| Все эти черты нового установившегося осенью 1575 года порядка позволяют выяснить, как именно намеревался царь обеспечить себе преданность слуг, которые могли бы стать его опорой в борьбе с возможной изменой. Снова разделив дворянское сословие на две части, приблизив к себе одну из них и наделив ее правами и привилегиями, которых другая часть не имела, царь создавал значительную прослойку лиц, заинтересованных в сохранении своего особого привилегированного положения и потому безусловно преданных своему монарху. Царь снова пришел к выводу, что не может управлять Россией обычными, традиционными способами, и установил в стране режим, который по способу установления и по многим параметрам живо напоминал опричнину. Для оценки характера этого режима весьма показательно, что с его утверждением возобновилась проводившаяся в годы опричнины политика, направленная против вотчинного землевладения княжеских родов. С землевладением ярославских и ростовских князей в предшествующие годы было покончено, лишь немногие представители этих двух ветвей потомков Рюрика, которых царь удостоил своим доверием и согласился принять в опричнину, сохранили свои родовые земли. Часть суздальских княжат (прежде всего Шуйские) смогли вернуть свои владения ценой полного подчинения воле государя. Сохранилась, однако, еще одна большая ветвь потомков Рюрика — стародубские князья, чьи родовые вотчины практически не были затронуты бурями времен опричнины. Город Стародуб Ряполовский вместе с большей частью владений стародубских князей вскоре после начала опричнины царь отдал Владимиру Андреевичу Старицкому, а после его смерти — Михаилу Ивановичу Воротынскому. Ни тот, ни другой не имели никакого желания лишать стародубских князей их вотчин, и те благополучно сохранялись в руках своих традиционных владельцев. Совсем недавно были найдены документы, согласно которым в 1580 году был издан царский указ «стародубским князем за их вотчины денги давати из нашия казны, а их вотчины в поместья раздавати». Таким образом, должен был производиться принудительный выкуп родовых владений стародубских князей. К подобному способу решения, отличному от практики, имевшей место в годы опричнины, царь и его советники, по-видимому, склонились потому, что в условиях катастрофического запустения страны трудно было найти соответствующую земельную компенсацию за эти владения. |
| В нынешнем году приехал на торг и стал на дворе у крестьянина Неверова силою; и как торг съехался, то Творогов вышел со двора с своими козаками и крестьянами и стал у крестьян государевых сукна и холсты грабить и самих крестьян побивать. Когда я, Сабуров, выслал людей своих уговаривать его, то он велел людишек моих бить насмерть и грабить середь торгу; тогда я вышел на улицу и стал ему говорить: за что ты государевых крестьян велишь грабить, а людишек моих побивать? а он начал меня бранить всякою неподобною бранью и велел козакам бить меня до смерти, но меня миром отняли; я ушел к себе на дворишко и заперся; Творогов с козаками и со многими людьми приступил к дворишку моему, из луков и пищалей стреляли, поленьем бросали и грабили, и я едва отсиделся, отняли меня миром». Стрельцы при удобном случае становились также разбойниками; архангельский воевода доносил в 1630 году, что сто человек стрельцов, посланных из Холмогор в Пустоозерский острог, в Кедрове и на Мезени воровали, крестьян били и грабили и жен их бесчестили, сотника своего не слушали. Переводить разбои было трудно в стране малонаселенной, покрытой дремучими лесами; кроме того, средств не было: явятся большие разбойничьи шайки, против них вооружатся дворяне и дети боярские, как вдруг придет указ, чтоб эти дворяне и дети боярские ехали на береговую службу, а за разбойниками пусть идут монастырские служки, посадские и уездные люди; воевода пишет, что монастырские служки худы и бесконны; ему отвечают из Москвы: «Вы бы за разбойниками сами ходили, посылали губных старост и отставных дворян и детей боярских». Но уже это походило на насмешку, ибо дворяне и дети боярские отставлялись за старостию, увечьем и болезнями. Слышались жалобы и на губных старост, что они норовят колодникам для своей бездельной корысти, а губные шуйские старосты раз подали вот какую челобитную на губного целовальника: «Пришел он с кабака пьяный и вынул из тюрьмы колодницу, разбойничью женку Аксютку, к себе на постель, а сам уснул пьяный; тогда женка Аксютка вынула у него из пазухи ключи тюремные и выпустила из тюрьмы колодников, татей и разбойников семь человек, а тюремный сторож в то время сошел к себе ужинать». |
| В Кракове все эти слухи принимались за достоверные и распространялись весьма быстро. В Москве, действительно, не теряли времени и пользовались случаем для действий против самозванца. Получив известие о совершившемся обручении Марины, Лжедимитрий послал гонцом дворянина Ивана Безобразова с благодарственными грамотами к королю и Мнишку и с уведомлением о снаряжении большего московского посольства в Польшу на сейм, для чего Безобразов заблаговременно должен был выхлопотать охранные листы. Этот Безобразов оказался тайным агентом князя Шуйского и всех врагов самозванца. Исполнив официальное поручение, он секретно довёл до сведения Сигизмунда, что бояре, особенно князья Шуйские и Голицыны, сетуют на короля, который дал им в цари человека неблагородного, легкомысленного и распутного; поэтому они хотят свергнуть его с престола, а на его место желали бы посадить королевича Владислава. Безобразову дан был уклончивый ответ: король выразил сожаление, что поверил обманчивым уверениям Лжедимитрия, обещал не вмешиваться в его дела, отрицал существование с его стороны каких-либо честолюбивых стремлений и предоставлял себя воле Провидения. Безобразов с своей стороны разыграл комедию до конца и уехал, не приняв королевских писем на том основании, что в них не значилось полного царского титула. Говорят, что около того же времени сама царица Марфа, при посредстве одного ливонского пленника, поручила какому-то шведу довести до сведения Сигизмунда, что она невольно признала обманщика своим сыном, что самозванец хотел останки истинного её сына выбросить из Углицкой церкви как подложные и только по её усиленным просьбам оставил его в покое. Замечательно, что в это же время около Лжедимитрия готовились козни против самого Сигизмунда. Король не сумел снискать любви своих подданных, а его брак на немке и родственнице восстановил против него многих. Недовольные вошли в тайные сношения с Лжедимитрием и предлагали ему польскую корону. Они мечтали таким образом осуществить давнюю мысль о соединении польско-литовского государства с московским. Самозванец со свойственным ему легкомыслием поощрял подобный замысел. |
| В числе доказательств служебного превосходства своего рода перед этими князьями, даже главным доказательством Олферьев приводил в своей челобитной царю такое соображение: «мы, холопи твои, искони вечные ваши государские, ни у кого не служивали окромя вас, своих государей, а Масальские князи служили Воротынским князем, кн. Ив. Масальский-Колода служил кн. И. Воротынскому, были ему приказаны собаки», т. е. он был у него ловчим или, выражаясь языком удельного времени, путным боярином ловчего пути. Кн. Масальский признал силу этого доказательства, заявив на суде, что Роман человек великий, а он человек молодой и счету с Романом не держит никоторого. Так вскрывается целый слой общественных понятий, принесенных в Москву вместе с родовитыми именами, которые с половины XV в. в таком множестве нахлынули в служилые списки московского Разряда. Эти понятия заметно подействовали на правительственный порядок, какой с того времени устанавливался в Москве. Они главным образом создали не самое местничество, следы которого становятся заметны гораздо прежде, а ту особую эпоху в его истории, какой было столетье с княжения Ивана III до перемен, внесенных в местничество московской боярской думой при его внуке, потому что надобно строго отличать старинные общие основания местничества от своеобразного строя местнических отношений, сложившегося в служилом обществе Московского государства. Благодаря тем же понятиям разнообразные элементы, из которых составилось служилое московское общество, распределились на несколько иерархических разрядов, которые довольно явственно обозначились в XVI в. Первый разряд, который тонким слоем лег на поверхности московского боярства, составили высшие служилые князья, предки которых приехали в Москву из Литвы или с великокняжеских русских столов: таковы были потомки литовского князя Юрия Патрикеевича, также князья Мстиславские, Бельские, Пенковы, старшие Ростовские, Шуйские и другие; из простого московского боярства одни Кошкины с некоторым успехом держались среди этой высшей знати. |
| Когда всех троих Шуйских поставили перед королем, то они низко поклонились, держа в руках шапки. Жолкевский начал длинную речь о изменчивости счастья, прославлял мужество короля, указывал на плоды его подвигов – взятие Смоленска и Москвы, распространился о могуществе царей московских, из которых последний стоял теперь перед королем и бил челом. Тут Василий Шуйский, низко наклонивши голову, дотронулся правою рукою до земли и потом поцеловал эту руку, второй брат, Дмитрий, ударил челом до самой земли, третий брат, Иван, трижды бил челом и плакал. Гетман продолжал, что вручает Шуйских королю не как пленников, но для примера счастья человеческого, просил оказать им ласку, причем все Шуйские опять молча били челом. Когда гетман окончил речь, Шуйских допустили к руке королевской. Было это зрелище великое, удивление и жалость производящее, говорят современники; но в толпе панов радных послышались голоса, которые требовали не жалости, но мести Шуйскому, как виновнику смерти многих поляков; раздался голос Юрия Мнишка, который требовал мести за дочь свою. Шуйских заключили в замке Гостынском, в нескольких милях от Варшавы. Бояре, называя себя верными подданными короля, отвечали, что они, слыша о погибели многих невинных христианских душ, простых людей, жен и младенцев, бедно со света сего сошедших за непокорство Шеина и других лихих людей, поскорбели о них христианским обычаем и братскою любовию, как о братьи своей единокровной: «О том же, что вам, великим государям, над непослушниками вашими подал Бог победу и одоленье Богу хвалу воздаем и вас, великих государей, на ваших преславных и прибылых государствах поздравляем». Бояре извещают короля, что новгородцы Новгорода Великого за его государское имя мучили на пытках боярина Ивана Михайловича Салтыкова и, мучив, посадили на кол. Мы видели, что новгородцы сами извещали воевод восставшего ополчения о посажении Салтыкова в тюрьму; летописец сообщает подробности: Салтыков отнял у шведов Ладогу, оттуда прямо хотел идти к Москве, потому что опасался враждебного расположения жителей новгородских. |
| По русскому же языку въ лта 7118-го преставися благоврный и благородный, и благочестивый, прирожденнаго благочестиваго государя царя и великаго князя Василия Ивановича всеа Русии, Шуйского, 191 – понеже от единаго корени владющаго вселенную Августа, кесаря Римского, 192 и от единыя православныя вры християнския началника, князя Владимера Киевскаго 193 и всеа Русския земли и от единоя отрасли великаго князя Александра Ярославича Невскаго 194 раздления втви – государевъ бояринъ, воинъ и воевода, и ближней совтникъ, и правитель, и по прирожению нетий 195 сиирчь племникъ, князь Михайло Васильевичь, Шуйской именуемый, понеже от единаго великаго князя Александра Ярославича Невскаго, якоже преди рекохомъ, родишася князь Андрй Владимерский и Суждалский, 196 и князь Данило Московский, 197 и прочая братия; и от сего князя Ондря Александровича князи суздалские и шуйские родишася, а от князя Данила Александровича московские князи и цари родишася. Но о семъ умолчимъ, на предреченныя да поидемъ. О ПРЕСТАВЛЕНИИ КНЯЗЯ МИХАЙЛА ВАСИЛЬЕВИЧА ШУЙСКОГО Егда той воинъ и воевода, князь Михайло Васильевичь Шуйской, послушавъ царя и прихалъ въ царствующий град Москву из слободы Александровы, 198 и напрасно, грх ради наших, и родишася боярину князю Ивану Михайловичу Воротынскому 199 сынъ, княжевичь Алексй. И не дошед дву мсяцъ, по четыредесять дней рожения, бысть князь Михайло крестный кум, кума же – княгиня, жена князя Дмитрея Ивановича Шуйского, Марья, 200 дочь Малюты Скуратова. 201 И по совту злых измнников своих и совтников мысляше во ум своем злую мысль измнную: уловити, аки въ лес птицу подобну, аки рысь, и зжарити, – змия лютоя, злым взором аки зврь лютыи! Дияволу потха бсится, сатан невста готовится. 202 И какъ будет после честного стола пир навесело, 203 и диявольским омрачением злодянница та, княгина Марья, кума подкрестная, подносила чару пития куму подкрестному и била челомъ, здоровала с крестником, Алексемъ Ивановичем. И в той чар – питие уготовано лютое, питие смертное. И князь Михайло Васильевичь выпивает ту чару досуха, а не вдаетъ, что злое питие лютое, смертное. И не в долгъ час у князя Михайла во утроб возмутилося, и не допировал пиру почестного, и похал къ своей матушке княгине Елене Петровне. 204 |
| Крылья над сводом собора Ангела лик в вышине. Скоро, совсем уже скоро! Слышу и жду в тишине. Тише и тише молитва Звук замирает в устах Где-то кончается битва Кто-то повержен во прах. Крылья не дрогнут на своде Крик не разбудит тиши Скоро мечта о свободе Станет покоем души. Блеск просветленного взора Кутают радуги сна. Скоро, совсем уже скоро! В сердце ликует весна! — писал один из авторов, В. Р. Молодость не предполагала, что это скоро будет длиною в целую жизнь. Пока же мы считали себя “внутренней эмиграцией”, кусочком свободной России, и встретиться с настоящим белоэмигрантом — это был шанс, упустить который было бы непростительно! Я пришел в старый двухэтажный дом в ограде Свято-Троицкой церкви, нашел квартиру отца Константина и, представившись, выпалил, что я (имярек) такой же антисоветчик, как и он. Самое удивительное, что, несмотря на такое вступление, наше знакомство состоялось. Отец Константин был опытным зеком и с порога гнал многочисленных “подсадных уток”, досаждавших ему, а тут, несмотря на явную провокационность визитера, не только побеседовал со мной, но и предложил приходить еще. Стоит ли говорить, что меня очаровал мой новый знакомый. Это был высокий, необыкновенно стройный, уже седой мужчина с лицом, не слепленным кое-как, как бывает зачастую, а выточенным тысячелетней волею породы. Рассказывая друзьям о моем визите, я восторженно перевирал, но не по существу, Пушкина: “Да Шуйские бояре, Шаховские, старинные природные князья, старинные, и Рюриковой крови!”. Отец Константин оказался многосторонне сведущим человеком, и когда мы собирались втроем в его квартире, нескончаемые разговоры о литературе, лагерях, судьбе России затягивались далеко за полночь, пока, наконец, матушка Елизавета Петровна не выгоняла поздних гостей в третьем или четвертом часу ночи. Протоиерей Константин Шаховской. Я стал все чаще бывать в его доме, и мало-помалу предо мной раскрывался образ редкостного по душевной красоте и благородству в совершенном смысле этого слова человека. Константин Яковлевич Шаховской родился 29 октября 1905 года в имении Шаховских Боброве Холмского уезда тогдашней Псковской губернии. Отец его, Яков Михайлович Шаховской, был директором Псковского сельхозучилища, и детство свое Костя провел в Пскове. После октябрьского переворота Яков Михайлович как глава Псковского Красного Креста был арестован псковской ЧК. Жене Якова Михайловича удалось подкупить одного из чекистов, и тот прятал дело Я. М. от неистовой расстрельщицы Марии Гольдман. Мальчик Костя, чтобы узнать, жив ли отец, каждую ночь забирался на стену тюремной ограды и смотрел, как приговоренные офицеры с выбитыми из ключиц руками (чтобы не сопротивлялись) шли на расстрел с пением Святый Боже . |
| Царь Иван Грозный упокоился 18 марта 1584 года, а его сын Федор Иванович был венчан на царство 31 мая – в день своих именин, на праздник великомученика Федора Стратилата. Он взошел на трон в возрасте 27 лет, прожив к тому времени почти 10 лет в браке с Ириной Годуновой (выживших детей у них пока не было). Ближний боярин царя Борис Годунов был ему почти ровесником – в год венчания на царство Федора Ивановича ему было чуть за 30, в браке с Марией Григорьевной Скуратовой-Бельской он был почти 15 лет, и имел одну дочь - Ксению. Это было третье в истории России венчание на престол по образцу византийских императоров. Первым был венчан внук Ивана Третьего Дмитрий Внук. Будучи венчан на московское великое княжение, он никогда не правил, вместо него это делал не венчанный на престол его дядя Василий Третий. Затем, уже не только на великое княжение, но и на царство, венчался Иван Васильевич. И вот теперь 31 мая 1584 года – его сын Федор Иванович. Это было первое венчание, которое стало публичным, его увидела не только знать, но и простой народ. После торжества столы с яствами и бочки с напитками были размещены прямо на улицах Москвы. Щедро одарили нищих. Торжество приобрело всенародный характер – тем самым царь благодарил московских людей за поддержку своих родичей Годуновых и демонстрировал то, что на долгие годы станет символом его правления – справедливость и «тишину велию». Свои именины государь отмечал уже гораздо скромнее, на них присутствовали только ближние люди, в том числе Дмитрий Иванович Годунов и Иван Иванович Сабуров. Бориса Годунова на них не было – это одно из первых свидетельств состояния его здоровья. Борис Федорович страдал неизвестной нам болезнью, и по причине этого нередко оставался за приделами торжественных мероприятий. Буквально через два года после венчания Федора на царство состоялось «Дело Шуйских». Князья Шуйские были среди тех бояр, которых не устраивала опора царя на Сабуровых и Годуновых – тем самым они сами отходили на второй план. Памятуя о том, что в браке царя и Ирины Годуновой долго нет детей, и некому будет продолжить род, они начали кампанию против Ирины Годуновой. Их поддержали митрополит Дионисий и представители московского посада. Из последнего факта видно, что среди московских горожан были как сторонники Годуновых, так и сторонники Шуйских. Они составили рукописание с требованием к царю развестись с неплодной женой. |
| Сняв с себя длинные кафтаны и шапки, братья Шуйские расположились за длинным столом, укрытым белой скатертью. Во главе стола восседал Василий Шуйский в длинной пурпурной рубахе, украшенной золотым шитьем на груди и плечах. Справа от него сидел Иван Шуйский в легкой шелковой однорядке темно-синего цвета, слева находился Дмитрий Шуйский в белой горничной рубахе, расшитой красными петухами. Кушанья в пиршественный зал вносили слуги-стольники, все, как один, молодые, все сыновья бояр и князей. За сменой блюд следил кравчий Иван Суслов, преданный семье Шуйских человек. Яства выставлялись на стол в больших серебряных ендовах и в роскошных фарфоровых вазах. Каждый из братьев Шуйских вилкой или ложкой сам накладывал в свою тарелку то, что хотел. Лишь вино и квас им в чаши наливал виночерпий. Узнав от дворецкого, что князь Пожарский и дьяк Завьялов ожидают выхода государя в гостевом покое, Василий Шуйский нетерпеливо замахал руками. – Веди их сюда! – воскликнул он, чуть не подавившись куском рыбного пирога. – Веди живее! Тучный дворецкий неловко поклонился и, пятясь задом, исчез за высокими дверями, украшенными узорами с позолотой. Вступив в просторную царскую трапезную, дьяк Завьялов и князь Пожарский отвесили низкий поклон Василию Шуйскому. К удивлению дьяка Завьялова и кравчего Суслова, Василий Шуйский вышел из-за стола и с распростертыми объятиями приблизился к Дмитрию Пожарскому. – Здравствуй, князь! – улыбаясь, промолвил Василий Шуйский и слегка встряхнул Пожарского за плечи. – Готов ли ты послужить мне и государству Московскому верой и правдой? – Я твой преданный слуга, государь, – сказал Дмитрий Пожарский, чуть склонив голову. – Готов голову сложить за тебя и за Святую Русь! – Хочу поручить тебе, князь, дело наиважнейшее! – Василий Шуйский многозначительно поднял кверху указательный палец, украшенный золотым перстнем с рубином. Заметив, что дьяк Завьялов взирает на него, открыв рот от изумления, Василий Шуйский снял перстень с указательного пальца и протянул ему со словами: |
| Нерль сливается с Каменкой в том месте, где стоит сейчас село Новоселка. Название села говорит само за себя – новое село. На этом месте археологи провели раскопки и установили, что здесь уже в VIII-IX веках появились переселенцы. В основном, это были переселенцы с западных земель, в том числе, из Смоленска. Могущественное племя кривичей расселялось вниз по течению Волги и выходило сюда, на реки Волжского бассейна. В дальнейшем через Суздаль стал проходить один из важнейших торговых путей, который стал известен как «путь из Варяг в Греки». Вот почему Суздаль в XII веке, в месте с ним и Кидекши, стали одними из самых известных торговых центров не только на Руси, но и в Европе. Суздаль в то время считался мегаполисом в своем роде, население его насчитывало около десяти тысяч человек. Территория Кремля, посада, ближайшие окрестности – все было заселено. Плотность населения велика из-за плодородия земли. Черноземный слой почвы достигает в некоторых местах 70 сантиметров. Площадь этой богатейшей, плодородной земли – порядка 1000 квадратных километров. Прежние владения князей постепенно передавались в монастырские владения, на помин души. Вклады делали все княжеские потомки Юрия Долгорукого: князья Шуйские, Пожарские, Горбатовы, Бельские, Скопины. Все они считались суздальскими князьями, хотя уже и не проживали в самом Суздале. Здесь у них были лишь постоялые, так называемые, осадные дворы. А сами они жили в Москве, в Ярославле и в других городах. Сюда они приезжали, делали постоянные вклады. Таким образом, монастыри и стали владельцами почти всех земель и лесов в округе. Леса здесь и начинаются собственно за полем, за Нерлью. Но есть и искусственные посадки, там, где были раньше поля. Здесь есть села с интересными названиями: Заполицы, Березницы, Ляховицы. Эти названия говорят о том, откуда люди переселялись сюда. В основном, с белорусских земель. Высокий лес был монастырским. Сохраняется лес, видимо, с XVII века, ничего там не вырубалось никогда, есть огромные сосны. Этот лес был владением Спасо-Евфимиева монастыря. |
|
|
