| Дружины галльские, заняв всю страну до самых альпийских скатов и проникнув в долины между Альпами и Юрой, между Роной и Рейном, где они поселились под именем Гаэльватов, двинулись сильными массами через горную преграду на юг. В конце V и в начале IV века до P.X. заняли они всю северную Италию, отодвинув Лигурцев в горные долины, откинув часть Разен к северу в Альпы, где они снова слились со своими кровными братьями Ретийцами и Винделиками, и сокрушив, впрочем, не без борьбы, силу Этрурии. Неудержимый поток подвигался всё далее и далее к своему родному Востоку. Слабые Умбрийцы покорились; сильнейшие Венеты при-адриатические отстояли свою независимость, так же как Венеты приокеанские; но Галлы, обогнув их с севера, завладели почти всей Паннонией, частью Иллирии и Фракии, в начале III века до P.X. опустошили Грецию до Пелопонеса и, наконец, переправившись через Геллеспонт 294 , поселились навсегда в Малой Азии, в той самой стране, из которой их единоплеменники Кумри были изгнаны с небольшим за три столетия лидийскими царями. Эта страна по новым жителям своим получила имя Галатии. Таково было завоевательное движение Галлов во время их кратковременного могущества. Их победы, их завоевания и слава не оставили по себе замечательных следов. В Германии они погибли от натиска усилившихся Германцев и потом от восстания Славян, в Италии от Римлян, в Паннонии и Иллирии от Славян и Римлян; в Малой Азии от Римлян и новых восточных завоевателей. Отодвинутые мало-помалу от адриатических берегов и Дуная к северу, в область прикарпатскую, они несколько времени ещё сохраняли значение и отдельную жизнь, но и тут погибли под напором племени славянского. От них остались везде только имена некоторых урочищ или целых областей (как, например, Галич при-карпатская), несколько слов в языке (особенно в северной Италии и, может быть, в Эпире, если только критика не принимает ошибочно следов древне-эпирского или иберского наречия за признаки кельтского), и несколько обычаев, уцелевших до нашего времени. |
| 1 Bo второй главе слова на вознесение Господа изложены некоторые мысли и употреблены выражения, встречающиеся и в аскетическом творении бл. Диадоха . В означенной главе автор проводит параллель между неверующими во Христа иудеями и христианами, дающую ему повод говорить о гордости первых и смирении вторых. Первые, гордясь верующим отцем своим Авраамом (II, 559, 12–13) и соблюдением заповедей Божиих, не желают признать воскресение Христово и почтить истину даже словом; наоборот, вторые желают правды Божией и защищают ее, получая от Христа оружие и укрепляясь разумными бронями. В своем аскетическом творении бл. Диадох поучает, что любящий Бога желает, чтобы почтена была правда (Бога), почтившего его, вечною честию (ХСИ, 485, 1–4; 486, 1–2), борется со грехом и демонами оружием правды (435, 20–21) и облекаясь в броню правды (452, 5). Первые усматривают совершенство в гордости своими делами, а вторые носят на себе печать смиренномудрия или смирения. Подобные же мысли и выражения находим и в аскетическом слове бл. Диадоха; в этом творении говорится о совершающих дела правды в духе смирения (142, 1–3), утверждающихся «смирением в образе совершенства» (498, 13–15), пребывающих вне всякого тщеславия, превозвошения, и вмещающих, посредством многого смирения, в своих сердцах печать красоты Божией (499, 11–16). 2 Под некоторыми, сливавшими божественную и человеческую природы в Иисусе Христе в одно естество, разумеются монофизиты. В Cod. Vatican. Слово на Вознесение Господа не делится на главы; разделение его на шесть глав сделано Mai – первым издателем этого творения. Читать далее Источник: Блаженный Диадох (V-ro века), епископ Фотики Древнего Эпира, и его творения/К. Попов. - Киев : тип. И.И. Горбунова, 1903. - Т. 1-./Т. 1: Творения бл. Диадоха : Греч. текст, ред. по древ. греч. рукописям, с предисл., рус. пер., разночтениями, примеч. и прил. - 1903. - XXXIV, 622 с./Диадоха, епископ Фотики Эпирской, слово на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа. 555-569 с. Вам может быть интересно: |
| В 509 г. до Р. Х. К. заключил союз с Римом, разграничив сферы влияния в Италии. В это же время был подписан договор и с греч. колонией Массалия (Массилия, ныне Марсель), приостановивший греческую колонизацию на восточном побережье Испании. В V в. благодаря своему флоту карфагеняне выходят в Атлантический океан. Ганнон Мореплаватель создавал новые колонии на атлантическом побережье Африки, достиг побережья совр. Камеруна; Гамилькон налаживал торговые связи с Британскими о-вами. Войны К. против греческих городов за Сицилию (409-404, 398-397) не привели к окончательному результату; остров оставался разделенным между греками и карфагенянами. В IV в. до Р. Х. город постепенно терял свои позиции на Сицилии, сохраняя лишь крепость Лилибей. В 315 г. тиран Сиракуз Агафокл возобновил попытки подчинения Сицилии Сиракузам. Несмотря на сопротивление К., в 307 г. Агафокл предпринял экспедицию в Африку, высадился под стенами К., но вскоре потерпел поражение. Последний этап борьбы К. с греками связан с именем царя Пирра Эпирского, к-рый был втянут в войну сицилийскими греками. Пирр захватил почти всю Сицилию, кроме Лилибея, и готовил экспедицию в Африку, но разногласия с греками заставили его покинуть остров и перевести свои силы в Юж. Италию. Война Пирра вновь не привела к существенным переменам на Сицилии. В 265 г. до Р. Х. К. столкнулся с растущим влиянием Рима. Когда, вмешавшись в очередной конфликт на Сицилии, флот К. занял Мессану (ныне Мессина) и установил контроль над Мессанским прол., рим. сенат принял решение поддержать мессанцев и начать войну с К. Первая Пуническая война между Римом и К. (264-241 гг. до Р. Х.) окончилась для К. поражением и потерей Сицилии, Сардинии и Корсики. В мирный период 241-218 гг. до Р. Х. большое влияние в К. приобрел полководец Гамилькар Барка, к-рый расширил владения К. в Испании, тем самым компенсировав потери островов. Сын Гамилькара Ганнибал начал 2-ю Пуническую войну (218-201 гг. до Р. Х.), возглавив поход карфагенского войска из Испании через Галлию и Альпы в Италию. Несмотря на ряд побед Ганнибала в Италии и его попытки развалить Италийский союз во главе с Римом, 2-я Пуническая война завершилась для К. разгромом. Владения К. сократились до небольшой округи в Сев. Африке (в основном соответствует совр. Тунису), а город стал клиентским гос-вом, зависимым от Рима. Тем не менее К. оставался довольно богатым торговым городом и потенциально мог представлять угрозу интересам Рима. В сер. II в. до Р. Х. рим. сенат принял решение начать новую войну против К. Сопротивление карфагенян возглавил полководец Гасдрубал. В результате 3-летней осады (149-146 гг. до Р. Х.) К. был захвачен и разрушен римлянами, к-рые совершили сакральный акт, распахав его территорию в знак того, что на этом месте никогда не должно возводиться городских строений. Римская эпоха (I в. до Р. Х.- 439 г. по Р. Х.) |
| В целях укрепления сложившихся в Элладе режимов конгресс запретил конфискации имущества, отмену долгов и освобождение рабов на волю для использования вольноотпущенников в политической борьбе. Но самое главное решение Коринфского конгресса было о войне с Персией. Эта война объявлена была религиозной – ее собирались вести для того, чтобы отомстить за осквернение святынь Эллады Ксерксом во время греко-персидской войны, которая закончилась более ста лет назад. Но у этой войны были и менее возвышенные цели: грабеж несметных азиатских сокровищ, расширение плацдарма для эллинской колонизации, выдавливание из Эллады безземельных, обнищавших соплеменников, в которых виделась угроза общественной стабильности, – одним словом, Элладе предстояло реализовать программу, давно уже намеченную проницательным политологом Исократом. Образованный на конгрессе панэллинский союз был назван просто «Греки», в него вошли все балканские полисы, кроме Спарты, эпирские племена с их царями, а также многие островные полисы – общим счетом около 100 государств. Правящим органом союза стал «Совет греков», члены которого избирались союзными полисами в числе, пропорциональном их военным силам. Решения совета принимались большинством голосов и становились обязательными для союзных государств, так что союз имел характер федерации, а не конфедерации. В компетенцию совета входило объявление войны и заключение мира, сбор налогов, назначение арбитров для решения споров между союзниками, суд над нарушителями союзного договора. Формально Македония не вошла в федерацию, но «Греки» в Коринфе заключили «вечный союз» с «Филиппом и его наследниками». Филиппа провозгласили гегемоном союза и верховным стратегом объединенных вооруженных сил. Греческие города истощили себя в нескончаемой междоусобице, и доминировать в Элладе стала полуварварская, но искренне приверженная эллинской цивилизации Македония с ее нерастраченными свежими силами, с ее здоровым государственным строем, выгодно отличавшимся и от восточной деспотии и от эллинской раздробленности и политической неустойчивости, чреватой нескончаемой чредой переворотов, частыми переходами от демократии к олигархии, от олигархии к тирании и снова к демократии после свержения краткосрочных тиранов. |
| С другой стороны, Хоматиан, протестуя, опирался на то, что легитимность никейского императора не была признана Охридом: «У нас нет законной империи, – писал он св. Савве, – и потому твоему поставлению не достает законных оснований» 557 . Согласно византийскому видению взаимоотношений церкви и государства, император обладал правом устанавливать границы церковных юрисдикций. Этим правом император пользовался всегда – как в случае с Юстинианой Примой, учрежденной Юстинианом (на папской территории), так и с Охридской архиепископией, основанной Василием II, а также и во многих других документально подтвержденных случаях, когда императоры то учреждали, то упраздняли митрополии на землях Литвы и Польши в ущерб юрисдикции митрополита Киевского 558 . Феодор Ласкарис, никейский император, после взятия Константинополя крестоносцами (1204) самопровозгласивший себя наследником византийского императорского трона, стремился доказать собственную легитимность – в частности, путем учреждения Сербской архиепископии. Основным его соперником был Феодор Ангел, деспот эпирский, чьи императорские притязания встретили поддержку у Хоматиана, вскоре венчавшего и помазавшего Феодора Ангела на императорский трон в Фессалониках (между 1224 и 1227 годами – датировка остается спорной). Это был вызов не только никейскому императору, но и патриарху (венчавшему на царство Феодора Ласкариса в 1208 году); фактически все было задумано ради подтверждения квазипатриаршего статуса архиепископа Охридского, который, изначально будучи креатурой императора, стал претендовать на то, чтобы самому стать источником его же легитимности, венчая и миропомазуя императора на царство. Сколь ни сомнительна была политическая подоплека таких действий, в его аргументации был и сильный пункт, а именно: в отсутствие бесспорно признаваемой императорской власти Константинопольский патриархат был не вправе посягать на территориальную юрисдикцию предстоятелей других церквей 559 . Но будущее все же было за Никеей и Сербией, которые оказались более дальновидными в политическом отношении. |
| После этого разные войны усилились до такой степени, что из-за недостатка воинов на военную службу стали набирать и пролетариев, которые потому и получили свое имя, что, не будучи в состоянии по бедности нести военную службу, освобождались от нее для рождения детей (proles). Врагом римлян сделался и призванный тарентинцами Пирр, царь греческий (эпирский), пользовавшийся в то время чрезвычайною славой. Между прочим, когда он спрашивал о возможном исходе своего предприятия, Аполлон довольно остроумно дал ему такое двусмысленное предсказание, что мог оставаться вещуном, что бы затем ни случилось. Он сказал: «Dico te, Pyrhe, vincere posse Romanos». Поэтому, Пирр ли победил бы римлян, или римляне – Пирра, предсказатель судеб мог спокойно ждать какого угодно исхода. Какие тогда и до какой степени ужасные последовали поражения войск той и другой стороны? Иногда казался победителем Пирр, так что мог бы уже истолковывать предсказание Аполлона в свою пользу; но вслед за тем из другого сражения выходили победителями римляне. При такой гибели людей от войн появилась и сильная моровая язва у женщин. Они умирали беременные прежде, чем наступал срок разрешения от беременности. Думаю, что Эскулап на этот раз извинял себя тем, что он состоял в должности врача, а не повивальной бабки. Подобным же образом погибал и скот, так что опасались даже исчезновения животного рода. А что сказали бы они, если бы в наше время случилась та достопамятная зима, до такой невероятной степени суровая, что ужасной глубины снег даже на форуме лежал в продолжение сорока дней, а Тибр был скован льдом? И та также страшная язва, которая так долго свирепствовала, столь многих погубила? Когда эта язва продолжилась и на другой год, приняв еще более ужасные размеры, то, ввиду бесполезности присутствия Эскулапа, обратились к Сивиллиным книгам. В предсказаниях этого рода, как упоминает Цицерон в книгах о гадании, верили обычно больше толкователям, которые высказывали свои предположения о вещах сомнительных как могли или как хотели. |
| Трезво оценив недостаточность своих сил для победы над сильнейшим противником, Тарент решил просить о помощи самого талантливого и удачливого на тот момент полководца эллинистического мира эпирского царя Пирра, и тот отозвался на просьбу: в его планы как раз входило создание могущественной средиземноморской державы, покорение Италии, Сицилии и Карфагена – тех стран, которые не успел из-за ранней смерти завоевать его дальний родственник Александр Македонский. В 280 г. до Р.Х. армия эпиротов, состоявшая из 20 тысяч пехотинцев, 2 тысяч лучников, 500 пращников, 3 тысяч всадников и 20 слонов с их экипажами, погрузилась на суда и отправилась в Италию. В Ионическом море корабли эпиротов разметала буря. Уцелела только десятая часть войска, но в Таренте Пирра встретили с ликованием. Все противники Рима в Италии – греки, самниты, этруски – воспрянули духом, готовые восстать против его господства. Чтобы предотвратить согласованные действия разношерстных врагов, надо было разгромить войско Пирра. Для объявления ему войны отыскали эпиротского перебежчика, заставили его купить себе участок земли, который объявлен был территорией Эпира, и в сторону этой фермы фециал метнул окровавленное копье. Первое сражение между противниками состоялось у приморского города под Гераклеей. Римское войско под командованием консула Публия Левина потерпело поражение. Остатки разбитых легионов бежали в Апулию. Со свойственной ему воинской рыцарственностью, подражая и в этом Александру, Пирр велел с почестями похоронить павших римлян – их насчитали до 7 тысяч. Греческие полисы, луканы и самниты – все взяли сторону Пирра, который, укрепив свою армию пополнениями, приданными ему старыми и новыми союзниками, двинулся через Самний и Кампанию на север – на Рим. Рим охватила тревога, но не паника. На подмогу уцелевшим после поражения войскам Левина направлено было два новых легиона, набранных из числа добровольцев, которые отправились в Капую, навстречу противнику. Латины, вопреки расчетам Пирра, сохранили верность Риму и готовы были сражаться против эпиротов, видя в них не освободителей, но захватчиков. |
| Несколько месяцев гостила у него племянница Маша – Мария Владимировна; она всегда так хорошо его понимала – лучше жены, лучше друзей. Ее роль в жизни Леонтьева – загадочна. Была ли здесь влюбленность? – Может быть. Но, несомненно, было и другое: сердечная дружба, которую Леонтьев всегда так ценил, полное взаимное понимание, даже слияние душ; но при этом одна душа всегда господствовала: не ее, а его душа! Всем друзьям Леонтьева нельзя не преклоняться перед этой замечательной русской женщиной, его ангелом-хранителем. Маша все отдавала и никогда ничего не требовала. Она так и не вышла замуж и жила только им – тщательно переписывала его рукописи, по-матерински-сестрински за ним ухаживала, хотя была на шестнадцать лет моложе. Маша также увлекалась идеями Леонтьева, вообще во всем ему сочувствовала. Итак, Маша была при нем, но и она не могла помочь. Его мучила какая-то особенная «спокойная тоска», пишет он Губастову и поясняет: «Я с ужасом вижу, что в первый раз в жизни начинаю ничего не желать, кроме вещественных удобств» 456 . Между тем его эпирский роман «Одиссей Полихрониадес» производит другое впечатление: это увлекательная книга о сильных и страстных желаниях честолюбцев, соперников и друзей: они все умеют желать за двоих, за троих... в особенности же Благов – Нарцисс и Алкивиад! Эта повесть автобиографическая, как и многие другие, но все же в данном случае вымысел мог не совпадать с действительностью. По-видимому, в Леонтьеве тогда что-то надломилось и образовалась трещина... и вот он уставал желать! Едва ли здесь можно говорить о т. н. романтическом разочаровании. Ведь очаровывали его не иллюзии, а реальности: та живая жизнь, которая ему нравилась именно тем, что она была несовершенной; вся его эстетика была основана на упоении красочной борьбой зла и добра; и эта столь увлекавшая его борьба ни на минуту не прекращалась в Эпире! Все же с Леонтьевым случилось что-то неладное: он не разочаровался в жизни, а скорее перестал очаровываться игрой светотеней. Ему тогда было лет 38–39; он был еще полон сил, хотя и болел лихорадкой. |
| По существу же, Леонтьев всю жизнь писал только о себе – Нарциссе; и этот Нарцисс никогда собой доволен не был, ему всегда казалось, что он недостоин любви к самому себе! Матвеев – тоже Леонтьев, но менее на себя похожий, скрытый в военном мундире, имеющий другую судьбу, и поэтому Леонтьеву труднее было его изобразить, ведь дара перевоплощения у него не было. Мне кажется, Матвеев хорош, убедителен там, где он на автора походит, но не там, где от него отличается! Да, композиция «Избранниц» Леонтьеву удалась, но зато в этом романе только один план – фабульный, психологический, но не лирический, философический, а Леонтьев – более лирик, философ, чем психолог. Тоска В Эпире, как и во Фракии и в Добрудже, велась все та же борьба политических интересов, представленных консулами великих держав и невеликой Греции; и Леонтьев опять этой борьбой увлекается. О его дипломатической работе мы можем судить и по «Одиссею Полихрониадесу», и по другим эпирским рассказам. По-видимому, Леонтьев, как и Благов, перешел по тонкому льду Янинское озеро и доставил припасы и топливо жителям острова, отрезанного от сообщения с берегом. Этот подвиг, несомненно, очень усилили популярность русского консула. С турецким губернатором он дружит, но эта дружба делу не мешает, а иногда даже облегчает хлопоты за единоверных греков; может быть, он, как тот же Благов, добился у турок разрешения звонить в колокола в Арте... Но из всего этого можно заключить, что и в Янине он был консулом очень деятельным. А по сообщению Губастова, он даже усердно занимался ненавистной ему статистикой и написал обширное и основательное донесение о торговле и промышленности в Эпире. Все же на новом месте Леонтьев не был так счастлив, как прежде в Тульче или в Адрианополе. Может быть, консульская деятельность начинала ему уже надоедать? Но были и другие причины. Он заболел изнурительной лихорадкой и некоторое время должен был проживать в городке Арте и позднее на острове Корфу. А летом 1869 г. ухудшилась душевная болезнь жены, Лизаветы Павловны, и он отправляет ее на излечение в Одессу, но она и там не поправилась. |
| Зато правый берег, где теперь находимся мы, очень гостеприимен. Одним из лучших покоищ служит устье р. Столбовки. Оно ограждено с севера и востока высотами, пред которыми меркнет даже Вавилонских стен слава 53 . Ложе реки соответствует устью, только не в отношении удобств, а громадности облегающих утесов. Это узкая, мрачная расселина, дышащая хладом. И ежели обитатели старой Эллады реку Эпирскую, за мутность вод и за скуку окрестностей ее, могли назвать Ахероном – рекою скорби: то мы с правом в десятеро большим Столбовку свою можем назвать рекою скорби. Извиваясь змеею в теснине, отражаясь от скалы к скале, падая от уступа на уступ, она издает шипящее и как бы болезненное эхо, которое, отзываясь в ушах и в душе зрителя, невольно погружает его в мрачную думу и приводит к вопросам – pervia sunt solis meditationibus – о которых стоит подумать. При благоприятной погоде оставили мы Столбовку и продолжали плавание, держась неуклонно правого берега. Советую и каждому любознательному путешественнику не уклоняться от пути сего, а проплываючи смотреть – и смотреть на берег недремлющим оком. Не исполнив сего, наблюдатель потеряет из виду лучшее перло, обретающееся на Ленском пути. Перед нами, по мере движения нашего вперед, горный ландшафт развертывается, принимает новые и новые формы и, можно сказать, волшебною метаморфоз своих силою, влечет нас в мир фантазии, к эпохе якобы былых времен, когда безбожные Гиганты, чудовищными затеями своими, самого Зевса подвигали на брань против них: Affectasse ferunt regnum celeste gigantes Altaque congestos struxisse ad sidera montes: Tum Pater omnipotens misso perfegit Olympum Fulmine… (Ovid. Metam. Lib. 1) Когда-то, говорят, Гиганты дерзкие, Задумав небом овладеть, До звезд подняли гору. Тогда всемощный Зевс Послал перуны, И разгромил Олимп. Судно со свитою, состоящею по большей части из певческой молодежи, не отставало от нашего шитика, и потому мне легко было видеть все происходящее там. Видел же лишь недвижимость и всеобщее внимание, обращенное к утесам. |
|
|
