| Таким образом оправдывается и иное значение новой заповеди Господа Иисуса Христа, также предуказанное Им Самим, ее значение, как верного признака Его последователей и учеников. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Дивно и это значение новой заповеди, и исполнено Божественного величия и всеведения предуказание Его!.. Все человеческие общества и союзы в основу свою полагают любовь между входящими в состав их членами, все религии в том или ином смысле учат о любви, и о любви же говорят и говорили все выдающиеся нравственные учители в человечестве: но, как бы совершенно пренебрегая этим, Христос поставляет любовь истинным признаком Своих только учеников... Какою дерзостью это было бы со стороны обыкновенного учителя нравственности, со стороны всем равного и подобного человека!.. Как скоро надменность его была бы посрамлена и внушенная ею ложь его предположений обличена была бы самой жизнью и беспристрастной историей!.. Но истинная любовь действительно возможна только при вере в Богочеловечество Завещателя ее, – и вот Божественно величественное и властное предсказание Христа не разрушается, а лишь непрестанно подтверждается и жизнью, и историей, и не только само христианство с самых первых своих времен сделалось известным как религия любви, а его последователи как истинные исполнители закона любви, 134 но тогда же была изобличена и тщетность всякой подделки под христианскую любовь на почве нехристианской, и опытом доказана была невозможность истинной любви без веры в Богочеловека, без действительной принадлежности к числу Его учеников, которых признаком поставлена любовь. Мы разумеем деятельность императора Юлиана – Отступника: прозревая, в чем была великая сила новой религии, против которой он вступил в решительную борьбу, Юлиан вознамерился как бы похитить эту силу у нее и вдохнуть ее умирающему язычеству; он ошибочно полагал, – как то и по днесь многие полагают, – что новая заповедь может быть соединена с каким угодно учением; он не принял во внимание слов Спасителя (известных и ему), что новое вино в старые мехи не вливают. Истина решительнейшим образом свидетельствовала о себе, а ложь обличалась, когда все благотворительные учреждения, больницы, странноприимные дома и приюты для немощных и увечных, созданные Юлианом в подражание христианским, не пережили даже своего основателя и погибли, как гибнут роскошные цветы на чуждой им почве. Император Юлиан блестяще доказал, чего, конечно, не желал доказывать, что истинная любовь, во всех ее проявлениях, действительно возможна только в христианстве и действительно служит признаком только учеников и последователей Иисуса Христа, согласно Его пророческому предуказанию... В наше время, при бесплодных попытках водворить любовь в среде людей, устранив христианство , в проясняющемся все более и более сознании невозможности найти вне религии основ для нравственности – не повторяется ли признание разочарованного вероотступника – императора: Ты победил, Галилеянин?.. |
| По словам Буркхардта, историк должен отказаться от всяких способов защиты Константина при виде того факта, что на монетах Константина повсюду видим следы почитания этим императором богаСолнца. Он находит, будто в этом случае Константин ясно выражает свой «первоначально обращенный к Солнцу, или Митре, деизм», в котором, вероятно, император «думал находить общий, высший и основной образ всех религий» (S. 354). Со «мнимым христианством» Константина, утверждает Буркхардт, монеты, украшенные изображением бога–Солнца, не соединимы (S. 355). Что сказать об этом культе Солнца? Мнение немецкого ученого о том, что будто при Константине до самого конца его жизни чеканились монеты с изображением бога–Солнца, вполне ясно опровергается императором Юлианом, ибо Юлиан Отступник ставит в упрек Константину то, что он уничтожил (πολεπων) почитание Гелиоса, и этим будто бы навлек несчастье на свое царство. Буркхардт усиливается доказать свою мысль о том, что Константин был приверженец культа Солнца ссылкой на одно место из сочинений того же Юлиана (Caesares. Р. 144) и выводит отсюда заключение о почитании Константином Селены (Луны), но эта попытка немецкого историка хорошо опровергнута Кеймом (Op. cit. S. 95). Если взвесим все, что известно о так называемом служении Константина богу–Солнцу, то мы должны будем сказать следующее: нет ни одного доказательства, свидетельствующего, что Константин был адептом культа Солнца, но с другой стороны, должно согласиться с тем, что Константин, несомненно, любил символ Солнца и часто пользуется этим образом в своих публичных заявлениях и на монетах, – по крайней мере, это можно утверждать о периоде его царствования от 313 до 324 г. Это явление с первого взгляда может показаться странным и подозрительным, но оно находит себе совершенно достаточное объяснение, которое всякого–может успокоить. Будучи язычником на первых порах своей жизни, Константин не только хорошо был знаком с распространенным тогда почитанием Солнца под образами Аполлона (Геркулеса) и Митры (который назывался Sol invictus comes (Солнце непобедимое, спутник (товарищ) (лат.). |
| Замоскворецкий задумался. - Смысл есть. Веришь, я пару часов назад ума не мог приложить, как мне из этого лабиринта вырваться. На меня были нацелены десятки глаз и стволов: конкуренты, милиция, ФСБ, этот подонок Князев, журналюги всякие и так далее. Типа, куда ты денешься с подводной лодки? А я вот взял и делся. Меня больше нет! Все! Хлопнули Жана Московского. Ха-ха-ха-ха! - он нервно рассмеялся. - Фиг вам! Вот он я, живой! Но только... Э-э-эх. Но только не Жан я больше. - Ясное дело, не Жан. Как имечко твое святое? Как тебя нарекли во крещении-то? - И в крещении и до крещения, Юлий я. - Иулий стало быть. Значит был ты Юлианом Отступником, а теперь будешь Лазарем. Видно, святой Лазарь Четверодневно Воскресший, друг Господень, тебя под свою опеку взял. - Воскресший, говоришь?.. Может, и взял. Слушай, дед, а тебя-то за что Князь поджарить должен? - Как за что? Во-первых, за тебя, во-вторых, за Василису. - За Василису?! - Угу. Ее ведь тоже, бедненькую, сюда привезли. Он за ней аккурат завтра утречком обещался прибыть. А я-то еще вчера возьми и добрым молодцам ее отдай. Без евоного разрешения! Они, почитай, Василису уже по всем правилам Православной Церкви отпели и земле предали. - Ну тогда, дед, девять граммов в сердце тебе обеспечено. Князь эту девочку страшно любил, обожал он ее, как зверь прямо... - А я и не отказываюсь. Все в руках Божиих. Вот что. Давай-ка, Юлий, одевай робу. Кирзачи там вон, в углу, возьми. Да и поедем, соколик, ко мне в гости. А там видно будет. Здесь нам делать больше нечего. - А как же твое дежурство, работа? Архипыч улыбнулся и, хитро прищурившись, сказал: - Работа не волк, в лес не убежит. А покойнички и подавно не разбегутся. Кажется, наработался я. Как говорится, конец и Богу нашему слава! Странное зрелище представляла собой пара, вышедшая из метро на станции " Чистые пруды " около десяти часов вечера. То были Архипыч и Замоскворецкий. Впрочем, внешность Архипыча не изменилась, зато Замоскворецкий напоминал бомжа, получившего первую медицинскую помощь в травмпункте. На нем были ватные стеганые штаны, телогрейка, кирзовые сапоги и солдатская ушанка, из-под которой виднелись бинты; правую щеку украшал медицинский пластырь, крестообразно наклеенный поверх свежего шва. |
| Тот, кто был особенно коротко знаком с Юлианом, Оривасий Пергамец, человек, весьма способный при помощи философии физической наставлять в медицине и еще более одаренный Богом в практике врачебной, громко вопиял, что я поступлю нечестиво, если не стану писать истории Юлиана. Зная все его деяния как очевидец, он составил точные записки для сочинения истории 124 . Нель-зя было более откладывать это дело, хотя бы я и захотел жить в бездействии. Последовало это счастливое происшествие. Все обратилось римлянам к лучшему, как будто колесо перевернулось 125 . Отрывок 10. (Константий и цезарь Юлиан) Из Суиды ( ξιστμενος). Маркелл имел в руках правление; уступая Юлиану одно титло и звание, настоящей властью распоряжался сам. Отрывок 11. (357 г. по Р. X.; Индик. 15; Констанция I 21; Юлиана Ц. 3) Ехс. De sententiis, Маи 255; Мюл. f. 9; Ниб. с. 63. (Эвнапий говорит еще о Юлиане-отступнике следующее): «Излагая в нашей истории этот поход, труднейший и славнейший из всех бывших до того времени походов, мы не поступим подобно тем, которые среди дня поднимают факел, чтобы сыскать то, что от них скрывается. Мы не станем пересказывать другими словами те битвы, о которых сам Юлиан, бывший царем, удовлетворительно рассказывает, исполненный восторга к своим прекрасным подвигам, которым посвятил он целую книгу. Мы советуем читателям, желающим познакомиться с важностью его сочинения и его дел, прочесть эту книгу и обратиться к свету, который от силы тогдашних его деяний разлился на силу самого слова и озарил его. Что касается до нас, то мы бегло просмотрим происшествия, соединяя последующие с предыдущими, не из ребяческого и софистического соревнования, но из желания изложить свое сочинение с исторической точностью» 126 . Отрывок 12. Там же, 256; Мюл. 10; Ниб. ст. 64. Юлиан научал как подчиненных, так и неприятелей, чем истинному царю должно побеждать. Он утверждал, что храбрость, крепость тела и сила рук полезны только против сопротивляющихся неприятелей; но что справедливость, соединенная с властью, как источник всех добродетелей, укрощает и покоряет себе даже и отсутствующих неприятелей. Наставляя подчиненных в этой добродетели и посевая в них семена философии, он с трибунала своего увещевал римлян не обижать никого из салиев, не разорять и не грабить собственной своей страны. Он доказывал, что следует считать своею собственностью ту землю, которая занята без боя и труда. Неприятельской страной должно по необходимости считать страну, принадлежащую воюющим; своей собственной – ту, которая принадлежит уступившим 127 . |
| – Ясное дело, не Жан. Как имечко твое святое? Как тебя нарекли во крещении-то? – И в крещении и до крещения, Юлий я. – Иулий стало быть. Значит был ты Юлианом Отступником, а теперь будешь Лазарем. Видно, святой Лазарь Четверодневно Воскресший, друг Господень, тебя под свою опеку взял. – Воскресший, говоришь?.. Может, и взял. Слушай, дед, а тебя-то за что Князь поджарить должен? – Как за что? Во-первых, за тебя, во-вторых, за Василису. – За Василису?! – Угу. Ее ведь тоже, бедненькую, сюда привезли. Он за ней аккурат завтра утречком обещался прибыть. А ято еще вчера возьми и добрым молодцам ее отдай. Без евоного разрешения! Они, почитай, Василису уже по всем правилам Православной Церкви отпели и земле предали. – Ну тогда, дед, девять граммов в сердце тебе обеспечено. Князь эту девочку страшно любил, обожал он ее, как зверь прямо… – А я и не отказываюсь. Все в руках Божиих. Вот что. Давай-ка, Юлий, одевай робу. Кирзачи там вон, в углу, возьми. Да и поедем, соколик, ко мне в гости. А там видно будет. Здесь нам делать больше нечего. – А как же твое дежурство, работа? Архипыч улыбнулся и, хитро прищурившись, сказал: – Работа не волк, в лес не убежит. А покойнички и подавно не разбегутся. Кажется, наработался я. Как говорится, конец и Богу нашему слава! Странное зрелище представляла собой пара, вышедшая из метро на станции “Чистые пруды” около десяти часов вечера. То были Архипыч и Замоскворецкий. Впрочем, внешность Архипыча не изменилась, зато Замоскворецкий напоминал бомжа, получившего первую медицинскую помощь в травмпункте. На нем были ватные стеганые штаны, телогрейка, кирзовые сапоги и солдатская ушанка, из-под которой виднелись бинты; правую щеку украшал медицинский пластырь, крестообразно наклеенный поверх свежего шва. Парочка направилась в сторону “Чайного дома”, расположенного напротив бывшего Главпочтамта и сохранявшего на своих стенах причудливые китайские узоры. Здесь в дореволюционное время размещалась крупная чаеторговая контора. Архипыч и Замоскворецкий нырнули в одну из арок, пересекли внутренний дворик и оказались в типичном подъезде старой Москвы, бережно хранившем запахи и шорохи девятнадцатого века. Перейдя на первом этаже по широкой доске через лужу, парочка поднялась на второй этаж, и Архипыч длинным “музейным” ключом важно отпер первую дверь налево. |
| Но и в нравственном отношении Соломон был выше величайшего греческого мудреца Сократа; – Соломон был известен богатством и необычайным счастьем; неудивительно потому что он сделался рабом наслаждения, ибо богатство скорее содействует пророкам, чем добродетели; но Сократ был беден и все-таки блудодействовал в высшей степени. О нем мы можем сказать то же, что Юлиан говорит о Соломоне: «О, величие добродетели! О, богатство мудрости!», и не только о Сократе, – то же самое следует сказать о самих богах Юлиана. Принеся жертву чужим богам, Соломон вовсе не следовал увещанию своего Бога, как хочет представить дело Юлиан, – тогда Бог, во всяком случае, не наказал бы его. 518 Если христиане относятся отрицательно к греческой мудрости, не чуждаются все-таки греческим писателей, то потому, объясняет св. Кирилл, что приятно знать все, в частности и греческие мнения обо всех вещах, а особенно о Боге; с другой стороны изучая греческих авторов, христиане имеют случай осмеять тех, которые почитают множество богов и ставят идолов. Христиане хвалят в греческих книгах только звучность их языка, расположение слов и стройность речи, но отвергают их содержание, как ложное; поэтому они думают, что для святости греческие книги ничего не дают; тогда как от Св. Писания всякий действительно становится лучше, оно дает нам истинное знание о Боге, поднимает наш дух выше всего тварного, видимого и невидимого, оно дает начала хорошей жизни, направляет к справедливости. И если кто отдает все-таки греческим писателями за изящество их слога преимущество перед нашими, тот предпочитает золотую чашу с горькой травой простому сосуду, но с медом 519 . III. Христианство и иудейство. Критика иудейства написана Юлианом так резко, что, судя по ней, можно бы подумать, что Юлиан относился к иудейству с таким же презрением, как и к христианству. Но такое мнение было бы совсем неверно. Юлиан думал об иудействе довольно хорошо и, во всяком случае, несравненно лучше, чем о христианстве. Замечательно, что такая разница в отношениях к христианству и иудейству замечается у всех противников христианства, и что отношение римского правительства к обеим религиям в первые три века совершенно аналогично взглядам литературных противников христианства. |
| 514 Бог показал евреям свою славу: сделал их причастниками божественного созерцания; Он послал им законоподателя ранее других законоподателей и превосходящего их в мудрости и добродетели так, как свет превосходит мрак; им даны были законы для счастья всех; этими законами запрещается все бесчестное и преступное и одобряется всякая добродетель. Учение Моисея нельзя и сравнивать с греческим, где рассказывается о множестве богов, разногласящих между собой, возбуждающихся бешенством, похищающих чуждое, ниспровергающих государства, распутствующих даже с собственными сестрами, матерями и дочерями. Вот правила мудрости, переданные ими. 515 Из-за нравственной распущенности подает и всякий авторитет греческих мудрецов даже лучших из них. Св. Кирилл приводит из Порфирия известные рассказы о пророках и в частности о чрезвычайном сластолюбии Сократа, Платона, Кимона и др. Неизвестно, насколько правды в этих рассказах, но, во всяком случае, мы не должны ставить в вину св. Кириллу его доверие рассказам, которые некоторыми принимаются даже до сего дня. С этими знаменитыми греками св. Кирилл сравнивает Моисея, Иисуса Навина, Гедеона, Самуила и прочих героев иудейского народа, которых, по выражению ап. Павла, весь мир не был достоин. 516 Еврейские вожди уступали греческим и римским в военной доблести; но военное дело не было их занятием, они только отражали врагов, желая защитить свое отечество, а не делали подобно Миносу неистовых нападений на чуждую собственность, ибо закон их был защитником справедливости. 517 Славные еврейские мужи отличались святостью и всякими добродетелями. Юлиан весьма хитро, оставивши тех, которые прославились святостью жизни, берет в пример никого другого, а Соломона, как осаждающие город устремляются на более слабые места. В отношении мудрости Соломон выше указываемых Юлианом греков Фокимеда, Теогниса и Исократа, он написал свои наставления раньше и лучше их. Если же он пал, что Юлиан должен принять во внимание, что мы и не причисляем его к святым – пророкам, апостолам и евангелистам. |
| Обращаясь к разбору истории Финееса, в которой, по мнению Юлиана особенно выразилось дурное представление евреев о своем Боге, св. Кирилл говорит, что напрасно Юлиан считает маловажной ту причину, по которой Бог хотел истребить еврейский народ. С точки зрения Юлиана, конечно, не было преступления в том, что евреи стали почитать чужих богов, но ему следовало перенестись на точку зрения самих евреев, которые своего Бога считали единственным истинным Богом. Св. Кирилл и возражает ему с последней точки зрения. Если высшее благо в познании Бога, то величайшее зло в отпадении от истинного Бога, и мы должны прославлять Творца, Который удаляет причины этого зла от людей. 483 Если Бог от гнева быстро перешел к милости, то должно скорее хвалить, чем порицать, что Бог медлителен для гнева и быстр для милосердия. Если же спросят, почему Бог не прекратил Своего гнева в самом начале, то нужно сказать, что для пользы самих людей необходимо было объявить их подлежащими наказанию и сказать, что Бог гневается на них. 484 Самое безнравственное в истории Финееса, по мнению Юлиана то, что Бог из-за какой-то тысячи людей погубил 600 тысяч; и Юлиан и Кирилл согласны, что лучше из-за одного праведника спасти тысячу грешников, чем из-за одного грешника погубить тысячу праведных; и, однако, странным образом Юлиан в истории Финееса видит гибель многих из-за некоторых, а св. Кирилл – спасение многих из-за одного праведника. Очевидно, Юлиан представляет, что отпали от Бога только некоторые – сто, тысяча человек, а Бог истребил 600 тысяч и хотел истребить весь народ; св. Кирилл думает, что согрешил весь народ, но ради одного праведника Финееса народ был пощажен, кроме павших ранее до обнаружения Финеесом своей ревности. В книге Чисел не сказано о количестве отпавших, – сказано вообще: «И прилипися Израиль к Ваал-Фегору и воспламенися гнев Господень на Израиля». Несомненно, что общим названием могла быть обозначена и часть Израиля, но, во всяком случае, это была часть очень большая, большинство, иначе употребление общего понятия было бы неуместно. Если же принять во внимание, что только один Финеес возревновал о славе Божией, то можно думать, что кроме отпавших немало было таких, которые остались равнодушными к преступлению своих братьев и, следовательно, в известной степени также заслуживали наказания. Предполагать же, что отпавших было очень много, текст книги Чисел не дает никаких оснований. В приведенной Юлианом выдержке из книги Чисел есть еще разногласие с Вульгатой и греческим текстом, в последних говорится о 24 тысячах пораженных, а Юлиан говорит о 600 тысячах. Но у св. Кирилла нет к этому никакой поправки. |
| Между тем дела в государстве резко ухудшались. Военные приготовления требовали новых расходов, а царь, увлечённый языческими богослужениями, нередко самостоятельно исполняя роль жреца, совершенно не желал заняться общественными вопросами. Получив донесения, что в Антиохии народ недоволен ростом цен на хлеб, он по примеру брата Галла велел антиохийскому сенату «заморозить» их. Сенаторы возражали, указывая, что по объективным причинам это сделать моментально невозможно, на что царь раздражался и грозил карами. Видимо, желая потренировать на сенаторах свои литературные таланты, он сочинил памфлет «Антиохийская речь, или Враг бороды», где допустил выражения, едва ли совместимые с царским достоинством, и явные преувеличения. В ответ ему пришлось услышать множество неприличных шуток в свой адрес: его называли «обезьяной», «карликом», «прислужником для жертвоприношений». Наиболее обидным для Отступника было то обстоятельство, что софист Ливаний, уроженец Антиохии, лекции которого юношей он посещал в нарушение клятвы Констанцию, совершенно охладел («он – не философ!») к царю и обещал покинуть город, с которым василевс начал невидимую войну. Юлиан мог снести всё, что угодно, но только не холодность по отношению к себе со стороны признанных им интеллектуалов, поэтому он чувствовал себя глубоко обиженным. Народные симпатии – дело переменчивое. Как только жители Антиохии сошлись во мнении, что новый царь едва ли соответствует их представлениям об императоре, так престиж Юлиана упал за опасную черту. Его имя в простонародье связывали со всевозможными бедами, накинувшимися на Империю. Вследствие неурожая голодал Запад и Константинополь. Антиохийцы открыто говорили, что голод идёт вслед за Юлианом. К тому же они не желали менять своё вероисповедание, по-прежнему называя себя христианами. Живя в Антиохии, Юлиан с усердием, заслуживавшим лучшего применения, восстанавливал храм Аполлона Дафнийского, ожидая от него столь необходимых ему пророчеств. Оракул, однако, молчал, и находчивые жрецы объяснили это тем, что рядом-де находятся мощи священномученика Вавилы, помещённые, кстати сказать, его братом Галлом в этом христианском храме. |
| 11 Марк Теренций Варрон (116–27 гг. до н.э.), крупный римский ученый-энциклопедист. Он занимал различные государственные посты, когда в 47 г. Цезарь поручил ему устройство и руководство библиотекой в Риме. Он написал массу трудов по истории, юриспруденции, грамматике, сельскому хозяйству, пр., в том числе сочинение «Образы» – литературные биографии 700 греков и римлян. 12 Сантра – римский грамматик и поэт середины I в. до н.э., автор книги «О знаменитых людях», которая не сохранилась. 13 Корнелий Непот (ок. 100 – после 32 гг. до н.э.), римский писатель. Его основной труд – «О знаменитых людях», сборник биографий, состоявший из 16 книг. Из этого сборника до нас дошла книга «О знаменитых полководцах иноземных народов» и фрагменты книги «О латинских историках». 14 Гай Юлий Гигин (ум. ок. 10 г. н.э.), родом из Испании, вольноотпущенник Августа. Август назначил его главой Палатинской библиотеки. Гигин написал массу трудов по географии, философии, мифологии, пр., но эти труды не сохранились. Вероятно, среди них были и биографические сочинения. 15 Марк Туллий Цицерон (106–43 гг. до н.э.), видный римский общественный, политический деятель и писатель. После его смерти осталось поистине огромное литературное наследие – трактаты, речи, письма. Упоминаемое Иеронимом сочинение «Брут» создано в 46 г. до н.э., посвящено истории римского ораторского искусства и написано в форме диалога. 16 Цельс (греч. Келс), ок. 176 г. н.э. написал полемическое сочинение против христианства «Истинное слово». 17 Порфирий (233–300 гг. н.э.), греческий философ, представитель неоплатонизма, расширил и прокомментировал учение Плотина. Среди его сочинений были и 15 книг против христиан. Подробнее см. прим. 229. 18 Речь идет о Флавии Клавдии Юлиане (332–363 гг. н.э.), римском императоре, известном как Юлиан Отступник (подробнее см. комментарии к Геннадию, прим. 10). Среди проводимых Юлианом реформ значительное место занимала политика по реставрации язычества. Из его литературного наследства сохранились речи, письма и эпиграммы. Известно, что им были написаны также трактаты, среди которых вполне могли быть и антихристианские сочинения. |
|
|
