| Митрополит Киевский и Галицкий, кир Онисифор Петрович, по прозванию Девочка, боясь за своих посланцев, не смел отправить позовного листа и просил у короля защиты. Король, по просьбе митрополита, послал Курбскому свой лист от 15 февраля 1581 года, в котором строго запрещал оскорблять посланцев королевских и митрополичьих словом или рукою, и приказывал вести себя учтиво и спокойно, под штрафом в 1,000 коп грошей Литовских. Тогда митрополит потребовал Курбского к себе на суд духовный, о незаконном расторжении брака с Мариею Юрьевною Гольшанскою. Вместе с Курбским потребован был и епископ Владимирский Феодосий, чтобы содействовать митрополиту в решении дела. Курбский находился в самом затруднительном положении: он развёлся с женою без законной причины и вступил в новый брак, в противность каноническим правилам. Поэтому, приговор духовного суда мог иметь для Курбского и его потомства гибельные последствия. Намерение Гольшанской очевидно клонилось не к тому, чтобы вступить в прежние супружеские права, но, чтобы брак Курбского с Александрою Семашковною был признан незаконным. Тогда дети Курбского, как рождённые в незаконном браке, не имели бы права на наследство, и Ковельское имение, по смерти Курбского, поступило бы в распоряжение короля. Видя беду неминучую и желая для своей защиты представить причину, которая, по церковным законам, давала бы право на развод, Курбский записал в актовые книги уряда Владимирского донос о прелюбодеянии бывшей жены своей княгини Марии Юрьевны Гольшанской. Слуга Курбского Иван Чернчицкий, шляхтич Зык Князский и возный Ждан Цирский свидетельствовали, что они собственными глазами видели, как княгиня предавалась этому пороку со слугою своим Жданом Мироновичем. Когда наступил окончательный срок, назначенный для явки в суд духовный, то Курбский объявил в уряде, что, по болезни, явиться к митрополиту не может. Возный произвёл следствие и нашёл Курбского в тяжкой болезни. Курбский лежал в постели и жаловался возному, что заболел на походе в имении Крипичине, с трудом привезён был на носилках в Миляновочи и с тех пор поправиться не может. |
| По словам старшего мурашкинского священника, в начале всенощной под 14-е мая вошли к нему в алтарь два прихожанина, объявили, что австрийцы служат в новой моленной, и убедительно просили – принять меры к пресечению такого противозаконного дела. Тогда другой священник, не участвовавший в служении, отправился вместе с ними заявить об этом деле местному уряднику, а тот, взяв нескольких полицейских, пригласил заявителей идти с ним исследовать дело на месте. Достигнув новоустроенной моленной, находящейся при доме Преснякова, в задней части его сада, обнесенного высоким забором, не входя в самую моленную, они остановились в дверях, откуда и видели ясно, чти в моленной идет служба. Тогда священник удалился совсем, а урядник попросил выслать к нему из моленной хозяина дома для объяснений. Когда Пресняков явился, то урядник спросил его: по какому праву они открыли служение в новой, не дозволенной правительством моленной? Пресняков ответил, что на то имеется разрешение от г. губернатора, и пригласил урядника в дом, где действительно показал ему присланное от губернатора разрешение старообрядцам отслужить в доме В. В. Преснякова в день священного коронования Их Величеств всенощную и молебен. Этим все и кончилось. Ни „четырех попов“, ни „дубинок“, ни „протоколов“ не было. А между тем раскольники цели своей достигли: получив от благосклонного губернского начальства разрешение отслужить у Преснякова только в день коронации и только всенощную и молебен, они приняли это за разрешение открыть моленную и отправлять в ней во всякое время и всякие службы, не исключая даже литургии. Вот что пишет об этом, равно как о самом построении новой моленной, мурашкинский священник: „В самом Мурашкине раскольников весьма немного, а именно человек 80 обоего пола; но к ним примыкают окрестные раскольники, как к своим руководителям, так что всех раскольников австрийской секты в мурашкинском приходе насчитывается сот до пяти. Еще в шестидесятых годах бывший старообрядец австрийского согласия, потом присоединившийся к церкви, служивший миссионером во Владимирской епархии, а в настоящее время православный священник села Кеньшева (в Княгинин. |
| [Мы не считаем Дубровки за дочь, владимирского великого князя Юрия Всеволодовича, о женитьбе на которой Василька в 1226 году говорит так называемая Густинская летопись, потому, что брак Василька с дочерью Юрия (которая приходилась ему четырёх-юродной тёткой, т. е. находилась с ним не в третьей, а в девятой степени родства) не представлял бы ничего незаконного (а также и имя жены Васильковой Дубровка или Домбровка говорит против того, чтобы считать её за дочь Юриеву). Если правду говорит Густинская летопись о женитьбе Василька на дочери Юрия, то в Дубровке нужно будет видеть вторую жену Василька (принимая при этом, что иначе или у самих Галичан-Владимирцев она называлась Еленой, так как Ипатская летопись говорит под 1265 годом о смерти великой княгини Васильковой, именем Олены). Польский родослов Яблоновский, как указывает Карамзин, – к т. IV примечание 55, считал Дубровку княжной Заславской.] 149 Отец Даниилов Роман Мстиславич женат был дважды. В первый раз – на дочери Рюрика Ростиславича, которую отпустил или прогнал от себя в 1197 году. Кто была его вторая жена, от которой Даниил и Василько, остаётся нам неизвестным, но что она была католичка, следует заключать из того, что она приходилась ятровью (снохой) королям венгерскому и польскому, – Ипатская летопись, стр. 480 fin. и 481 fin.. 151 Ипатская летопись под 1255г. Даниил короновался, как даёт знать летопись, ещё при жизни Иннокентия, следовательно, не в 1255г., к которому она относит коронацию, а не позднее 1254г., в котором умер Иннокентий (в Декабре). По летописи, коронация имела место спустя более или менее непродолжительное время после помянутого похода Даниила с польским королём, а этот поход совершён был летом 1253г. (Geschichte von Ungarn Фесслера, в обработке Клейна, I. 398). 152 Так располагают нас думать слова Ипатской летописи, которая говорит: „Некентий бо (папа) кльняше тех хулящим (sic) веру Грецкую правоверную, и хотящу ему сбор творити о правой вере о воединеньи церькви”, – под 1255г., 2 издание стр. |
| с 17 июня 1866 г.) 320 . Флигель, о котором здесь упоминается, находится на южной стороне, близ ограды монастырской. Он небольшой, в два этажа, по семи окон в каждом по фасаду; преосвященный занимал верхний этаж, деревянный, а в нижнем, каменном, помещается монастырская просфорня и две братские кельи 321 (а раньше здесь помещалась прислуга преосвященного), в средине второго этажа находится небольшой балкон; келейник преосв. Феофана, Евлампий, помещался также в верхнем этаже. В этом-то скромном, и с 1866 года доселе почти не изменившемся с наружной и внутренней стороны помещении провел святитель Феофан целых 28 лет, довольствуясь самым малым во всех отношениях со стороны телесной жизни, но, зато год от году все более и более совершенствуясь и возвышаясь в жизни духовной. Обстановка его жизни и помещения была самая простая, чуждая не только роскоши, но даже и обыкновенных удобств. Стены деревянные, без обоев, несколько потемневшие от времени. Мебель и прочее все простое и ветхое: шкаф с угольником из простого дерева, комод, стол простой, складной аналой, железная кровать складная, диван из березового дерева с жестяными сиденьями и все прочее – простое и дешевое и как по началу было сделано, так и осталось до кончины святителя. Некоторые вещи из обстановки самодельные; ибо, как мы отчасти знаем и как увидим из дальнейшего, преосв. Феофан занимался и разного рода рукоделиями 322 . На Вышу преосв. Феофан прибыл с племянником своим, не раз упомянутым А.Г. Говоровым и по началу, в качестве настоятеля, поместился с ним в настоятельских покоях, но затем, когда отделан был для него помянутый выше флигель, он переселился туда. Желая полного уединения, преосв. Феофан вскоре же по переселении на Вышу устроил этого племянника, бывшего еще юношей, у одной из почитательниц своих в Москве, помянутой раньше, княгини П.С. Лукомской, причем также способствовал поступлению его для образования в Московскую семинарию в 1867 году, по переведении из Владимирской семинарии, где, по отбытии преосв. |
| Второе слово Святителя начинается так: «Дети! Я чувствую в сердце своем великую скорбь о вас: ибо вовсе не вижу вашего обращения от дел беззаконных. Не так скорбит мать, видя детей своих больными, как скорблю я, грешный отец ваш, видя вас болящих делами беззаконными». Так изображает Святитель в третьем своем слове бедствия ига монгольского и грехи народные, продолжающиеся, несмотря на наказание Божие: «Рузрушены церкви Божии, осквернены освященные сосуды, попрана святыня, Святители сделались добычею меча, тела преподобных иноков бросали в пищу птицам, кровь отцев и братьев наших, аки вода многа, напоила землю. Изчезла крепость наших князей, военочальников, храбрые наши бежали, исполненные страха, а еще более братьев и чад наших отведено в плен. Поля наши порасли травою, и величие наше смирилось, красота наша погибла, богатство наше досталось в удел другим, труды наши достались неверным… Но мы не обратились к Господу – не отступили от худых обычаев, не очистились от скверны греховной. Мы забыли страшныя наказания, постигшия всю землю нашу… Как звери алчут насытиться плотию, так и мы алчем и не перестаем желать, как бы всех погубить, и горькое, и кровию облитое их имущество захватить. Звери едят и насыщаются, а мы не можем насытиться. Что сказал Бог Моисею? Аще злобою озлобите вдову и сироту и вопиют ко Мни, слухом услышу глас их, прогниваюся яростию и побию вы мечем ( Исх.22, 23–24 ). И сказанное ныне исполнилось над нами. Не падали ли мы от меча и не однажды и не дважды?» В четвертом и пятом слове Святитель изобличает суеверия народа. Суеверия эти приводили иногда к прямым преступлениям, – к человекоубийству, ибо люди сжигали тех людей, коих они почитали за колдунов. Послушаем изобличения Святителем народного суеверия; сии обличения могут быть полезны и для изобличения во множестве существующих в народе еще и ныне суеверий. «Из каких книг, говорит Святитель, или из какого писания узнали вы, что от волхвования бывает голод на земле, и опять волхованием умножается хлеб? Ежели сему верите, то почему сожигаете волхвов? Вы молитесь им и почитаете их, приносите им дары, ежели они благоустрояют мир, напускают дождь, наводят теплую погоду, повелевают земле приносить плоды!..» Так изобличает Святитель суеверный обычай узнавать колдунов через воду: «Божественныя правила, говорит он, повелевают осуждать человека на смерть, по свидетельству многих. |
| Николай Феофанович Селунский (20.10.1870 – после 1905) – сын священника Ягодинской общины Княгининского уезда Нижегородской губернии. Окончил Лысковского духовное училище (1885), Нижегородскую духовную семинарию (1891), Московскую духовную академию (1895). С 09.10.1895 преподаватель катехизиса, церковного устава и священной истории в Нижегородской духовном училище и преподаватель катехизиса и церковного устава в Нижегородском епархиальном женском училище. С 30.10.1896 преподаватель теории словесности и истории литературы Вологодской семинарии. Уволен со службы по болезни 16.03.1905. См. Список лиц, служащих в духовно-учебных заведениях Вологодской епархии в начале 1900-1901 учебного года//ВЕВ. 1900. 18. С. 309; ЦВ. 1905. 14. С. 102; Селунский Николай Феофанович. Личное дело студента//ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 3670. Иван Николаевич Грацинский (16.04.1887 г.р.) – сын протоиерея села Николаевки Михайловского уезда Рязанской губернии. Окончил Рязанское духовное училище, Рязанскую духовную семинарию (1908), Московскую духовную академию (1912). С 19.10.1912 преподаватель теории словесности и истории русской литературы Вологодской семинарии (ЦВ. 1912. 47. С. 423). До 1917 г. проживал в Вологде (см. Список избирателей). Преподаватель в г. Михайлове Рязанской губ. См. Грацинский Иван Николаевич. Личное дело студента//ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 1032. Сергей Данилович Черный (24.01.1874–1956) – астроном и математик, родился в с. Лебедин Чигиринского уезда Киевской губернии в семье бухгалтера сахарного завода. Окончил Первую Киевскую гимназию, физико-математический факультет Киевского университета (1897). С 20.11.1897 преподаватель математики и физики Вологодской семинарии (ЦВ. 1898. 12. С. 62). С 1899 г. учитель математики Немировской гимназии, с 1900 г. преподаватель математики Владимирского Киевского кадетского корпуса. С 1903 г. учитель 2-й Киевской гимназии. В 1904 г. выдержал экзамен на степень магистра астрономии. В 1905-1908 г. приват доцент Киевского университета. В 1908 г. защитил диссертацию в С.-Петербурге. В 1908–1915 гг. профессор астрономии и директор обсерватории Варшавского университета. Профессор Ростовского университета (1915–1923). Профессор Киевского университета и директор Киевской обсерватории (1923–1939). Выйдя на пенсию, переехал в Курск, где работал в областном краеведческом музее. Профессор в Курском пединституте (1945–1951) и заведующий кафедрой математики. См. Постников Е.Б., Шумеев В.Ф. Астрономическая обсерватория Курского государственного университета и её основатель – профессор С.Д. Черный//История науки и техники. 2007. 12. С. 9–13; Черный Сергей Данилович//«Профессора и преподаватели российских университетов (вторая половина XVIII – начало XX в.)» . |
| СПб., 2003; он же. Описи древних гробниц в рукописных сборниках XVII в.//История в рукописях и рукописи в истории: Сб. науч. тр. к 200-летию ОР РНБ/Сост., науч. ред.: Г. П. Енин. СПб., 2006. С. 399-414. Лит.: Доброхотов В. И. Памятники древности во Владимире Кляземском. М., 1849. С. 61; Бережков Н. Г. Хронология рус. летописания. М., 1963 (по указ.); Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л., 1967. С. 75, 90, 96-97; он же. Владимиро-Суздальская Русь: Очерки соц.-полит. истории. Л., 1987. С. 68, 72, 77; Насонов А. Н. История рус. летописания XI - нач. XVIII в.: Очерки и исслед. М., 1969. С. 82. Примеч. 5; С. 150, 287; Присёлков М. Д. История рус. летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 108, 118, 121; Сиренов А. В. О грамоте Ивана Грозного Успенскому собору г. Владимира//Историография и источниковедение отеч. истории: Сб. науч. ст. и сообщ. СПб., 2002. Вып. 2. С. 27-34; он же. Приписки о поминании Андрея Боголюбского на грамотах владимирскому Успенскому собору//Вестн. «Альянс-Архео». М.; СПб., 2015. Вып. 12. С. 29-40; Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у рус. князей в X-XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006 (по указ.). Осада Новгорода суздальским войском под предводительством блгв. кн. Мстислава Андреевича. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 209 об.) В Радзивиловской летописи кон. XV в. (БАН. 34.5.30) содержится 3 цикла миниатюр с изображением М. А.: походы на Киев, на Новгород и «на болгары». Поскольку фигуры не имеют подписей, можно только предполагать, в какой из них подразумевался М. А. Первая миниатюра (Л. 206) иллюстрирует текст о захвате Киева: за сценой пленения княгини помещено профильное изображение воина с короткой бородой, в доспехах и княжеской шапке, на белом коне, протягивающего руку к группе всадников,- вероятно, это М. А. (в Киевском походе участвовало много князей, но именно он возглавлял войско). По наблюдению А. В. Арциховского, на миниатюрах летописи «все воины в шлемах, и только князья даже в бою изображаются в своих неизменных княжеских шапках», эти шапки «мягкие, сферической формы, с меховой опушкой», которая «в схематических рисунках не всегда подчеркнута» ( Арциховский. |
| РНБ. Софийск. 122. Сводный каталог. 284. ГИМ. Син. 159–168. Сводный каталог. 78, 80, 81, 84, 85, 87, 89, 91, 94. РНБ. Софийск. 203 и, очевидно, Софийск. 188. Сводный каталог. 90, 63 (где датировка второй рукописи — нач. XII в.). ГИМ. Син. 319; ГИМ. Воскр. 27, перг. (одна из новоиерусалимских Триодей, упоминаемых митр. Макарием, трудно сказать, какая именно; другая не идентифицируется); очевидно, РНБ. Софийск. 85. Сводный каталог. 106, 136, 316. Рукопись отождествить не удалось. Вероятно, ГИМ. Воскр. 28, перг. Сводный каталог. 120 (но здесь рукопись датирована кон. XII в.). ГИМ. Син. 330. Сводный каталог. 138. Устав Студийский церковный. XII в. РНБ. Софийск. 1136. Сводный каталог. 107; Устав Студийский церковный и Кондакарь. Кон. XI — нач. XII в. ГТГ. К–5349. Сводный каталог. 50. ГИМ. Хлуд. 187; РНБ. Софийск. 1324. Сводный каталог. 177 (дату можно читать также как 1262 или 1282 г.), 162. Правильно: Ростислава Рюриковича († 1218), внука ошибочно названного митр. Макарием Ростислава Мстиславича. Ходатайство Верхуславы—Анастасии, дочери владимиро-суздальского князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, относится, надо полагать, уже ко времени вдовства княгини, так как оно обращено к Владимирскому епископу. Ср. попытку пересмотреть эту традиционную датировку в пользу более ранней — ок. 1219 г.: Янин В. Л. К хронологии новгородского летописания. С. 87–96. Ср. коммент. Не исключено, однако, что житие полностью принадлежит перу Нифонта и относится к 70–80-м гг. XVI в., тогда как имя Андрея позаимствовано Нифонтом из летописи (Фет Е. А. Житие Антония Римлянина//Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 245–247). Ср. также коммент. Принадлежность Слова о любви Клименту Смолятичу остается проблематичной. Уже после кончины высокопреосв. Макария в науку было введено достоверное сочинение Климента — послание к пресвитеру Фоме: Никольский Н. О литературных трудах митр. Климента Смолятича, писателя XII в. СПб., 1892. С. 103–136; Лопарев Хр. Послание митр. Климента к смоленскому пресвитеру Фоме. СПб., 1892 (Памятники древнерусской письменности и искусства. 90); Памятники литературы Древней Руси. XII в. М., 1980. С. 282–289. О приписываемых Клименту Смолятичу сочинениях см.: Podskalsky G. Christentum und theologische Literatur in der Kiever Rus’ (988–1237). München, 1982. S. 94–95. |
| Но для того, чтобы отдать решительное предпочтение свидетельству о северном происхождении св. Ольги из Плескова (Пскова), необходимо еще доказать, что свидетельство о сем, летописного свода века, точно принадлежит нашей первоначальной летописи, писанной в Киеве в начале XII века, а не есть позднейшая вставка в него, относящаяся к 1237–1250 годам, т. е. не к киевскому, а к владимирскому периоду нашей истории. Такое предположение не есть наш голословный домысел; на это существует весьма основательная причина, а именно: кроме летописного свода есть еще один важный источник сведений о св. Ольге; это древнее проложное житие ее, заведомо относящееся (по сочинению) к до-монгольскому, т. е. киевскому периоду 1 . Оно сохранилось в древних прологах; нам известны два таких пролога с житием св. Ольги: румянцевского музея XIII–XIV века и хлудовской библ. XIV века. В обоих этих прологах с житием св. Ольги (древней, первой редакции) нет ни одного слова о происхождении св. Ольги из Плескова, тогда как во всех прочих прологах XIV–XVI веков, где встречается (под 11 июля) житие святой Ольги, оно является уже в иной редакции (вторая), написанной очевидно под влиянием летописного свода, почему в самом начале этого жития и встречается известное выражение «Сия блаженная Ольга родом Пльсковытыни». Это и приводит нас к заключению, что известие о происхождении св. Ольги из Плескова (Пскова) не принадлежит первоначальной летописи (нач. XII века), а вставлено в нее, как отголосок народных сказаний новгородско-псковской области, возникших под влиянием местного предания о посещении великой княгиней Ольгой, в числе мест новгородской области, русского Плескова (Пскова) в 947 году. Но принадлежит ли это упоминание о Плескове первоначальной летописи нач. XII века? Сомнительно! 2 . В киевской же Руси было свое собственное предание о происхождении св. Ольги. Предание это, после татарского погрома Киева в 1237 году, принесено кем-либо из киевлян в срединную, владимирскую Русь и тут было вписано в местную летопись, как надобно полагать, во вторую половину XIII или в первую XIV века. Предание это гласит, что Олег «поят Игорю жену в Болгарех, княжну именем Ольгу и бе мудра вельми». Таково южное киевское предание о происхождении св. Ольги, сохранившееся в кратком владимирском летописце исхода XV века. |
| Но, мы отказываемся согласиться с мнением достопочтенного исследователя о «сочиненности» и этого известия летописца XVII века. По нашему мнению, он повинен перед судом исторической критики вовсе не в «измышлении» известия, а в неумелой поправке его первоначального чтения, из желания согласовать оное с известием летописного свода. Полагаем, что первоначальное чтение было таково: «Посем женись князь Игорь Рюрикович в Тмутаркане, поя за себе княжну Ольгу, дщерь князя тмутарканского». Летописец XVII века, не поняв смысла этого известия, вздумал «пояснить» его следующим образом: он вместо «в Тмутаркане» поставил «в Плескове», но по добросовестности (за что ему великое спасибо!) не выключил вовсе слова «Тмутаркан», а только из географического термина (название города и области) сделал имя собственное; вместо же князя «тмутарканского» поставил (по догадке) «половецкого», чтобы избегнуть повторения одного и того же слова, уже измененного им в своем значении. Таков, по нашему мнению, процесс испорченности первоначальной записи; полагаем, нет надобности доказывать, что наши древние летописцы (до XVIII века) не были охочи сочинять подложные летописные сказания, а если иногда и бывали виновны, как в настоящем случае, в неудачных поправках той или другой первоначальной записи, то все-таки делали это не смело, а скорее робко, подчас и неумело. Очевидно, что в рассматриваемом варианте, летописец, встретив двукратное повторение слова Тмутаркан («в Тмутаркане и «Тмутарканского») и инстинктивно поняв, что оно в этом известии имеет какое-то выдающееся значение, потому и не решился вовсе исключить его, и тем сохранил для нас драгоценное указание, о каких именно «болгарах» идет речь в определенном и ясном известии о южном происхождении св. Ольги по владимирской летописи XV века. Ясно открывается, что там разумеются болгары не дунайские (как мы полагали прежде), а азовско-черноморские, теснее тмутараканские, которых византийские историки X века именуют «черными болгарами», единоплеменники болгар дунайских. О черных или тмутараканских болгарах, и их отношении к киевским великим князьям свидетельствует договорная грамота в. к. Игоря 946 года, из которой видно, что они в это время уже состояли в вассальной зависимости от Игоря, и потому, он обязуется удерживать их от нападения на Корсунь и греческие крымские колонии. Вассальному подчинению, конечно, предшествовали мирные дружеские отношения сих болгар к киевским руссам, венцом этих отношений, по мудрой политике в. к. Олега и была женитьба его воспитанника и родича князя Игоря (в 903 г.) на княжне Ольге, дочери тогдашнего тмутараканского князя. А при св. Владимире, при разделении им великого княжества киевского на уделы, – Тмутаракань уже является уделом одного из его сыновей, – Мстислава, о чем упоминается в летописях под 988 годом. Княжество это составляло самый дальний юго-восточный край тогдашней киевской Руси и принадлежало ей до исхода XI века, в котором, или в начале XII века, было отторгнуто половцами. |
|
|
