| Но Господь сказал ему: «Если Я буду с тобою, то ты поразишь мадианитян, как одного человека». Тогда Гедеон попросил знамения, по которому он мог бы убедиться, что действительно Господь избирает его на дело сие, и Ангел Божий открыл ему себя в чудесном жертвоприношении. После этого Гедеон, воспламенившись ревностью по Боге, вырубил священную дубраву отца своего, в которой стоял жертвенник Ваала. Это был первый подвиг неустрашимости, угодный Богу, ибо все, служившие этому идолу, хотели убить Гедеона за его поступок. Между тем, Гедеон, все еще не уверенный в великом призвании своем, стал опять просить у Бога знамения. «Если Ты, – говорил он Господу, – спасаешь рукою моею Израиля, то вот я положу овечью шкуру на гумно; и как скоро роса окажется на шкуре только, а по всей земле кругом будет сухо, я узнаю, что спасаешь рукою моею Израиля». На другое утро, вставши рано, он нашел шкуру совершенно мокрою, так что, выжав из нее росу, он наполнил ею целый водонос. Тогда Гедеон ободрился и осмелился еще раз вопросить Господа. «Да не разгневается Господь на меня, – говорил он, – и да испытаю еще раз! Пусть теперь шкура будет суха, а по всей земле роса!» Бог исполнил и на этот раз его желание. Овечья шкура осталась совсем суха, между тем как вся земля вокруг была покрыта росою. Тогда Гедеон восстал и собрал 32000 человек войска. Но Господь сказал ему: «Слишком много тебе людей сих. Пусть не хвалится Израиль передо Мною и не говорит: моя рука спасла меня. Скажи им: кто боязлив и страшлив, пусть воротится назад!» Когда Гедеон сделал это, у него осталось только 10 000. Но Господь сказал: «И этого еще слишком много! Выведи их на воду, и Я искушу их перед тобою». Гедеон сделал, как повелел Господь, и при нем осталось только 300 человек. Тогда Гедеон разделил свое войско на три отряда, дал каждому из воинов в одну руку по горящему факелу, сокрытому до времени в кувшине, а в другую по трубе, и ночью стрех сторон дружно напал на лагерь мадианитян. «Меч Господу и Гедеону!» – воскликнули израильтяне. Поднятые к верху факелы, звуки труб и необыкновенный треск разбитых при сем кувшинов так смутили беспечно спавших мадианитян, что они в замешательстве стали принимать своих братий за врагов и умерщвлять друг друга. Скоро все они обратились в бегство, а между тем с гор Ефремовых устремляются израильтяне в погоню за врагами. Множество мадианитян пало под мечом их, и огромная добыча досталась в руки победителей. |
| — Принесите ему, Кавалетто, — брезгливо сказал Артур, вынимая деньги. — Да только смотри, контрабандная шкура, — прикрикнул Риго, — не вздумай принести какую-нибудь дрянь. Я пью только портвейн. Но контрабандная шкура, с помощью все того же красноречивого пальца, довела до сведения присутствующих, что решительно отказывается покидать свой пост у дверей, и исполнить поручение взялся синьор Панко. Он вскоре воротился с бутылкой вина, уже откупоренной по тюремному обычаю, заведенному ввиду того, что у большинства пансионеров не было штопоров (как, впрочем, и многого другого). — Полоумный! Стакан побольше! — скомандовал Риго. Синьор Панко поставил перед ним стакан, явно с трудом преодолевая желание запустить ему этим стаканом в голову. — Ха-ха! — хвастливо засмеялся Риго. — Джентльмен всегда остается джентльменом. Кто родился джентльменом, тот джентльменом и умрет. Какого черта, в самом деле! Надеюсь, джентльмен имеет право на услуги окружающих? Рассчитывать на услуги окружающих — мое природное свойство. Говоря это, он налил себе полстакана вина и с последним словом выпил его. — Ха! — воскликнул он, причмокнув губами. — Ну, этот узник недолго томился в заключении. Глядя на вас, мой храбрый друг, можно с уверенностью сказать, что ваша кровь скорей скиснет в тюрьме, чем это доброе винцо. Вы уже заметно спали с лица и утратили свой цветущий вид. За ваше здоровье! Он налил и выпил еще полстакана, стараясь держать руку так, чтобы ее белизна и изящество бросались в глаза. — Ну, теперь к делу! — объявил он. — Поговорим по существу. Тем более, что, как я мог заметить, ваши речи гораздо свободнее, чем вы сами. — Не нужно особенной свободы в речах, чтобы назвать вас так, как вы того заслуживаете. Все мы знаем, и вы сами в том числе, что я еще был довольно умерен. — Можете называть меня как угодно, но не забывайте прибавить: «и джентльмен». Это единственное, чем один человек отличается от другого. Вот вы, например, как бы вы ни старались, не будете джентльменом, а я, как бы я ни старался, не перестану им быть. В этом вся разница. Но продолжим наш разговор. Слова, сэр, никогда ничего не меняют, ни в картах, ни в костях. Вы с этим согласны? Да? Ну вот, я тоже веду игру, и никакие слова не повлияют на ее исход. |
| Он уронил её перед Хитром и остановился, дрожа, отряхиваясь и пытаясь отдышаться. Но Обезьян даже не спросил, как он себя чувствует, даже не посмотрел на него: он был слишком занят – ходил вокруг вытащенного предмета, расправляя, поглаживая и обнюхивая его. Наконец нечистый блеск появился в его глазах, и он сказал: – Это львиная шкура. – Э-о-о-о-х, неужели? – с трудом выговорил Лопух. – Интересно… интересно… интересно… – бормотал Хитр в глубокой задумчивости. – Интересно, кто убил бедного льва? – подхватил Лопух. – Надо его похоронить. – О, это не был говорящий лев, – сказал Хитр, – об этом можешь не беспокоиться. Выше водопадов в Западных Дебрях нет говорящих зверей. Эту шкуру носил дикий, бессловесный лев. Кстати, так оно и было. Человек-охотник убил и освежевал этого льва в Западных Дебрях несколькими месяцами раньше. Но это не имеет отношения к нашей истории. – И всё же, Хитр, – сказал Лопух, – даже если эта шкура принадлежала дикому, бессловесному льву, приличней было бы устроить скромные похороны. Я хочу сказать, что львы – это вообще довольно… довольно серьёзно. Сами знаете, из-за кого. Понимаете? – Кончай рассуждать, Лопух. Ты в этом не силён. Из этой шкуры мы сделаем тебе шубу. – Я не хочу, – сказал осёл. – Это будет… я хотел сказать, другие звери могут подумать… ну, в общем, я не хотел бы… – О чём это ты? – раздражённо перебил Хитр. – Я думаю, будет неуважением к Великому Льву, если такой осёл, как я, начнет расхаживать в львиной шкуре. – Перестань, пожалуйста, спорить, – сказал Хитр. – Что такой осёл, как ты, в этом понимает? Ты не умеешь думать, Лопух, так предоставь это мне. Почему ты не хочешь относиться ко мне так же, как я к тебе? Я знаю твои сильные стороны и ценю их. Я позволил тебе лезть в Котёл, потому что знал – ты сделаешь это лучше меня. Но почему я не могу делать то, что я умею, а ты – нет? Позволят мне хоть что-нибудь делать? Будь же справедлив. – Ну конечно, раз так… – сказал Лопух. – Вот и я говорю, – подхватил Хитр. – Чем рассуждать, лучше бы пробежался до Чипингфорда и посмотрел, нет ли там апельсинов и бананов. |
| Дичь была знатная, но несъедобная, и я очень жалел, что мы истратили даром три заряда. Но Ксури объявил, что он поживится кое чем от убитого льва, и, когда мы вернулись на баркас, попросил у меня топор. «Зачем тебе топор?» спросил я. «Отрубить ему голову», отвечал он. Однако, головы отрубить он не мог, а отрубил только лапу, которую и притащил с собой. Она была чудовищных размеров. Тут мне пришло в голову, что, может быть, нам пригодится шкура льва, и решил попытаться снять ее. Мы отправились с Ксури на работу, но я не знал, как за нее приняться. Ксури оказался гораздо ловчее меня. Эта работа заняла у нас целый день. Наконец, шкура была снята; мы растянули ее на крыше нашей каютки; дня через два солнце просушило ее, и впоследствии она служила мне постелью. После этой остановки мы еще дней десять-двенадцать продолжали держать курс на юг, стараясь как можно экономнее расходовать наш запас провизии, начинавший быстро истощаться, и сходя на берег только за пресной водой. Я хотел дойти до устья Гамбии или Сенегала, или вообще до какой-нибудь стоянки, невдалеке от Зеленого мыса, так как надеялся встретить здесь какое-нибудь европейское судно: я знал, что, если я его не встречу, мне останется только или пуститься на поиски островов, или погибнуть здесь среди негров. Мне было известно, что все европейские суда, куда бы они ни направлялись — к берегам ли Гвинеи, в Бразилию или в Ост-Индию, — проходят мимо Зеленого мыса или островов того же названия: словом, я поставил всю свою судьбу на эту карту, понимая, что либо я встречу европейское судно, либо погибну. Итак, еще дней десять я продолжал осуществлять свое намерение. Тут я стал замечать, что побережье обитаемо: в двух-трех местах мы видели на берегу людей, которые, в свою очередь, смотрели на нас. Мы могли также различить, что они были черные как смоль и голые. Один раз я хотел было сойти к ним на берег, но Ксури, мой мудрый советчик, сказал: «Не ходи, не ходи». Тем не менее я стал держать ближе к берегу, чтобы можно было вступить с ними в разговор. |
| Из явлений областной жизни по-прежнему особенное внимание возбуждали крестьянские волнения. Евдоким Демидов опять жаловался, что для усмирения его крестьян в Алексинском и Лихвинском уездах послан был прапорщик с командою; но крестьяне прапорщика не послушались, команде запрещали ходить в село Русаново, грозясь бить до смерти; два священника и крестьяне сказали, что Демидова и детей его слушать не будут. Против взбунтовавшихся крестьян Новоспасского монастыря Шацкого уезда сел Спасского и Введенского отправился подполковник Хатунский; вследствие сопротивления спасских крестьян он принужден был употребить артиллерию и ружья и силою ворвался в село: крестьяне разбежались; потом отыскано было в селе и сами явились 62 человека, а в селе Введенском – только 10 человек; так как бунт произошел вследствие обид от монастырских управителей и слуг, то для исследования дела учреждена смешанная комиссия из членов Сенатской и Синодальной контор. Малороссийского гетмана успели наконец выпроводить из Петербурга в Глухов; по всей дороге, на каждом почтовом стану велено было выставить по 200 подвод; по примеру приездов гетмана Скоропадского Разумовскому дано было вместо кафтана и запоны 1116 рублей 52 копейки, а чиновникам, бывшим при нем, вместо соболей и камок: генеральному судье – 250 рублей, другим – по 60 рублей. Главную заботу со стороны малороссийской Украйны составляли по-прежнему запорожцы. Здесь атаман минского куреня Шкура да ирклеевского куреня атаман Кишенский возмутили козаков разных куреней, взяли насильно котлы и, ударяя в них поленьями, собрали раду; набежало козаков больше 300 человек, подняли крик, ухватили две палицы, кошевого и судейского стола, и первую отнесли Шкуре, а вторую – Кишенскому, и Шкура стал кошевым, а Кишенский – судьею; но потом собрались атаманы и определили быть по-прежнему старому кошевому и войсковой старшине. Гетман послал взять под караул Шкуру, Кишенского и других зачинщиков и привезти в Глухов. Но атаманское определение, как видно, оказалось непрочно: старый кошевой и старшина сочли за нужное отказаться от своих должностей под предлогом старости и выбраны были новые. Гетман, узнавши об этом, писал в Запорожье, что за такое дело Войско Запорожское весьма достойно быть под истязанием и штрафом и чтоб впредь не смели под опасением высочайшего гнева сами собою увольнять кошевого и старшину и выбирать новых. Гайдамаки оговорили кошевого и старшину, что они брали у них в подарок грабленые вещи. |
| «Я был не любителем столоверчений. Мне, бывало, всегда жаль времени, понапрасну потраченного на пустяки, и было противно превращаться на целый вечер в объект беззастенчивого издевательства ловких, но недостаточно умных шарлатанов. Бенуа уговорил меня, однако, пойти, сказав, что это может быть забавно и интересно. Так как я был глубоко убеждён, что все пресловутые «материализации» и прочие фокусы не могут производиться одними только патентованными шарлатанами без содействия кого-либо из своих, из лиц, принадлежавших к дому, в который медиум приглашён, то я условился с двумя из гостей, моих единомышленников, кажется с Раушем фон Траубенбергом и ещё кем-то, кого не припомню, что я «разомкну цепь» и попытаюсь в темноте пошарить и пошалить. Нас, как водится, предупредили, что «размыкание цепи – опасно для жизни» и в лучшем случае может повлечь на виновников такой удар дубинкой по голове со стороны вызываемого духа, от которого не поздоровится. Кроме того, Рерих нас всех оповестил, что Янек (речь идёт о поляке Яне Гузике. – А. А.), самый сильный современный медиум : и в его присутствии материализация духа принимает совершенно реальные формы, вплоть до полной осязательности. К нему благосклонен, и потому постоянно является некий горный дух, воплощающийся в образе обросшего волосами человека, но «боже упаси до него дотронуться: будет беда». Огни потушены. В комнате нестерпимо жарко от множества народа, составившего над столом цепь рук. Вдруг раздаются странные стуки. Не то гитары, не то балалайки. Что-то в комнате задвигалось и застучало. – Началось, – послышался шепот. Под столом было особенно неспокойно. Видимо дух пытался изо всех сил материализоваться. Я решил, что настало время действовать, потихоньку высвободил свои руки от соседей справа и слева и, опустив их под стол, стал шарить. Через несколько секунд я нащупал какую-то шкуру; провёл руками по её складкам, легко набрёл на что-то твёрдое – не то темя, не то колено, которое шкура покрывала, и стал рвать её к себе. Шкура не уступала, её крепко держали, но возня была заметна, и через несколько минут я почувствовал сильный удар кулаком в спину, от которого вскрикнул и поднялся. Ещё кто-то через мгновение зажёг электричество, и всё кончилось. Сеанс был сорван, вернее был признан «не вполне удавшимся " " 287 . |
| Позднее в «Трудах Лондонского зоологического общества» были опубликованы ещё два письма с сообщениями об австралийском «тигре». Сумчатого тигра собственными глазами видел и известный австралийский натуралист Джордж Шарп. Это случилось, когда он собирал яйца редких птиц в верховьях реки Тюлли. Как-то, уже собираясь лечь спать, он вышел из палатки и вдруг увидел в вечерних сумерках странное животное размером больше сумчатого волка, тёмного цвета и с хорошо заметными полосами на боках. Дж. Шарп бросился в палатку за ружьём, но зверь исчез в зарослях. Позднее Шарп услышал, что такое же животное было убито одним фермером, отправился к нему и осмотрел шкуру. Шкура имела от кончика хвоста до кончика носа полтора метра. К сожалению, она уже начала портиться, и её не удалось сохранить. Такого же зверя поймал ещё один фермер. По-видимому, это был детёныш, так как рост его не превышал 45 сантиметров. Поражала странная форма его шеи: её, собственно, почти не было, и голова вплотную прилегала к плечам. Интересное описание сумчатого тигра сделал австралийский писатель и путешественник Айен Айдрис. «Здесь, на Йоркском полуострове, — пишет он, — у нас водится тигровая кошка ростом со средней величины собаку… Я познакомился с этой красавицей на одном болоте. Пробираясь через заросли высокой травы, я вдруг услышал злое ворчание. Внимательно всмотрелся и увидел прижавшегося к дереву кенгуру. Шкура на одной из его лап была ободрана. Внезапно какая-то тёмная тень метнулась к кенгуру, и он упал с распоротым брюхом. От удивления я сделал неосторожный жест — тотчас же кошка приостановила начатый было пир и замерла. Её злой взгляд остановился на мне, кожа на морде сморщилась, сверкнули белые клыки, и она зарычала. Я попятился и поспешно выбрался из травы». «Два фермера ехали из Мунна Крика в маленький городок Тиаро, — пишет Фрэнк Лейн. — Внезапно их лошади шарахнулись в сторону: в двадцати метрах от дороги крупное животное из породы кошек терзало мёртвого телёнка. Кошка сжалась, готовая к прыжку, ворчание её было похоже на «мяукающий вой». Ростом зверь не уступал мастифу (английскому догу), голова у него круглая, уши, как у рыси, хвост длинный. |
| Жарка в глине . Небольшое животное потрошится, натирается внутри солью, но шкура и шерсть не удаляются. У птиц отрезается голова, ноги, крылья, гузка (хвостовая часть), но оставляются мелкие перья. Рыба потрошится, у нее отрезается голова, плавники, оставляется чешуя. Животное, птица или рыба покрываются намоченной глиной слоем в 3–5 см, укладываются в костер и укрываются слоем золы и углей или располагаются между камнями, над которыми разводится костер. Через 1 – 1,5 ч глиняная форма раскалывается. Перья, шкура, чешуя отстают от тушки вместе с глиной. Мясо, запеченное в глине, получается сочное и нежное. Шашлыки . Куски промытого мяса насаживаются на очищенные от коры прутья, которые укладываются на вбитые по разные стороны ко-стровища рогатки и периодически вращаются. Чтобы мясо не подгорало, появившиеся языки пламени надо сбивать, взбрызгивая костер водой. Такое взбрызгивание не повредит и мясу, оно станет более сочным и мягким. Жарка с помощью камней . Небольшое животное потрошится, после чего в его брюшко, не снимая шкурки, накладываются раскаленные на костре камни. Разрез закрывается и зверек зарывается в землю или накрывается каким-нибудь теплоизолирующим материалом. Спустя 1,5–2 ч мясо будет готово, а шкурка легко отстанет от тушки. Если мясо прожарилось недостаточно, процедуру можно повторить. Таким способом жарят мелкую дичь монголы, казахи и другие степные народы. Тушение в примитивной «духовке» . В песчаном фунте выкапывается небольшая, до 0,5 м в глубину, ямка, на дно которой укладывают раскаленные на костре камни. Сверху камни укрывают слоем зеленой растительности (ветками, осокой, сырой травой, крапивой и пр.), на которую раскладывают куски мяса. Поверх настилают еще один слой зеленой растительности и всё засыпают песком или глиной. Через несколько часов мясо будет готово. Всякое не внушающее доверие мясо следует в начале сварить и лишь потом жарить, запекать или засаливать ! Свежевыловленную рыбу проще всего сварить, получив, кроме мяса, еще и наваристую уху. Причем рыбу весом до 200 г, удалив только внутренности и жабры, можно варить с головой. |
| IV.3. Похоть еще отвратительнее изменила облик мужа с помощью одежды, нежели какие-либо опасения матери. Но все же почитается у вас тот, которого должно стыдиться, тот " дубинострелошкуроносец " , который весь жребий своего прозвища свел на нет женской одеждой. Столь многое было позволено таинственной Лидии, что Геркулес был выставлен как продажная женщина в лице Омфалы, а Омфала - в лице Геркулеса. Где Диомед и кровавые стойла? Где Бусирис и погребальные жертвенники? Где триждыединый Герион? Палица Геркулеса желала издавать зловоние от их мозгов еще и тогда, когда ее оскорбляли благовониями. В то время как роскошь брала верх, уже удалялась пемзой старая кровь Гидры и кентавров на стрелах, для того, быть может, чтобы после уничтожения чудовищ эти стрелы скрепляли венок. Также и плечи благоразумной женщины или какой-нибудь благородной девы не решились бы войти под шкуру столь большого зверя, если только шкура эта не была размягчена, ослаблена и надушена, что, я думаю, и было сделано у Омфалы бальзамом или телином. Полагаю, что и грива претерпела гребень, дабы львиная шкура не обожгла нежную шею. Пасть набита волосами, собственные волосы оттенены среди львиных, спадающих на лоб, - вся поруганная львиная морда заревела бы, если б могла! Немея, если и правда имелся бы у местности какой-нибудь гений, определенно стонала: ведь тогда только она, оглянувшись вокруг, заметила, что потеряла льва. Каков же был знаменитый Геркулес в шелках Омфалы, представила Омфала, облеченная в шкуру Геркулеса. IV.4. Но и тот, кто сначала принял на себя труд жителя Теринфа, а после, в Олимпии, перестал быть мужчиной, - кулачный боец Клеомах " , битый внутри своей кожи и, более того, достойный венка среди новианских " Фуллонов " , - он, по заслугам упомянутый мимографом Лентулом в " Жителях Катины " , как поместил на место следов, оставленных кестами, кольца и браслеты, так и грубую шерсть эндромиды сбросил с себя с помощью одежды из тонкой ткани. IV.5. Следует обойти молчанием Фискона и Сарданапала, которые, если бы не были известны своей похотью, вообще бы не были иначе никому известны, как цари. Однако следует молчать, дабы и те не возмутились насчет некоторых ваших цезарей, столь же постыдных; чтобы не было вменено с собачьей настойчивостью указывать на цезаря - поистине Субнерона, более нечестивого, нежели Фискон, и более изнеженного, чем Сарданапал. |
| 685 Композиция «Книги о занятии земли» стройна и логична. В первой части приводятся сведения о нескольких первопоселенцах. Далее, в частях 2–5 повествуется об истории освоения отдельных четвертей страны, начиная с запада и далее по часовой стрелке на север, восток и юг. Приводимый здесь фрагмент главы, принадлежит второй части «Книги», где рассказывается о людях, заселивших Западную четверть Исландии. 686 Как рассказывается в «Книге о занятии земли», род конунга Хьёра восходил к норвежцу Хьёрлейву, правителю области Хёрдаланд на западе Норвегии. Отцом Хьёра назван Хальв, о котором рассказано в «Саге о Хальве и воинах Хальва» – одной из саг о древних временах. 688 Льюфвина, дочь правителя бьярмов, в других источниках не упоминается. Ее имя Ljúfvina, составленное из элементов ljúfr («милый, любимый») и – «подруга», более не встречается. Очевидно, это вымышленный персонаж. 691 Глава из третьей части «Книги о занятии земли», посвященной людям, заселившим Северную четверть Исландии. 693 Прозвище Скегги «Корабельщик» (Skútaðar) образовано от слова skúta «небольшое судно, лодка» (Cleasby, Gudbrand Vigfusson 1957. Bls. 561). Такие суда использовались исключительно на мелководье – на реках, вдоль морского берега или в заливах фьордов. Очевидно, Скегги изготавливал подобные суда, либо владел ими. 694 Прозвище Бьёрна «Шкура» (Skinna) хорошо объясняется в редакции Þrðarbk «Книги о занятии земли»: «Он часто ездил на восток, и у него были лучшие шкуры на продажу, чем у большинства других купцов, поэтому его звали Бьёрн-Шкура». 695 Хольмгардсфари (Hlmgarðsfari=Hlmgarðr «Новгород» + fari «путешественник») – человек, ведущий торговлю в Новгороде (Cleasby, Gudbrand Vigfusson 1957. Р. 44). В редакции Þrðarbk «Книги о занятии земли», поясняется: «Он был великим путешественником, пловцом в Хольмгард и купцом». 700 Глава из третьей части «Книги о занятии земли», посвященной людям, заселившим Северную четверть Исландии. 704 Конунг Эйрик из Упсалы отождествлен исследователями с конунгом свеев Эйриком, отцом Бьёрна (ум. 917), дедом Эйрика Победоносного (ум. ок. 995). |
|
|
