| Рассказ Вассиана о последних днях и смерти тверского епископа Акакия публикуется по единственному списку (РНБ, собр. Погодина, 1564, л. 47–55 об.), который является автографом Вассиана. Текст списка сохранил следы авторской правки. О ПРЕСТАВЛЕНИИ СВЯТОГО ЕПИСКОПА АКАКИЯ ТВЕРСКОГО И О ЖИТИИ ЕГО ВКРАТЦЕ В год 7075 (1567) в 14 день месяца января преставился епископ тверской и кашинский Акакий, во втором часу ночи со вторника на среду, на 15 число, на память преподобных отцов Павла Фивейского и Иоанна Кущника. Пас церковь Божию 44 года 9 месяцев и 14 дней. А всех лет жизни его от рождения 85 без двух месяцев. Житие же и преставление святого епископа Акакия Тверского было удивительно. До скончания лет жизни своей никогда он соборного пения в келье своей не совершал, кроме Федоровой недели, но всегда с усердием ходил в соборную церковь . Даже если его одолевал тяжелый недуг или зима очень морозная была, владыка Акакий все терпел и с усердием всегда в соборную церковь непременно ходил. Когда же приблизилось время преставления его, за пять дней до Рождества Христова, в четверг после вечерни, перед пятницей, 20-го числа, пришел владыка к себе в келью и, сотворив начало по обычаю, велел позвать к себе ризничего Макария. И спросил его: «Сколько ставлеников?» Ризничий сказал: «Два». И владыка велел ризничему пошлины все сполна ставленикам отдать и отпустить их восвояси. Ризничий же начал на это что-то говорить: «Святой владыка, Бог облегчит тебе службу на Христово Рождество, а ставлеников только два – один в попы, а другой в дьяконы. И ты, даст Бог, над обоими сразу поставление совершишь да и отпустишь». И опять владыка, будто осердясь, велел ризничему их отпустить, отдав все пошлины. И по приказу владыки ризничий так и сделал. Еще приказал владыка ризничему подать весть попу Авраамию, который служит в храме Всемилостивого Спаса на владычном дворе, и иподьякам, чтобы по звону на площади пришли в келью петь заутреню и прочее правило. И отпустил ризничего в келью. А сам владыка пошел во внутреннюю келью и Вассиану духовнику велел пойти с собою же во внутреннюю келью. И после молитвы велел он Вассиану рядом с собою сесть, и начал владыка кроткой речью говорить так: «Вассиан, спи ты у меня в передней келье да стереги, как увидишь, что я стану умирать, и ты бы постарался прочитать канон на исход души». Духовник же, выслушав наказ святого владыки и взяв благословение, пошел в келью свою, и поздним вечером приходил и спал в передней келье святого владыки, часто же днем и ночью и во внутреннюю келью ко владыке входил для присмотра. |
| Многие проблемы, связанные с историей формирования и бытования Волоколамского патерика, решить до конца нельзя из-за утраты авторской редакции произведения. О содержании и структуре патерика Досифея Топоркова мы можем судить по описанию рукописи Иосифо-Волоколамского музейного собрания 17 664), сделанному П. М. Строевым в конце XIX века (см.: Строев П. М. Описание рукописей монастырей Волоколамского, Новый-Иерусалим, Саввина-Сторожевского и Пафнутьева-Боровского. СПб., 1889. С. 201). В авторский список патерика входили следующие тексты: предисловие о месте и времени основания Волока Ламского (без начала); «Слово о житии Пафнутия Боровского» и цикл «Повестей отца Пафнутия»; «Надгробное слово Иосифу Волоцкому» и рассказ о Макарии Калязинском, записанный Иосифом со слов святого; разные повести, «приложенные писавшим сию книгу, им самим слышанные и виденные». Фрагменты патерика Досифея Топоркова дошли до нас в двух сборниках Вассиана Кошки 60-х гг. XVI в. 927 из Синодального собрания ГИМ (по нему произведение было опубликовано в 1914—1915 и 1973 гг. и публикуется в настоящем издании) и 1257 из Музейного собрания РГБ, в состав которого входят фрагменты патерика, отсутствуюшие в первом сборнике (они впервые публикуются в настоящем издании). Сопоставление содержания Волоколамского патерика Досифея Топоркова с текстом произведения в сборнике из Синодального собрания позволяет сделать вывод о том, что Вассианом Кошкой была создана новая редакция памятника, в которой первоначальный замысел Досифея Топоркова был развит и укрупнен. Весь сборник Вассиана Кошки представляет собой патериковый ансамбль. Иосифлянское начало в сборнике усилено путем введения в него Жития Иосифа Волоцкого редакции Саввы Крутицкого и публицистических сочинений самого Иосифа. Пафнутьевский же цикл произведения предельно сокращен (нет жития святого) и выступает как часть Иосифова, повествуя об истоках иосифлянства. Идея духовной и литературной преемственности реализуется через введение в сборник сочинений, посвященных ученикам и последователям Иосифа (жития Фотия Волоцкого, Кассиана Босого). Дорожа идейно-тематическим единством сборника, Вассиан Кошка нарушил хронологический принцип расположения материала в патерике, главный для Досифея Топоркова. Однако оба патериковых сборника имеют и много общих черт: открытость жанровой структуры, мысль о преемственности в духовной жизни народа и культ наставничества-ученичества, рассмотрение монастырской истории как части общерусского процесса развития. |
| Разумеется, жития следовали агиографическому канону. Как поразительно сходны описания прихода будущего подвижника в монастырь, когда его, отрока, предупреждают о трудностях иноческой жизни, на что он отвечает словами евангельской притчи, что лишь отрекшийся от мирской суеты окажется достоин Царства Божия. Как много сюжетных параллелей найдем мы в описании чудес, творимых святыми. Как сходны описания их кончин. И тем не менее мы нередко встретим в житиях живые подробности, свидетельствующие о том, что агиограф был осведомлен об обстоятельствах описываемых событий и не удержался от желания поведать о них своим читателям. Так, удивительно нагляден и подробен рассказ Вассиана Кошки о кончине тверского епископа Акакия. Останавливает внимание и поэтическое начало Сказания о Валаамском монастыре. Традиционный рассказ о разделении земли между народами, восходящий к Библии , обычно представляет собой сухой перечень этнонимов. Здесь же он сопровождается лаконичной, но в то же время конкретной характеристикой регионов, чем-то напоминающей описание Руси в Слове о погибели Русской земли: «Овх убо под теплотными странами всели и сластьми благовонных аромат възвесели, и златом, и дражайшими многомастными камыкы украси. Овх же на плодоносных землях жити учини и веселнйшими винограды обогати. Овх же по пустыням разса, скотопитательство велие дарова имъ». И далее, характеризуя, как можно думать, Русскую землю, автор пишет: «Ини же на премножайших водах и в велицх лсех насели и рыбами преумножи и красно-видных зверей кожами одаривъ». Упоминание на первом месте «премножайших вод» для характеристики севернорусских монастырей, расположенных либо на островах (Соловецкий, Валаамский, Коневецкий, Троицкий Зеленецкий), либо на берегах рек и озер (Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Новоезерский и др.), совершенно уместно. Вообще, топос – пустынник селится в глухом лесу возле родника или ручья – видимо, не случаен: помимо бытовой потребности в чистой воде, «криница» (источник), возможно, символизировала чистоту и уединенность отшельнического жития, а само уподобление распространения христианской веры рекам и потокам, напояющим землю, также традиционно и широко употребимо. |
| Пищи же во вторник владыка не принимал. С обеденной поры ни с кем не стал ни о чем говорить, только начал медленно произносить «Радуйся» до вечерни. И вечером так же «Радуйся» говорил, но потише. Духовник после его смерти уразумел, что владыка похвальные каноны Пречистой Богородице в мыслях читал, языком же не мог, только «Радуйся» повторял. За час до вечерни пришел федоровский архимандрит Ефрем. Владыка же еще «Радуйся» говорит, но уже тихо. На первом часу ночи владыка вдруг будто отходить стал. И архимандрит Ефрем начал канон на исход души читать. Духовник же, взяв кадило с благоуханным фимиамом, стал кадить и читать молитву на исход души. Во время же отпуста канона владыка будто уснул и вдруг легко икнул во втором часу ночи. Таково святого владыки преставление. Лицо же его сделалось светлее, чем у живого, а очи и уста, как у спящего. Архимандрит Ефрем с духовником и старцами келейными мощи святого владыки положили на одре и начали читать келейное правило, а церковному сторожу велели немного позвонить в благовестный колокол, чтобы объявить о преставлении святого владыки. Наутро в среду в первом часу дня съехались отроческий архимандрит Вавила (а федоровский архимандрит Ефрем тут и был, в келье владыки ночевал), игумены посадские и Желтикова монастыря Пречистой архимандрит Савватий. И стали по правилу святых отцов отирать губкою мощи святого владыки и облачать святого владыку Акакия во все служебные святительские одежды. А церковным сторожам велели звонить в благовестный колокол и созывать всех на проводы мощей святого владыки из кельи в соборную церковь Спаса. Священноинокам же посадским всем велели приказать, чтобы были дьяконы их со светильниками и фимиамом. И по приказу все так и было. И иконописцы были – Иван, сын Владимира живописца. Когда в келье владыки архимандриты и игумены все указанное святыми отцами над мощами святого владыки совершили, понесли игумены и священники мощи святого владыки на одре над головами своими в соборную церковь Спаса, распевая Трисвятое пение «Святый Боже», песнь на кончину всякого человека. Со свечами и светильниками, со многими слезами не радостное, но плачевное пели и говорили: «Отошла от нас благость, больше солнечных лучей нас просвещавшая, угас светильник, сияющий на высоте в сердцах наших, отгоняющий и просвещающий тьму неведения для душ нуждающихся. Великая нас сегодня обступила беда, ибо взят от нас великий сосуд Божьих даров, в котором была любовь нелицемерная, Авраамово страннолюбие, Иаковлево незлобие, Иосифово целомудрие, Иевлево терпение, Моисеева милость, Давидова кротость». И говорили с рыданием: «Если забудем тебя, святой владыка Акакий, пусть забыта будет десница наша. Следует нам уже оставить плач, душевным благом себя утвердить, ибо не взят от нас пастырь добрый, святой владыка Акакий, но еще больше ныне нас направляет, ныне, яснейший, молится о нас. Хотя он и оставил завесу плоти, но духом с нами пребывает». |
| По приказу самого владыки Акакия погребены были святые его мощи с честью в Желтиковом монастыре Пречистой рязанским епископом Филофеем, по приказу благоверного и христолюбивого царя государя великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, и по благословению преосвященного митрополита всея Руси Филиппа. Погребены же были мощи в тринадцатый день после преставления его, в понедельник, в 27-й день месяца января, на память возвращения честных мощей святого отца нашего Иоанна Златоуста . Сие же я, недостойный чернец, святого владыки Акакия духовник Вассиан написал себе для прочтения на память, что Бог удостоил меня от такого святого благословение принять и честным мощам его коснуться. О ПРЕСТАВЛЕНИИ СВЯТОГО ЕПИСКОПА АКАКИА ТВЕРЬСКАГО И О ЖИТИИ ЕГО ВКРАТЦ Лта 7070 пятаго месяца генваря 14 день преставися епископъ Акакей 636 тверьский и кашинский, во вторый час нощи съ вторника на среду, на пятоенадесят число, на память преподобных отець Павла Фивйскаго 637 и Иоанна Кущника. 638 Пас церковь Божию лт 44,9 месяць и 14 дней. А всх лтъ живота его от рожениа 80 и 5 лт без дву месяцовъ. Житие же и преставление святого епископа Акакиа Тверскаго бысть дивно. И до преставлениа лт живота своего никогдаже соборнаго пниа в кельи своей не вмщаше, опроче Феодоровой недели, 639 но всегда со тщанием в соборную церковь хожаше. Аще и великая его немощь обдержит или зима мразна велми, а владыка же Акакей все терпяше и со тщаниемъ всегда в соборную церковь безодъкладно хожаше. Егда же приближися время преставлению его, и за пять день до Христова Рожества, 640 в четвергь после вечерни, 641 противъ петка, 20-го числа, пришед владыка в келью и сотворивъ начало 642 по обычаю, и повел к себе призвати ризничего Макария. И вопроси его: «Сколько ставлеников?» 643 Ризничей же сказа: «Два». И владыка ризничему повел ставлеником пошлины вс сполна отдати и отпустити ставлениковъ восвоя. Ризничей же нача глаголати нчто: «Святый владыко, Богъ облегчит теб служити на Христово Рожество, а ставлеников толко два – одинъ в попы, а другой во дияконы. И ты, дасть Богъ, обих вдругъ съвершишъ да и отпустишъ». И пакы владыка, аки злобяся, глаголя ризничему, веля их отпустити, отдавъ пошлины вс. И по приказу владычню ризничей сотвори тако. |
| «Историзм, связь с конкретными событиями своего времени составляет характерную особенность сказаний Киево-Печерского патерика. Однако они объединяются не хронологической последовательностью излагаемых событий, а последовательностью иерархической значимости материала» 466 , – делает вывод ученый. Действительно, тенденция к выпрямлению временной последовательности событий в Патерике – одна из магистральных линий редакторской работы над памятником, но не единственная. Были попытки подчинить внутреннюю структуру сборника авторскому, или жанровому, или идейно-тематическому принципу группировки «слов». Размытость границ между летописным и агиографическим повествованием сохраняют русские патерики последующих эпох. Эта черта войдет в «генетический код» жанра. Соблюдение временной последовательности в изложении русского иосифлянства явилось одним из главных принципов работы над Волоколамским патериком для Досифея Топоркова, известного и как редактора Руского хронографа. Однако позднее в Волоколамском патерике редакции Вассиана Кошки этот принцип был нарушен: тексты, связанные с личностью и деятельностью Иосифа Волоцкого , стали предварять цикл произведений о его духовном учителе – Пафнутии Боровском. На смену “летописному”, строго хронологическому принципу расположения материала, где каждый рассказ о святом рассматривался как звено общей монастырской истории, пришел новый принцип – идейно-публицистический, требовавший от составителя патерикового свода соблюдения определенной иерархии в расположении геройного ряда произведения. Киево-Печерский, Волоколамский, Псково-Печерский, Соловецкий патерики – это своеобразные агиографические летописи монастырей. Для них характерны наличие «летописных» предисловий, открытость структуры и постоянное расширение состава сборника за счет летописных данных и статей, обилие исторических реалий, стремление согласовать или сознательно противопоставить официальной летописной версии интерпретацию того или иного факта монастырским преданием. В переводных «отечниках» религиозно-учительное начало явно преобладало над повествовательно-историческим. |
| Люди боялись, что огонь из этого облака уничтожит город, однако Господь внял их молитвам и помиловал нечастных, прекратив бедствие. Позднее они узнали, что землетрясение было и в иных городах, а турецкий город Солониха (Салоники.– С. Ш.) полностью уничтожен. А. И. Соболевский, считал этот текст переводом с печатного летучего листа и даже приводил возможный источник. Казакова доказала, что указанный Соболевским в качестве оригинала документ рассказывал о том же событии, но для русского текста оригиналом он не является. Исследовательница предположила, что кто-то из новгородских купцов в Колывани записал этот рассказ у очевидцев землетрясения. К сожалению, данное предположение невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, поскольку вполне вероятно, что протограф этого рассказа просто не сохранился или пока не найден. Им вполне мог стать летучий листок, составленный в Таллинне. О. Л. Новикова связывает распространение сочинения в русской книжности с деятельностью Новгородского архиепископа Феодосия (занимал кафедру в 1542–1551 гг.). Его стараниями сочинение попало в Новгородскую вторую и Воскресенский список Софийской второй летописи (в последней рукописи оно находилось среди дополнительных статей). Покинув архиерейскую кафедру, Феодосий поселился в Иосифо-Волоколамском монастыре. Вместе с ним появилась в обители и рукопись памятника, с которой сняты копии для сборников Нифонта Кормилицына (ум. ок. 1561 г.) и Вассиана Кошки (ум. 1568 г.). Учитывая как время архиерейства Феодосия, так и датировку рукописей, с уверенностью можно сказать, что в Россию новость попала непосредственно по следам события. В сборнике Нифонта Кормилицына рассказу о землетрясении 1542 г. предшествует «Сказание о трясении Цареградском» в 1509 г. (полное заглавие «В лето 7018 месяца декабря индикта 13, что сталося Божиа звод и пущение в Цариграде, по греческому, в Константинополе. Поведал государю его милости королю полскому, а великому князю Литовскому Жигимонту наперце его о турцех тако») Оно было опубликовано в недавней работе А. |
| нашли отражение в рукописях Нифонта Кормилицына и Вассиана Кошки. В рукописи последнего имеется также Сказание «о знамении небесном, иже бысть в Немецкой земле в граде Риге» (1524 г.). Все перечисленные выше владельцы русских переводов европейских «вестей» оставили заметный след в культурной и религиозной жизни России XVI столетия. Остановимся на этих текстах более подробно. «Изложение истинно истиннейшее и предивнейшее вестей от Неапольского града от господина Лудовика, того же града воеводы: како Неаполь водою умиление истребися в день 11 октября месяца, еже вси вместо потопа нарицати могут» рассказывает о случившейся в 1523 г. страшной буре, в результате которой Неаполь и его окрестности подверглись затоплению. И. Майер обнаружила вероятный оригинал – четырехстраничный памфлет. В сборник Дионисия Звенигородского перевод попал уже в 1520-х гг. вместе с кратким переводным текстом, рассказывающем о землетрясении 1524 г. в Венгрии. Оригинал последнего известия не обнаружен. Таким образом, мы сталкиваемся со случаем специального собирания переводных известий о стихийных бедствиях. Поскольку до пострижения Дионисий Звенигородский принадлежал к одной из знатнейших фамилий Московского государства, восходившей к Рюрику, можно не сомневаться, что он обладал обширными возможностями для пополнения своего сборника. К сожалению, конкретных сведений об источниках, используемых Дионисием, у нас нет. Скорее всего, искать их следует в дипломатических кругах. О разрушении греческих и итальянских городов землетрясением 1542 г. рассказывает «Повесть зело страшна и умиления и плача достойна, еже бысть в Римьской земле в граде, нарицаеме Шимбории, тако же и в Турской земли в той же день Божие бысть попущение и погибель граду, именем Солонихии в лето 7050-го». Сообщение построено как рассказ приехавших в Колывань любекских купцов о том, как в городе Шембории они перенесли страшное землетрясение во время которого падали стены, а люди разбегались в поле. Гремел гром, разгорелись пожары, а над городом поднялось дымное облако. |
| На становление писательского таланта Вассиана Кошки, безусловно, оказало влияние бережное отношение к литературной традиции в монастыре, а также культ слова, которое приравнивалось к делу, сама атмосфера крупного центра русской книгописной культуры. Школу монашества Вассиан начинал в Иосифо-Волоколамском монастыре, где во второй половине 20-х – начале 30-х годов находились в заточении Максим Грек и Вассиан Патрикеев. Обострение борьбы с инакомыслием, «прения» по поводу религиозно-политических и нравственно-эстетических проблем эпохи стимулировали творческую активность Вассиана Кошки и других писателей-иосифлян. Ведущая роль Иосифо-Волоколамского монастыря в духовной жизни страны хорошо осознавалась современниками Вассиана Кошки. Тверской епископ Акакий, которому Вассиан посвятил Надгробное слово (после 1567 г.), свидетельствовал: «В Осифове монастыре старцы – пророки, подобен Иосифов монастырь старцами Печерьского манастыря старцем киевьским» 666 . С чувством гордости писал о монастыре и старший современник Вассиана – Досифей Топорков, утверждая в Надгробном слове Иосифу Волоцкому : «Аще и последи всех начало прият, но многих превзыде, великим же сравнаяся» (с. 171). Быстрым было продвижение Вассиана Кошки по церковно-иерархической лестнице. Если ему принадлежит авторство Жития Кассиана Босого, то уже в начале 30-х годов он исполнял обязанности монастырского келаря. Агиограф, пребывающий в этой должности, просит старца Кассиана помолиться Богородице и остановить бушевавший в монастыре пожар 667 . Келарем Вассиан мог быть во время между отправлением этих обязанностей Феодосием (1526–1527) и Саввой Слепушкиным (1533) 668 . В 1549 г. Вассиан Кошка упоминается как игумен тверского Вотмицкого монастыря (монастыря Покрова Богородицы в устье реки Тмы), где до него игуменствовали монахи-иосифляне Акакий и Герман Полев 669 . В период правления Вассиана Кошки Вотмицкий монастырь обладал значительными земельными наделами и был крупным экономическим центром. Согласно данным Писцовых книг, только в Тверском уезде в середине XVI в. монастырю принадлежало 5 сел с 87 деревнями и окрестными землями, «куды ходил топор, коса и соха изстари» 670 . Вотмицкий монастырь, находившийся недалеко от Твери, выполнял роль загородной резиденции тверских епископов, поэтому его игумен назначался из числа людей, приближенных к архиерею 671 . Игуменство Вассиана Кошки, которое, возможно, в конце 40-х – начале 50-х годов прерывалось правлением Германа Полева 672 , падает на сложный период в истории монастыря, когда местное дворянство и боярство повело активное наступление на монастырские владения. По свидетельству Вассиана, зафиксированному в Тверской писцовой книге, монастырские вотчины «запустевают», монастырский «лес секут сильно... боярские люди и крестьяне» 673 . |
| Иосифлянские позиции автора Письма о нелюбках обнаруживаются в несколько тенденциозной подборке эпизодов из истории «вражды кирилло-белозерских и иосифо-волоцких старцев», в защите принципов «монастырского стяжания» и «чистоты веры» 683 . Однако он выступил против крайностей бескомпромиссной борьбы двух авторитетных центров русского монашества. Голос человека, поднявшегося «над схваткой», для которого оказались неприемлемыми такие формы борьбы, как пытки, доносы, заточение и казни, был не услышан современниками, что привело к непопулярности Письма о нелюбках, известного в одном списке. Многогранность таланта и энциклопедизм знаний Вассиана Кошки проявились в работе над компилятивным словарным сводом «Толк неудобь познаваемым в писаниих речем» 684 , которая падает на вторую половину 50-х – начало 60-х годов. Азбуковник Вассиана Кошки соединил в себе «толкование иностранным речениям» и справочную книгу, содержавшую сведения из разных областей знаний: богословия, истории, искусствоведения, литературы, философии, культуры. Словарный свод Вассиана Кошки был создан на основе глоссариев предшествующих эпох (словаря Новгородской кормчей 1282 г., Новгородского словаря 1431 г., словаря символики XVI в. – «Се же приточник речеся») и словариков, составленных самим волоцким монахом 685 . В меньшей мере Вассиан Кошка известен как агиограф, хотя творчество его в этой области отличалось широким внутрижанровым диапазоном (от «жития» и «надгробного слова» до сборника патерикового типа). Если проблема авторства Жития Кассиана Босого в научной литературе остается до сих пор не решенной, то принадлежность Жития Фотия Волоцкого Вассиану Кошке, как правило, не подвергается сомнению 686 . В свое время В.О. Ключевский высказал предположение, что оба произведения, входящие в состав сборников Вассиана Кошки, принадлежат перу одного автора. Это подтверждает проведенный нами жанрово-стилевой анализ житий: Житие Кассиана Босого (ГИМ. Синод, собр. 927. Л. 104–104об.) «Сей убо честный старец родом града Переславля, от родителей православных. Козма бе имя.ему… прииде в монастырь к преподобному игумену Пафнутию, иже в Боровьске. Преподобный же, видя его, яко от усердьства от мира сего отбегша, постриже его во иноческый образ и нарече имя ему Кас иан; и бысть у старца в послушании. Преподобный же зело любя его за его смирение и послушание...». |
|
|
