| И когда Алексей Георгиевич как мы слышали, задавал тут вопрос, как я веду, например, полемику с мусульманами – это явное нарушение этого принципа, и вы должны были на это обратить внимание. А. Д. Прошу прощения. о. Г. М. : Поэтому хотел бы напомнить вам взятые на себя обязательства по ведению дискуссии, чтобы вы обращали внимание на это. И постараюсь прокомментировать то, что Алексей Георгиевич указал нам. Что касается того, что он нам указывал с самого начала – кто из нас святые отцы, что для Викентия Леринского одни были святые, для Фотия были другие святые – но, опять же, мне достаточно для ответа на этот вопрос обращаться к Вселенским Соборам, потому что точно также для отцов Третьего Вселенского Собора были одни святые, для отцов Седьмого Вселенского Собора были другие святые, они ссылались на тех святых, которые жили уже после Третьего Вселенского Собора. Поэтому принцип какого-то ограничения по времени жизни святых отцов для самих Вселенских Соборов принципу их работы не свойственен. Относительно ответа на вопрос, какие именно отцы, которыми мы должны руководствоваться, каких мы должны признавать. Могут ли русские святые, допустим, считаться авторитетными святыми отцами. Здесь опять же достаточно обращаться, на мой взгляд, для ответа на этот вопрос к Деяниям Вселенских Соборов, потому что Деяния Вселенских Соборов, с одной стороны проводили, представляли списки святых, которые являются наиболее авторитетными, но при этом цитировали не только этих святых из этих списков. Более того, во время Деяний Вселенских Соборов зачитывались и святые, которые были для большинства присутствовавших тогда неизвестными, и эти святые, эти ссылки, эти цитаты признавались Вселенскими Соборами. Лично свое мнение могу добавить, что на мой взгляд, если встает такой вопрос, то те святые, авторитет которых подтвержден Вселенскими Соборами, лично для меня кажутся более авторитетными, чем святые, которые не имеют такого подтверждения. Хотя я, допустим, не сталкивался с такими ситуациями, когда это имело бы критическое значение. |
| С. Комаров: - Получается, батюшку надо пытаться разговорить? о. Владислав: - Можно и нужно конечно! Но только не во время исповеди. Батюшки убегают и на требы, и на конференции. Но может быть дежурный батюшка, можно поговорить, исповедоваться даже. С. Комаров: - То есть общинность создается не только усилиям священника, но и интересом прихожан к духовной жизни, к Евангелию, святым отцам. Если постоянно спрашивают батюшку, то он и сам начинает читать, изучать, отвечать, втягиваться. Процесс обоюдный. о. Владислав: - Помню, в ужасе был в первое время. Никому ничего не надо!? Ни проповеди, ни Евангелия. Пришли, помолились и разбежались. А когда вышел на большую аудиторию, увидел, какой духовный голод. Надо просто искать, мотивировать аудиторию к задаванию вопросов. С. Комаров: - Священник направляет, а люди задают вопрос, а потом уже идут вместе со священником по этому пути. Дальше количество растет, интереса больше. На первом этапе не знаешь, что и спросить, а потом начинает все кристаллизироваться, структурироваться. С. Комаров: - Спасибо, отче. Если можно, второй и третий этап воцерковления? о. Владислав: - Главный акцент - богослов тот, кто молится. А кто молится, тот настоящий богослов. Так говорил Викентий Леринский, кажется. Надо научиться не просто знать историю Церкви, Евангелие близко к тексту, но знать Бога. Он познается в Таинстве Евхаристии, в личном молитвенном общении, в чтении Писания. Когда ты молишься - ты говоришь с Богом, но это монолог, а когда читаешь Евангелие - там можешь услышать ответ Бога. Молитва, Евхаристия, Таинства, личное благочестие. Господь тебе даровал все, чтоб ты был счастлив, будь благодарен Ему в ответ и превращай жизнь других в Царство Божие на земле, которое внутрь нас есть. Социальная деятельность христианина это важная часть жизни православных. С. Комаров: - Спасибо, отче, что пришли на передачу. о. Владислав: - Судя по звонкам, это последняя наша встреча. С. Комаров: - Уверен, еще повоюем. Спасибо всем, кто звонил. Апостол Павел говорил, что надлежит быть и разномыслию между вами, чтобы открылись искуснейшие. Ничего, что мы спорим порой, это в порядке вещей, главное не переходить на личности и раздражение. Мира всем! |
| IV. Но, чтобы положения наши были очевиднее, долгом считаем пояснить каждое из них примерами и раскрыть несколько пространнее, дабы, по заботливости о неумеренной краткости, не унизить предметов беглостью речи. Во времена Доната 7 , от которого получили имя свое донатисты 8 , значительнейшая часть Африки впала в безумные заблуждения его 9 и, забыв о славе, благочестии, исповедании, предпочла Церкви Христовой нечестивое безрассудство одного человека. Тогда из всех христиан, какие только были в Африке, возмогли быть целыми в святилищах кафолической веры только те, кои, прокляв непотребный раскол, вступили в общение со всеми Церквами мира, – оставляя потомкам истинно прекрасный образец того, как именно впредь должно благочестно предпочитать здравомыслие всех сумасбродству одного человека или меньшинства. Также, когда яд арианства коснулся не частички уже какой-нибудь, но почти всего мира, так что после того, как совращены были, частью насильно, а частью обманом, все почти епископы латинского языка, умы как-то затмились, не видя, чему наипаче следовать в столь расстроенных обстоятельствах, тогда ни один из современных истинных любителей и чтителей Христа нисколько не потерпел от отравы яда того потому, что вновь открывшемуся вероломству предпочитал древнюю веру. Опасное время это с избытком показало, сколь великое бедствие причиняется введением нового учения. Тогда потрясены были не только малые, но и величайшие вещи; ибо не одни родства, свойства, дружества, семейства, но и города, народы, области, нации, вся, наконец, империя Римская была поколеблена и подвигнута совершенно. Ибо как скоро непотребная новизна арианская, как беллона какая или фурия, овладев прежде всего императором 10 , покорила потом новым законам высших сановников придворных, то смело и беспрепятственно начала после того расстраивать и потрясать все: частное и общественное, священное и мирское, нимало не отличать доброго и истинного, но как бы с возвышенного места поражать всякого, кого только хотела. Тогда жены были обесчещены, вдовицы обнажены, девственницы осквернены, монастыри разрушены, клирики разорены, левиты наказаны, священники сосланы в ссылку, тюрьмы, темницы, рудокопни наполнены святыми 11 , наибольшая часть которых, по удалении из городов чрез изгнание и ссылку, посреди пустынь, пещер, зверей, скал, мучились, страдали и изнемогали от наготы, голода, жажды. А все это не по той ли единственно причине, что тогда вместо небесного учения вводились суеверия человеческие, хорошо основанная древность подкапывалась беззаконной новизной, установленное старшими нарушалось, узаконненое отцами отменялось, определенное предками ниспровергалось, страсть непотребной и недавно явившейся пытливости не удерживала себя в чистейших границах освященной и нерастленной древности? |
| В третьей книге (гл. 7) того же творения он пишет еще: «Будем же хранить заветы предков и не дерзнем никогда с безумством дикой отваги ломать наши наследственные печати! Ту запечатанную апокалиптическую книгу не дерзнули раскрыть ни старцы, ни власти, ни ангелы, ни архангелы: преимущество раскрыть ее предоставлено исключительно одному Христу ( Откр.5 ). Дерзнет ли же кто из нас снять печати с книги пастырского учительства 1 , запечатанной исповедниками и освященной уже мученичеством многих? Кого вынудили некогда снять ее печати, те после наложили их опять; а кто не осмелился их коснуться, те стали исповедниками и мучениками. Решимся ли каким-нибудь образом мы отвергать веру тех, чью победу прославляем?» – Прославляем, Амвросий досточтимый, действительно, говорю, прославляем и, прославляя, дивимся! Кто в самом деле будет так безумен, что, при всем бессилии сравняться, не пожелает, по крайней мере, идти по следам тех, кого ничто не отторгло от защищения веры предков, ни угрозы, ни ласкательства, ни жизнь, ни смерть, кого за приверженность к благоверной старине Господь сподобил такого дара, что через них восстановил церкви низвергнутые, оживил народы, умершие духовно, возвратил пастырям их права попранные, смыл непотребную пачкотню новаторского нечестия стекшим свыше к епископам потоком слез, проливавшихся верующими, наконец, весь почти мip, потрясенный страшной бурей мгновенно налетевшей ереси, обратил от новоявленного верокрушения к древней вере, от безумства новизны к древнему здравомыслию, от недавнего ослепления к древнему свету! Но в этой сверхъестественной силе исповедников мы должны заметить также в особенности то, что в самой древности церковной они защищали веру не какой-нибудь части, а всего церковного общества. Да и не свойственно было такому множеству великих мужей со всеми усилиями отстаивать ошибочные и взаимно противоречивые предположения одного или двух человек, или даже подвизаться за какой-нибудь безрассудный замысел какой-либо области. Напротив, следуя решениям и определениям всех древних пастырей святой Церкви, наследников апостольской и вселенской истины, они хотели лучше пожертвовать сами собой, нежели общесогласной верой всей древности. Оттого-то и сподобились они приобрести такую славу, что их достойно и праведно почитают не только исповедниками, но и величайшими из исповедников. |
| Чтобы положения наши были понятнее, нужным считаем пояснить каждое из них примерами и раскрыть несколько более обстоятельно, дабы по неумеренной заботе о краткости не ослабить беглым изложением их силы. Во времена Доната, от которого взяли свое название донатисты, значительная часть Африки впала в его безумные заблуждения и, забыв имя Христово, веру, обеты крещения, предпочла Христовой Церкви святотатственное упорство одного человека. Тогда из жителей Африки возмогли пребыть в святилищах вселенской веры здравыми только те, кто, прокляв непотребный раскол, соединился со всеми церквами мipa, оставив потомкам истинно прекрасный образец того, как именно впредь добрым людям следует предпочитать здравомыслие всех сумасбродству одного, или даже нескольких лиц. Также, когда яд арианства коснулся не частички уже какой-нибудь, но почти всего мipa,.. тогда истинные любители и чтители Христа не потерпели вреда от этой отравы, потому что предпочли вероломной новизне древнюю веру. Страсти того времени достаточно с избытком показали, сколько бед приносит введение новизны в догмате. Тогда не что-нибудь малое, но все великое было потрясено,– поколеблены были в основах и расшатаны не только отношения родства, свойства, дружбы, семейного быта, но целые города, селения, области, целые страны, вся, наконец, Римская империя. А все это не по той ли единственно причине, что тогда вместо небесного догмата вводились суеверия человеческие, благоутвержденная древность подрывалась преступной новизной, нарушались постановления старейших, рвались заветы отцов, ниспровергались определения предков, и страсть нечестивой и новопринятой пытливости не удерживала себя в непорочных границах священной и незапятнанной старины? Но может быть мы представляем себе это только по пристрастию к старине и по ненависти к новшествам? Кто думает так, пусть поверит по крайней мере блаженному Амвросию, который во второй книге (О вере, гл. 4), посвященной императору Грациану, оплакивая тоже бедствия той поры, говорит: «Но довольно уже, всемогущий Боже, омыли мы своими ссылками и своей кровью избиения исповедников, заточения пастырей и все непотребства этого страшного нечестия! Совершенно ясно теперь всем, что тот не может быть безопасен, кто решится нарушить веру»! |
| Следовательно, скажет может быть кто-нибудь, в Церкви Христовой не должно быть никакого преспеяния в усвоении религии? Конечно должно быть, и притом – величайшее. Кто так завидлив к людям, и ненавистлив к Богу, что решится отвергать это! Только преуспеяние это должно быть действительно преспеянием, а не переменой веры. Преуспеяние состоит в том, когда тот или другой предмет усовершается сам по себе, а перемена – в том, когда что-нибудь перестает быть тем, что оно есть, и превращается в другое. И так пусть возрастает и в высшей степени преуспевает с течением лет и веков понимание, разумение, мудрость, как каждого отдельного христианина, так и всех вместе, как одного человека, так и всей Церкви, но только в том же роде, то есть в одном и том же догмате, в одном и том же смысле, в одном и том же предмете понимания. Религия, дело души, пусть уподобляется в этом отношении телам. С приращением лет, тела раскрывают и развивают члены свои, однако остаются теми же, чем были. Цветущая пора детства и зрелый возраст старческий очень различны между собой, однако стариками делаются те же самые, которые прежде были детьми, так что, хотя рост и наружность одного и того же человека изменяются, тем не менее природа его неизменна, личность его остается одна и та же. Члены у младенцев небольшие, у юношей – большие, однако те же самые. Сколько членов у малюток, столько же у взрослых; и если что прибавляется с течением лет, то все это существовало уже прежде в зародыше, так что потом в старцах не обнаруживается ничего нового, чего не таилось бы уже прежде в детях. Следовательно, настоящий, правильный закон преуспеяния, непреложный и благолепнейший порядок возрастания, несомненно тот, когда в течение лет развивает в более зрелых возрастах непременно те же самые составные части и формы, которые премудрость Творца предначертала в малютках, так что если бы вид человека превратился впоследствии в какой-нибудь образ не своего рода, или даже если бы только что-нибудь прибавилось к количеству его членов, или убавилось в нем, то все тело неизбежно или умирает, или делается уродливым, или, по крайней мере, становится слабее. |
| М. Ж. Ну, теперь, добравшись собственно до нашей основной темы, давайте подведем некоторый матричный итог и вернемся к началу. Что Вы можете сказать про первую наблюдаемую группу, включающую людей, вроде бы не имеющих никакого отношения ни к религии, ни к науке, но имеющих свое суждение об отношении религии к науке и науки к религии? М. С. В любом количественном исследовании нужны реперы 1 , и эта группа — вот такой чистый репер. Видимо, по ходу диалога мы часто будем сбиваться с разговора о науке на разговор об образованности — ведь и то и другое оперирует знаниями (как правило, чувственно подтвержденными), а также связано с напряжением мыслительных способностей. Однако, как шутил Ландау, ученым может быть и пудель, а мы все — научные работники. Так вот хотелось бы определить, что чем мы будем называть. Предлагаю под ученостью сегодня понимать обладание определенным — не малым! — объемом знаний, а под принадлежностью к науке — профессиональное занятие добыванием нового знания. Понятно, что второе без первого затруднительно, но в жизни всякое встречается. Не будем о грустном (неграмотный научный работник), есть и блестящие примеры выдающихся деятелей науки, не получивших формального образования. Яркий пример из нашего недавнего прошлого — Я. Б. Зельдович. Но в абсолютном большинстве случаев, конечно, негативное отношение к науке (именно к науке, а не к технике и технологиям) и ее плодам коррелирует с невысокой образованностью (или ученостью — в смысле пуделя). И еще несколько слов об определениях — без них трудно двигаться дальше. Все-таки вера, мне кажется, слишком фундаментальное свойство души, чтобы давать ей точные определения. Даже знаменитая Павлова формула (Евр 11:1) — скорее очень точное пояснение, чем в строгом смысле слова определение (например, в нем присутствует уверенность, которую можно определить как крайнее выражение веры — а это уже логическая петля, что недопустимо при строгом выстраивании аксиоматики). Или другая формула (уже говорящая скорее о содержательной стороне веры) — Викентия Леринского (“Альфа и Омега” писала о ней 2 ). |
| По 4 пункту – о Таинстве Евхаристии. Комиссия прямо ссылается на решение, принятое в 2006 году, т. е. она напоминает профессору, что его учение уже осуждалось Комиссией. Комиссия уже показывала, что его учение высосано из пальца и противоречит православной вере. Она еще и добавляет: «Что касается теории профессора А. И. Осипова , то она является богословским новшеством, основанным на воззрениях протоиерея Сергия Булгакова ». Т. е., то, что говорит уважаемый профессор, является его некоей собственной теорией – причем даже не его личного изготовления, то есть она даже не авторская, а просто списана. То есть опять же: что утверждается – что заявляет профессор – это не православная вера, это некая его частная теория, основанная на рассуждениях весьма сомнительного характера, как видим, одного протоиерея, который боролся с католическим пленением, поэтому выдумал свою собственною концепцию. Т. е. еще раз Комиссия и по 4 пункту говорит: профессор говорит не чистое православие, он не чистую православную веру проповедует, а свои собственные теории, которые не соответствуют святой православной вере – т. е. являются ересями. Пункт 5. О крещении младенцев и значении таинства Крещения для спасения. Профессору объясняют: Необходимость Крещения для вхождения в Царство Небесное выражена Самим Спасителем в беседе с Никодимом: «истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» ( Ин.3:5 ). Можно было указать еще очень многие цитаты из Священного Писания, в задачу Комиссии на самом деле не входит давать совсем полный и развернутый ответ. Комиссия просто констатирует факт: только Крещением – тем или иным, мы можем войти в Царство Небесное. Иначе войти в Царство Небесное невозможно. И здесь снова, в пункте 5, профессору объясняют – очень мягко, очень аккуратно, очень корректно, что его мнение не соответствует православной вере. Общее резюме заключения звучит так: Православный богослов должен стремиться к тому, чтобы излагать, прежде всего, то, «во что верили всегда, повсюду и все» (св. Викентий Леринский), а при наличии разных подходов в святоотеческом предании – освещать их, по возможности, равномерно, не давая явного предпочтения одной частной точке зрения. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 СВЯЩЕННОЕ ПРЕДАНИЕ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Священное Предание (греч. γι παραδσις, лат. sacra traditio) Буквально греческое слово παραδοσις означает преемственную передачу, например, передачу по наследству, а также и сам механизм передачи от одного человека к другому, от одного поколения людей к другому. Св. Викентий Леринский задает вопрос: «Что такое предание? – и сам же на него отвечает, – То, что тебе вверено, а не то, что тобой изобретено, – то, что ты принял, а не то, что выдумал». Существует множество попыток дать точное определение Священному Преданию, но ни одна из них не признана исчерпывающей. Сложность задачи, по-видимому, обусловлена тем, что понятие о Священном Предании как о Слове Божьем, открывающемся Церкви , не может быть полностью формализовано. Мнение, согласно которому Предание отличается от Писания лишь тем, что передается устно, не соответствует фактам (основные догматы Церкви, принятые на Вселенских соборах , были зафиксированы письменно). В то же время очевидно, что в истории Ветхого Завета , Нового Завета и Церкви Откровение нередко передавалось именно путем живого, неписаного провозвестия. В Священном Предании заключен самый дух Откровения, его центральный вектор; в нем выражена вера Церкви; и кто принимает эту веру, тем самым принимает и Священное Предание. Однако в конкретном историческом процессе Священное Предание неминуемо обрастает традициями, не имеющими богооткровенного характера. Эти традиции Иисус Христос называет " преданием человеческим " ( Мк 7,8 ; ср. Мф 15,6 ; Мк 7,3 ). Соотношение Предания и Писания В дореволюционных учебниках догматического богословия , а так же в катехизисах Священное Писание и Священное Предание обычно противопоставляются, в них говорится, что Предание и Писание это два источника вероучения , или два источника догматов . Это связано с латинским влиянием на православное богословие, которое началось в период упадка образованности на Христианском Востоке. Это латинское схоластическое влияние в данном случае проявляется в характерной для латинской мысли тенденции кодифицировать Предание в исторических документах, памятниках, иначе говоря, рассматривать Предание почти исключительно как некую сумму информации о Боге , о духовной жизни, в то время как для восточных отцов Предание – это всегда не только знание, не столько информация, сколько именно живой опыт богопознания, опыт объемного видения богооткровенной истины, без которого подлинное знание оказывается невозможным. |
| Тертуллиана считают пионером латинского богословия 23 , первым представителем тех его свойств, которые позднее и полнее развиты были в богословии Августина 24 . Если Тертуллиан явился первым провозвестником богословской науки на Западе, имевшим влияние на дальнейшее её развитие; то, изучая догматические воззрения Тертуллиана , мы изучаем первую главу из истории западно-латинской догматики, – те её зародыши, которые, с течением времени, развились и возросли в стройное целое. Не все, конечно, догматические мысли Тертуллиана послужили пригодным материалом для постройки западной догматики: первые шаги не всегда удачны; но, во всяком случае, значение его велико, как первого представителя западного богословия: Sicut Origenes apud Graecos, говорит Викентий Леринский, ita hic (Тертул.) apud Latinos nostrorum omnium facile princeps judicandus est 25 . При столь высокой важности теологии Тертуллиана по отношению к истории древней западно-латинской догматики не излишнею будет всякая новая попытка более точно уяснить и оценить достоинство и характер богословия Тертуллиана в виду многих, противоречащих друг другу, суждений, то возвышающих, то унижающих внутреннее достоинство этого богословия. Так как разноречивость мнений о характере и достоинстве теологии Тертуллиана вытекает главным образом из приемов изучения, неприложимых к ней; то метод, при помощи которого можно достигнуть более или менее верного понимания её, должен быть прямо противоположен вышеуказанным. Он должен состоять в выяснении общего, основного в богословско-спекулятивном созерцании Тертуллиана и в понимании частного в связи с общим. Для установления же правильного отношения между общим и частным необходимо обозначить основные теологические понятия Тертуллиана, имеющие значение общих положений или начал, из которых он исходит и которыми определяется при суждении о том или другом предмете, следить за приложением этих начал в частных случаях и оценивать каждое частное мнение и выражение его только с точки зрения этих начал. |
|
|
