| Высота дома и пространство двора означали знатность хозяина. Бедные мещане жили еще в черных избах; у людей избыточных в лучших комнатах были изразчатые печи. Для предупреждения гибельных пожаров чиновники воинские летом ежедневно объезжали город, чтобы везде, по изготовлении кушанья, гасить огонь. Москва – то есть Кремль, Китай, Царев, или Белый город, новый деревянный, Замоскворечье и Дворцовые слободы за Яузою – имели тогда в окружности более двадцати верст. В Кремле считалось 35 каменных церквей, а всех в столице более четырех сот, кроме приделов: колоколов же не менее пяти тысяч – «в часы праздничного звона (пишут иноземцы) люди не могли в разговоре слышать друг друга». Главный колокол, весом в 1000 пуд, висел на деревянной колокольне среди Кремлевской площади: в него звонили, когда Царь ехал в дальний путь или возвращался в столицу, или принимал знаменитых иноземцев. Китай-город, обведенный кирпичною, небеленою стеною, и соединяемый с Замоскворечьем мостами, деревянным, или живым, и каменным, всего более украшался великолепною Готическою церковию Василия Блаженного и Гостиным двором, разделенным на 20 особенных рядов: в одном продавались шелковые ткани, в другом сукна, в третьем серебро, и проч. На Красной площади лежали две огромные пушки. В сей части города находились домы многих Бояр, знатных сановников, Дворян, именитых купцев и богатый арсенал, или Пушечный двор; в Белом городе (названном так от выбеленных стен) Литейный двор (на берегу Неглинной), Посольский, Литовский, Арменский, площади Конская и Сенная, мясной ряд, домы Детей Боярских, людей приказных и купцев; а в деревянном городе, или Скородоме (то есть наскоро выстроенном в 1591 году) жили мещане и ремесленники. Вокруг зданий зеленелись рощи, сады, огороды, луга; у самого дворца косили сено, и три сада Государевы занимали немалое пространство в Кремле. Мельницы – одна на устье Неглинной, другие на Яузе – представляли картину сельскую. Немецкая Слобода не принадлежала к городу, ни Красное Село, где обитали семьсот ремесленников и торгашей, для коих готовила Судьба, к несчастию Борисова семейства, столь важное действие в нашей истории! |
| Все было тихо в столице, в Думе и при дворе; но недолго. Чтобы явно не нарушить данного обещания, Годунов лицемерно совестный, искал другого предлога мести, оправдываясь в уме своем злобою врагов непримиримых, законом безопасности собственной и государственной, всеми услугами, оказанными им России и еще замышляемыми в ревности к ее пользе – искал и не усомнился прибегнуть к средству низкому, к ветхому орудию Иоаннова тиранства: ложным доносам. Слуга Шуйских, как уверяют, продал ему честь и совесть; явился во дворце с изветом, что они в заговоре с Московскими купцами и думают изменить Царю. Шуйских взяли под стражу; взяли и друзей их, Князей Татевых, Урусовых, Колычевых, Быкасовых, многих Дворян и купцев богатых. Нарядили суд; допрашивали обвиняемых и свидетелей; людей знатных и чиновных не коснулись телесно, купцев и слуг пытали, безжалостно и бесполезно: ибо никто из них не подтвердил клеветы доносчика – так говорил народ; но суд не оправдал судимых. Шуйских удалили, хваляся милосердием и признательностию к заслуге Героя Псковского: Князя Андрея Ивановича, объявленного главным преступником, сослали в Каргополь; Князя Ивана Петровича, будто бы им и его братьями обольщенного, на Белоозеро; у старшего из них, Князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского, отняли Каргопольское Наместничество, но дозволили ему, как невинному, жить в Москве; других заточили в Буй-городок, в Галич, в Шую; Князя Ивана Татева в Астрахань, Крюка-Колычева в Нижний Новгород, Быкасовых и многих дворян на Вологду, в Сибирь, в разные пустыни; а купцам Московским (участникам заговора против Ирины), Федору Нагаю с шестью товарищами, отсекли головы на площади. Еще не трогали Митрополита; но он не хотел быть робким зрителем сей опалы и с великодушною смелостию, торжественно, пред лицом Феодора назвал Годунова клеветником, тираном, доказывая, что Шуйские и друзья их гибнут единственно за доброе намерение спасти Россию от алчного властолюбия Борисова. Так же смело обличал Правителя и Крутицкий Архиепископ Варлаам, грозя ему казнию Небесною и не бояся земной, укоряя Феодора слабостию и постыдным ослеплением. |
| Он соединился с князьями Голицыными – Василием и Иваном Васильевичами, с Михайлою Глебовичем Салтыковым и 7 мая объявил войску, что истинный царь есть Димитрий. Полки без сопротивления провозгласили последнего государем; только немногие не захотели нарушить присягу Федору и с двумя воеводами, князьями Ростовским и Телятевским, побежали в Москву. После измены войска гонцы с грамотами от Лжедимитрпя беспрестанно являлись в Москве, но их хватали и замучивали до смерти. 1 июня приехали с грамотами Наум Плещеев и Гаврила Пушкин и отправились сперва в Красное село, где жили богатые купцы и ремесленники, а мы знаем, что при царе Феодоре Иоанновиче московские купцы были не за Годунова. Плещеев и Пушкин прочли красносельцам Лжедимитриеву грамоту, написанную на имя бояр Мстиславского, Василия и Димитрия Шуйских и других, окольничих и граждан московских. Лжедимитрий напоминал в ней о присяге, данной отцу его, Иоанну, о притеснениях, претерпенных им в молодости от Годунова, о своем чудесном спасении в общих, неопределенных выражениях, извинял бояр, войско и народ в том, что они присягнули Годунову, «не ведая злокозненного нрава его и боясь того, что он при брате нашем царе Феодоре владел всем Московским государством, жаловал и казнил, кого хотел, а про нас, прирожденного государя своего, не знали, думали, что мы от изменников наших убиты». Напоминал о притеснениях, какие были при Борисе «боярам нашим и воеводам, и родству нашему укор и поношение, и бесчестие, и всем вам, чего и от прирожденного государя терпеть было невозможно». В заключение самозванец обещал награды всем в случае признания, гнев божий и свой царский в случае сопротивления. Красносельцы с радостию приняли посланных и собрались шумною толпою провожать их в город. Правительство выслало было против них стрельцов, но те, испугавшись, возвратились с дороги, и послы Лжедимитрия с красносельцами достигли беспрепятственно Лобного места, прочли народу грамоту Лжедимитриеву. Народ взволновался; бояре объявили патриарху о мятеже; тот заклинал их выйти к народу и образумить его; бояре, по-видимому, послушались, вышли на Лобное место и ничего не сделали. |
| Теперь же далеко было не то: Даниилу по прежнему приходилось действовать по указанию других и подвергать нареканию свой высокий сан, между тем как пользы из такого положения вещей для него не представлялось никакой. Его положение в правление Елены можно назвать шатким, и он в это время только сумел держаться на месте. Слабость государственного значения м. Даниила с особенной ясностью обнаруживается в отношении боярского правительства к некоторым правам церкви. Даниил много борьбы вынес ради того, чтобы защитить земельные права церквей и монастырей. Но после смерти Василия Иоанновича, в правление Елены и бояр, явились узаконения, направленные в прямой ущерб землевладельческим правам духовенства. В 1535 году вышло запрещение монастырям покупать и брать в заклад или «по душах» вотчинные земли служилых людей без ведома правительства под опасением в противном случае отобрания этих вотчин в пользу государя. 509 Этим весьма важным распоряжением навсегда пресекалась возможность бесконтрольного увеличения церковных земель в России. Но боярское правительство на этом, не остановилось. В следующем 1536 году в Новгороде по распоряжению его отобрано было значительное количество церковных земель. В правление Елены и бояр духовенство привлечено было к исполнению некоторых городских и государственных повинностей. В 1534 году при постройке в Москве Китая-города, обнесения его стеною и валом, правительство, сделав на эту постройку пожертвование из собственной казны, повелело «и митрополиту вдати, елико достоит, тако же и всему священническому чину урок учиниша, потому же и князем и бояром и сановником». Точно также и в Новгороде при возведении деревянного города боярское правительство привлекло к этому делу и самого архиепископа и все новгородское духовенство. В общественных и государственных нуждах, напр. при выкупе пленных, правительство этого времени не стеснялось прибегать и к церковным денежным средствам. Еще хуже сложились обстоятельства не в пользу митрополита Даниила после смерти княгини и правительницы Елены (скоропостижно умершей 3-го апреля 1538 г.) 510 . |
| В конце правления И. И. в Москве в результате конфликта между московскими боярами был убит фаворит И. И. Алексей Петрович Хвост, к-рый после смерти вел. кн. Симеона Гордого стал московским тысяцким и вернул себе основную часть утраченных ранее владений в пределах Московского княжества. После убийства Алексея Хвоста знатные бояре Михаил Александрович и его зять Василий Васильевич Вельяминов, сын прежнего московского тысяцкого Василия Протасьевича, опасаясь гнева И. И., бежали в Рязанское княжество. Осенью 1357 г. на Русь из Орды пришел «силен» посол Кошак и «велика бысть истома князем руским». Вскоре после убийства Джанибека ханом был провозглашен Бердибек. В связи со сменой власти в Орде вел. князю пришлось зимой 1357/58 г. совершить туда поездку. Тогда же вместе с рязанским кн. Олегом в Орду прибыли и бежавшие из Москвы бояре. В результате переговоров произошло их примирение с И. И., бояре вернулись в Москву, где Вельяминов, очевидно, стал тысяцким. Консолидация московской знати была весьма своевременной. Хан Бердибек настаивал на новых выплатах со стороны вел. князя. В 1358 г. на Русь прибыл ордынский царевич Маматхожа, потребовавший пересмотра границ Московского и Рязанского княжеств в пользу последнего. В ответ И. И. не пустил Маматхожу в пределы Московского и Владимирского княжеств («не въпусти его во свою очину въ Руськую землю»). Вскоре выяснилось, что царевич действовал без ханских санкций, в результате интриг в Орде он попал в опалу и был убит, после чего вопрос о пересмотре границ в пользу Рязанского княжества не поднимался. В 1358 г. московские войска заняли Ржеву - бывш. владение смоленских князей, захваченное у них Литовским вел. кн. Ольгердом; в следующем году город вновь перешел к Литве. Возросшее значение Москвы в конце правления И. И. отражает чеканка в городе собственной монеты, в наст. время достоверно известен 1 ее экземпляр ( Гайдуков П. Г. Новые мат-лы о начале рус. монетной чеканки в XIV в.//Тр. Отд-ния ист.-филол. наук, 2006 г./РАН. М., 2007. С. 372-382). |
| Владимир 980–1015 (35 лет) — Василий I 1389–1425 (36 лет) Это впечатляет, но между Святославом и Владимиром правил Ярополк (972–980); тем самым оказывается, что кого-то из правителей можно и опускать. Святополк 1015–19 (4 года) — Юрий Дмитриевич 1425–31 (6 лет с перерывами) Ярослав Мудрый 1019–54 (35 лет) — Василий II Темный 1425–62 (37 лет). В действительности Святополк правил около года, а затем, через два года, еще около года. Годы правления Юрия Дмитриевича подсчитаны дважды, второй раз — в составе лет правления Василия Темного. Поскольку ослепление последнего никакого решительно сходства не имеет с блистательной судьбой Ярослава Мудрого, пришлось искать параллель этому событию уже с интервалом не в 410 лет, как было задумано, и не среди правителей, а среди их родичей: ослепление князя Василька Теребовльского в 1097 г. Очень гибкая методика. Всеволод 1054–93 (39 лет) — Иван III 1462–1505 (43 года). Очень сильное впечатление: Всеволодом названа совокупность княжений четырех князей: Изяслав 1054–68, Всеслав 1068–69, Изяслав 1069–73, Святослав 1073–76, Всеволод 1076–77, Изяслав 1077–78, Всеволод 1078–93. Вылитый Иван III. Следующая параллель реализует уже совершенно невиданную степень свободы. Справа, согласно летописи, должен быть Иван Грозный 1533–84 (51 год). Слева ему соответствуют (даты опускаем) братья Мстислав и Ярополк (9 лет), Всеволод (7 лет), Изяслав (9 лет), Юрий Долгорукий (9 лет), Изяслав Давыдович и Мстислав Изяславич (в сумме 12 лет). А справа опять-таки не Иван Грозный, а “семибоярщина” и четыре разных лица, которые, по догадке Фоменко, были заменены во всех летописях историками романовского периода на царя Ивана. В завершение: Андрей Боголюбский (17 лет) — Федор Иоаннович (14 лет). Оказывается, идея параллелизма всесильна, потому что верна, а если летописи ей не соответствуют, то тем хуже для летописей. А ведь мог бы гуманный Фоменко расчетверить и Ubaha III, но помиловал и вместо того склеил четырех князей в одного. На этом фоне бледнеет и весьма приблизительное равенство длительности соответствующих царств даже и в относительно удачных случаях. |
| В остальных княжествах происходили волнения другого рода. В Твери до 1346 года княжил Константин Михайлович. Стремясь, подобно всем князьям, усилить себя на счет родичей, он начал теснить вдову брата своего Александра, Анастасию, и сына его, Всеволода Александровича, князя холмского, силою захватывал бояр и слуг их. Всеволод не мог сносить этих притеснений и ушел в Москву к Симеону; потом в том же 1346 г. и Константин и Всеволод поехали в Орду, где Константин умер, а Всеволод выхлопотал у хана ярлык на княжение, несмотря на то что у него оставался еще дядя, Василий Михайлович, князь кашинский. Последний, услыхав о братней смерти, спешил также в Орду, но, зная, что туда незачем ездить с пустыми руками, взял дань с племянниковой Холмской волости и отправился; Всеволод, узнавши о поступке дяди и о поездке его в Орду, выехал оттуда к нему навстречу вместе с ханским послом и ограбил его, вследствие чего Василий должен был возвратиться в свою отчину - Кашин. Понятно, что вражда между дядею и племянником не кончилась этим, а только началась. " Была между ними ссора, - говорит летописец, - а людям тверским тягость, и многие люди тверские от такого нестроения разошлись; вражда была сильная между князьями, чуть-чуть не дошло до кровопролития " . Однако любопытно, что кровопролития не было: не любили его северные князья, старались кончить дело какими-нибудь другими средствами. В 1349 году епископу Феодору удалось помирить князей; Всеволод уступил Тверь дяде, и оба укрепились между собою крестным целованием, поклялись жить в совете и единстве, и вот когда узнали, что князья помирились, то пошли к ним отовсюду люди в города их и волости, народонаселение умножилось, и все тверпчи сильно радовались. Но радовались они недолго; только что Василий получил ярлык из Орды, как начал опять сердиться на племянника, припоминая, как тот ограбил его на дороге в Орду; средства к угнетению племянника употреблены были и Василием те же самые, какие прежде употреблял Константин: он стал притеснять бояр и слуг холмского князя. Но подобные явления происходили не в одном Тверском княжестве: мы видели, что рязанский князь Иван Иванович Коротопол убил родственника своего, Александра Михайловича пронского. В 1342 году сын убитого Александра, Ярослав, выхлопотал себе ярлык и выгнал самого Коротопола из Переяславля Рязанского, потом встречаем известие, что Коротопол был убит неизвестно где, кем и как, а под 1344 годом упоминается о смерти Ярослава пронского. Под 1349 годом упоминается о смерти рязанского князя Василия Александровича, как видно брата Ярославова, после чего видим в Рязани князем знаменитого Олега Иоанновича. В 1344 году умерли князья Василий Давыдович ярославский и Василий муромский; преемник последнего, Юрий Ярославич, обновил отчину свою Муром, запустелый издавна, со времен первых князей; Юрий поставил двор свой в этом городе, его примеру последовали бояре, вельможи, купцы и черные люди. |
| Но воеводы, сбыв с рук одного королевича, отделались и от другого. Богдану Дубровскому дали такой ответ: «того у нас и на уме нет, чтобы нам взяти иноземца на Московское Государство: а что мы с вами ссылались из Ярославля, и мы ссылались для того, чтобы нам в те поры не помешали, бояся того, чтобы не пошли в московские городы; а ныне Бог Московское Государство очистил, и мы ради с вами за помощью Божиею биться и идти на очищение Новгородского Государства». 134 Какая смелость! Русь не только не хочет принять королевича – хочет даже выгнать Шведов из Новгорода. Не менее самоуверенности высказали Русские и в том еще, что отказались принять вспомогательное войско, прибывшее из Англии. Англичане предлагали Свои услуги – помочь Русским избавиться от Поляков – но Русские поблагодарили короля Якова за это позднее предложение и сказали, что у них теперь и своих сил довольно. Теперь наступило время подумать и о царе своем, православном. Нужно было поспешить этим делом, чтобы уничтожить бедственную для всех анархию, чтобы собрать воедино разрозненные части государства, чтобы уврачевать тяжкие раны ему нанесённые. Нужно было и потому, чтобы успеть собраться с силами для ожидаемой новой борьбы с Польшей и Швецией, из которых та и другая готовили удары России, желая возвратить мнимые на нее права или мстить за мнимое вероломство. Смертью Феодора Иоанновича пресеклась прямая линия властителей Рюрикова Дома; оставались линии баковые. Решились всею землею выбрать царя; указывали на несчастный опыт не единодушного избрания Василия Шуйского, которое открыло путь многим беспорядкам и возмущениям. Составили Совет и послали во все города грамоты с предписанием, чтобы из каждого города явились в Москву знатные люди духовного и светского чина, а от низших сословий выборные люди. Призываемые скоро собрались в Москву, ибо все пламенно желали, чтобы на Москве не было безгосударно. Искательный Трубецкой воспользовался обстоятельствами, не хотел дожидаться награды от будущего государя и получил от Земского Совета Вагу, бывшую отчину царя Бориса (город Шенкурск с уездом). |
| Спасите душу погибающую, чтобы и над вами исполнилось слово и благословение Писания, которое говорит: Аще изведеши честное от недостойного, яко уста Моя будеши ( Иер. 15:19 ). Ради Бога, приобретите себе такую благодать и такое воздаяние и благословение от Бога. Предоставьте суд Судящему всех праведно, ибо и Отец не судит никомуже, говорит Слово Божье, но суд весь даст Сынови ( Ин. 5:22 ). Другую благодать прошу у вас – отдайте мне греческие книги, которые я оттуда привез с собою для своего назидания и на утешение духовное окаянной души моей. Окажите и мне христианское милосердие, как вы оказали его, по своему благоразумию, многим другим. Этим вы доставите большую славу блаженной душе приснопамятного царя и государя вашего, и моего государя и благодетеля, великого князя Василия Иоанновича всея России. Благоволите, как благоразумные и верные его соправители и помощники в царском управлении благоверной державы Российской, прибавить блаженной душе его светлой славы – тою вашею милостию, какую окажете мне. Яснейшим доказательством благоразумия и верности благорассудительных князей и бояр служит то, если они, и по преставлении отсюда своего государя, заботятся о доставлении ему там большей славы посредством оказываемого ими здесь за него всякого человеколюбия и различных милостынь всем вообще убогим и страждущим в темницах. Слово это не мое, но всех вообще боговдохновенных отцев. Предлагать здесь их свидетельства, которые хорошо вам известны, я рассудил не совсем уместным; ибо вы хорошо сведущи в божественном писании и очень искусны, более всякого другого, и потому в излишнем напоминании не нуждаетесь. Да сохранит всех вас Господь Иисус Христос во здравии, во всяком спокойствии и крепости. Аминь. Читать далее Источник: Сочинения преподобного Максима Грека в русском переводе. - [Сергиев Посад] : Св.-Троицкая Сергиева лавра, собственная тип., 1910-1911./Ч. 1: Нравоучительные сочинения. - 1910. - IV, 287, III, с., л. портр. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Р. Трубецкому с товарищи, то мы на государеву службу готовы, а станут грамоты приходить к князю Трубецкому и к князю Хворостинину, то нам меньше князя Хворостинина быть невместно». В следующем году опять Трубецкой и Хворостинин были назначены в Тулу воеводами большого полка, а в передовом – князь Андрей Голицын: последний разболелся, будто болен, не хотя в меньших быть у князя Трубецкого. Князья Ногтев и Одоевский сказали: «На государеву службу готовы, а меньше князя Ивана Голицына быть нам невместно»; князь Петр Буйносов сказал: «Меньше мне князя Одоевского быть невместно»; князь Туренин сказал: «Меньше мне князя Буйносова быть невместно». Князь Михайла Одоевский, приехав на службу, списков с именами служилых людей не взял для князя Ивана Голицына; князь Иван Туренин списков не взял для князя Буйносова, а князь Буйносов на службу не поехал для Одоевского. В 1597 году высланы были на берег (Оки) для предосторожности от крымцев знатнейшие бояре: Мстиславский, Годунов (Борис), Шуйские, Трубецкой, Голицын, и вот князь Тимофей Романович Трубецкой, воевода сторожевого полка, бьет челом на князя Василия Ивановича Шуйского, воеводу правой руки; Иван Голицын, воевода левой руки, бьет челом на князя Трубецкого, князь Черкасский бьет челом на князя Ноготкова, Буйносов – на Голицына, Шереметев – на Ноготкова и Буйносова, Кашин – на Буйносова и Шереметева. Когда дело было неясное, правительство назначало суд: судили обыкновенно боярин и дьяк; в разрядных книгах встречаем известия, что иногда бояре решали дела по пристрастию: так, в 1586 году Федор Колычев был оправлен пред Романом Алферьевым, и разрядная говорит: «Тем судом промышлял боярин князь Иван Петрович Шуйский для Крюка Колычева». В судьи по делу князя Тимофея Трубецкого с князем Андреем Голицыным назначен был первенствующий боярин – князь Феодор Мстиславский. Когда Трубецкой подал память, то Мстиславский сказал: «Князь Тимофей Романович Трубецкой в памяти написал, что дед мой, князь Феодор Михайлович, был с князем Микулинским; но дед мой меньше князя Микулинского не бывал, тем меня князь Т. |
|
|
