, исцели нас от нашей смятенной веры! О Муса (Моисей), ты Его посланник, чей прах могущественнее огня, О спаси нас от этой смятенной веры! Мы все изнемогли, ожидая снисхождения от Ааронова брата, О спаси нас от этой смятенной веры! Мы – народ Мусы, обезумевший и потерявший рассудок из-за нашей смятенной веры! Мы утратили честь и Тору; Мы лишились праздников и льем слезы, как плакучая ива; Нет у нас ни покоя, ни имени, мы опустошены и низко пали; Нет у нас молитвенных домов и нет раввинов; Воистину мы недостойны нашего Господа; Мы стали нечестивцами из-за нашей смятенной веры. Нет у нас ни заветов, ни зароков, мы впали в немилость и стали себялюбивы; Нас зовут ново обращенцами в нашей смятенной вере; Нет у нас ни Дня поста, ни Нового Года, день и ночь мы предаемся сожалениям; Известно, что мусульманской веры мы не знаем, нет у нас ни поводыря, ни хозяина, ни достоинства, ни поучения. Мы безрадостные нечестивцы в нашей смятенной вере; Мы словно язычники без веры, без силы и упорства, мы истекаем слезами, как дождевые тучи, от ярости ислама. Мы лишены защиты и пристойности, словно роза, лишенная аромата; |
| 224 Какой вид имели эти знаки на камнях, видно из Притч. 25:11 , где термин маскит имеет определенное значение чашечки: " слово сказанное кстати тоже, что яблочки золотые в серебряных чашечках ( )». И так «камень маскит», упоминаемый Лев. 26:1 , есть камень с чашеподобными выточками или яминами на них следовательно чашечный камень, cup-stone, Schalenstei-ne, pierre-à-écuelles, каковые камни от первобытного времени сохранились в разных местах Европы, Азии и Америки, в том числе, как увидим дальше, и в Палестине. Кроме грубых камней маскит, еще упоминаются «камеры маскит», то есть камеры, разделанные чашеподобными метками или значками. И он сказал мне: видишь ли, что делают старейшины дома Израилева, каждый в своей камере маскит. 225 И эти камеры ставятся здесь в связь с языческим служением, как и камни маскит в Лев. 26:1 . В кн. Притчей 226 упоминается еще стена высокая с чашеподобными значками ( ). Мы думаем, что под «значками маскит» здесь разумеются простые метки в виде крошечных чаш или ямин, рябивших камень, стену или даже целое здание. Потому-то в арабском переводе библии Саадии еврейский термин маскит переводится: вохам могаззах, т. е. мозаика или рябь мозаических арабесков. Потому-то, может быть, маскит значит также фантазия или фантастические представления, роящиеся без плана и порядка в несчетном количестве. Что такой вид орнаментации в виде выдолбленных ямочек или чашечек, действительно существовал, на это есть много свидетельств. Такую орнаментацию ямин представляет, например, приведенный у Фергюссона 227 древний памятник острова Мальты, истыканный таким множеством ямочек или гнезд, что от них положительно рябить в глазах. Такой же вид представляют колонны храма Юпитера в Баальбеке, стена одного древнего храма в Аммане, так называемый монастырь Багира в Боцре и друг. При входе в подземелья дворца Гиркана (Арак ел-Емир) часть скалы, выдающаяся в виде щита, имеет группу ямин в таком виде: (см. рис. стр. 80). Подобный щит из черного камня с 23 яминами был при входе мечети Омара (ныне в полу мечети, у северных ворот). |
| Питомцы Академии: протоиерей Лебедев, протоиерей Орлов, священник Добротворский. De Biarritz Salue respectueusement chère Academie lui souhaitant de coeur bien-être, gloire, prospérité son élève fidèle archiprêtre Nicolas Popoff. Из КОСТРОМЫ Ваше Преосвященство! В светлый день 100-летнего юбилея просветительной деятельности, воспитавшей и образовавшей меня, под всесильными покровом Царицы Небесной, Императорской-Московской Духовной Академии, вверенной Вашему руководству, почтительнейше прошу принять признательный приветь от студента XXXVII академического курса. Многие лета здравствующим и поныне моим уважаемым, добрым наставникам! Вечная память усопши! Преподаватель Костромской духовной семинарии Ив. Студитский Из ПЕРМИ Сердечно поздравляю дорогого Владыку с великим праздником, да хранит Вас Господь на благо Академии и в грядущее столетие. Иеромонах Феофил —754— Из ВОРОНЕЖА Приветствую с светлым праздником дорогого Владыку, всех собравшихся почтить столетнюю мать в радостный день ее юбилея. Иеромонах Нектарий Из УЗУНОВО Сердечно поздравляю Ваше Преосвященство и Академию с праздником. Василий Попов Из КИЕВА Приветствуем Ваше Преосвященство со столетним юбилеем Академии и храмовым праздником, путешествуем прекрасно, просим благословения. Иеромонах Вассиан, Александр Авдиев Из ОДЕССЫ В Московскую Духовную Академию, Одесский Союз Русских Людей, празднуя 8-ю годовщину своей деятельности, горячо приветствуем один из старейших очагов русского просвещения, давший в течение своей вековой жизни много славных имен Церкви, государству и науке. Да процветает и впредь Академия во славу Родины! Председатель Ямин Земной поклон. 1814–1914 Немецкая батальная копоть застилает сейчас приветливое мерцание мирных русских очагов. И в Покров этого года не может состояться торжественное празднование столетней истории Троице-Сергиевой Духовной Академии. Но сердца ее благодарных питомцев в тот день, разумеется, там. В восьмидесятых годах мы были молоды: молодыми ощущениями соприкасались с белым светом, молодыми чувствами воспринимали мip Божий, молодым рассудком |
|
|
