| Но... - Интересно, интересно. " И снова будет некому помочь " . - А дальше идет " но " . - Не знаю, как тебе, но мне ужасно захотелось прочитать, что же следует после этого " но " . - Ты думаешь, что-то следует? - Я уверен в этом, дочка. - Так мы остаемся? - А ты... не против? - Вот теперь я услышала голос демократа. Я - за, папочка. Только не обижайся - вещи будешь разбирать один. Глава 10 1. Решив, что из Мареевки можно будет уехать в любой момент, мы с Машей пришли к мнению, что настала пора сменить вектор поиска: если раньше наши усилия были в основном направлены на изучение историко-краеведческих документов и литературы, то отныне мы договорились сосредоточиться на личностном факторе. Стало ясно: вопросы, волнующие ныне нас, некогда волновали и других людей. Явно неглупых и много времени посвятивших разгадке тайны Белого Кельта и его дочери. И особняком среди них стоял Петр Константинович Сосновский. Похоже, тетрадка со стихами принадлежала ему. 12 июля мы с Машей уехали сначала в Любимовск, затем в областной центр, где пробыли около двух недель. Увы, работа в архивах нам практически ничего не дала. Узнали совсем немного. Родился Петр Константинович в 1907 году. Из мелкопоместных дворян. После окончания Московского университета был направлен на работу в Любимовск, где почти двадцать лет возглавлял статистическое управление. Погиб Петр Константинович в 1946 году. Вот и все, что мы смогли узнать. Остальное приходилось домысливать. Судя по всему, жил он тихо и скромно. В Мареевке у него корней не было. Наверное, впервые Сосновский попал сюда во время одной из своих поездок по району. О том, что Мареевка его очень заинтересовала, свидетельствовал и тот факт, что он купил здесь дом. Был Петр Константинович холост, но общения с близкими людьми лишен не был: к нему в Любимовск переехала жить старшая сестра Софья, мать Василия и Сергия Изволокиных. Причем переехала уже будучи замужней женщиной. Но даже из того немногого, что нам удалось узнать, становилось ясно, что Сергий Иоаннович либо сознательно вводил меня в заблуждение, либо сам многого не знал. Об этом мы и говорили с Машей, когда шли по дороге из Вязового в Мареевку. |
| Бесчисленное множество погостов, сел, деревень и других усадебных мест, которые встречаются в писцовых книгах 1500 и последующих годов, все носят русские названия по своим корням и по окончаниям. В писцовой оброчной книге Водской пятины означенного 1500 года читаем следующее о нынешнем селе Лисине, которое находилось тогда в Спасском Зарецком погосте: «А на 8 обеж пустых, что в селе в Лисине, дана льгота тем же лисицким христианам (ранее поселившимся) Марку Никитину со товарищи на урок 5 лет, лета семь тысяч шестого августа, звати им себе на те на пустые обжи христиан, а отсидят свои урочные лета, и им давать великого князя оброку 5 гривен и за хлеб, и за весь доход, опричь обежные дани» (изд. 1868 г. т. III, стр. 730). Нельзя не допустить, что вместе с переселенцами из России, переходила сюда христианская православная вера, и что по господству русского православного населения, она была в сем крае почти исключительно господствующей. В писцовых книгах, начиная с 1500 года, описываются многие православные церкви и монастыри, и нет ни одной иноверной, напр. католической, за исключением таких городов, как Нарва, которые были построены иностранцами. Определить в точности отношение между туземным распространением веры и занесением ее из других мест, теперь, разумеется, нет возможности. Но факты не одного позднейшего, но и древнейших времен дают перевес мнению, что христианская вера собственно в крае Санкт-Петербургском насаждалась и распространялась наиболее через христиан переселенцев и главным образом – из России. Так известно, что еще во время княжения Василия Иоанновича, русское торговое поселение существовало там, где ныне находится в Санкт-Петербурге Большая Охта (Пам. книжка С. Петербургской губ. на 1868 г., стр. 4). Истина эта, относительно распространения христианской веры через переселенцев, становится ясной до очевидности после застроения Санкт-Петербурга. Впрочем, мы будем здесь руководствоваться в истории распространения христианской веры не одними фактами, но возьмем во внимание и немногие предания, которые сохранились об этом предмете. |
| После выдавания, сопровождавшие провожали молодых до сенника. В сеннике посаженая мать одевала на себя соболью шубу мехом вверх и осыпала новобрачных хмелем. На свадьбе великого князя Василия Иоанновича было уложено: «В те поры большая сваха да дружки, развернув скатерть, кормят великаго князя и великую княгиню курем; и как поедят куряте, и великий князь велит всем идти». На царских свадьбах, тотчас же после осыпания, бояре и боярыни возвращались в Грановитую палату, и там мужчины продолжали обед, а боярыни шли в царицыны хоромы. Спустя некоторое время, царь приказывал звать в сенник посаженых отца с матерью, тысяцкого, дружек, свах и ближних бояр. В сенях, перед сенником, бояре кормили государя, а в сеннике боярыни кормили молодую царицу. На свадьбе царя Алексея Михаиловича «в те поры подавано было к государю в сенник квас в серебряной дощатой братине, да с кормоваго дворца приказных еств: попорок лебедин под шафранным взваром, ряб окрашиван под лимоны, потрох гусиный; да государыне царице подавано приказных еств: гусь жаркий, порося жаркое, куря в калье с лимоны, куря в лапше, куря во щах богатых; да про государя и про государыню подаваны хлебенныя ествы: перепеча крупичатая в три лопатки недомеров, четь хлеба ситнаго, курник подсыпан яицы, пирог с бараниной, блюдо пирогов кислых с сыром, блюдо жаворонок, блюдо блинов тонких, блюдо пирогов с яицы, блюдо сырников, блюдо карасей с бараниной». После угощения молодых в сеннике, гости продолжали пир в Грановитой палате; царь приказывал боярам после пира ехать к себе домой, а на завтра быть к нему во дворец к обеду. Второй день молодых начинался баней. Баню топили с особыми обрядами, под присмотром особо назначенных бояр. В баню великие князья посылали удельным подарки, состоявшие из платья княжеского. Цари Михаил Феодорович и Алексей Михаилович на своих свадьбах в бане же кушали сами и жаловали своих бояр ествами и посылали им романею в кубках. После бани молодые приходили в сенник, и здесь происходил обряд вскрытия невесты: посаженый отец поднимал покров, который был на голове молодой царицы. Государь тогда приказывал видеть царские и царицыны очи всем окольничим и думным людям. Видеть светлые царские очи считалось великой честью и великим пожалованием. Бояре при этом поздравляли молодых, а после поздравления кормили их кашей. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГЕРБЕРШТЕЙН [нем. Herberstein] Сигизмунд (Зигмунд), фон (1486, Виппах, ныне Випава, Словения - 1566), австр. дипломат и писатель, автор «Записок о Московии» (Rerum Moscoviticarum commentarii). Барон Сигизмунд фон Герберштейн. Гравюра. XVI в. Барон Сигизмунд фон Герберштейн. Гравюра. XVI в. Г. с отрочества владел словен. языком, что впосл. помогло ему во время дипломатических миссий и при сборе материалов для «Записок...». В 1499 г. Г. поступил в Венский ун-т, через 3 года получил степень бакалавра, в 1506 г. окончил курс. Г. слушал лекции гуманиста, поэта и историка К. Цельтиса (1459-1508), интерес к-рого к географии и этнографии иных народов повлиял на формирование мировоззрения Г. С 1506 г. Г. находился на службе у австр. Габсбургов , поначалу военной, с 1515 г. являлся членом Имперского совета. В 1516 г. имп. Максимилиан поручил Г. возглавить посольство к дат. кор. Кристиану II. С этого времени началась дипломатическая карьера Г., в течение к-рой он принял участие в 69 миссиях - в Венгрию, Польшу, османскую Турцию и др. Однако в историю Г. вошел прежде всего как глава австр. посольств в Москву - в 1517 г. от Максимилиана и в 1526 г. от эрцгерц. Фердинанда I (с 1531 король, с 1556 император) - и как автор «Записок о Московии», где отразились сделанные в ходе этих миссий наблюдения. Целью 1-го московского посольства Г. было посредничество в переговорах посланников польск. кор. Сигизмунда I с советниками московского вел. кн. Василия III Иоанновича о заключении мирного соглашения между Русским гос-вом и Польшей для совместной борьбы против Османской империи. Переговоры закончились безрезультатно. 2-е посольство Г. в Москву должно было способствовать превращению 5-летнего перемирия между Россией и Польшей, срок к-рого истекал в 1527 г., в вечный мир. Эта задача также не была выполнена, но перемирие было продлено на 6 лет. За дипломатические заслуги Г. получил баронский титул (1532). |
| Въехав в коло и услыхав шум, Лжедимитрий крикнул с неприличною бранью, когда все успокоилось, один из войска от имени кола повторил ему просьбу указать тех, кто называл Рожинского изменником. Сперва самозванец велел отвечать одному из своих русских, но тот отвечал не так, и самозванец сказал: «Молчи, ты не умеешь по их говорить, я сам буду», – и начал: «Вы посылали ко мне, чтобы я выдал вам верных слуг моих, которые меня предостерегают от беды, никогда этого не повелось, чтобы государи московские верных слуг своих выдавали, и я этого не сделаю не только для вас, но если бы даже и сам Бог сошел с неба и велел мне это сделать». Ему отвечали: «Чего ты хочешь? Оставаться только с теми, которые тебе по углам языком прислуживают, или с войском, которое пришло здоровьем и саблей служить?» «Как себе хотите, хоть ступайте прочь», – отвечал самозванец. Тут начался страшный шум; одни кричали: «Убить негодяя, рассечь!» Другие: «Схватить его, негодяя: привел нас, а теперь вот чем кормишь?» Самозванец не смутился и поехал спокойно в город к своему двору, но поляки Рожинского приставили к нему стражу, чтобы не убежал. Тогда он пришел в отчаяние и, будучи всегда трезвым, выпил множество горелки, думая этим себя уморить, однако остался жив. Между тем весь остальной день и всю ночь придворные его – Валавский, канцлер, Харлинский, маршалок, князь Адам Вишневецкий, конюший – бегали между ним и войском, хлопоча о примирении. Наконец помирились, самозванец опять приехал в коло, извинился, и Рожинский отправился покойно в свой стан к Кромам. В это время приехали к Лжедимитрию другие союзники: приехало 3000 запорожцев, также приехало 5000 донцов под начальством Заруцкого. Этот Заруцкий был родом из Тарнополя, еще ребенком был взят в плен татарами, выросши, ушел к донским козакам, отличился между ними и теперь приехал на службу к Лжедимитрию уже старшиною, выдавался он, действительно, пред товарищами красотою, стройностию, отвагою. Донцы привели к Лжедимитрию вместо казненного в Москве Лжепетра другого племянника, также сына царя Феодора; дядя велел убить его; козакам понравились самозванцы: в Астрахани объявился царевич Август, потом князь Иван, сказался сыном Грозного от Колтовской; там же явился третий царевич, Лаврентий, сказался внуком Грозного от царевича Ивана; в степных юртах явились: царевич Федор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семен, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврилка, царевич Мартынка – все сыновья царя Феодора Иоанновича. |
| В близь лежавшем селении единородная дочь поселянина Феодора, лишилась зрения, в припадке беснования; отец ее отлучился в то время в царствующий град для купли и помышлял какое бы найти врачебное зелие для своей дочери; тогда представилось ему, как будто беседовал он с кем–либо из своих присных: «для чего сомневаешься в щедротах Божиих и ищешь помощи человеческой, когда подле нас есть угодник Божий, которого доступны молитвы? ему поклонись, и быть может испросит он исцеление дочери твоей». Та же самая мысль и в тот же час, пришла и жене его, остававшейся в селении, и когда возвратился домой, с изумлением открыли они друг другу тайные свои помыслы. Тогда взяв болящую дочь свою, вместе с нею, пошли в пустыню и, бросившись к ногам старца, долго со слезами умоляли о ее исцелении. Старец много отрекался по своему недостоинству и наконец сказал им: «если явлена будет вера ваша пред Богом, то ради сей веры исцелит дочь вашу». При сих словах осенил знамением крестным очи ее и в ту же минуту она прозрела, к утешению родителей. Несмотря на любовь свою к пустыне, во избежание молвы человеческой, блаженный Макарий посещал, однако, от времени до времени город Унжу, чтобы не лишать жителей его спасительного слова. Там, а не в пустыне, судил ему Господь окончить дни свои, к общему назиданию блаженною его кончиною; в самый час ее внезапно исполнился благоухания весь город Унжа, и не только город, но и окрестные селения, так что все уразумели, что чистая душа его отходит к Господу и отовсюду сбирался народ, чтобы видеть его преставление. Общий был плач и великое стечение, когда понесли многотрудное тело подвижника из города в пустыню, где заповедал себя погребсти, и во время сего торжественного шествия много было исцелений благодатными молитвами усопшего. Преставился он в глубокой старости, Июля 25-го 1504 года, почти столетним, после 83–х летнего иночества, и память о нем живо сохранилась, сквозь ряд столетий, на Унже и на Желтых водах. Восемнадцать лет после его преставления, при державе Великого Князя Василия Иоанновича, Орда Казанская в числе двадцати тысяч, обступила город Унжу и грозила разорением, зажегши его посады. |
| Так навсегда кончились уделы в России! Так соединились все части ее в одно целое; так это целое стало зависеть уже не от мелочных требований нескольких владетелей, а от высокой, самодержавной и неизменной воли одного государя! Нравы и обычаи русских при Василии III от 1523 до 1533 года Приятно знать не только о важных делах тех людей, которых мы любим как предков своих, например, об их походах, победах, завоеваниях, но даже и о самых обыкновенных делах: о том, что они делали в своем домашнем кругу, как они веселились, как показывали свою печаль, как угощали своих друзей; даже мне бы хотелось знать, какое платье они носили, какие кушанья подавали на их обедах, о чем они разговаривали во время этих обедов. Я уверена, что мои читатели так же любопытны, как и я, и им так же хочется узнать все это. Очень рада, друзья мои, и постараюсь выбрать из истории самые занимательные для вас описания нравов и обычаев наших добрых предков. И как кстати мы остановились теперь на том самом времени, когда Василий III, уже самодержавный государь России, усмирив внешних и внутренних врагов нашего Отечества, праздновал в 1526 году свою вторую свадьбу. Для охотников до веселостей и происшествий, не совсем обыкновенных, верно, всего приятнее будет, если я начну свой рассказ несколькими словами о том великом веселье, какое было тогда на Руси. Но если вы думаете, что тогдашние свадебные праздники и угощение походили на нынешние, то сильно ошибаетесь. Например, сказать ли вам, что разносили гостям на свадьбе Василия Иоанновича вместо наших нынешних затейливых, можно сказать, даже великолепных конфет? и сыры! А вместо шампанского в прекрасных бокалах из граненого хрусталя подавали рейнское, но еще больше — мед и пиво в больших золотых и серебряных кубках или ковшах. Хотите ли знать, как одет был государь-жених? О! Совсем не так, как одеваются теперь. На нем был бархатный, золотой кожух, или тулуп, на собольем меху, да шуба Русская соболья, крытая золотым бархатом. Полы этой шубы закинуты были назад за плечи. Пояс был кованый золотой, шапка — из черных лисиц. |
| Мы видели, что уже при Василии Иоанновиче рязанские козаки хорошо знали места по Дону; при сыне Василия они здесь утверждаются, принимают от места название донских и становятся страшны ногаям, крымцам, азовцам. На жалобы одного ногайского мурзы, что русские козаки грабят его людей, московское правительство отвечало: «Вам гораздо ведомо: лихих людей где нет? На поле ходят козаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни козаки; и из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники; на лихо никто их не учит; а учинив какое-нибудь лихо, они разъезжаются по своим землям». Не из одних, впрочем, жителей Рязанской области составлялись толпы донских казаков: на Дон шли и севруки – жители Северной Украйны, подобно рязанцам, издавна славившиеся своею отвагою. Ногайский князь Юсуф писал в Москву в 1549 году: «Наши люди ходили в Москву с торгом, и, как шли назад, ваши козаки и севруки, которые на Дону стоят, их побили». Видим, что козаки городовые, находившиеся под ближайшим надзором государства, сделавши что-нибудь противное его интересам, уходили на Дон; так, путивльские козаки, замешанные в деле о грабеже крымского гонца, Левон Бут с товарищами, сказывали: было их на поле шесть человек и весновали на Донце, потом пошли было в Путивль, но на Муравском шляху встретились с ними черкасские (малороссийские) козаки, 90 человек, взяли их с собою и крымского гонца пограбили; после грабежа Левон Бут сам-четверт пришел в Путивль, а двое товарищей его отстали, пошли на Дон. Русский гонец доносил: «Шли мы Волгою из Казани в Астрахань, и, как поравнялись с Иргызским устьем, пришел на нас в стругах князь Василий Мещерский да козак Личюга Хромой, путивлец, и взяли у нас судно царя Ямгурчея; я у них просил его назад, но они мне его не отдали и меня позорили». На жалобы Юсуфа ногайского царь отвечал опять: «Эти разбойники живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы и прежде посылали не один раз, чтоб их переловить, по люди паши добыть их не могут. |
| #lx_706553 #lx_706553 .lx_home_button #lx_706553 .lx_home_button svg #lx_706553 .lx_home_button svg path #lx_706553 .lx_home_button:hover #lx_706553 #lx_706553 .lx_close_button #lx_706553 .lx_close_button .lx_close_button_text #lx_706553 .lx_no_click #lx_706553[data-height="" ] .lx_close_button Закрыть Катастрофа в Ознобишино Леонид Болотин о подробностях страшной аварии в Подмосковье, свидетелем которой он стал Леонид Болотин 13:19 15.07.2013 4736 Время на чтение 5 минут Постоянный автор «Русской народной линии» историк и журналист Леонид Евгеньевич Болотин стал непосредственным свидетелем страшной аварии в селе Ознобишино (Новая Москва ). В Москве и Подмосковье 15 Июля, в канун памяти Святых Царственных Мучеников объявлен траур по поводу той дорожной катастрофы. Редакция РНЛ просит наших читателей молиться об упокоение жертв и о выздоровлении выживших в этой аварии людей. Оказался очевидцем страшного события в Москве (Новой Москве) в полдень 13 Июля 2013 года. Около 12:40 мы - члены правления дачного кооператива «Журналист-2» около деревни Шаганино выехали в Подольск для решения одного юридического вопроса. Деревня Шаганино в XVI веке была охотничьим угодьем боярина Ивана Юрьевича Шигоны-Поджогина - любимца и сподвижника Благоверного Великого Князя Василия Иоанновича. Именно в этих местах Великий Князь поранил щепой ногу на охоте и в результате заражения крови принял страдальческую кончину. В честь боярина Ивана Шигоны и была названа наша деревня Шигонино, с веками переиначенная в Шаганино. Деревня находится на периферийной дороге между Калужским и Варшавским шоссе. Начинается наша дорога в Красной Пахре в 45 километрах от центра Москвы и заканчивается в селе Ознобишино уже на Варшавском шоссе. Дорога старинная, а потому извилистая с пятью или шестью крутыми спусками и подъемами. И завершается дорога около Ознобишино крутым спуском. Легковую машину вел участник правления нашего кооператива Алексей Платонов, рядом с ним сидела его мама Людмила Леонидовна, а сзади - мы с другим членом правления Александром Петровичем. Вскоре мы проехали село Щапово и примерно 12:50 подъехали к селу Ознобишино, к повороту на Подольск. Алексей затормозил машину в ожидании проезда транспорта, идущего по Варшавскому шоссе, чтобы повернуть налево к Подольску. |
| Р. Трубецкой бесчестит». Да стал о том сердитовать, да, встав с места, пошел вон. Князь Трубецкой говорил ему: «Не сердитуй, князь Федор Иванович! По деде твоем с тобою можно было в отечестве считаться, но по отце твоем с тобою местничаться нельзя, потому что государь отца твоего жаловал и учинил его велика». Бояре также стали уговаривать Мстиславского, и он сел в суде опять. Князь Трубецкой ссылался на свадьбу короля Магнуса, на которой князь Вас. Юр. Голицын был меньше брата его, князя Федора Трубецкого. Для поверки спросили ящик с свадебными чинами, нашли списочек о свадьбе короля Магнуса, где имени князя Трубецкого не было, а написаны были только князь Шейдяков, князь Голицын да дьяк Василий Щелкалов. Бояре спросили последнего, где у него книги о свадьбе короля Магнуса? Тот отвечал, что свадьбу приказал государь ему, но он разболелся, и государь приказал свадьбу брату его Андрею. Андрей же отвечал, что он книг о королевой свадьбе у себя не упомнит. Тогда князь Трубецкой бил челом, что Андрей и Василий Щелкаловы своровали, свадьбу переделали, брата его не написали, дружа Голицыным, потому что Голицыны Щелкаловым друзья и сваты. Щелкаловы оправдывались тем, что списочек был написан рукою подьячего Яковлева, который не мог переделать его в их пользу, потому что он и все разрядные подьячие им недруги. На другой день дьяк Сапун Абрамов принес к боярам черный список королевой свадьбе и сказал, что он этот список нашел в ящике Василья Щелкалова; в этом списке дьяк Василий Щелкалов написал сам себя в сидячих с боярами, а помарки сделаны рукою брата его Андрея. Тогда бояре спросили Василия Щелкалова: почему он сам себя написал в сидячих на свадьбе, а вчера сказывал, что был болен? Щелкалов отвечал: «Да моя ли это рука: боюсь, чтоб кто-нибудь не подделал мою руку». Бояре велели ему смотреть, и он должен был признаться, что рука его. Дело было решено в пользу Трубецкого. Иногда суд не вершался, потому что служба заняла. Когда челобитные казались явно несправедливыми, то правительство употребляло понуждения и наказания: в 1588 году князь Тюфякин бил челом на князя Хворостинина; царь суда не дал и велел Тюфякина посадить в воровскую тюрьму на четыре недели. |
|
|
