| И ведь нельзя сказать, что мгновенно вскипела и опала эта волна. Нет, держалась несколько лет, было время оглядеться и одуматься. Но из миллионов москвичей, снующих по улицам и гоняющихся за немецкими стенками под названием «Хильда», только единицы заходили в комиссионные мебельные магазины, а из зашедших только единицы понимали настоящую цену вещам. И вот схлынула волна, откатилась, опала, и сразу, как будто по задуманной схеме, в двадцать и в тридцать раз подскочили цены, а то и в сто раз. Не исключено, что секретер тот, крепостной работы, с отваливающейся крышкой, с пастушками и пастушками, который валялся тогда в магазине за двести пятьдесят рублей, стоит теперь десятки тысяч. Вернее сказать, стоил бы, если бы вдруг опять появился в продаже. Но он не появится, уверяю вас. Он где-нибудь прочно стоит, отреставрированный, сияющий, и хозяева его со смехом рассказывают потрясенным гостям, что куплено в Москве за двести пятьдесят рублей. То есть подобрано мимоходом, в то время как люди перешагивали, обходили стороной и даже не оглядывались. А то еще была волна серебра. На улице Горького в комиссионном магазине в начале и в середине шестидесятых годов расставлены на полках, разложены под стеклом табакерки, тяжелые портсигары, бокалы, чарки, ковши, кружки, дамские сумочки, цепочки, ложки, вилки, ножи, подносы, разные подставки под вазы, шкатулки, альбомы в серебряных крышках, набалдашники для тростей, чернильные приборы, самовары… Сейчас вспоминаешь, и невозможно понять, то ли приснилось это все, то ли было на самом деле, чтобы переступить порог – и россыпи серебра… И ведь на многих изделиях стояло (помнится, что стояло) клеймо «Фаберже», уж не говоря о том, что на любом предмете, когда посмотришь в лупу, проступало из размывчатого увеличения четкое, ясное число «84», русская, самая ценимая в мире проба. Тогда же волна времени размыла слой гранатовых украшений: браслетов, брошей, колье, колец, бус. Носимые некогда на вечерних платьях, на белых шеях, на красивых руках, мерцающие глубоким темно-кровавым огнем, все эти украшения возникали на прилавке магазина и исчезали, возникали и исчезали, но возникали раз от разу (или, скажем, год от году) все реже, жиже, скуднее, пока не перестали возникать и тоже, вроде серебра, как будто приснились. |
| — Тот, кто внимательно следит за погодой, не путает «ясно» с «пасмурно»! — надрывался Сумасшедший Счётчик и бегал так быстро, что счета за электроэнергию измерялись уже пятизначными цифрами. Только Барометр не путал «ясно» с «пасмурно». Барометр вообще не путал ничего ни с чем. Дело было просто в том, что он всегда надеялся на лучшее… и не его вина, что лучшее обычно заставляло себя долго ждать. Не его вина, что вместо солнца, на которое он так надеялся, приходили тяжёлые грозовые облака, вместо тепла — холод, вместо спокойного дня — шторм… Не его вина, что мир так часто обманывал его ожидания. …а как-то зимним утром в комнате заболел один цветок. Он вдруг весь пожелтел и пожух и уже через несколько дней превратился в пучок сухой соломы. Что с ним только ни пытались делать! И поливали его сахарной водой, и пересаживали в другой горшок, и меняли землю на специальную, купленную в цветочном магазине, — ничего не помогало. Вызвали знакомого Садовника. Садовник пощупал пучок соломы руками, посмотрел на него через лупу и сказал: — Пройдёт ещё несколько дней — и его можно будет хоронить. — И это всё, что Вы можете сказать? — с ужасом спросили Садовника. — Да нет… — отвечал тот. — Только что ж говорить о несбыточном? Цветок спасло бы, пожалуй, несколько очень тёплых дней, проведённых под открытым небом, но таких дней не бывает зимой. Ответив так, знакомый Садовник ушел домой грустными шагами. — Что у нас на термометре? — поинтересовался кто-то. — Минус двадцать семь. — А на барометре? — На барометре — как всегда… «тепло и солнечно». — Хоть бы уж в такую-то минуту вёл себя подобающим образом! — сказал Нудный-Пренудный Маятник Сумасшедшему Счётчику. Все промолчали, а вечером накануне следующего дня Барометр обратился к миру с вот какими тихими словами: — Дорогой Мир! Ты всегда обманывал мои ожидания. Ты никогда не шёл навстречу моим прогнозам. Но я всегда любил тебя и ни единого раза на тебя не обиделся. Мне казалось, что — как бы там ни было — мы с тобой всё равно большие друзья. Не заслужил ли я многолетним терпением, чтобы ты один раз пошёл мне навстречу? Сегодня я, как всегда, буду предсказывать «тепло и солнечно»… к чему огорчать людей ожиданием бед? Но сегодня — в отличие от всех остальных дней — пойди мне навстречу, только один раз, прошу тебя! Подари нам всем несколько тёплых летних дней, чтобы этот милый цветок на окне выздоровел! |
| Профессия обязывает, и он уже собирает материалы для будущей истории. — Вы понимаете, как это интересно, Жорж? — говорит он, изящно прислонившись к трубе и предварительно сдунув с нее пыль. — Как раз сейчас, в разгар событий, нельзя об этом забывать. Именно нам, участникам этих событий, людям культурным и образованным. Пройдут годы, и за какую-нибудь полуистлевшую стрелковую карточку вашего командира взвода будут платить тысячи и рассматривать в лупу. Не правда ли? Он берет меня за пуговицу и слегка покручивает указательным и большим пальцами. — И вы мне поможете, Жорж. Правда? Рассчитывать на Абросимова или других, ему подобных, не приходится, вы сами понимаете. Кроме выполнения приказа или захвата какой-нибудь сопки, их ничего не интересует. И он слегка улыбается с видом человека, ни минуты не сомневающегося, что не согласиться с ним нельзя. Как сказать, может быть, он и прав. Но меня сейчас это не интересует. Вообще он меня раздражает. И бачки эти, и «Жорж», и розовые ногти, которые он все время чистит перочинным ножом. Над обрывом появляется вереница желтокрылых «юнкерсов». Скосив на них глаз, Астафьев делает грациозный жест рукой: — Ну, я пошел… Формы совсем заели. По двадцать штук в день. Совсем обалдели в штадиве. Заходите, Жорж, — и скрывается в своем убежище. «Юнкерсы» выстраиваются в очередь и пикируют на «Красный Октябрь». Высунув кончик языка, Гаркуша старательно впихивает пинцетом какое-то колесико в мои часы. На командирской кухне стучат ножи. На обед, должно быть, котлеты будут. 17 К концу третьего дня меня вызывают в штаб. Прибыло инженерное имущество. Я получаю тысячу штук мин. Пятьсот противотанковых ЯМ5 здоровенные шестикилограммовые ящики из необструганных досок, и столько же маленьких противопехотных ПМД7 с семидесятипятиграммовыми толовыми шашками. Сорок мотков американской проволоки. Лопат — двести, кирок — тридцать. И те и другие дрянные. Особенно лопаты. Железные, гнутся, рукоятки неотесанные. Все это богатство раскладывается на берегу против входа в наш туннель. Поочередно кто-нибудь из саперов дежурит — на честность соседей трудно положиться. |
| Пейн дал ему лупу, и священник стал пристально разглядывать фотографию; затем он сказал: — Посмотрите, вот тут книга, на полке, возле самой рамы портрета… Читайте название «Жизнь папессы Иоанны» Гм, интересно… Стоп! А вон и другая над ней, что–то про Исландию. Так и есть! Господи! И обнаружить это таким странным образом! Какой же я осел, что не заметил их раньше, еще там! — Да что вы такое обнаружили? — нетерпеливо спросил Пейн. — Последнее звено, — сказал отец Браун. — Теперь мне все ясно, теперь я понял, как развертывалась вся эта печальная история с самого начала и до самого конца. — Но как вы это узнали? — настойчиво спросил Пейн. — Очень просто, — с улыбкой отвечал священник. — В библиотеке Дарнуэев есть книги о папессе Иоанне и об Исландии и еще одна, название которой, как я вижу, начинается словами. «Религия Фридриха…» — а как оно кончается — не так уж трудно догадаться. — Затем, заметив нетерпение своего собеседника, священник заговорил уже более серьезно, и улыбка исчезла с его лица. — Собственно говоря, эта подробность не так уж существенна, хотя она и оказалась последним звеном. В этом деле есть детали куда более странные. Начнем с того, что, конечно, очень удивит вас. Дарнуэй умер не в семь часов вечера. Он был мертв с самого утра. — Удивит — знаете ли, слишком мягко сказано, — мрачно ответил Пейн, — ведь и вы и я видели, как он целый день расхаживал по комнате. — Нет, этого мы не видели, — спокойно возразил отец Браун. — Мы оба видели или, вернее, предполагали, что видим, как он весь день возился со своим аппаратом. Но разве на голове у него не было темного покрывала, когда вы заходили в комнату? Когда я туда зашел — это было так. И недаром мне показалось что–то странное в его фигуре. Дело тут не в том, что он был хромой, а скорее в том, что он хромым не был. Он был одет в такой же темный костюм. Но если вы увидите человека, который пытается принять позу, свойственную другому, то вам обязательно бросится в глаза некоторая напряженность и неестественность всей фигуры. |
| Предстоятель Русской Церкви призвал духовенство к «мудрому самоограничению» в вопросе выбора личного автомобиля 28 декабря 2012 г. 21:04 28 декабря 2012 года, обращаясь к участникам Епархиального собрания г. Москвы , Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл констатировал, что в «современной информационной среде любая новость, связанная с Церковью, рассматривается через лупу». «Любой недостойный поступок человека, связанного с Церковью, вызывает шквал негативных публикаций», — подчеркнул Предстоятель, отметив вместе с тем, что «ряд СМИ прибегает к использованию недостоверной, заведомо ложной информации, практикуя технику информационных вбросов». «То, что сегодня происходит в медийном пространстве в отношении Церкви, можно квалифицировать как информационную войну, — продолжил Святейший Патриарх Кирилл. — А потому мы как члены Церкви призваны быть примером и для неверующих, и для маловерующих». Указав, что «инциденты, связанные с нарушением правил уличного движения клириками, явились поводом для агрессивных антицерковных комментариев», Святейший Владыка напомнил, что государство ужесточает меры воздействия на тех, кто управляет транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения любой степени, даже самой незначительной. В связи с этим Предстоятель призвал «позаботиться о том, чтобы диакон или священнослужитель, который потребляет Святые Дары, ни в коем случае не садился за руль», а имел возможность «спокойно вернуться домой при поддержке прихода». Обращаясь к священнослужителям, Святейший Патриарх Кирилл сделал акцент на необходимости «мудрого самоограничения» в вопросе выбора личного автомобиля. «Сегодня уровень производства автомобилей таков, что разница в комфорте между престижными и менее престижными моделями — минимальная, — сказал Святейший Владыка. — Так давайте подумаем о том, чтобы использовать такие транспортные средства, которые не могли бы стать поводом для дискредитации духовенства». Святейший Патриарх уточнил, что передвигается на автомобилях, предоставленных государством. «Эти автомобили отвечают соответствующим требованиям безопасности, и я как охраняемое лицо не могу использовать другие машины», — пояснил Предстоятель. «Я не призываю вас к сугубому аскетизму — я призываю вас к умеренности и к разумному подходу», — заключил, обращаясь к духовенству, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси Календарь ← 14 апреля 2024 г. 7 января 2024 г. |
| Мебельный точильщик темно-бурого цвета, длиной 3–5 мм, с переднеспинкой в виде острого горбика, хорошо заметного в профиль. Лётные отверстия круглые, диаметром 1–2 мм. Массовый лёт мебельного точильщика в средней полосе европейской части России происходит в мае-июне, в более холодных областях в июле. Последние жуки могут появляться в сентябре, поэтому наиболее надежный путь своевременного выявления зараженных предметов (икон) – это регулярный их осмотр с апреля по сентябрь, причем в мае-июне – ежедневно. Северный точильщик является обычным вредителем деревянных построек в зоне хвойных лесов европейской части России. Это красновато-бурый жучок длиной 4–5 мм, без острого горбика над головой, с четкими точечными рядами на надкрыльях; надкрылья на концах как бы подрезаны, что видно в 6кратную лупу. Массовый лёт этого точильщика под Москвой бывает в мае и почти заканчивается в 20х числах июня, хотя отдельных жуков можно встретить и в августе. На севере европейской части России лёт на месяц запаздывает. Диаметр лётного отверстия – 1,9–2,1 мм. Домовый точильщик – жук черного цвета, длиной 5–7 мм, с двумя золотисто-желтыми пятнышками в задних углах переднеспинки, заметными даже без лупы, с четкими точечными бороздками на надкрыльях; концы надкрыльев как бы подрублены. Первые жуки появляются в конце марта – это молодые перезимовавшие насекомые. Затем лёт как бы приостанавливается и продолжается уже в мае с пиком в середине июня. Пик лёта для севера европейской части России и юга Сибири приходится на июнь – начало июля. Диаметр лётных отверстий – 1,8–2,8 мм. Как проверить, заражена ли икона точильщиком? Во-первых, должны насторожить круглые (и не совсем) лётные отверстия различного диаметра: на обороте, сбоку и даже на лицевой стороне. Жук может прогрызть «по пути» не только левкас, но даже многомиллиметровый металл или бетон. Особенно свидетельствуют о возможном «свежем» заражении светлые отверстия с острыми краями. Если отверстия темные, грязные, в них видна слежавшаяся «буровая мука» (можно осторожно пошевелить ее булавкой), то, возможно, живых жуков и личинок там нет. Но зимой (до лёта) это проверить невозможно. В таком сомнительном случае надо поместить икону в полностью закрытый (заклеенный) бумажный пакет. Если летом там будут отверстия – значит, икона все же заражена. |
| Просыпается неизвестно когда; вокруг тишина, мрак. Может быть, уже поздний вечер, может быть — полдень. Все тело болит, ноют плечи, спина. Игорь делает два шага, и его шатает, вот чертовщина! Значит, не выспался, спал очень мало, сейчас не больше часу дня. Бабушка Вера сидит у стола и, глядя в лупу, разбирает на клеенке рис. Тетя Дина еще не пришла со службы. Марина в институте, сегодня там вечерняя лекция. Четверть седьмого. — Горик, тебе письмо. Спал, спал и выспал… Из Ташкента, от бабушки. Ее остроугольный почерк на самодельном конверте из тетрадочной обложки. «Баюкову Игорю Николаевичу». Как всегда, бабушка пишет чрезвычайно сухо и конспиративно. «Хлопоты о том, о чем мы мечтаем, пока ни к чему не привели. Говорят, это будет не раньше, чем через полгода. Причина, из-за которой я начала хлопоты, по-прежнему остается… Он перенес грипп, здесь некоторые болели…» Читай так: переезд в Москву откладывается. Здоровье Давида Шварца по-прежнему плохо. Там была тяжелая эпидемия гриппа. (Бабушка писала в ЦК о том, что Шварцу для поправления здоровья необходимо вернуться в Москву, а она, близкий и единственный друг, должна его сопровождать.) «Я работаю сейчас надомницей для артели, вяжу сети, работа ответственная, оборонного значения… Мы слушали по радио речь и завидуем вам, что вы в Москве». («Чему завидовать? Мы тоже слушали по радио».) «Замечательно сказано о том, что фашистским палачам не уйти от возмездия… Во втором ящике стола справа должна быть черная папка, там лежит Женичкина метрика, Васины облигации, спрячь их… Нет ли новых известий от Васи? Напиши немедленно, если есть, а то мы волнуемся, последнее письмо от него было в августе…» Под Васей бабушка шифрует маму. От мамы действительно писем нет давно. Ей разрешается писать раз в месяц, но вот уже три с половиной месяца от нее ни слуху ни духу. Но бабушка Вера считает, что было бы странно, если бы во время войны письма из лагеря доставлялись бесперебойно. — Представляю, в каком волнении Нюта! — говорит бабушка Вера. — Но по письму не скажешь, правда же? Какой характер! Не устаю изумляться… |
| Ибо не прославися прославленное (Ветхий, Моисеев Завет) в части сей, за превосходящую (пред ним) славу (Нового Завета). Аще бо престающее славою: много паче пребывающее в славе ( 2Кор.3:7–11 ). Вот как ясно доказывает св. апостол Павел превосходство славы Нового Завета пред Ветхим. Если, говорит он, служение, то есть Ветхий закон, на прекращение злобы повелевавший казнить злотворящих, – закон, писанный на камени, таковую имел славу, что сыны израилевы не могли взирать на лицо Моисея, принесшего сей закон, славы ради лица его престающие, временные, чем и образовалось престатие, прекращение, Моисеем бывшего, Ветхого Завета: то кольми паче служение духа, то есть Новый Завет, будет в славе; если служение осуждения, т. е. закона, осуждавшего злотворящих за смерть, ознаменовано такой славой, то гораздо большую славу должно иметь служение правды, служение Нового Завета, давшего оправдание падшему человеку, очищающего грехи его. За сим, в объяснение и подтверждение сказанного, апостол прибавляет: ибо не прославися прославленное в части сей, то есть прославленный прежде Ветхий Завет даже нельзя считать и славным в сем отношении, то есть по сравнению с Заветом Новым. Почему нельзя? – За превосходящую славу Нового Завета, – потому что он своей превосходящей славой сокращает и умаляет славу Ветхого Завета подобно тому, как восходящее солнце силой своего света делает лупу бледной и неприметной. Наконец Апостол указывает и причину превосходства одного Завета пред другим, именно в том, что Ветхий Завет был престающий, а Новый – не престающий, вечно пребывающий в славе: аще престающее – славою, много паче пребывающее – в славе. Итак, вот что означают слова апостола: не прославися прославленное в части сей. Хотя и славен был Ветхий Завет, как пресекавший злобу людей страхом наказаний, но он не прославися в сравнении с Новым Заветом: Ветхий писан на камени, а сей духом; Ветхий убивал, а Новый животворит; Ветхий временный, а сей вечный: кровию Завета вечнаго. Сопоставляя эти оба завета, апостол и являет превосходящую славу Нового пред Ветхим. |
| – ? – Болотистой. Вот как раз такая почва моей души. Услышу что-нибудь, оно – бульк! – и засосется. И я прежняя. И никакого отклика, работы нет. Так и проходит жизнь. Читаю, слышу мудрые проповеди, и все – чмок! – и засосется. И я – прежняя. На самом деле – верное замечание. Сама Ю. говорит: – Я понимаю, что в Палестине другой климат, это не Россия, там не было болотистой почвы, но это сравнение хорошо выражает отношение многих людей к Богу, Церкви, правде. Служа священником, все время радуюсь тому, что через меня, недостойного, происходит чудо возрождения человека. Там, где уже образ Божий и в лупу не разглядеть, он на твоих глазах начинает проявляться и очищаться. Сегодня крестил женщину. Вся жизнь – неизбывное горе. Сама с юности болеет ногами и сейчас (50 лет) еле ходит, хромая и выворачивая ноги. 8 лет назад пропал юноша-сын. Болеет муж и дочь. И она все равно пыталась прожить без Бога. «Куда вас еще бить?» – говорил Господь евреям, не желавшим покаяться. И вот сегодня поняла – все. Говорит: «Дальше или в петлю, или креститься». Пришла креститься и искренне хочет начать церковную жизнь. После крещения разговаривал на лавочке с другой женщиной. «Воровала, – честно признается она. – Такая работа была – грязь. Грязь, воровство и безобразие». И вот хочет, «если Бог позволит», начать другую жизнь. Как? Очень нелегко это, когда тебе за 50. Но есть большое желание. Узнала, как подготовиться к исповеди за всю жизнь. И такие люди идут целый день. По 5 – 10 человек ежедневно. Но более многочисленный «контингент» идет в храм не за спасением и исправлением души, а в языческих, утилитарных целях. Свечку поставить, молебен отслужить. Говорю: «В чем смысл христианства, если вы приходите в храм только чтобы помолиться о здоровье, заказать «об успехах» молебен, да свечу возжечь? Не это ли, не то же самое было в язычестве? Статуи, молебствия богам, возжигание светильников…». Молчат, слушают с напряженными и недовольными лицами. Сердито требуют – того же. 10 сентября 2007 После вечернего богослужения говорил проповедь о св. пророке Иоанне Крестителе – день Усекновения его главы. |
| В Эрехтейоне я наклонялся к некоторым обломкам, покрытым мелкими, сложными арабесками. Я хотел узнать, нет ли малейшей неточности резца, случайной небрежности. Но чем ближе всматривался я, тем больше понимал, что совершенству нет пределов. В какойнибудь мелочи, которой надо любоваться чуть ли не в лупу, в мраморном завитке, в мэанд1 & ° ° ре, в коринфскои пальмовой ветке — такая же непогрешимая точность, законченность и гармония, как в очертаниях целого. И все это, кажется, без труда, само собою вышло из рук ваятеля. Твердый, белый камень, над которым пролетели 2,000 лет, не тронув его красоты, под резцом художника мягче воска, нежнее только что распустившихся лепестков лилии. Люди здесь к природе не добавили ничего своего. Красота Парфенона и Пропилеи — только продолжение красоты моря, неба и строгих очертаний Гимета и Пентеликона. В северных зданиях люди уходят от природы, не доверяют ей, прячутся в таинственный полумрак между стрельчатыми колоннами, пропускают солнечный луч сквозь разноцветные стекла, зажигают перед страдальческими ликами угодников тусклые лампады, заглушают звуки жизни звуками органа и покаянным воплем. Dies irae, dies ilia, Solvet saeclum in favilla . А здесь, в Элладе, человек отдается природе. Он не хочет, чтобы здание скрывало ее. Вместо крыши в Парфеноне — небо. Между белыми колоннами — голубое море. И всюду солнце. Нет уголка, откуда не виднелась бы даль. Воздух, солнце, небо, море — вот материал в руках зодчего. Простые, умеренные, спокойные линии мрамора — то отвесные, то поперечные — служат ему для того, чтобы яснее ограничить, окружить рамкою, выделить в природе то, что человек считает в ней прекрасным и божественным. Перенесите Акрополь в другое место, в другой пейзаж, и следа не останется от его красоты. Здесь полная, никогда уже более не повторявшаяся гармония между творениями рук человеческих и природою: величайшее примирение этих двух от вечности враждующих начал — творчества людей и творчества божественного. Согласно с природою! Вот основа и вдохновение всей греческой архитектуры. |
|
|
