| понятие А. использовалось для обозначения ручательства отчуждателя имущества (auctor) по поводу правомочности сделки (actio auctoritatis) или санкции лица, отвечающего за законность акта др. лица (auctoritas domini, patris, tutoris), а также для выражения одобрения патрицианским Сенатом постановлений комиций - народного собрания (auctoritas patrum) или тех или иных действий магистратов - чиновников (auctoritas sentatus), наконец, для характеристики полноты власти императора или в качестве синонима его распоряжений (summa auctoritas). Первоначально в отличие от власти по должности, обладающей в соответствии с законом четко регламентированными полномочиями и принудительным характером, обозначаемой в лат. языке особым термином potestas, А. мыслился как власть, восходящая к сакральному праву, освящающая potestas. В особенности применительно к должности императора происходит сближение этих двух понятий, хотя А. (согласно этимологии, от auctor - создатель, руководитель) и удержал за собой значение верховенства в понятии о любых властных полномочиях. В средневек. западноевроп. науке понятие А.- одно из фундаментальных: под ним подразумевается не только А. Свящ. Писания, но и А. Свящ. Предания. Начиная с блж. Августина и св. Кирилла Александрийского, ересь понималась как нечто новое, не имеющее опоры не только в Свящ. Писании, но и в творениях христ. писателей, подборки высказываний к-рых стали важным инструментом теологической полемики ( флорилегии или просто Libelli auctoritatum, Auctoritates); одновременно такие сборники служили сохранению и систематизации учения отцов Церкви. Викентий Леринский ( ок. 450) прямо указывал, что для богословского доказательства недостаточно ссылок только на Свящ. Писание, к-рое в силу слабости человеческого разума, не всегда способного проникнуть в истинные глубины богодухновенного текста, может стать опорой и для еретиков. В классической для всего средневековья формулировке Винцентия обязательным для Вселенской Церкви можно считать лишь то, во что верили везде, всегда и все (Commonimorium. 2-3). Достичь при решении того или иного теологического вопроса единства с А., т. е. со всеобщей, извечной и единодушной верой отцов - цель поколений теологов, отражавшая парадигму средневек. сознания, в целом чуждого идее обновления и развития, ориентированного на традицию, древность к-рой тождественна святости. Схоласту Бернарду Шартрскому ( 1124/30) принадлежит знаменитый афоризм: «Мы карлики на плечах великанов» (Иоанн Солсберийский. Metalogicon. III 4). Производное от термина «А.» прилагательное «аутентичный» обозначало учение, основанное на А., а потому истинное (doctrina authentica - Абсалон Сен-Викторский [ 1203]. Sermo. 27//PL. 211. Col. 162). Аналогичное значение имел А. в каноническом праве . |
| Но что же из всего этого следует для нашего вопроса? А именно то, что если толкование Священного Писания предоставить каждому отдельному человеку, то окажется столько же пониманий слова Божия, сколько людей, то есть совсем не окажется Священного Писания. Ведь это же самое еще в V веке говорил преп. Викентий Леринский: " Священное Писание по самой его возвышенности не все понимают в одном и том же смысле, но один толкует его изречения так, другой иначе; так что почти сколько людей, столько же, по-видимому, можно извлечь из него и смыслов. Ведь по-своему изъясняет его Новациан, по-своему Савеллий, по-своему Донат, по-своему Арий, Евномий, Македоний, по-своему Фотин, Аполлинарий, Присциллиан, по-своему Иовиниан, Пелагий, Целестий, по-своему, наконец, Несторий. А потому-то вследствие такого множества изворотов крайне разнообразного заблуждения и совершенно необходимо, чтобы нить толкования пророческих и апостольских Писаний направлялась по норме древнего и вселенского понимания " Наука со всеми своими методами бессильна установить какое-нибудь единомыслие. Научных толкований очень много. Можно, пожалуй, сказать, что написано по шкафу книг на каждый стих, и однако не только не разрешены сомнения, не сглажены разномыслия, а наоборот - этих сомнений и разномыслий становится все больше и больше. Да и отдельный человек постоянно будет колебаться в своем понимании Священного Писания, если не будет руководиться авторитетом Церкви. Но предоставленный самому себе рассудок может идти и далее в деле насилия над Писанием, оправдывая мудрые слова Климента Александрийского: " Люди, предавшиеся страстям, насилуют и Писание сообразно со своими пожеланиями " (Строматы. Кн.7. Гл.16). Книги Священного Писания дают особенно широкий простор для безграничного произвола самоуверенного рассудка. В самом деле, философы и основатели других религий оставили после себя целые тома своих сочинений, более или менее полно и определенно высказались, так что для перетолкования их учений безграничного произвола нет. |
| Тем не менее даже в апостольское время возникала проблема толкования, интерпретации и экзегезы. Таким образом, возникает проблема правильной герменевтики. Кто интерпретирует и от чьего имени? С какой позиции? Для Флоровского существует только один ответ: «Прежде всего, это церковная вера, берущая свой исток в Апостольском послании или проповеди (kerygma) и только в Церкви Писание можно правильно понять» . Эта ссылка к апостольскому пониманию истины, к их «передаче», их Предание рассматривалось как указание на разум Церкви. 3. Предание у отцов Церкви (краткий обзор) Именно все вышесказанное станет своеобразным методом раскрытия истинной веры без нововведений, в непрерывности, как с незапамятных времен держалось в Церкви. Это было характерное положение древней Церкви относительно вопросов веры, говорит Флоровский. Тем не менее чего-то не хватает. О чем речь? О следующем: даже древность не могла быть достаточным критерием истины. Но древность могла стать им в рамках «церковного разума», то есть в рамках указанной экклезиологической разборчивости (fronema, fronesis). По этому случаю Флоровский обратит свой взор на малоизвестного западного святителя — Викентия Леринского и его слова, которые я цитирую здесь полностью (чего Флоровский не делает, а дает только отдельные цитаты). Фрагмент, о котором мы говорим, гласит: «Но, быть может, кто-то спросит: ведь канон Писаний совершенен и с избытком достаточен на все. Почему же нужно присоединять к нему авторитет разумения церковного? — Потому, что священное Писание, по причине возвышенности его, не все понимают одинаково, но иный толкует его так, а иный иначе, так что представляется возможным извлечь из него столько же смыслов, сколько есть голов… А потому-то весьма необходимо, направлять нить толкования пророков и апостолов по правилу церковного и православного понимания. В самой же кафолической Церкви особенно должно заботиться нам о том, чтобы содержать то, чему верили повсюду всегда все. Но это будет наконец тогда, когда мы последуем всеобщности, древности, согласию» . |
| Завоеваниями науки отмечены практически все области, даже те, что вызывали слабый интерес 20–30 лет назад. Организация планомерных исследований необъятной литературы библейских катен благодаря открытиям Кона и Вендланда, Эрхарда, Кина и других значительно увеличили экзегетическое наследие Отцов Церкви, а его добротный сводный обзор, предоставленный в 1928 г. Деврэссом 72 , 20 лет спустя, должен на данный момент уже быть значительно пополнен не только фрагментами, но и значительными отрывками толкований и даже законченными экзегетическими трудами. Сенсационными находками, такими, как манихейские тексты, найденные в песках Фаюма (1932) или в пещерах Турфана (1905 г. и позже), и в особенности такими, как большая часть трудов Оригена , обнаруженных в заброшенном карьере в Туре, служившем во время войны складом для боеприпасов (1945), мы обязаны папирологии и исследовательским раскопкам в Египте и в Туркестане. Рядом с гностическими текстами, переводы которых были многочисленны в этом веке, особенно с коптского языка, находят свое место и переводы с других древневосточных языков, пополнившие наши знания о греческой патристике новыми текстами. Число ветхозаветных и новозаветных апокрифов увеличилось благодаря нескольким до сих пор неизвестным текстам, таким, как Epistola Titi, и многочисленным фрагментам, нередко важным, разбросанным в текстах самого разного периода и на различных языках исследования, собранные в издании источников по «Вселенским Соборам» Шварца, вернули нам часть наследия Ипатия Эфесского, а также других участников богословских споров V века и эпохи Юстиниана. Даже если в классификации недавно открытых или атрибутированных текстов, среди которых многие оставались неизданными или, будучи переведены, вошли в сокровищницу сирийской и армянской письменности, львиная доля относится к греческой патристике, в особенности к IV-VII вв., латинская патристика также обогатилась, достаточно упомянуть 138 проповедей блаженного Августина , добавленных в 1931 г. к 363, изданным мавристами, увеличив собрание таким образом на целую треть; принимая во внимание еще более чем 20 других текстов, открытых позже, реконструкцию толкования Пелагия и многие тексты разных авторов: Викентия Леринского, Евтропия и проч., найденные в испанских рукописях. |
| чтобы, приступив внезапно к зрению чистого света, мы не ослепли» («О Святом Духе», гл. 14). Викентий Леринский в том же своем Commonitorium, где он так четко утверждает авторитет Предания, не менее четко и заботливо отстаивает идею догматического и вообще жизненного развития церкви. Он пишет: «Может быть посему скажет кто-нибудь: так значит в церкви Христовой не допускается уже никакого преуспеяния (profectus) ? Конечно допускается и при том величайшее... Но однако таким образом, что это бывает действительное преуспеяние веры, а не изменение ее. Преуспеяние состоит в том, что та или другая вещь раскрывается сама в себе, а изменение, когда что-нибудь превращается из одного в другое. Итак подобает, чтобы возрастали и обильно и мощно преуспевали с течением веков и созревания разумение, знание, мудрость как единичных личностей, так и общества, как каждого христианина, так и всей Церкви, но только в том же самом смысле, в том же понимании. Религия – дело души пусть уподобляется закону тел, которые с нарастанием лет раскрывают свои члены и развивают, однако остаются теми же самыми, какими и были. Велико различие между цветением детства и зрелостью старости, но стариками становятся те же самые, кто были и юными, так что, хотя рост и наружность одного и того же человека меняется, тем не менее природа его и личность остается той же самой... Если что и прибавляется с зрелостью возраста, то все уже было заложено в плане семени, так что ничего потом не выявляется в стариках такого, что не таилось бы раньше уже в детях... Этому же закону развития должна следовать и догма христианской религии, т. е. пусть она с годами укрепляется, с временем расширяется, с возрастом возвышается, но пребывает неиспорченной и неповрежденной и остается целой и совершенной во всех измерениях своих частей, как бы в своих собственных членах и органах чувств, чтобы не допустить никакой сверх этого перемены, никакой утраты свойств, не подвергнуться никакой инаковости в содержании». Далее та же идея проводится через сравнение с развитием растений (Comm. |
| Написание Auctoritates стало также знаком временного смещения акцентов в споре. Как показывает заглавие, главным стал вопрос об авторитете. К тому времени для представления своей позиции требовалось привести свидетельства Предания, сопровождая их взвешенным комментарием. Хорошо составленная подборка цитат из официальных текстов позволяла обозначить основные пункты, почти их не развивая. Доказательствами являлись сами официальные определения. Любая экстраполяция была вопросом логических, а потому безопасных, умозаключений. Проспер мог написать Auctoritates, по крайней мере отчасти, в качестве реакции на формулу, предложенную Викентием Леринским в трактате Commonitorium quod ubique, quod semper, quod ab omnibus («то, что [признавалось] всюду, всегда и всеми»). Как мы увидим в следующей главе, трактат Викентия показал, что обращение к Преданию может быть также использовано и против августиновских взглядов. Судя по всему, обе стороны избрали одну и ту же стратегию. Тем самым они круто изменили сам стиль аргументации в этом споре. Теперь акцент был перенесен на скрупулезное выявление и представление тех элементов Предания, которые подтверждали отстаиваемую позицию. Изначальную и характерную для Августина опору на логическую аргументацию заменила апелляция к авторитетным текстам и традиционной практике. Непосредственным результатом этого было то, что предметом полемики стали лишь те пункты, по которым существовали ясные auctoritates («авторитетные мнения»). Спор начал определяться поиском авторитетов (хотя и не ставшим предпочтительным по сравнению с изначальным вопросом о соотношении человеческого действия и его результата): утверждалось лишь то, чему можно было найти авторитетные подтверждения, а остальное было отставлено в сторону. В итоге характерный для более раннего периода широкий спектр вопросов начал сокращаться. В новой усеченной форме проблема свелась к выяснению роли Божественного действия и роли человеческого действия в определении человеческой участи. Это выяснение должно было происходить с опорой на соответствующие авторитетные мнения. De vocatione omnium gentium |
| В полном согласии с православнои церковнои и богословскои традициеи, Патриарх не отделяет служение епископа от Тела Церкви: «В XXI веке, так же как и во все века, служение епископов, чтобы быть подлинно соборным, должно сочетать хранение определенных преданием институции с неусыпным вниманием к соборному голосу Церкви и «содержать то, чему верили повсюду, всегда, все» по слову преподобного Викентия Леринского» 13 . И снова Патриарх говорит здесь об опасностях, которые подстерегают епископа, как и любого священнослужителя, призванного к служению, превышающему то, что с мирскои точки зрения является лишь «профессиональнои религиознои деятельностью». «Мы видим, что Церкви непрестанно пытаются навязать жизнь по правилам мира сего, чтобы сделать земнои институт Церкви равным себе противником и расправляться с ним на своем поле. Горько видеть, когда отдельные служители Церкви способствуют этому, безрассудно обращая то священное, к хранению которого их призвал Господь, на служение сиюминутным, суетным и в конечном счете тленным вещам. Это, в том числе, происходит тогда, когда в священнике совершитель Таинств и проповедник слова Божия уступает место администратору или медиаперсоне, претендующеи на популярность модератора общественных процессов. В таком клирике блекнет образ священнослужителя как живои иконы Христа, как свидетеля инои жизни, устроеннои по иным, отличным от обычного мира законам. На примере такого священника люди могут, в конечном итоге, перестать видеть сакральныи характер Церкви, поставив ее в один ряд с общественными организациями» 14 . Говоря о епископском служении, Патриарх логически связывает эту тему с другими — темои общественного служения и церковного единства. Такое объемное видение является отличительнои чертои «практического богословия» Предстоятеля Русскои Православнои Церкви. В том же докладе — в части, посвященнои епископскому служению — читаем: «Только там возможно подлинное христианское общественное служение, где ревностно исповедуется особая идентичность христианина и собрания христиан, где с благоговением соблюдается Божии дар святости, где теплится христианская жизнь, в центре которои — евхаристическая молитва как переживание реального присутствия Господа Иисуса Христа, Спасителя мира, горе со Отцем седяща и зде нам невидимо спребывающа... |
| Все существо его проникнуто было любовью ко Христу и Его учению, но она является у него любовью сынов грома, когда он защищает христианскую истину против врагов её. С великим искусством он умеет разоблачать заблуждение, развивать мысль своего противника до последних выводов – до абсурда и осыпать его меткою остротою, злою сатирою и иронией. Ученость, остроумие, софизмы, юридические тонкости – все это обращается Тертуллианом в орудие для борьбы с врагами церкви. Но ему недостает во всем умеренности и сдержанности. Его сочинение «терпении» есть прекрасный гимн, посвященный восхвалению терпения – этой «небесной добродетели», но сам он никогда не обладал ею, по собственному его сознанию 8 . Есть однако ж нечто величественное в его смелости и важности, когда он защищает христианство пред языческими правителями и презрением отвечает на их угрозы, – когда порицает нравственные недостатки общества, проводя резкую грань между христианским и не христианским. Производительность и творчество его мысли достойны удивления. У Тертуллиана , говорит Викентий Леринский, едва ли не столько же слов, сколько сентенций 9 . Отличаясь острым и сильным умом 10 , он однако ж не с охотою пускается в спекулятивную область, хотя и здесь он так же свободно вращается, как и в практической сфере. Обладая разнообразными познаниями, знанием философских систем различных школ и направлений, он в тоже время не увлекается философией. Только созерцание природы, не подвергшейся влиянию человеческого искусства, умягчало жесткость Тертуллиана ; о ней он говорит всегда с любовью, даже с пристрастием; искусство же он считает извращением природы. Нерасположение к искусству отражается и на языке сочинений его: не чуждый высоким полетам риторики, он вообще пишет небрежно. При неутомимой энергии Тертуллиан развил многостороннюю литературную деятельность, являясь в ней замечательным апологетом, полемистом, догматистом и первым из христианских писателей, моралистом, смелым взором охватывая прошедшую и современную ему религиозную жизнь иудеев, язычников и христиан. |
| Классическое определение данного принципа мы находим уже у западного отца Церкви V века преподобного Викентия Леринского, глаголющего, что святым отцам верить должно «по такому правилу: что только или все они, или большинство их единомысленно принимали, содержали, передавали открыто, часто непоколебимо, как будто по какому предварительному согласию между собою учителей, то считать несомненным, верным и непререкаемым» 762 . Русский патролог Н. И. Сагарда , развивая эту мысль преподобного, замечает: «Вселенские Соборы санкционировали этот принцип и полагали его в основу своих догматических определений. Этот принцип получает оправдание и с другой стороны: истина объединяет честно и добросовестно стремящихся к ней. Такой критерий истинности свидетельства отцов отчетливо выставил св. Афанасий Александрийский : «Вот подлинно учение и вот признак истинных учителей: как предали отцы, согласно между собою и исповедывать одно и то же и не входить в споры ни друг с другом, ни со своими отцами... Святые и действительные проповедники истины один с другим согласны и не разнствуют между собою. Хотя и в разные времена были они, но все взаимно стремятся к одному и тому же, будучи пророками единого Бога и согласно благовествуя единое Слово...» 763 При этом не только не требуется, но и невозможно даже требовать, чтобы безусловно все отцы, без всякого исключения, высказывали согласное суждение об известном пункте церковного учения, – могло быть, что не каждый имел повод высказаться по данному вопросу. Достаточно, чтобы значительное число выдающихся отцов из различных стран и разных времен засвидетельствовали согласно, твердо и ясно, как учение Церкви, и чтобы остальные не представили противоположных суждений». При этом следует помнить, «что отцы Церкви и во всей совокупности не творцы церковного вероучения, а свидетели его: они, говоря словами Пятого Вселенского Собора, «веру, которая изначала дарована великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом святым Апостолам и ими проповедана во всем мире, исповедали, изъяснили и святым церквам предали». |
| 1877 Carmen de ingratis. Он обвиняет полупелагиан в неблагодарности к Августину и его великим заслугам в деле веры. 1878 Responsiones Prosperi Aquitani ad capitula calumniantium Gallorum и Ad capitula objecmi–onum Vincentianorum (Викентия Леринского) также присутствуют в приложении к десятому бенедиктинскому изданию трудов Августина, f. 198 sqq. и f. 207 sqq. Среди порочащих Викентия утверждений, например, приводятся следующие: 3. Quia Deus majo rem partem generis humani ad hoc creet, ut illam perdat in aeternum. 4. Quia major pars generis humani ad hoc creetur a Deo, ut non Dei, sed diaboli faciat voluntatem. 10. Quia adulteria et corruptelae virginum sacrarum ideo contingant, quia illas Deus ad hoc praedestinavit ut caderent. 1879 См. выше, §118; также Wiggers, ii, p. 208 ff., и Baur, I. c, p. 185 ff., которые также обвиняют Commonitorium в полупелагианской тенденции. Она вне сомнений, если Викентий был автором вышеупомянутых возражений Objectiones Vincentisanae. Возможно, вторая часть Commonitorium, которая утрачена, кроме заключительных глав, была специально направлена против августиновского учения о предопределении и поэтому была уничтожена, в то время как первая часть приобрела почти канонический авторитет в Католической церкви. 1880 De gratia Dei et humanae mentis libero arbitrio (в Biblioth. maxima Patrum, tom. viii). Этот труд считается наиболее умелой полупелагианской защитой, написанной в ту эпоху. См. о нем: Wiggers, ii, p. 224 ff. 1881 De viris illustr., с. 38, где в остальных отношениях он хвалит Августина. Он ссылается на отрывок из Prou., x, 19: «In multiloquio non fugies peccatum». См. о нем в Wiggers, ii, 350 ff., и Neander, Dogmengeschichte, i, p. 406. Его труды есть в Migne, Patrol., vol. 58. 1882 Ero Commentarius in Psalmos, написанный около 460 г., особенно на Ps. cxxvii: «Nisi Dominus aedificaverit domum». Некоторые, вслед за Сирмондом, считают его автором упомянутого далее трактата Praedestinatus, но без веских на то оснований. См. Wiggers, ii, p. 348 f. |
|
|
.jpg)
