| Неполное и, так сказать, не коренное саксонство городов давало в них свободный доступ романской стихии в быте и языке. Города, принимая новое начало, действительно, восстановляли только старину свою, быть может, не совсем забытую. Они романизовались несравненно скорее и полнее сёл. Такова причина огромной примеси слов, т. е. понятий (ибо они нераздельны для историка), взятых из языков романских в ново-английском языке. Её объяснить из одного влияния дворянства и латинского духовенства было бы крайне неразумно, хотя в это неразумие впадают все историки, не понимающие римской провинциальности Англии до Саксонцев и английских городов при Саксонцах. Всё условное, всё общежительное, всё рукодельное (особенно утончённое) получило имя себе из языка латинского. Всё живое, сельское, духовное, природное, так сказать, Божие, взято из германского источника, и эти две струи проходят по всей истории английского слова. Характер автора или его эпохи определяет относительное преобладание латинской и германской стихии в их языке. Счёт слов на любой странице, происходящих от того или другого корня, даёт полное познание направлению писателя; и, с другой стороны, достаточно знать это направление, чтобы определить наперёд, какая лексическая стихия преобладает в его языке. Сильное и, можно сказать, преобладающее значение саксонской стихии в английском языке показывает всю важность народного начала, особенно сельского, во всей её умственной истории. Ему должно приписать блеск её поэзии, бесспорно богатейшей в новом мире; ему – и ту свежесть слова, в котором так сумрачна тень лесов, так благоухают луга, так золотятся нивы. Никогда не мог Англо-Сакс разлюбить вольную природу и рабски подчиниться мёртвым законам городского общества и городской прихоти. Много прекрасных садов и весёлых парков раскинулось теперь по Европе; они уже и в дальней Сибири обхватывают зелёными поясами грубо-роскошные дома быстро нажившихся золотопромышленников. Доброе слово благодарности Англии и её народной любви к вольной красе Божьего мира за все эти тихие и задумчивые сени, за свежесть лугов, за естественные очертания вод. |
| Ему попрекают в торопливости; но Вильгельм сжёг свои корабли, и его не упрекают в безрассудной отваге. Оба действовали вероятно вследствие одного и того же, более или менее сознанного убеждения в неизбежной гибели саксонского царства. Неотвратимость приговора выражал Вильгельм, показывая всем упорство своей решимости; неотвратимость приговора надеялся Гарольд изменить быстротой своего решения. Великие исторические минуты приносят с собой своё ясновидящее вдохновение, как истинная поэзия. У Вильгельма было до 60 тысяч войска отборного, храброго, жадного к добыче, составленного из всех удальцов Франции, выславшей цвет своего воинственного рыцарства на зов славного герцога норманнского и на завоевание Англии. У Гарольда не было и двадцати тысяч отчасти наскоро набранной дружины; но это были люди с мужеством почти несокрушимым, с порывом недавней победы, истинные Англо-Саксы, и в их главе любимый король. Победа была возможна, и это было доказано самым ходом сражения при Гастингсе; а при замедлении неизбежно должны были разыграться все начала раздора, которые лежали уже в глубине саксонского общества, и все они были в союзе с Вильгельмом: аристократические вражды и соперничества, нелюбовь областей друг к другу, всегдашняя склонность северных графств к восстаниям, надежда рабов на свободу, ещё большая надежда землевладельцев на составление отдельного, вполне властительного и сомкнутого сословия наподобие французской феодальности; более же всего уже сильно развившееся стремление к общеевропейскому быту, доказанное самым восстанием народной партии против него, и проповедь духовенства латинского, которая под ничтожным предлогом успела уже возмутить все совести против Гарольда, даже в его войске, которая благословляла подвиг его противника и вручала ему знамя, благословенное словом римского пастыря. Дело Дунстаново приходило к концу. Поход Вильгельма, предпринятый его личным властолюбием, был в то же время род крестового похода, которому сочувствовала большая часть народа, против которого он был направлен. Торжество бенедиктинцев и их партии при Эдгаре и его преемниках было полное: на несколько времени Англия находилась под их правлением, но в нём Англия не нашла ни славы, ни спокойствия. Она была завоёвана иноземцами и истерзана внутренними смутами. Партия, противная Риму, жила и крепла; дух свободы церковной захватывал и проникал даже и её противников. Риму и западной Европе нужно было снова завоевать Англию, и Вильгельм был их оруженосцем, а в недрах земли, которую он шёл завоёвывать, он находил готовых и ревностных союзников. Борьба продолжительная была невозможна, и поле гастингское решило судьбу Англии, так как она непременно должна была решиться ранее или позднее, но, во всяком случае, в непродолжительном времени. |
| Почему Адам именует киевского князя Ярослава Владимировича Мудрого «святым», не совсем ясно, ни о каких попытках канонизации Ярослава сведений нет. Надо заметить, впрочем, что бременский хронист не всегда употребляет термин sanctus в его прямом смысле. «Святыми» у него названы также, например, английский король Эдуард Исповедник (II, 78) и норвежский король Магнус Добрый (II, 79), хотя никто из них не был святым в точном смысле слова, т. е. к 1070-м гг. не был канонизирован. Следовательно, хронист использует слово sanctus еще в расширительном значении «набожный, богобоязненный, святой жизни» и т. п. Применительно к Ярославу sanctus надо понимать скорее всего именно в таком смысле. Характерно, что вдумчивый редактор конца XI в., составитель протографа списков группы С, это определение опустил. 609 Держава датского короля Свена Вилобородого, в конце жизни захватившего Англию, была в 1014 г. поделена между его сыновьями Харальдом и Кнутом: старшему Харальду досталась Дания, а Кнуту – Англия. Однако в 1014 г. юный Кнут не смог противостоять вернувшемуся на родину английскому королю Этельреду II и вынужден был удалиться в Данию. Более успешны были его военные действия в 1015–1016 гг., во время которых Этельред умер (см. следующее примеч.), после чего, по договору с Эдмундом Железнобоким (см. примеч. 614), Кнут получил Мерсию и Датский берег, став королем всей Англии только после смерти Эдмунда в декабре того же года. Именно эти три года, 1014–1016, и имеет в виду хронист, говоря о трехлетней войне Кнута в Британии. 610 Адам неточен. Этельред II умер 23 апреля 1016 г., до того как в июле того же года Кнут вновь появился в Англии и осадил Лондон. В момент осады королем был уже Эдмунд Железнобокий. 611 Обвинения Этельреда II в убийстве брата, короля Эдуарда Мученика, неоправданны, так как в момент убийства, в 979 г., Этельред был десятилетним ребенком и главным действующим лицом выступала его мать. 614 Адам имеет в виду англо-саксонского короля Эдмунда Железнобокого, который был, однако, не братом, а сыном Этельреда II от первого брака. Избранный королем в Лондоне в апреле 1016 г., он скоре заключил договор со вторгшимся в Англию Кнутом, по которому удержал в своих руках только Уэссекс. Умер в том же году, 30 ноября. |
| Генрих, говорят, заметил по этому поводу: «пусть Павел присылает ему шляпу, а я постараюсь, чтобы у него не было головы, на которую бы можно было надеть её». Двадцать второго июня, Фишер, обвинённый в измене за то, что не хотел признать короля главою церкви, уже входил на эшафот. «Я пришёл сюда, говорил он народу, чтобы умереть за веру святой католической церкви». Шестого июля, того же 1535 года, за Фишером последовал и Мор; их отрубленные головы выставлены были на лондонском мосту, чтобы страшным примером отнять у других католических ревнителей охоту сопротивляться требованиям правительства 483 . Из приведённых примеров мы можем убедиться, что нововведения, предпринимавшийся правительством Генриха в духе реформы, встречали нередко при своём практическом применении самую упорную оппозицию со стороны приверженцев старого порядка, в среде которых, особенно между духовными, немало было людей, готовых и жизнь свою принести в жертву за свои убеждения. Примеры такого мученичества за веру, конечно, возбуждающим образом действовали на массу; но этим сила католической оппозиции ещё не исчерпывалась. В среде католических ревнителей были и такие, которые не стремились приобрести себе мученический венец; но, внешним образом подчиняясь предписаниям правительства, пользовались всеми доступными им средствами, чтобы действовать на народ, утверждать его в приверженности к старым порядкам и вооружать против нововведений правительства. Такая подспудная деятельность католических ревнителей была, пожалуй, опаснее для правительства, чем открытое сопротивление, так как она трудно была уловима для постороннего взора и широко могла распространить своё влияние. В ряду таких подспудных деятелей мы встречаем, например нищенствующего монаха Форреста, который, приняв супрематическую присягу, в то же время старался убеждать лиц, приходивших к нему на исповедь, что король вовсе не есть верховный глава церкви. Когда впоследствии он привлечён быт к суду, то на допросе заявлял, что он принял супрематическую присягу лишь по „внешнему человеку“, по «внутреннему же человеку» своему он никогда не признавал королевского главенства 484 . Исповедью пользуется также и один духовник Сионского монастыре, чтобы восстановить народ против королевского главенства. Одного из пришедших к нему исповедников он убеждает твёрдо оставаться верным папе, хотя папская власть и уничтожена в Англии королём и парламентом. Этот переворот, по его уверению, не долговремен и скоро наступит пора, когда старый порядок снова будет восстановлен. Что же касается принесённой королю присяги, то это ничего не значит, лишь бы в сердце человек оставался верным папе 485 . Такие наущения, имевшие место при священной обстановке таинства покаяния, конечно, не оставалась без влияния, особенно в тех случаях, когда касалась людей и без того не сочувственно относившихся к нововведениям правительства. |
| Англо-бурская война (1899—1902) — война Великобритании против южноафриканских республик Оранжевой и Трансвааля. В результате этой войны в 1910 г . был образован Южно-Африканский Союз. 58 Т. Карлейль отстаивал самобытность англосаксонской культуры, отрицая значимость для ее формирования нормандского (1066 года) завоевания. 59 Французская армия 1870 года — армия времен франко-прусской войны (1870—1871), в которой Франция потерпела сокрушительное поражение. 60 Пенденнис Артур — герой романа У. М. Теккерея «История Пенденниса». 61 Арчер Уильям (1866—1924) был первым английским переводчиком Г. Ибсена. 62 Ср.: «Кто эта блестящая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами» (Песн. II. VI, 10). 63 …когда золотой корабль пошел ко дну до начала времен — Честертон имеет в виду гибель, грозившую Римской империи, а вместе с ней и христианской церкви во время нашествия варваров (IV—VI вв.). 64 «Просят у Бога пищу себе» — Пс. CIII, 21. 65 Мерсия — англосаксонское королевство в Центральной Англии (IV—IX вв.). 66 Эдинбургскаятемница — вероятно, имеется в виду древнейшая часть замка в Эдинбурге (Шотландия), построенная в VI—VII вв. 67 Хэмптон-корт — самый большой дворец в Англии, подарен Генриху VIII в 1526 г . Лабиринт — один из аттракционов при дворе. 68 Ноттинг-хилл и Бэттерси— бедные районы Лондона. 69 Апологеты — защитники учения; специально это название применяется к христианским писателям II—III вв., отстаивавшим христианство в полемике с язычеством. 70 Бредлоу Чарльз (1833—1891) — сторонник отделения церкви от государства, известный журналист, писал под псевдонимом «Иконоборец». 71 Ингерсолл Роберт Грин (1833—1899) — американский юрист и политический деятель, сам давший себе прозвище «Великого агностика», автор книг «Суеверие», «Ошибки Моисея» и др. 72 Цитата из «Гимна Прозерпине» А. Ч. Суинберна. 73 Эдуард Исповедник (1003—1066) — король Англии с 1042 г ., был набожен и кроток, не вмешивался в бесконечные феодальные распри, хотя они в итоге и стоили ему трона. 74 |
| Самая покорность Англии почти без сопротивления после одного сражения доказывает неотразимо истину этого положения. Страшна была битва при Гастингсе, но не такого характера, как сражение при берегах Гумбера. Не пели песен богатырских дружины Вильгельма, но становились на колена с молитвой, полулицемеры в душе, но без всякого сознания своего лицемерия. Благословения духовенства освящали их будущий подвиг и наводили невольное уныние на ряды Саксонцев. Тёмной тучей стояли Гарольдовы полки наверху укреплённого холма, готовясь к решительной и малонадёжной борьбе. И вот воспрянули пришельцы, и раздалась после молитвы воинственная песнь Роланда, славы французских паладинов. Сошлись враги, и началась битва. С утра до позднего вечера рвались пришельцы пробить крепкий строй Саксонцев; градом сыпались стрелы Норманнов, железным вихрем налетала их конница, закованная в тяжёлые латы; но щиты Саксов отбивали стрелы неприятеля, и двуручный топор истреблял всё, что приближалось в меру его удара. Два раза клонилась победа на сторону Саксонцев, но две неосторожности дружины, непослушной голосу короля и случайная смерть его решили судьбу сражения. Полное торжество увенчало Франко-норманцев, но слава мужества по праву принадлежит побеждённым Саксам, и войны следующих веков доказали, что это мужество никогда не было утрачено их долго угнетёнными потомками и два раза отдавало почти всю Францию в руки преемников Вильгельма. Падение Гарольда было падением царства. Очевидно, не внутренние силы изменили народу; он их сохранил надолго, навсегда: государство разошлось с народом. Оно стало совершенно чуждым ему. Таково значение лёгкого завоевания норманнского; таково последствие нестройного соединения быта общинного, свойственного Саксам, а ещё более Англам, Варнам и Вильцам (Wiltshire) с богатым дружинным, неизбежным последствием завоевания, особенно заморского; таково последствие розни, постоянно существовавшей между северным населением, в котором сильную примесь составляли Англо-Славяне, приведённые Инглингом, Идой, и сплошным саксонским населением Юга; таково особенно последствие духовного разъединения, введённого сперва встречей римской проповеди у Саксов с свободной церковью Кельтов и окончательно утверждённого завоеванием Англии бенедиктинцами при Дунстане. |
| Позаимствовав многое в расположении молитв и чтений из католической мессы, она уничтожила в ней то действие, которое доселе считалось одним из самых важнейших моментов литургии, а именно: возвышение (clevatio), когда священник поднимает гостию и показывает её народу для поклонения. Громадное количество разных особых чинопоследований, молений и обрядов обречено было составителями книги общих молитв на совершенное уничтожение. В католическом Missale существовал напр. целый отдел 576 „proprium missarum de Sanctis”, в котором назначались разные видоизменения, долженствовавшия производиться в совершении миссы, по случаю празднования какому–либо святому. Таких особенных мисс насчитывается в течение года более четырёхсот пятидесяти 577 . – В английской книге общих молитв празднованиям в честь святых отведено, как мы видели, очень не много места; только на двадцать дней в году назначены особые коллекты и чтения по поводу празднования памяти святых. – Кроме частных мисс на память того или другого святого в отдельности, Missale назначает ещё общие миссы апостолам, первосвященникам, мученикам, исповедникам, девственницам, докторам, аббатам 578 и т. под. Назначаются также особые миссы на разные чрезвычайные случаи, как напр., по поводу избрания папы, годовщины избрания и посвящения епископа, о прекращении раскола, об отпущении грехов, о даровании мирной кончины, по случаю войны, о мире, о прекращении эпидемии, за болящих, за пилигримов или вообще путешествующих, за брачующихся 579 и т. под. Наконец, в том же Missale назначаются особые заупокойные миссы на день смерти, или на годовщину 580 . – В новом богослужебном строе английской церкви вся эта масса литургических особенностей подверглась полному уничтожению. Ещё более печальная участь выпала на долю католического Rituale. Даже и в тех чинопоследованиях, которые удержаны были английскою церковью, очень многие из прежде употреблявшихся обрядов оказались теперь отменёнными. В английском чине крещения напр. мы уже не встречаем заклинания и благословения соли и вложения её в уста крещаемого, помазания ушей и ноздрей его слюнною священника и вручения ему или восприемнику зажжённой свечи 581 . |
| Обстоятельства нежданно открыли путь к сближению с Европою совсем иным путем. В Англии образовалось общество под названием " The Mistery " . Его основателем был знаменитый Себастьян Кабат, открывший материк Северной Америки. Ближайшею целью этой компании было открытие пути в Китай и Индию через северные страны старого полушария. Общество это снарядило три корабля: два из них были заперты льдом, экипаж их погиб вместе с адмиралом Гуго Виллоуби; третий корабль " Эдуард Бонавентура " , под начальством Ричарда Ченслера, пристал, 24 августа 1553 года, к русским берегам у посада Неноксы в устье Двины. Ченслер с людьми отправился в Москву и представил грамоту Эдуарда VI, написанную вообще ко всем владыкам северных стран. Англичане были приняты и обласканы как нельзя лучше. Царь отвечал Эдуарду дружелюбною грамотою, которою позволял англичанам приезжать свободно в его государство для торговли. В марте 1554 года Ченслер возвратился в отечество. Англичане смотрели на его путешествие как на открытие новой страны, наравне с открытиями, совершавшимися в Америке. Явились самые блестящие надежды на выгоды от торговли с неведомою московскою землею. Устроилась компания, уже специально с целью " торговли с Московиею, Персиею и северными странами " ; она сокращенно называлась " русскою компаниею " . Ее правление состояло из governor " a (первым пожизненно был назначен Кабат) и из двадцати восьми правительствующих членов, выбираемых ежегодно. Она получила право покупать земли, но не более как на 60 фунтов стерл. в год, иметь свой самосуд, строить корабли, нанимать матросов, приобретать земли в новооткрытых странах и, торгуя в России при покровительстве русского государя, противодействовать совместничеству не только торгующих иностранцев, но и английских подданных, не принадлежащих компании. В 1555 году Ченслер снова прибыл в Москву, но уже в качестве посла, и выхлопотал льготную грамоту для английской компании. Ей дозволялась беспошлинная торговля оптом и в розницу, давалось право заводить дворы в Холмогорах и в Вологде, а в Москве ей был подарен двор от царя у церкви Максима исповедника: в каждом дворе члены компании могли держать у себя по одному русскому приказчику: они имели свой суд и расправу: никакие царские чиновники не могли вмешиваться в их торговые дела, кроме царского казначея, которому принадлежал суд между компанией и русскими торговцами. |
| Ты победил, о бледный Галилеянин, мир серым стал в дыхании твоем. Но вот я читал то, что Суинберн написал о язычестве (например, «Аталанту»), и выяснилось, что до Галилеянина мир, если это возможно, был еще серее. Суинберн, в сущности, говорил, что жизнь предельно мрачна; и все же Христу как-то удалось омрачить ее еще. Тот, кто уличал христианство в пессимизме, сам оказывался пессимистом. Я удивлялся все больше. Мне даже подумалось на минуту — правильно ли, что о радости и вере властно судят те, кто не знает ни веры, ни радости? Не подумайте, я не счел, что обвинения — лживы или обвинители — глупы. Я просто решил, что христианство очень уж чудовищно. Иногда у кого-то встречаются два противоположных порока — но такой человек необычен. Бывают, наверное, люди, частью очень толстые, а частью — очень тощие; но все это странно. В ту пору я думал только о странностях христианства; я еще не подозревал о странностях рационализма. Другой пример. Очень серьезным доводом против христианства были для меня рассуждения о его робости, нерешительности, трусости, особенно же — о его отказе от сопротивления и борьбы. Великие скептики XIX века были мужественны и тверды; Бредлоу — в пылком духе, Гексли — в сдержанном. По сравнению с ними христианство казалось каким-то беззубым. Я знал евангельский парадокс о щеке; знал, что священники не сражаются; словом, сотни доводов подтвердили, что христианство пытается превратить мужчину в овцу. Я читал это, верил и, не прочитай я ничего другого, верил бы и сейчас. Но я прочитал и другое. Я перевернул страницу моего агностического Писания, и вместе с ней перевернулся мой мозг. Оказывается, христиан надо было ненавидеть не за то, что они мало борются, а за то, что они борются слишком много. Как выяснилось, именно они разожгли все войны. Они утопили мир в крови. Только что я сердился на то, что христиане никогда не сердятся. Теперь надо было сердиться, что они сердятся слишком много, слишком страшно; гнев их затопил землю и омрачил небо. Одни и те же люди обличали кроткое непротивление монахов и кровавое насилие крестоносцев. Несчастное христианство отвечало и за то, что Эдуард Исповедник не брал меча, и за то, что Ричард Львиное Сердце его Мне объясняли, что квакеры — единственные последовательные христиане, а резня Кромвеля или Альбы — типично христианское |
| Население их происходило по большей части от римских провинциалов и только впоследствии получило сильный прилив саксонский, который мало-помалу изменил их быт и народный состав. Поэтому едва ли могла быть сильна привязанность горожан к царственному дому Саксов и к их самостоятельности народной. Общее равнодушие к политической независимости, которое заметно во всю саксонскую эпоху, было, вероятно, ещё сильнее в стенах городских, и стремление к новому быту и иноземным обычаем, против которого при Эдуарде восставала народная партия, должно было найти в них сильный отзыв и содействовать лёгкому успеху норманнской дружины. Нет сомнения, что и после завоевания города сохраняли многое, если не все, из своих прав и что норманнская династия оказывала им покровительство. По крайней мере, они совсем не являются по всей английской истории в той полной зависимости от баронства и даже правительства, в которой они находились во Франции. Англия не знает освобождения городских общин, которое для Франции началось со времени Людовика Толстого, и освобождение английских общин после борьбы Генриха III с баронами и при Эдуарде I относится почти единственно к населению сельскому (или к графствам). Вильгельм был настолько хитёр, что он не мог отдать сильных и богатых торговых городов своего нового королевства в руки дружины, которой повиновение было всегда сомнительно, как он сам знал из своих отношений к своему феодальному государю. Разумеется, это относится только к значительным городам; разумеется также, что свобода всех городов (так же, как и права сельского населения) была сильно распространена и обеспечена во время споров баронства с королевской властью, когда обе партии искали закупить союз городовой силы. Город Лондон имел свою, так сказать, государственную жизнь с самого начала английской истории; во Франции же нечто похожее на внутренний быт английских городов находим мы только на юге, в старой, искони полу-римской Невстрии. Эта особенная свобода и последовавшее за нею процветание городского населения в Англии весьма важны в её умственной истории. |
|
|
