| Наконец, отметим важную тему о роли генезиса, истока социального организма. Здесь рассмотрение делается диахроническим, и социум выступает как исторический организм. Хомяков выдвигает тезис: принадлежность социума к тому или другому типу определяется истоком его истории. Именно, если в этом истоке лежали мирные объединительные процессы, социум будет органическим; если же социум создался в итоге насильственных конфликтов, завоеваний, он всегда будет лишь " случайным скоплением " , что управляется принудительными правилами. Роль истока остается, т.о., непреходящей и определяющей для всей истории любого человеческого сообщества: " Закон развития общественного лежит в его первоначальном зародыше " [ 11 ]. Здесь мысль Хомякова отчетливо обнаруживает археологическую ориентацию [ 12 ]. Подметив эту черту, мы замечаем сразу, что ею диктуется и то, как изображает Хомяков отношение личности и общества. Для человека общество-организм есть тоже его исток, отечество, вскормившее его лоно, - и потому роль его остается пожизненно определяющей. Этот археологизм мысли, что был присущ также и древним грекам, освещает нам многое в текстах Хомякова. Вот фраза, что легко может показаться выспреннею риторикой: " Отечество... это тот народ, с которым я связан всеми жилами сердца и от которого оторваться не могу без того, чтобы сердце не изошло кровью и не высохло " [ 13 ]. Но ясно теперь, что этот пафос отечества, родимого лона укоренен в самой природе мысли философа (как и в его жизни) и вполне сродни такому же пафосу у эллинов. И столь же эллинским (хотя странным для новоевропейца) предстает заявляемое Хомяковым резко негативное отношение, едва ли не страх перед эмиграцией: " Строго осуждается человек, без крайней нужды бросающий свою родину... влачит он грустную и бесполезную жизнь [ 14 ]... Кто оторвался от своего народа, тот создал кругом себя пустыню " [ 15 ]. Читая такие слова, живо вспоминаешь, как страшен был для грека суд черепков... Ясно становится и еще одно: социоцентризм Хомякова отнюдь не противоречит его стойкому свободолюбию. Ибо первенство общества, народа над человеком оказывается необходимостью внутренней, а не внешней - необходимостью связи с собственным своим истоком; и эта связь - источник силы, а не помеха свободе человека. |
| Ad optimam dispositionem mundi necesse est Monarchiam esse... Ad bene esse mundi Monarchiam necesse est esse» [Отсюда следует, что монархия необходима миру... Для наилучшего устройства мира непременно должна существовать монархия... Для благополучия мира необходимо должна существовать монархия] 167 . Отлично сказано – «Империя, обсуждаемая Данте, теоретическое утверждение, а не существующая реальность» 168 . Правдой является то, как ясно излагает Брюс, что на Западе «Священная Империя была мечтой, возвышенным замыслом, равно богословским и поэтическим, единства человечества, единства людей, ее чад Божьих, одинаково осуществленной и в единстве Церкви, являющейся к тому же Государством, и в единстве Государства, являющегося к тому же Церковью» 169 . Империя Данте, несмотря на то, что являлась мечтой или утопией, была мечтой о надежде и вере. В том смысле, что это было мысленное проецирование прошлого в будущем. Его Империя, как недавно предполагалось, «не была Священной Римской Империей западного феодализма, также не была языческой империей Августа или Траяна. То была империя Константина, Феодосия и Юстиниана, чье великолепие увековечено в базиликах Сан-Витале и Сант-Аполлинаре-ин-Классе» 170 . Тот Юстиниан, который в шестой канцоне «Рая», ведет рассказ о римском орле, sacrosanto segno [священный стяг]. Во введении Соловьева к сочинению «La Russie et lEglise Universelle» придается значение именно Справедливости и Единству, или «солидарности». Врожденное стремление к сплоченности с другими народами присуще всей человеческой истории и выражалось различно: в склонности к всеобщей монархии, достигшей расцвета в идее и действительности pax Romana или в убежденности иудеев о природном единстве и общем истоке всего рода человеческого. В этом вновь прослеживается параллелизм в процессе римского и еврейского становления. Ранее не существовавший и высший образец христианского духовного братства существовал, но был не в полной мере осознан Средневековьем. Основное внимание христианского государства должно уделяться именно сохранению мира. |
| Таков второй путь возможной и желательной встречи социализма с национально-религиозной, в истоке православной русской культурой. Но важнее всего сказанного, быть может, следующее. Мне уже не раз приходилось доказывать, что сила большевицкого коммунизма — в сатанинской перелицовке религиозной веры. Большевики победили демократию потому, что в распоряжении демократии была всего только революционная программа, а у большевиков — миф о революции; потому что забота демократии была вся о предпоследнем, а тревога большевиков — о последнем, о самом главном, о самом большом. Пусть они всего только наплевали в лицо вечности, они все-таки с нею встретились, не прошли мимо со скептической миной высокообразованных людей. Эта, самими большевиками, естественно, отрицаемая, связь большевизма с верой и вечностью чувствуется во многих большевицких кощунствах и поношениях. Читая большевицкие газеты, подчас просто ухом слышишь, до чего иным коноводам комсомольского богохульства временами должно становиться страшно наедине с Богом. Весь шум, быть может, только затем и заводят, чтобы не впасть в немощь, не соблазниться. Об этом спорить трудно: мне лично религиозная встревоженность русской души представляется несомненной: у всех Бухариных сжимается сердце от суеверного страха перед этой тревогой. Страшная жажда знания и учения, которая подымается сейчас в тысячах «русских мальчиков», тоже, конечно, больше, чем жажда профессиональных сведений; ее подлинная тема — жажда миросозерцания, жажда «света жизни», жажда строительства своего счастья и мирского блаженства, жажда все переставить, поставить все на место, на настоящее место. Знаю, что в России сейчас растет пафос практицизма и техницизма, но смысл этого пафоса не простая карьеристическая деловитость; его смысл — хозяйствование на весь мир. Отсюда и растущий в СССР национализм. Учитывая происходящее в России, нельзя забывать, что для мужика, попадающего от сохи в вуз, физиология так же не наука, а вера, как для его прадеда в глухой деревне автомобиль — не автомобиль, а нечистая сила. Наука — это, прежде всего, возраст духа. Никакой науки в вузах и комсомолах не процветает и процветать не может; там насаждается не наука, а догматическое науковерие, необходимое для большевицкого политического обихода. |
| Впрочем, это еще одна сторона, одна точка в частных путях Провидения. Есть другие бесчисленные стороны и точки необозримых разностей, происходящих от различных в различные времена состояний души и отношений ее к другим душам, и от бесчисленных особенностей в личном пути каждой души, так что ум человеческий, проникая в эту бездну многоразличия, покрытую мраком, ужасается и чувствует, что он должен, закрыв очи крылами, благоговейно поклоняться и предавать себя, и всех, и все Царю веков нетленному, невидимому и единому премудрому Богу, ибо нет твари, сокровенной от Него, но все наго и открыто пред очами Его ( Евр.4:13 ). Если же ум человеческий погрязнет в малых каплях частности, взятых еще из одной только реки общества верующих, то что сказать о каждой реке, веселящей град Божий ( Пс.45:5 ), Небесный Иерусалим? Что сказать о всех церковных реках в совокупности? Что сказать о всем человечестве? Что сказать о целом мире солнца? Что сказать о других мирах? Что сказать о небесах небес? Что сказать о всяком колене небесных, земных и преисподних? ( Флп.2:10 ). Что сказать о времени всякой вещи под небом? ( Екк.3:1 ). Что сказать о полноте времен, когда невидимый Мироправитель хощет все небесное и земное соединить под славою Христом? ( Еф.1:10 ) Ничего не возможет сказать, как только словами пророка: В море пути Твои, и стези Твои в водах многих, и следы Твои не познаются ( Пс.76:20 ). Река Бия, изливаясь из Телецкого озера, гремит, катясь по камням, но потом принимает в союз с собою речки, которым не суждено быть реками великими, и скоро является уже большою, а течение ее, хотя и не безгласное, уже плавнее и тише. Но далее не раз опять она встречает на пути своем собрание камней и всякий раз, проходя чрез них, производит шум, оглашающий окрестность, потом снова течет безмолвнее, хотя отнюдь не безгласно, и таким образом соединяет воды свои с Катунью, которая, как сказывают, в истоке своем шумно низвергается по скалам с высоты горы, покрытой снегами вечными, более бурна, чем Бия, быстра, грозна, изобильна порогами в своем пути между горами, но является спокойною, хотя и не безгласною в своем великолепии, когда соединяется с Биею. |
| Согласно библейской антропологии и христианскому духовному опыту, изначальному как для Востока, так и для Запада, понятие сердца не сводится к банально-повседневному значению «жизни чувств», одной из составных частей человеческого существования. В Библии сердце выступает как преимущественное средоточие духовной жизни. В нем присутствует Бог, но в нем же коренятся силы негаданного и часто неведомого зла. Это силы безличные и вместе с тем личные, и мы часто не можем назвать их по имени, ибо они отождествляются с нашим собственным существом или так тесно срастаются с ним, что мы и не знаем, когда они вступают в действие. Не знаем даже того, мы ли это действуем, мы ли так злы, или в нас действуют другие, чуждые нам силы. Как говорит в Евангелиях Иисус, все злые помыслы исходят из сердца. Стало быть, сердце-то и нужно очистить, чтобы вернуть ему первоначальное его призвание – быть престолом и брачным чертогом Христа, обителью божественного Жениха. Утверждать так – не значит говорить только о сердце, исключая все остальное в человеке – разум, чувства, волю, – но это значит указывать на сердце как на точку совпадения, как на очаг, откуда излучается все, где соединены всех свойства, чувства, живые силы человека, его тела, души и духа. В этом смысле практиковать сердечную молитву – означает не только искать той углубленности, той глубочайшей и теснейшей близости с Богом, при которой все остальное в нас должно умолкнуть, но это означает также придать человеку то единство, при котором разум не чужд этой близости с Богом. Ибо вслед Христу идет весь человек. На этом пути само тело участвует в молитве, лицо отражает присутствие Бога и Его благодать. В истоке драмы греха, бремя которого несет наша цивилизация, лежит расслоение жизни человека на разные уровни: автономия чувств становится сенсуализмом, автономия разума приводит к рационализму, автономия сердца склоняет к сентиментализму. Этот разрыв между сердцем и разумом, который касается и личности, и общества, отражается и на христианском обществе и культуре, на поступках, на самой жизни веры. Мы знаем, как восставал против этого Паскаль, напоминая о преимуществах сердечного разума. Великие минуты и сердечная молитва |
| Позволим себе заметить, что одно лишь прикосновение к этой теме - Белого движения - часто способно буквально сотворить чудо. Об этом пишет, в частности, безвременно ушедший от нас замечательный историк и писатель Олесь Бузина в своих статьях «Эти шикарные белогвардейцы...», воспринявший «Белую гвардию» Булгакова, доставшуюся ему из-под полы во времена «андроповского СССР » как «самый, что ни на есть, настоящий рыцарский роман!». А рыцарские романы учат, как известно, рыцарству - вот зачем остро нужны они нам. Но не только. В очередной раз согласимся с утверждением историка Алексея Расторгуева: мы ДОЛЖНЫ (и давно пора!) «отдать должное этому поколению. Харизме генерала Дроздовского, рыцарскому достоинству Врангеля, мужеству Маркова, героизму Манштейна... и других, которых было так много». И о которых мы до сих пор знаем так недопустимо мало, - добавим к этому высказыванию от себя. Представляемый альбом «Белая Армия: Фотопортреты русских офицеров 1917-1922» в какой-то мере действительно восполняет этот пробел. Доктор исторических наук, профессор ПСТГУ Сергей Волков, уже неоднократно нами упомянутый, написал к нему своего рода хронологию Белого движения. Раздел «У истоков. „Ледяной поход " » повествует о зарождении белой армии на Юге, протецией для которой послужила Алексеевская (генерала М.В. Алексеева) организация, созданная ещё до большевистского переворота, неизбежность которого стала, тем не менее, очевидной. Создана она была в Новочеркасске 2 ноября 1917 года . «Этот день и принято считать началом Добровольческой армии», - пишет автор. Два дня спустя из единичных, в самом истоке, добровольцев, была создана уже Сводно-Офицерская рота, а через две недели, помимо неё, численностью уже до 200 человек, были организованы ещё и Юнкерский батальон (свыше 150 человек) и Сводная Михайло-Константиновская батарея. Далее возникли 1-й и 2-й Офицерские, Юнкерский, Студенческий и Георгиевский батальоны, кавалерийский отряд полковника Гершельмана, Инженерная рота. Полтора месяца спустя, 26 декабря, эти подразделения были официально переименованы в Добровольческую армию, в командование которой вступил прибывший в Новочеркасск 2 декабря 1917 года Л.Г. Корнилов. |
| Ницше, – в образе К. Маркса с не меньшей остротой переживается конец Ренессанса и кризис гуманизма. В то время как в личности Фр. Ницше происходит индивидуалистическое самоотрицание человека и самоотрицание гуманизма, в К. Марксе происходит коллективистическое саморазложение гуманизма и коллективистическое колебание образа человека. Подобно Ницше, и К. Маркс не может удержаться на одном только человеческом, на утверждении человека, человеческой индивидуальности. И он переходит к нечеловеческому и сверхчеловеческому. Но нечеловеческое и сверхчеловеческое сознание К. Маркса отличается от нечеловеческого и сверхчеловеческого у Фр. Ницше. И К. Маркс, подобно Ницше, отрицает самоценность человеческой индивидуальности и личности, он отрицает христианское откровение о человеческой душе и ее безусловном значении. Для него человек является лишь орудием для явления нечеловеческих и сверхчеловеческих начал, и во имя этих нечеловеческих и сверхчеловеческих начал от также объявляет войну против гуманистической морали: он проповедует жестокость к человеку и к ближнему во имя создания нечеловеческого, сверхчеловеческого царства коллективизма. В этих двух антиподах, в этих двух полярных явлениях есть формальное сходство, есть два конца ренессансного периода истории, два исхода из кризиса гуманизма, два способа перерождения гуманизма в антигуманизм, две формы самоистребления человека. К. Маркс есть также дитя человеческого самоутверждения, человеческой гордыни, восставшей на Бога, утверждавшей и признававшей только себя и свою человеческую волю как высшую волю. К. Маркс, в самом истоке своего пути, отвергает всякое сверхчеловеческое начало. Не случайно он философски исходит из антропологизма Фейербаха, для которого человек сделался Богом и тайны религии были тайнами человеческой природы 56 . На этих путях человеческого самоутверждения, человеческой гордыни и признания только человеческой воли происходит внутренний крах человека. Здесь, так же как у Ницше, вырисовываются неясные черты грядущего явления сверхчеловека, во имя которого отрицается человек. |
| В 1310 г. Новгородцы построили там новый город, разметавши прежний за ветхостью. За Невою, поблизости к шведской границе, находился пригород Тиверский. На юго-запад от Новгорода была Шелонская Земля, по обеим сторонам реки Шелони. Здесь были пригороды: Шелон на устье Пшаги (не Мшаги-ли?); Порхов, где в 1387 году построены каменные стены, которых остатки существуют и теперь; Высокой, выше Порхова; за Шелонью был пригород Вышгород близ границы со Псковскою Землею; здесь Новгородская Земля, гранича к западу со Псковскою, огибая вдавшуюся от последней Навережскую губу, ниспускалась на юг и, на близкой со Псковскою линии, граничила в древности с Полоцкою Землею, а потом с Литовскою, когда Полоцкая вошла в состав последней: это была Ржевская волость с пригородом Ржевою при озерах Поццо, Аршо и Рессо, при истоке реки Великой; пригород был окружен земляною насыпью до 400 саж. в окружности. За ним следовала литовская граница: Заволочье было уже за границей. Кроме этих пригородов, имевших свои волости, по реке Шелони были еще укрепленные места, остроги или городки в XIII веке, для защиты от Литовцев, построенные Александром Невским в 1238 году. Так во Псковской Летописи Опока на Шелони называется городом. Между Шелонью, впадающею в западный угол Ильмень-озера и Ловатью, впадающею в то же озеро, на юго-восточной его стороне, протекают от юга к северу впадающая в Ловать реки Редья и Полиста, обе из озер того же названия; при соединении рек Полисты и Порусии стоял город Руса, к которому принадлежал край, омываемый этими реками. Его основание теряется в доисторических временах. О построении в нем деревянного укрепления упоминается под 1201 годом. На запад от нее был пригород Городец, а у самого озера селение Коростынь, знаменитое по несчастному миру, предуготовившему падение Новгорода; на восток по течению реки Ловати лежали пригороды – на правой стороне этой реки Курск, выше его Холм, и еще выше Великие Луки поблизости к литовским границам. Великолуцкая волость граничила к западу со Ржевскою, а с востока с Торопецкою волостью Смоленской Земли, с юга с Невельскими и Усвятскими волостями Великого Литовского княжества – в древности Кривской Полоцкой Земли. |
| Зависть как печаль о благополучии ближнего 19.05.2022 13:41:36 Дмитрий Олегович Бабич Д. Бабич: - Здравствуйте, дорогие братья и сестры. В эфире программа «Русская планета за неделю» и я, ее ведущий, Дмитрий Бабич. Сегодня мне помогает понять смысл прошедших за неделю событий директор радио «Радонеж» Евгений Никифоров. Е. Никифоров: - Здравствуйте. Я с удовольствием постараюсь это сделать. Сейчас происходят события такого рода, что возникает желание измерить все духовным метром, найти духовный камертон для оценки даже вполне мирских событий. Д. Бабич: - Событий много. Предлагаю посмотреть на них через призму осуждения такого греха, как зависть. Именно он лежит в истоке многих безобразий, которые сейчас творятся: конфискации собственности состоятельных россиян за рубежом, взаимного озлобления деятелей нашей культуры, даже и российско-украинский конфликт имеет эту сторону – зависть. Мне импонирует фраза святого Василия Великого: «Зависть есть печаль о благополучии ближнего». Так и назовем нашу сегодняшнюю передачу: «Зависть как печаль о благополучии ближнего». Е. Никифоров: - Это еще святитель мягко выразился. Ибо был он человек интеллигентнейший (если возможно применение этого прилагательного к реалиям периода раннего христианства). Василий Великий был человек вежливейший, тончайший, поэтому он и отвратительнейшую похоть (в Священном Писании быть недовольным тем, что имеешь, характеризуется как похоть) назвал красивым словом «печаль». Святитель излагал красиво. Д. Бабич: - Есть такое мнение, и мне очень нравится эта изящная фраза, которую приписывают французским философам, что недостатки человека – продолжение его достоинств. Так и с завистью понятно, откуда она берется. Чтобы существовать в бренном земном мире, живые существа должны друг с другом конкурировать. И человек, который земной стороной своей сущности является частью природы, не избежал этого недостатка. Он все время мысленно меряется своими качествами с другими людьми. И те, кто его превосходят, часто вызывают ненависть, что и называется словом зависть. |
| «Теперь я убедился вполне, неопровержимыми доказательствами, что русская стихия простиралась на юго-запад ...вплоть до Дуная, задолго до вторжения Мадьяров в Паннонию; что Мадьяры не привели сюда с собою Руссов, а нашли их здесь, осилили, расположились жить и господствовать меж их, и таким образом разорвали то непосредственное соседство, в котором Руссы, по свидетельству и наших отечественных, и чужих преданий, находились некогда с Сербами, Хорватами и Славяно-Чехами. Доказательства, на коих основалось мое переубеждение, суть: исторические, этнографические, топографические и даже лингвистические. На сей раз упомяну об одном, у нас едва ли известном факте, но которого важность чрезвычайна: в Трансильвании, в сокровеннейших ущельях Карпата, при истоке Ольты, между Румынами, Мадьяро-Секлерами и Саксами, находятся деревни, которые по сие время называются «русскими», жители которых, на памяти ныне живущего поколения, говорили между собою «по-русски», то есть, карпато-русским, или, что то же, малороссийским языком! Никто не знает и не помнит, каким образом и когда образовались здесь эти оазисы: они очевидно отмыты от родного материка приливом Мадьяров и Немцев. Что можно сказать против этого живого, вопиющего свидетельства? Какой новый свет открылся мне, когда я, под моей путнической ногою, ощутил везде следы старой, самородной русской жизни, на этом забытом нами пространстве южнославянского мира! Начало нашей истории, происхождение и смысл нашей древней летописи, разлитие благодатных лучей христианства в нашем отечестве, путешествие к нам церковнославянского языка, имевшего столь существенное влияние на наше умственное и литературное образование: все эти пункты, более или менее загадочные, ...прояснились. Я понимаю теперь, как наш достопочтенный Нестор мог говорить ο расселении Славяно-Руссов на север с Дуная: это взял он не из преданий отдаленной древности, как думают обыкновенно, но из живого, наглядного познания при дунайской стороны, которая в его время, без сомнения, еще ощутительно трепетала чистой русской жизнью. Я понимаю даже сказку ο Кии, основателе Киева, которую многие из восторженнейших чтителей древнего летописца считают басней, вымышленной из патриотического хвастовства. Понимаю известный список «русских городов, дальних и ближних», сохранившийся при некоторых наших летописях: эту загадку сфинкса, которая до сих пор не находила еще счастливого Эдипа» и т. д. Надежнин «О путешествии по южнославянским землям» (Журн. Минист. Народного Просвещения ч. 34, 1842 г., Отд. II, стр. 103–105). |
|
|
