| римлянами), но на самом деле представляли пеструю смесь разных национальностей с решительным преобладанием славян, уже в конце предыдущего периода произошел существенный переворот, выражением которого служит знаменитая Эклога императоров – иконоборцев Льва Исаврянина и Константина Копронима, изданная около 740 года. Это – своего рода греко-варварские институции, которые во многих отношениях отменяли Юстинианово законодательство, преимущественно в сфере землевладения, брачного, семейного и наследственного права. Но наряду с Эклогою в руках византийских юристов-практиков продолжали еще обращаться разные частные компиляции из источников Юстинианова права, кое-как приспособленные к изменившемуся юридическому быту византийского общества. Подлинные же законные книги Юстиниана были давно позабыты и оставались недоступными для понимания современных юристов. Эти обстоятельства побудили императора Василия Македонянина предпринять новую кодификацию источников гражданского права с целью – устранить из Юстиниановых законов все устарелое и негодное для практики, все же прочее, что осталось в силе, издать вновь, присоединив сюда разнообразную и разрозненную массу позднейшего законодательного материала и приняв новые нормы обычного права. Исполняя эту сложную и трудную задачу, Василий Македонянин, во 1-х, издал (около 870 года) так называемый Прохирон, т.е. ручную книгу законов, которая, как сказано в ее предисловии должна была вытеснить из употребления «законодательство нечестивых иконоборцев», то есть Эклогу, но которая на самом деле дословно повторяет многие постановления Эклоги, так как последняя отвечала потребностями жизни; во 2-х, велел собрать в один сборник отрывки Юстинианова законодательства, потерявшие практическое значение; в 3-х, дал новую редакцию тем Юстиниановым законам, которые оставались в действии или, по крайней мере, должны были служить коррективами к действующему праву, под именем «Ревизии законов» (Ανακθαρσις τν νμων). Первая из этих законодательных работ – Прохирон еще при том же императоре (около 883 года) издана была в новом виде и под новым названием Эпанагоги, в составлении которой необходимо предположить участие духовного лица, так как в ней содержится много постановлений, касающихся духовной иерархии и, между прочим, целый титул (3-й) о патриархе, содержащий в себе совершенно новые постановления; в позднейших византийских юридических компиляциях этот титул не без основания приписывался патриарху Фотию. |
| —120— напр., остроумное объяснение им версии о подложных подписях под актами собора 867 г., виновником какового подлога он основательно считаем имп. Василия Македонянина (428 3 стр.). Наконец, как на достоинство сочинения Ф. М. Россейкина, следует указать на тщательности его литературной обработки. Изложенное сжатым, выразительным, местами (как напр. характеристика Фотия на 463–468 стр.) даже художественно-изящным слогом, сочинение автора, при всей научной серьезности его содержания, читается легко и с неослабевающим интересом. Недостатки сочинения Ф. М. Россейкина, не затрагивая каких-либо существенных сторон его книги, состоят отчасти в некоторых материальных пробелах его содержания, а отчасти в отдельных, неправильных, по нашему мнению, суждениях автора. Из первого ряда дефектов следует отметить недостаточный интерес автора к богословско-писательской деятельности Фотия. Сосредоточивая свое внимание по преимуществу на внешне-фактической стороне биографии Фотия, посвящая нередко длинные экскурсы для установления тех или других хронологических дат и т. п. (206, 233, 330 стр. и др.), автор, характеризуя даже такой крупный памятник богословской деятельности Фотия, как его Окружное послание, знаменующее собой новую эпоху в истории полемики между латинскими и восточными богословами по вопросу о Filioque, ограничивается лишь конспективным (правда, исчерпывающим основные мысли памятника) изложением его (395–397 стр.), не делая попытки к более обстоятельному его истолкованию. Между тем, хотя бы общий (в форме подстрочного примечания) обзор раннейшей (до Фотия) истории вопроса о Filioque был бы очень уместен, поскольку определенно выяснил бы историко-богословскую позицию Фотия, и сам по себе служил бы хорошим примечанием к упомянутому памятнику. Гергенретер, как известно, посвящает этой истории целую главу в своей книге о Фотии (B. I, 684–711 ss.). Равным образом представлялась бы желательной хотя бы общая характеристика и обзор «Библиотеки» Фотия, происхождение которой относится именно к обследованному автором периоду его жизни. Автор не раз на страницах |
| После этого Пселл понял, что вариант с попыткой поставить царем Константина Дуку сомнителен – уже не Комнин вел войско к своему царствованию, а армия вела его к трону, и любой отказ от такого доверия был чреват уже для самого Исаака. Конечно, своими наблюдениями Пселл немедленно поделился с Керулларием по прибытии в Константинополь, и тот был вынужден скорректировать свои планы, попутно расстроив замыслы василевса. Как поведали другие современники, помимо публичной речи втайне посольство начало подбивать Комнина и Катакалона Кевкамена отвергнуть все предложения Стратиотика и немедля идти на Константинополь, население которого ненавидит царя и жаждет видеть Исаака своим царем 896 . В это время в царском дворце все шло своим чередом. Поскольку ничего сверхъестественного предложение Исаака не содержало, Михаил VI, выслушав отчет Пселла, тут же сказал: «Следует согласиться на все его требования, и ни одно из его желаний не оставить без исполнения. Торжественно увенчаем его голову – не венцом, как подобало бы кесарю, а короной. Пусть он совместно со мной правит государством и назначает чиновников. Свои обещания я подкреплю рукой, устами и делом: составлю грамоты, собственноручно дам им подтверждение и торжественно поклянусь, что никогда не нарушу данных ему обещаний». В подтверждение своих слов царь тут же отрешил Параспондила от должности, как того просил Комнин. Затем василевс повелел Пселлу и послам вновь отправиться в лагерь Комнина и объявить ему свою волю 897 . Буквально через день Пселл вновь встретился с Исааком и все в точности ему передал. В результате, как казалось, апостасия была торжественно завершена, и войско радостно приветствовало это решение. Комнин тут же объявил Пселлу, что немедленно направится в Константинополь, чтобы пасть перед императором и воздать тому почести. Причем он намеревался сделать это без триумфа – все-таки в глубине души Комнин горевал из-за того, что пролил кровь в битве с соотечественниками. Да и какой триумф можно было праздновать, если конфликт завершился не военной победой, а мирным договором двух царей? Единственно, Комнин просил, чтобы его по традиции у ворот Константинополя встречала делегация от граждан столицы. |
| Он производил суд с теми же формами, как и сам великий визирь. Суд производился дважды в неделю (середу и пятницу) или под председательством самого патриарха, или же – его протосинкелла. В распоряжении патриарха были кавассы (род полиции), которые зависели от него лично, и с точностью исполняли его приказания. Существовала и особая тюрьма, бывшая в ведении патриарха. Дела разбирались как гражданские, так и уголовные. Уголовный суд иногда кончался тем, что преступник присуждался даже к галерам, к тюрьме, к ссылке. В последнем случае ничего не стоило испросить разрешение Порты. По делам гражданским к суду патриаршему обращались не только тогда, когда истец и ответчик были греки, но и тогда, когда ответчиком был грек, а истцом армянин и даже еврей или турок. Армяне (следовательно, лица неправославные), евреи и турки предпочитали суд патриарший, потому, что он был очень прост и очень быстр: дела решались в тот же день, когда предстали на суд истец и ответчик. Сводом законов, по которому чинил суд патриарх, было произведение Арменопула, жившего в XIV веке, префекта фессалоникского: «Руководство к познанию законов». Содержание этого произведения было гражданское и заключало в себе извлечения из законодательных памятников императоров Василия Македонянина, его сына Льва и внука Константина с дополнением из после-изданных узаконений. Это был кодекс чисто византийской юриспруденции. – Раз произнесен патриархом приговор – дело считалось оконченным. В случае гражданских тяжеб никаких особых способов к приведению приговора к исполнению у патриарха не было: не подчинившегося его решению христианина он мог подвергнуть отлучению; но до этого дело никогда не доходило. Интересно, что в слу- —234— чае, если патриарх (или другой епископ) находил, что определенных данных для произнесения приговора очень мало, то иерарх-судья в ближайший праздник во время богослужения объявлял: не знает ли кто из христиан чего-либо по известному тяжебному делу, заклинал такого, под страхом отлучения, заявить суду о том, что ему известно. |
| Таковы были в настоящем периоде источники церковного права государственного происхождения. Как относились они к таким же источникам предыдущего периода, т. е. к законам Юстиниана, принятым в церковный номоканон? Не подлежит сомнению, что законодательством византийских императоров настоящего периода и самой жизнью современного общества создавалось уже новое, собственно-византийское право, во многих отношениях отличавшееся от Юстинианова права. В юридических воззрениях и обычаях византийских греков, которые продолжали величать себя ромеями (т. е. римлянами), но на самом деле представляли пеструю смесь разных национальностей с решительным преобладанием славян, уже в конце предыдущего периода произошел существенный переворот, выражением которого служит знаменитая Эклога императоров-иконоборцев Льва Исаврянина и Константина Копронима, изданная около 740 года. Это – своего рода греко-варварские институции, которые во многих отношениях отменяли Юстинианово законодательство, преимущественно в сфере землевладения, брачного, семейного и наследственного права. Но наряду с Эклогой в руках византийских юристов-практиков продолжали еще обращаться разные частные компиляции из источников Юстинианова права, кое-как приспособленные к изменившемуся юридическому быту византийского общества. Подлинные же законные книги Юстиниана были давно позабыты и оставались недоступными для понимания современных юристов. Эти обстоятельства побудили императора Василия Македонянина предпринять новую кодификацию источников гражданского права с целью – устранить из Юстиниановых законов все устарелое и негодное для практики, все же прочее, что осталось в силе, издать вновь, присоединив сюда разнообразную и разрозненную массу позднейшего законодательного материала и приняв новые нормы обычного права. Исполняя эту сложную и трудную задачу, Василий Македонянин, во 1-х, издал (около 870 года) так называемый Прохирон, т. е. ручную книгу законов, которая, как сказано в ее предисловии должна была вытеснить из употребления «законодательство нечестивых иконоборцев», то есть Эклогу, но которая на самом деле дословно повторяет многие постановления Эклоги, так как последняя отвечала потребностям жизни; во 2-х, велел собрать в один сборник отрывки Юстинианова законодательства, потерявшие практическое значение; в 3-х, дал новую редакцию тем Юстиниановым законам, которые оставались в действии или, по крайней мере, должны были служить коррективами к действующему праву, под именем «Ревизии законов» ( Ανακθαρσις τν ν μων). |
| Примечательно также, но ни у папы, ни у Оттона не возникло никакой неловкости по поводу того, что перечисленные в договоре владения папы, которые за ним закрепил император Запада, с юридической точки зрения по-прежнему являются землями Византийского императора. Оттон Великий обещал также передать Римскому епископу доходы от Тосканы и Сполетто, но сами эти земли оставил за собой. В качестве своих прерогатив Оттон I указал преимущественные права над Римом и Папским государством. В частности, он сохранил контроль проведения выборов понтификов – ни один из них не мог считаться избранным без утверждения императором результатов голосования. От папы требовалось также принести после выборов клятву верности императору. Помимо этого, были возобновлены торжественные императорские ритуалы. Очевидно, что великий саксонец действовал, как Византийский император, копируя систему императорской власти, сложившуюся на Востоке, и формы ее отношения с властью духовной. Собственно говоря, и он, и ранее Карл Великий пытались создать у себя то, что уже веками выковалось на Востоке в устойчивую политическую традицию. Как справедливо замечают, так была восстановлена Западная империя, впоследствии получившая название Священной Римской империи германской нации. Впрочем, это событие не имело широкого резонанса по вполне понятным причинам. Западно-Франкские Каролинги искренне полагали, что Римским императором может быть лишь прямой потомок Карла Великого. Английские короли к тому времени также включили в свою титулатуру слово «император», хотя и не рисковали называть себя Римскими императорами. В Италии на Оттона смотрели как на захватчика, в Константинополе – как на очередного узурпатора. Кроме того, и в территориальном отношении империя Оттона Великого уступала империи Карла Великого, включая в свой состав только Германию и часть Италии. Франция (Западная Франкония) в нее не входила, и «недостаток массы» в некоторой степени покрывали лишь недавно завоеванные земли славян – слабое утешение для тех, кто грезил о Всемирной Римской державе 242 . |
| Для достижения своей цели «византийским папистам» пришлось использовать все аргументы Рима, но в свою пользу, выводя давнего соискателя на высшее место в Церкви «из игры», и одновременно используя обстоятельства времени и места в свою пользу для нейтрализации императорской власти. И Константинопольский патриарх начал без долгих сомнений копировать Римского папу, подправляя для своей выгоды все те аргументы в пользу превосходства духовной власти апостолика, которым сам же ранее категорично оппонировал. А как же папа Древнего Рима? Ведь для того, чтобы занять его место, Константинополю следовало обосновать, почему тот уже лишен этих прерогатив. Понятно, что такое обоснование вело прямым путем к неизбежному разрыву отношений с понтификом и всей Западной Церковью в целом, поскольку, и это было очевидно, Рим добровольно не уступит свои права. Но тогда этого, наверное, никто не понимал. Самым верным шагом было объявить папу схизматиком, еретиком – задача, не невозможная по исполнению. И едва ли случайно появление именно в этот момент времени греческих сочинений, обосновывающих грубейшие отклонения Рима от Святоотеческого Предания и канонических правил. Разумеется, никто ни на Востоке, ни на Западе целенаправленно не желал раскола Церквей, который случится уже очень скоро. Однако сам ход мыслей с железной неизбежностью вел именно к этому трагичному событию. Отметим, что психологически для «папистов» из числа столичного клира вопрос о сохранении отношений с папой не являлся самоцелью, и имперская, кафолическая идея в древней ее редакции уже давно не занимала в Константинополе первого места. В Италии, где издавна доминировал Римский епископ, столичному патриарху делать было нечего. Поэтому его взгляд был сосредоточен на Востоке, манящем своими перспективами. Там полномочия столичного патриарха никто не оспаривал, там в массе своей проживали этнические греки, духовно подчиненные ему, носители той же веры, культуры и языка. Туда же были устремлены политические интересы императора, желавшего освободить эти земли от сарацин, – царь оказывался невольным союзником патриарха. Постепенно такое положение дел привело к появлению глубоко укоренившегося впоследствии в сознание Константинопольской церкви греческого церковного национализма. |
| Как следствие многих факторов (недопонимание друг друга, властные амбиции обеих «Вселенских» кафедр, растущее могущество Константинополя), некогда единые интересы Византийских императоров и Константинопольских патриархов начали разделяться, что цари обнаружили далеко не сразу. Наделяя «своих» патриархов полномочиями, сходными с прерогативами Римских пап, императоры не подозревали, каких со временем противников себе на административно-политическом поприще они готовят и какие мысли бродят в головах некоторых интеллектуалов из числа клириков. Надо сказать, к тому времени широта компетенции Константинопольского архипастыря, его близость к царю, та роль, которую он играл в Церкви, многочисленность архиереев и монастырей, подчинявшихся ему, и колоссальное честолюбие – все эти обстоятельства уже и до IX века изменили прежний портрет. Патриарх стал чрезвычайно грозным и могущественным лицом в Византийской империи. Богатство Константинопольской Церкви было огромно, авторитет ее архипастыря – высочайшим. Остальные восточные патриархи почти всецело зависели от расположения «Вселенского» патриарха и составляли ближайшее и верное его окружение. Если патриарх, преданный императору, мог оказывать ему серьезную помощь, то враждебно настроенный архиерей был чрезвычайно опасен, и его противодействие могло сломить волю самого царя, что не раз и бывало в действительности 262 . Достаточно указать, как быстро расширялась территория столичного диоцеза и росло число епископий, подвластных Константинопольскому архиерею. Так, в частности, только азиатских епископий, напрямую зависящих от Константинополя, с включением Исаврийской области, присоединенной от Антиохийского патриарха, насчитывалось в начале IX века более 400. Кроме того, патриаршая юрисдикция простиралась на Грецию, Фракию, Македонию, Болгарию, области Южной Италии, включая Сицилию, и на некоторые страны вновь обращенных к христианству народов, в том числе Древнюю Русь. А во времена царствования императора Льва VI Мудрого Константинопольскому патриарху подчинялись уже более 600 епархий, из них 50 митрополий и 48 титулярных архиепископий 263 . |
| Но еще более тяжкое преступление против Бога было совершено на Пасху 858 г., когда норманны ворвались в Сен-Жермен-де-Пари и надругались над святынями. Невзирая на сан, многие епископы были убиты: Бальтфрид из Байе, Эрменфрид из Бове, Иммон из Нуайона и другие. Христиан брали в плен и продавали арабам. Собравшись в Мо, епископы высказались в том духе, что за грехи франков Господь попустил им норманнов. Достаточно принести покаянные молитвы, и эта чума Европы исчезнет. Но все старания короля шли прахом, поскольку крупные аристократы предпочитали сидеть сложа руки по принципу: «Умри ты сегодня, а я – завтра». Более того, в 857 г. король Пипин II Аквитанский (823–864) пригласил северных разбойников, чтобы отбить Париж у конкурента Западного императора Карла II Лысого (843–877). Эксперимент понравился, и в 862 г. уже король Бретонии Соломон (857–974) нанял норманнов против императора, хотя ранее состоял его союзником. Император пытался справиться с проблемами и в некоторых случаях не без успеха – правда, локального. В 861 г. он подкупил даннов, чтобы те разгромили своих соотечественников, а в 862 г. остановил большой отряд норманнов на Марне. Карл II оказался настолько удачлив, что сумел развить успех и обратить пленных норманнов в христианство , получив надежных союзников. На Генеральной Ассамблее, в 864 г., Карл Лысый проявил настойчивость и попытался сыграть на совести своих графов и баронов: «Чтобы все без промедления встали на защиту страны, чтобы графы в своих крепостях бдели неусыпно, чтобы крепости возводились быстро и активно!» 203 В 865 г. Париж был опять осажден, и во время деблокады города отличился граф Парижа Роберт Сильный (861–866), родоначальник Робертинской династии, настойчиво отбиравшей права на королевский титул у слабеющих Каролингов. Осенью следующего года он, правда, погиб у Бриссарте вместе с графом Рамнульфом из Пуатье – их подвиг, многократно украшенный, был сохранен в народном эпосе. Этот пример оказал некоторое побудительное воздействие на остальных франкских аристократов, но ненадолго 204 . |
| Объективно говоря, восстановление церковного единства было крайне важно для обеих сторон. Византийские границы уже горели в огне турецких набегов (об этом речь чуть впереди), и императорам не было никакой выгоды приумножать ряды врагов, тем более на Западе. К тому же только понтифик мог хотя бы немного смягчить экспансию норманнов на греческие территории Италии. Апостольская кафедра также полагала, что союз с византийцами небезвыгоден для них среди германского и норманнского окружения. К несчастью, в Константинополе в то время также торжествовал «византийский папизм», и нужно было быть слишком наивным идеалистом, чтобы рассчитывать на успех миссий. А в самом Риме, где только-только удалось восстановить престиж папского престола, никто не собирался уступать «схизматикам». В результате каждая из сторон стремилась только к тому, чтобы насолить другой. Когда в 1073 г. папа Григорий VII исполнил просьбу императора Запада и обязал вождя норманнов Роберта Гвискара заключить мирный договор с греками, в Константинополе ответили понтифику черной неблагодарностью. Во-первых, византийцы не выполнили обещания воссоединиться с Римом на оговоренных условиях. А, во-вторых, когда папа торжественно заявил, будто готов сам явиться с армией в Константинополь, дабы отразить нападение турок, это настолько испугало восточный клир, что вопрос «замяли» 880 . Со временем иссякли и эти попытки, окончательно разделившие два христианских мира. Но напрасно «победители» торжествовали. Папство уже ждал новый кризис, который не смогла предотвратить (или, что вернее, породила) «Клюнийская реформа». И вскоре вместо Римского епископа Запад получит настоящего политического деспота, составившего конкуренцию самым сильным европейским монархам. Керулларий также мог торжествовать, но не знал, что чуть не закончит жизнь с клеймом государственного преступника. Что же касается великого христианского государства, то через 400 лет Византийской империи не станет... 792 Суворов Н.С. Византийский папа. Из истории церковно-государственных отношений в Византии. C. 9. |
|
|
