| Давно уже подметили отцы, что окрест водятся гремучие змеи. Порой о. Герман находил смертоносную гадину даже в своей келье прямо в клобуке или на кровати. Однако появились кошки, и змей стало меньше. Отцы смекнули: раньше змей привлекало обилие мышей, поубавилось мышей, значит, змеям поживиться нечем. Таким образом, из нежелательных в монастыре «домашних тварей» кошки превратились в тружениц, блюстительниц чистоты. Поскольку «неканонично» давать какому-либо животному имя святого, отцы присваивали кошкам название того или иного места, связанного с жизнью святых. Так, кошка, приблудившаяся в день поминовения преп. Германа Аляскинского, получила кличку «Аляска»; объявившаяся на праздник св. Феодора Тирского, звалась «Тирой» и т. п. Грустноглазая дымчатая кошка, подобранная в день прославления иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», соответственно была и прозвана — «Скорбящей». Постоянной спутницей о. Серафима сделалась Тира. Пестрая мелкая кошечка стала воистину матриархом кошачьего клана, никто не смел ей перечить. Даже в келье о. Серафима она вела себя по–царски. Удобно устраивалась у него на коленях, когда он, к примеру, печатал какую-нибудь статью, и он боялся пошевелиться или встать, чтобы не потревожить гостью. Однажды, зайдя в одну из рабочих комнат, он увидел, что Тира принесла котят прямо среди бумаг на его редакторском столе! НО СОБАК о. Серафим любил куда больше. Конечно, ни одна из них не могла заменить ему любимого четвероногого друга детских лет Дитто, но в один прекрасный день на монастырский двор забежал большой рыжий, с черным «воротником» пес, похожий на немецкую овчарку. Он быстро подружился с отцами. «А что, может оставим его?» — с сомнением спросил о. Серафим. Но у собаки был ошейник, значит и хозяин, поэтому отцы повесили объявление в магазине в Платине. Вскоре хозяин и впрямь объявился. Приехал на грузовике, чтобы забрать своего Мерфи. Пес виновато припал к земле, с ужасом глядя на хозяина, — видно, не сладко ему жилось, не видел он ничего, кроме брани и побоев. Отцу Серафиму было жаль расставаться с псом. |
| Виктор Афанасьев Кошки и соловьи Иеромонах Платон (Покровский), помощник старца Макария в деле оптинского книгоиздания, был человек образованный. Учился он в Тамбовской духовной семинарии в одно время с будущим Оптинским старцем Амвросием, с которым тогда был дружен. Но в монастырь пришел позже о. Амвросия. В миру звали его Павел Степанович. Еще не будучи постриженным, он жил в Иоанно-Предтеченском Скиту и был одним из келейников старца Макария. К монастырской жизни привыкал он с трудом, и иногда у него появлялся помысел об уходе назад, в мир... Но все же любовь к жизни духовной, молитвенной преобладала в нем – и Господь Бог , видевший его сердце, удерживал его в ограде. Он был музыкант, играл на скрипке, хорошо пел. А в Оптиной стал регентовать на клиросе. Вот несколько эпизодов из его воспоминаний о Старце. „Одно время, когда я шел к Старцу, скрипичная музыка особенно одолевала меня. Всю дорогу воображением я наигрывал разные увертюры, вариации и т.п. Когда же вошел в келлию к Батюшке, он, как старец прозорливый, встретил меня такими словами: „Что ты все играешь? Какие там польки, вальсы, мазурки? А по-нашему вот как...“ И так как Старец в миру сам был скрипач, то начал тут же руками представлять игру на скрипке, копируя меня и вместе приговаривая: „Барыня, барыня...“ Старец действовал руками с проворством и искусством артиста и принял такую позу отчаянного скрипичного игрока, что я, удивленный этим явлением, рассмеялся и совершенно растерялся. „Вот как по-нашему! – прибавил Батюшка, живо выпрямившись и приняв обычное свое, но веселое положение, – а то что там по-французски... завывает, завывает“. Рассмешив меня этим до крайности и вполне утешив, Батюшка меня отпустил... Вот уже более десяти лет живу я в Скиту, и прежние скрипичные грезы уже не беспокоят меня... Пришел я однажды к Батюшке испросить у него благословение пропеть в церкви вместо причастного стиха вновь расположенный по нотам догматик 6-го гласа: „Кто Тебе не ублажит, Пресвятая Дево...“ Батюшка в это время сидел в своей келлии один за письмами. |
| Оборонялась, как могла, сдерживала гневливый характер, а иногда – не сдерживала. Но постоянно чувствовала взыскующий взгляд своего ангела-хранителя. Вот её стихотворение. Я представляю: нежный голос, ясный взгляд. Накидки белой вниз упали складки, И золотые пряди в дивном беспорядке Нездешним светом над главой горят. Крыла легли бесшумно за спиной, Но, кажется, что вновь сейчас воспрянут. Таким ты предстаёшь передо мной… Какой же я – перед тобой предстану?... Но в тяжкие минуты вырывались другие строки, сокрушённые, безнадёжные. «Я этот мир не понимаю: Здесь люди странные живут, Здесь люди плачут и страдают И горькое вино всё пьют. Тут запах дыма сигаретный, Тут горе у людей в глазах. Друг друга тут не понимают, И правды нет у них в слезах». И в отчаяньи снова и снова: «Как же лживы эти люди, Как же лживы…» В душе девочки свершался тяжкий процесс отчуждения. Свои горести дети несли в нашу школу, приходили ко мне домой. Я не придумывала утешений. Просто делилась тем светлым, чем восхищалась сама. Так в нашей общей жизни возникло имя: Илья Дмитриевич Сургучёв. Просматривая в библиотеке журналы «Юность», увидела публикацию его книги «Детство Императора Николая II». Фамилия автора была до той поры мне неизвестна. Но вот – открыла первые страницы и не могла оторваться, пока не закрыла последнюю. Передо мной лежала Книга Века, а имя Ильи Дмитриевича Сургучёва стало одним из слагаемых моей судьбы. Моей и, может быть, кого-то из ветлужских «воскресных детей» Держа в руках драгоценный журнал, я примчалась на очередное занятие, чтобы одарить, озарить ребят моим открытием. - А всё началось с кошки. – И я пересказала Предисловие Ильи Дмитриевича к книге. Лето 1939 года он, будучи в эмиграции, проводил в городе Жуан-ле-Пэн. Прогуливаясь по набережной, увидел, что «на ступеньках заколоченной виллы сидит кошка с котёнком и плачут от голода». Конечно, накормил, и не только в тот день, но и в последующие. Наблюдавшая за кормлением «пожилая женщина, явно Английского типа… утвердительно сказала: |
| Мне, как выпускнику высшего военно-морского училища, все, что касается В.А.Корнилова, П.С.Нахимова, В.И.Истомина, Э.И.Тотлебена, П.М.Кошки, И.В.Шевченко, и всех защитников Севастополя, Петропавловска-Камчатского, Восточной Грузии, ясно. Они - Соль земли Русской, Слава Российского флота. А вот кто «спасал» ситуацию? Кто возглавлял дипломатическую службу? И тут появляется интереснейшая информация. «55 лет на службе Российской Империи», 40 лет министр иностранных дел - Карл Нессельроде. «Дипломат, разведчик, патриот Отечества» - это так о нем в музее. Я не буду останавливаться на его родословной, ну, очень странной для чиновника такого уровня. «Ученик» Меттерниха - премьер-министра Австрии, «вербовщик» Талейрана - министра иностранных дел бонапартистской Франции, «товарищ» Пальмерстона, это все он. Достаточно? Остановимся на итогах деятельности возглавляемого им дипломатического корпуса в годы, предшествующие Крымской войне. Россия, победительница наполеоновской Франции после того как вся освобожденная Европа в восторге рукоплескала Императору - освободителю Александру I, к 1853 году, т.е. за 40 лет руководства Карлом Нессельроде дипломатической службой, превратилась в изгоя. Все: и бывшие враги, и бывшие союзники выступили против нее единым фронтом. Есть ли в этом заслуга руководителя Российской дипломатии, пересидевшего на своем посту двух монархов: Александра I и Николая I? «Беспрекословно, безынициативно,... (но) очень усердно», как писали в советское время, «исполнял волю самодержцев», за что и получил обидное прозвище «Кисельвроде». Так ли уж усердно он выполнял волю «Российских тиранов»? Карл Маркс, да, тот самый «наш», основоположник марксизма, еще не будучи «великим немецким экономистом» и прославившийся к тому времени только ненавистью к России и бытовой нечистоплотностью, написал работу о Пальмерстоне как о руководителе дипломатической службы, а затем и премьер министре Великобритании. В этом труде классик обвиняет лорда, ни много ни мало, в подыгрывании устремлениям Российских правителей и шпионаже в нашу пользу. А в качестве одного из аргументов он указывает на тесные связи последнего с руководителем русской дипломатии. С учетом готовности самого первого марксиста творить все исключительно за деньги, что подтверждает переписка с Энгельсом, работа о Пальмерстоне могла явиться своего рода пропагандистским прикрытием какой-то специальной операции. |
| – «Смотри, батя, не осрамись. Куда тебе проповеди говорить. Помалкивай лучше. Молчанье-то ведь золото», – советовали ему знавшие его невежество. Но, нет, не внимал Каринкинский поп мудрым советам и продолжал произносить свои проповеди. И чего-чего только не говорил поп Алексей. Стращал он своих прихожан и муками ада, если они будут брить бороды, грозил отлучением от Церкви, лишением погребения; уверял, что бритые не могут ни к кресту подходить, ни к просфоре, но что всего курьезнее – брадобреев он уподоблял «псу смердящему и коту блудливому», как будто собаки и кошки стригут или бреют бороды!.. Находились и такие раскольничьи попы, которые из подобных проповедей о грехе брадобрейства сумели извлекать для себя выгоду и вот каким образом. Само собой понятно, что дикие угрозы и бранные почти слова, направляемые на брадобреев, не могли понравиться тем из прихожан, которые стригут или бреют бороды; и вместо «раскаяния», они просто перестали ходить в те моленные, где на них метали громы и молнии. Вот некоторые раскольничьи попы, как, напр., некий Авив, и приказали своим дьячкам приглашать таких недовольных к себе в молельню. – «К нам, к нам, пожалуйте, – кричали Авивские дьячки брадобреям, – наш батюшка добрый»... Зазывания увенчались успехом, и в то время, как у попов – гонителей брадобреев моленные пустовали, у Авива битком набиты. Бывала за службой такая масса у него бритых физиономий, что неосторожный посетитель мог подумать, что артисты собрались на свадьбу своего товарища или официанты хоронили своего сослуживца. Такова была эпопея гонения на брадобреев, предпринятого пресловутым Арсением Уральским. Надумался идти по стопам своего предшественника и Иоанн Картушин и разослал, несколько времени тому назад, по всем раскольничьим попам, настоятелям московских моленных довольно безграмотный циркуляр, который приводим здесь полностью, с соблюдением Картушинских выражений. «От Старообрядческого Архиепископа Иоанна священному Иерею (имя рек) предписание. Священно – иерей (следует имя)! Немедленно сообщи мне следующее: 1) Кто из твоих клириков, певцов и чтецов бреют бороды и курят табак, то знают ли они правило 69 святых отец и 18 Анкирского св. отец собора? 2) Во время совершаемых в храме тобою Богослужений, кто из твоих прихожан и клириков смеются над твоим Богослужением, если же есть таковые, то напиши мне имя, отечество и фамилию таковых. 3) Кто из твоих прихожан бреют бороды, а также курят табак. 4) Кто из твоих прихожан едят мясо в Среду и Пяток и в положенные святой древней православной Церковью посты: то почему они не соблюдают сие правило по болезни или по какой другой причине, то по получении сего предписания немедленно мне напиши об этих беззаконниках в точности, без утайки, по чистой совести и не взирая на богатство их, а помня правило 71 св. Василия Великого и правило 196 из Номоканона. Старообрядческий Архиепископ Иоанн». |
| Нужно заметить, что сербские монастыри последнего времени, хотя и многочисленны по количеству, но в них мало монахов. Поэтому они нуждались в посторонней рабочей силе. Определившись на службу в монастырь, Роман с женою были помещены в одну комнату, в которой они прожили около трех лет безбрачно, в целомудрии, как брат с сестрой. И лишь после этого они приняли на себя подвиг иночества. Жена уехала в женскую обитель, верстах в двухстах от этого монастыря, а он остался здесь. Не знаю сколько времени прожил он в самом монастыре, но я застал его уже в скиту св.Саввы. Это был человек выше среднего роста, необыкновенно худой, но крепкий и, как говорится, жилистый. В скиту были и огород, и небольшой сад, и маленький виноградник, и незначительное поле пшеницы. Над всем этим и трудился в полном уединении о. Роман. И нужно отметить, что он отличался необыкновенной жаждой к труду. Рано утром мы служили с ним небольшое правило. После правила и легкого раннего завтрака он торопливо бежал куда-нибудь на работу. А я оставался в скиту и за сторожа, и за повара. Впрочем, наша пища и моя поварская работа были крайне просты и скудны. О. Роман оставлял мне немного картофеля и пшена. После я сам подкупал рису и постного масла. Картофель, по совету о. Романа, я не чистил, так как крупный оставлялся им на великий пост и раннюю весну, а мелкий трудно было чистить и не стоило, так как мало бы оставалось его в пищу. О. Роман привел меня к источнику и показал, как обращаться с картофелем. Налил в ведро воды, всыпал картофель, промыл его в трех водах и поставил вариться. Потом я прибавлял пшена или рису, и выходил у нас суп. А в скоромные дни мы кушали и брынзу (овечий сыр). Времени у меня оставалось довольно много, и я писал объяснения праздников и т.п. К вечеру о. Роман возвращался с работы, и мы ужинали. К праздникам я пек еще просфоры, но должен сознаться, они почти всегда были у меня неудачны, т.к. тесто очень плохо всходило: в кухне было недостаточно тепло. В скиту не было никакой живности, кроме кошки с котенком, которые охраняли домик от небольших лесных крыс. |
| Отвержем всякую мысль о мщении и воздаянии злом за зло. «Мне отмщение, Аз воздам»! – сказал Господь. Хочешь ли переносить горести с легкостью и удобством? Смерть за Христа да будет вожделенна тебе. Эта смерть да предстоит непрестанно пред очами твоими. Умерщвляй себя ежедневно воздержанием от всех греховных пожеланий плоти и духа, умерщвляй себя отвержением своей своей воли и отвержением самооправданий, приносимых лжеименным разумом и лукавой совестью ветхого человека. Умерщвляй себя живо, представляя себе и живописуя неминуемую смерть твою. Нам дана заповедь последовать Христу, взяв крест свой. Это значит, мы должны быть всегда готовы с радостью и веселием умереть за Христа… Желающий умереть за Христа какой напасти, какого оскорбления не претерпит великодушно». Выписки. Письма ст. иер. Анатолия От нас самих зависит нам рай: потерпи, смирись и обрящешь рай в себе самой. Как говорит один святой: «не ищи ни Рима, ни Иерусалима, а уготовь дом души, и к тебе придут не только Петр и Павел, но Сам Господь с Пречистой Матерью Своей и с сонмом ангелов и святых». Если мешают молиться, не унывай, а смиряйся. Чтобы быть покойной не ищи ничьей дружбы. Сиди в своей келлии, и та всему тя научит. Всему, т.е. доброму. А чужие келлии учат всегда всякому злу. Читать книги монаху, если он желает быть монахом не по одежде только, а делом и истиной, необходимо. А без книг не только [не] будешь монахом, но понятия об истинном монашестве не приобретешь. Одни живут: как кошки, собаки, воробьи и прочие животные, у них мрак в голове и сердце, и они, как сумасшедшие, не думают, да и не знают, и не веруют, что есть Бог, есть вечность, есть смерть, и физическая, и духовная! Такие и живут, и умирают, как скоты, и еще хуже. А мы, мы веруем и исповедуем, что есть Бог, есть вечность, есть демоны, есть ангелы. И мы обреклись или облеклись в Ангелов, в Ангельский образ. «Я пошла в монастырь не для того, чтобы быть любимицей старца, а чтобы быть возлюбленной Жениха моего Иисуса Христа. Если старец способствует сему, я и его люблю, а если препятствует – отрицаюсь его». |
| – Очень красивая страна, – ответил он. – Знаете, в университетском городке наш дом стоял среди сосен и на рассвете к окнам приходили олени. А на крыльце, как домашние кошки, сидели зайцы. И никто не пытался содрать с них шкуру, зажарить и съесть. Американцы с особой нежностью относятся к природе и очень любят свою страну. И когда случаются какие-то бедствия – у нас в таких случаях ругают правительство, всё русское и русских, – американец поднимает над своим домом национальный флаг, провозглашая: «Мы Америка и мы выстоим!» – Почему же вы вернулись в Россию из этого американского рая? – насмешливо спросила монахиня. – Потому что в Америке мои дети стали бы американцами, а я хочу, чтобы они выросли русскими православными людьми. Да, жить в России труднее, а только нет ничего выше нашего православия. Вот смотрите, мы ежедневно читаем одни и те же молитвы. И будь это обыкновенные слова, они давно бы наскучили нам. А мы молимся Господу с сердечным волнением, потому что Дух дышит, где хочет, и Дух животворит. Профессор увлечённо говорил о том, что только с Божьей помощью и при дарованной нам Господом свободе воли формируется по-настоящему интересная творческая личность, уже не подчинённая политизированной деспотии века и рабству земных страстей. Монахиня затихла, казалось, заслушавшись. И вдруг обнаружилось – ей плохо, и в больницу нашу попутчицу внесли уже на носилках. Профессор, переживая, совал медсёстрам деньги, чтобы купили больной фрукты и всё необходимое. А монахиня виновато сказала ему: – Простите, что наговорила вам всякой ерунды. Это болезнь у меня такая – тиреотоксикоз. Он вызывает такие приступы вспыльчивости, что я, как безумная, бросаюсь на всех. Не обращайте, пожалуйста, внимания и простите меня ради Христа! С годами монахиня заметно смягчается и уже усматривает связь своих болезней с той болью, какую она, бывало, причиняла людям. Меняемся с годами и мы. Былую счастливую уверенность неофитов, что мы неуклонно приближаемся к святости, сменило теперь чистосердечное покаяние: «Согреших, Господи, на Небо и пред Тобою». А даже Небо зовёт нас ныне к покаянию, и в огненное лето 2010 года небеса, по слову пророка Иеремии, «сделались медью» и стали епитимьей за наши грехи. «Земля, расколотая засухой и как бы окаменевшая, уничтожила труд земледельцев, – говорит в Слове о засухе святитель Иоанн Златоуст. – Таков плод греха, таковы жертвы нечестия за то, что мы не пошли по путям Бога». Праведен суд Божий, ибо, по слову святого Иоанна Златоуста, мы бесчестим Творца своей постыдной жизнью – страшимся, как трусы, пути исповедничества, не милуем бедных, не сострадаем неудачникам и в горячечном превозношении над людьми становимся «судьями неумолимыми». Не потому ли Господь посылает нам столько скорбей, что иначе нас не смирить? |
| Закрыть Зарядье – путешествие в пространстве и времени Живописный парк в центре Москвы – живое воплощение «машины времени», где прошлое, настоящее и будущее перед глазами 30.01.2021 1170 Время на чтение 11 минут Три года назад в самом центре Москвы, по соседству с Кремлем, появилось новое место отдыха – живописный парк Зарядье, крупнейший на сегодняшний день в России. Давно хотелось посетить его, но не просто «погулять», а, как минимум, с экскурсоводом; услышать историю этого, как некоторые его называют, сакрального сердца столицы, узнать, какие развлекательные и, прежде всего, развивающие программы и мероприятия предусмотрены организаторами для детей, молодежи и т.д. и т.п. В первые два года к парку было не подступиться – со стороны он был похож на огромный муравейник, где яблоку негде было упасть. Впечатление, что войдя туда, ты попадешь не в зону комфортного отдыха, а в московское метро в час пик. Это впечатление подогревалось СМИ, ведущими свои репортажи оттуда. Потом парк опустел – грянула пандемия. И вот, наконец, мы, прихожане храма свт. Николы на Берсеневке во главе с настоятелем игуменом Кириллом (Сахаровым) осуществили свое намерение – совершили свою первую вылазку в Зарядье с исторической экскурсией по парку, которая началась от Медиацентра. И чего только ни было в этом древнейшем историческом районе, втором по древности после Кремля! Сколько разных жизней он прожил. С меняли друг друга Английское посольство и царская резиденция, военный гарнизон, еврейский квартал и городские трущобы. Первое поселение, по данным археологов, здесь возникло в 12 веке. Зарядские жители носили звучные фамилии. В одной из раскопок была найдена костяная печать с надписью «печать Ивана Коровы». Ее хозяин - князь, боярин, наместник московский Иван Юрьевич Патрикеев. Его соседями были бояре Романовы, как мы знаем, род свой ведущие от Андрея Кобылы и его сына Федора Кошки. Купцы Василий Бобер, Федор Вепрь и Юшка Урвихвост построили каменную Варваринскую церковь, давшую имя улице, с которой начинался путь из Москвы в духовную столицу тех лет – Владимир. По Варварке Дмитрий Донской въезжал в Кремль, возвращаясь с Куликовской битвы. Юшка Урвихвост на той же Варварке (или Варьской) выстроил белокаменные палаты, которые потом Иван Грозный отдал английским купцам, налаживая торговые отношения с Европой. |
| – Те, смотри, где Ананаци, – сказал Чик. – Ананаци, как ты туда попала? – спросила тетушка, хотя ничего особенного в этом не было. Но сейчас ей хотелось показать Евгении Александровне, что у нее очень воспитанные кошки. У тетушки было две кошки, звали их Ананаци и Апапаци. Чик знал, что имена кошек не существуют ни на одном из многочисленных языков, которые знает тетушка. Имена эти придумала сама тетушка, они каким-то образом передавали ее нежное отношение к своим кошкам и еще то, что они, эти кошки, родственницы, то есть Ананаци мать Апапаци. – Иди ко мне, моя золотая, иди ко мне, моя дорогая, – нараспев повторяла тетушка, но Ананаци, сидя на чердачном окне соседней крыши, смотрела на них спокойными неузнающими глазами. Тогда тетушка взяла с тарелки один пирожок и, громко зовя обеих кошек, вышла из галереи на открытую лестничную площадку. – Ананаци, Апапаци, – звала тетушка на весь двор, но раньше, чем кошки, на призыв ее отозвалась Белка. Она вырвалась из рук Соньки и побежала наверх. – Нет, Белочка, – громко сказала тетушка, – ты свою долю уже получила, а я хочу накормить моих дорогих кошечек. Ананаци! Апапаци! – громко звала тетушка, но Ананаци, которая сидела у открытого чердачного окна, даже не шевельнулась. «Только кошки бывают такими, – подумал Чик. – Собака никогда так не сделает. Собака или прибежит на зов хозяина, или, если не прибежит, всем своим видом покажет, что она обижена на хозяина или боится его. Но вот так вот прямо смотреть в глаза хозяину и совершенно никак не выдавать своего отношения к нему умеют только кошки». В конце концов Апапаци откуда-то прибежала, а тетушке надоело звать Ананаци. – Ешь вместе с Белочкой, если эта дура по чужим чердакам шатается, – сказала тетушка и, как понял Чик, разделила пирожок между кошкой и собакой. Это понял не только Чик, но и Ананаци. Поняв, что ее больше не зовут, а пирожок разделен, она громко и жалобно замяукала. В это время тетушка возвращалась на свое место, а тетя Тамара, пользуясь тем, что двор исчез из кругозора тетушки, быстро подошла к бочке и, сунув туда ведро, наполнила его водой и ринулась назад. Но в это время мяукнула Ананаци, и тетушка на полпути назад открыла одно из окон галереи и стала громко укорять Ананаци за то, что та, когда ее просили, не пришла, а теперь жалобно мяукает. |
|
|
