| По Вашему желанию корректура будет Вам послана, но когда это будет, не могу сказать точно, потому что авторы медленно 53 посылают свои доклады в окончательном виде. В ближайшем заседании управительного совета нашей Академии наук предложу, чтобы совет разрешил послать Вам «Български старини из Македонии» Иор. Иванова (эта книга издание нашей Академии), а также, если позволите, и 2-ую часть первого тома моей «история на Българската държава през средните векове», который содержит «историю первого Болгарского царства» (1-ая часть уже распродана и никак нельзя достать) и, как только выйдет 2-ой том, (теперь печатается) «България под византийско владичество». остается еще 3-й том, который будет содержать «история/л. 3 об. на второто Българско царство», тоже в двух частях, из которых 1-ая часть уже готова, но когда выйдет на Божий свет, трудно сказать, потому что денежный кризис у нас очень острый, и наша Академия не располагает очень-то средствами 54 . А нужно торопиться, потому что недолго нам придется еще дышать свободным воздухом. То же касается отдельных отти срев моих статей, то постараюсь в непродолжительное время выслать Вам. На днях доставили афинское издание 1931 год Jus Graecoromanum cura J. Zepi et Pan. Zepi в восьми томах. Я успел рассмотреть только 1-ый том и обратил, конечно, внимание на те памятники, которые меня более всего интересуют, и что же оказалось? Эти господа изволили поместить только первую треть первой грамоты Василия данной Охридскому архиепископу, а другие части первой грамоты и две другие грамоты для этих как будто не существуют. Я бы позволил себе спросить Вас: какого Вы мнения об этом издании? И можно ли им пользоваться для научной работы? Заканчивая это длинное письмо, за что покорнейше прошу Вас меня извинить, я подношу Вам мой сердечный привет о наилучшими пожеланиями. Готовый всегда к услугам В.Н. Златарски София 16. НА БАН. Ф. 9к. Оп. 1. Д. 2413. Лл. 1–2об. В.Н. Бенешевич – В.Н. Златарскому. 16 ноября 1934. Автограф 55 . Глубокоуважаемый Василий Николаевич, Письмо Ваше от Пришло но я только теперь смог засесть за ответ, т. |
| Удивительное дело! У меня дома нет телевизора, нет радио, я не читаю нецерковных газет. Никто у меня в семье не посещает светских новостных или информационных сайтов. Регулярно я бываю на трех-четырех православных порталах, 10 минут в день трачу на страницы в фэйсбуке и вконтакте – только для того, чтобы ответить на духовные вопросы. И это просто поразительно – я в курсе всех новостей мира. Мне кажется, в наше время информация стала сродни радиации. Непонятно, как она распространяется, – но больны все. В городе: в метро, в цеху, в офисе; в колхозе: в конторе, в коровнике, на мехдворе; в деревне: на скамейке, около автолавки и на почте – все облучены опасной дозой информации. Она, как советский мирный атом, проникает и в закрытые наглухо помещения, выбивает из мозга все нужное, и заполняет его бесполезной самораздувающейся пустотой. Для информации нет преград, запертых дверей и железобетонных стен. Я даже подозреваю, что от нее не спасают свинцовые пластины и спецкостюмы. Как иначе объяснить, что я – добровольно отстраняющийся от светского информирования – до мельчайших подробностей знаю, что происходит на Украине , в Аргентине , Германии, – да и по всему миру? Я знаю не только то, как развиваются события на Майдане, в каких странах разрешили уже однополые браки, а в каких нет, где в мире оскверняются какие святыни, как запрещают праздновать в Европе Рождество Христово, что в Англии нельзя носить нательные крестики. Не только ЭТО. Еще я знаю, как ко всему этому относится какой-нибудь дядя Вася, который считает себя православным и высоким богословским языком пишет свои статьи-комментарии на эти темы. И называется это все как-то очень красиво: «Мнение православного историка Василия Иванова о событиях» неважно каких. Я захожу в православный интернет в поисках душеполезного, в поисках духовного огня (Лк. 12, 49), чтобы подпалить свои отсыревшие уголья, – и натыкаюсь на такие вот материалы. И только к середине статьи узнаешь, что на самом деле этот Василий – и не совсем православный, да и историю знает через пень-колоду… |
| Во втором в Вологодскую провинциальную канцелярию – оный Её Императорского Величества указ и господ кабинетных министров определение прописано в прошении помянутого Василия Иванова, и по определениям оной Военной Конторы велено по силе вышеозначенного состоявшегося Её Императорского Величества указа за то их небытие у присяг штрафные деньги по пятидесяти рублей с человека во оную Контору принять, которые-де и приняты, а о выключении их из службы, и о положении в подушный оклад, и о определении в купечество или в цех велено учинить, как состоявшийся Её Императорского Величества указ повелевает. А понеже по состоявшемуся Её Императорского Величества на подаванном в Кабинет Её Императорского Величества Святейшего Синода сообщении за собственноручным Её Императорского Величества подписанием апреля 4-го дня прошлого 739-го года указу велено с таковых не бывших у присяг церковнослужителей брать штрафа точию по тридцати рублей с человека; а Архангелогородская губернская канцелярия представляет – взятые-де в военную службу, а действительно в полки ещё не определённые церковники семнадцать человек просят о увольнении их от службы со взятьем штрафа по тридцати рублей с человека, а по силе-де означенного из Военной Конторы объявленного указа и по определению в Кабинете Её Императорского Величества присутствующих господ министров велено с приличившихся за небытие у присяг духовного чина людей взять с каждого человека штрафа по пятидесяти рублей, и из них которые лишены священства, записывать в купечество и в цех, кто к чему имеет быть способен, и о положении в подушный оклад по указам. И по тому указу в прошлом 738-м году по определениям Военной Конторы взятые церковники в Архангелогородский гарнизон в солдаты из службы со взятьем тамо показанного штрафа по силе оного Её Императорского Величества указа свобожены, токмо-де того указа, особливо в присылке в Губернскую канцелярию, ниоткуда не имелось, и требовано резолюции – с присылаемых церковников и их детей, не бывших у присяг, которые штраф заплатить могут, по толикому ль числу брать, как в указе из Святейшего Синода написано, по тридцати рублей, или более того, и ежели более, то из прежде присланных в дополнку ко взятому взыскать надлежит ли. |
| 280–281). Чехов ввел в речи героя своего рассказа некоторые подробности, услышанные им от Егора и записанные затем Булгаревичем (так, Егор говорит о переезде по морю в трюме парохода – «думали, что это рыба качает под низом, ворочает пароход» и др.). Много совпадающих моментов в судьбе и, главное, в психологии Гусева и Егора – трагическая исковерканность их жизней; умение приноравливаться к любым обстоятельствам; добродушное и безропотное смирение (см.: В. Б. Катаев. Автор в «Острове Сахалине» и в рассказе «Гусев». – В сб.: В творческой лаборатории Чехова. М., 1974, стр. 247–252). Авторское отношение к другому герою рассказа, «протестанту» Павлу Иванычу, во многом перекликается с отношением Чехова к реально существовавшему сахалинскому «протестанту» – «доктору, похожему на Ибсена», Б. А. Перлину, описанному в главе II «Острова Сахалина». Г. Бердников указывает на сходство Павла Иваныча и персонажа «Степи» Соломона (Г. Бердников. А. П. Чехов. Идейные и творческие искания. 2-е изд., Л., 1970, стр. 271). Можно также предположить, что положение, в какое Чехов ставит Павла Иваныча и Гусева, «протестанта» и «смиренника», является в известной мере откликом на сопоставление подобных же типов в рассказе В. М. Гаршина «Сигнал» (1887, «Северный вестник») – Василия Спиридова и Семена Иванова. Бор. Лазаревский вспоминал: «Когда вышло полное собрание сочинений, я прочел рассказ „Гусев“ и поразился, как на нескольких страницах автор сумел развернуть такую потрясающую драму, затронув попутно глубочайшие, почти мировые вопросы». Восстанавливая свой разговор с Чеховым о «Гусеве», проходивший осенью 1903 года, Лазаревский писал: «Чехов щурился на далеко искрившееся море и, должно быть, всё еще под влиянием воспоминаний о „Гусеве“, задумчиво произнес: „А тяжело умирать в море“» («Русская мысль», 1906, стр. 92–93). Включая рассказ в сборник «Палата Чехов снял дату «Коломбо, 12 ноября», изменил разбивку по главам (первую и третью поделил – каждую на две главы, так что вместо трех стало пять глав). |
| В следующем году вышел указ по поводу производившегося в св. Синоде дела священника каргопольского уезда Василия Иванова. По следствию оказалось, что он делал своим прихожанам многие обиды, разорения и взятки, с одной крестьянки за погребение ее брата требовал резной складень ценою в 2 р. 50 к., а с другой за погребение ее мужа 50 коп., и не получив требуемого, не хоронил мертвых тел целую неделю, так что в церковной трапезе, где лежали трупы, на лавках и по полу текла пересадная кровь, на телах показались черви и по всей церкви было страшное зловоние, потом похоронил их заодно общим погребением с умершим тогда младенцем женского пола, кроме этого, тоже по вымогательству лишнего платежа не хоронил еще двух младенцев, на которых уже и черви были, у одного крестьянина допустил умереть без крещения ребенка и т. п. Свидетели – 103 человека, в том числе приходский дьячок, приложили к своим показаниям длинный реестр поборов священника при крещении, венчании и погребении и довели его до полного сознания во всем. Определив лишить виновного священства и отослать в светскую команду, св. Синод указал публиковать об этом следствии по всем епархиям и обязал епархиальных архиереев иметь строгое наблюдение, чтобы духовенство везде воздерживалось «от таковых незаконных поступок» 1006 . Епархиальные архиереи действительно много заботились об искоренении вымогательств духовенства за требы; но понятно, что все попечения их по этой части должны были ограничиваться ничем иным, как поучениями, архипастырскими увещательными посланиями и разными исправительными наказаниями, т. е. теми же мерами, которым употреблялись и прежде и бесполезность которых была уже давным-давно испытана. Так, м. Платон в инструкции благочинным указывал последним строго наблюдать, чтобы духовные не были корыстолюбивы, ни за какую требу платы у прихожан не домогались и договора не чинили, а были бы довольны своими оброки и доброхотным даянием. В 1781 г. он обратил внимание на поборы духовенства с раскольников и разослал по епархии циркуляр, в котором писал: «известно нам, что приходские священники в праздничные дни с животворящим крестом не оставляют ходить и к раскольникам, которые не только сию святыню не приемлют с подобающим благоговением, но ниже их священников в то время во двор свой принять желают и тем немалое причиняют святыне бесчестие; а священники, льстясь на одну бесчестную корысть, всему тому подают случай, вместо того, чтобы им честь Церкви и сана своего надлежало бы уважать паче всего»; затем циркуляр строго запрещает духовенству входить со святыней в раскольнические жилища. |
| – На телеканале НТВ, в программе «Свобода слова» священник предложил не подавать руки российским миллиардерам. Это было бы естественно для поручика Иванова, но из уст протоиерея подобное предложение как—то странно было услышать. Есть ли у Церкви канонические формы воздействия на тех людей, которые безнравственно относятся к своему народу? – Понятие " нерукопожатный человек " – и в самом деле весьма точное. Но боюсь, этот план будет трудно реализовать. Для начала я поставил бы вопрос так: нельзя ли посчитать, сколько церковных орденов у семнадцати российских олигархов из списка " Форбс " ? И сможет ли сам этот священник не подать руки встреченному миллиардеру? В интервью это легко сказать, а в реальной жизни, когда нужно найти деньги на возрождение церковной жизни, на строительство храмов, разборчивость, как правило, резко снижается. – У Вас есть опыт общения с конкретными предпринимателями? – Мало. Хотя бы по той причине, что я не настоятель. У меня нет такой стройки, куда я могу привести возможного спонсора и разжалобить его. Второе, – я всегда в дороге, и между встречами в одном и том же городе проходят годы. Так что иногда я задним числом я узнаю, что такой то был на моей лекции. То есть я не пускаю корней, не обрастаю социальными связями. – Православие, по определению Василия Розанова, с самого начала заняло «мироплюющую», мироотвергающую позицию. Оно целиком смотрит в небо, призывая и своих последователей в своей жизни только касаться земли. Предпринимательство же – это, прежде всего, земное занятие. Не в этом ли главное противоречие между ними? – Все познается в сравнении. Когда языческие философы хотели обругать христиан, то называли их словом " филосарки " – " любители плоти " . Со времен Пифагора и Платона считалось, что тело – это могила для души, темница, из которой надо убежать. Позднее у гностиков космос вообще воспринимался как концлагерь. Евангелие же начинается вести о том, что " Бог возлюбил мир " . Значит, и человек имеет право на такую же любовь. Поэтому мир не может быть предметом для плевка. И вообще у человека есть долг в мире, И это отнюдь не долг беглеца. |
| τελνια, «таможни», «места взимания пошлины»), в православно–христианских представлениях испытания, угрожающие душе после смерти, но до окончательного решения ее участи на Страшном Суде. По этим представлениям, души искупают в М. свою греховность муками, среди которых важнейшая — встреча лицом к лицу с бесами, волю которых человек исполнял в прижизненных грехах. Пространственная зона этих испытаний — между землей и небом, где действуют «духи злобы поднебесные» (Еф. 6:12) — на границе миров материального и духовного, «земного» и «небесного», понимаемая христианской эсхатологией как опасная демоническая зона нечистой, падшей духовности, космических сил зла (см. ст. «Архонты»). Согласно ряду византийских текстов, вышедшая из тела душа видит страшные черные демонские обличья («муринов», или «эфиопов»); проходя сквозь них в сопровождении Ангелов, она в определенных местах воздушного пространства подвергается задержанию и допросу относительно отдельных грехов. Видение преподобной Феодоры из византийского жития Василия Нового (X в.) насчитывает 20 таких грехов (празднословие, лень, тунеядство, воровство, убийство и т. д.) и соответственно 20 М. Не подвергаются М. души людей, отличавшихся особой святостью, безупречно принятой мученической смертью, раскаявшихся грешников, получивших особую милость Бога, — их души беспрепятственно идут в рай (срв. слова Иисуса Христа, обращенные к «благоразумному разбойнику»: «сегодня же будешь со Мною в раю». Лк. 23:43). Мотивы загробных М. нашли отражение в литературе XX в. у поэтасимволиста Вяч. Иванова («Так, вся на полосе подвижной…» — модернизированный образ М. как «загробного кинематографа», предъявляющего беспомощной душе напоминание обо всем ею содеянном), а также — за пределами воздействия православной традиции — у английского писателя Дж. Р. Толкиена (рассказ «Дерево и лист»), НИКЙФОР ХУМН (Νικηφρος b Χομνος) (между 1250 и 1255 — 18 января 1327) — византийский философ, богослов, писатель и государственный деятель. В центре его философских сочинений — выяснение отношения к Платону и Аристотелю с точки зрения христианской догматики. |
| Катерина и к мужу относится, как к своему ребенку, думает: «Девять вот, десятый сам Иван Африканович, сам иной раз как дитя малое, чего говорить». Любит Катерина своего Ивана Африкановича! С первых шагов семейной жизни Катерина поступает как мудрая женщина. Пьяного Ивана Африкановича она не задевает. Утром, конечно, скажет, что следует, но утром Иван Африканович и сам все понимает - «о чем завертка скрипит». Катерина мудрая, терпеливая женщина. В русской национальной традиции умный и терпеливый - почти синонимы. Возьмем хотя бы случай с петухом. «Евстолья, теща Иванова, попросила зятя отрубить петуху голову. А муж молодой заоглядывался, растерялся, только теща даже и не думала, что у нее такой зять, пошла ловить петуха... В глазах у фронтовика стояла жалость, и Катерина видела, как он растерянно глядел то на топор с еловой чуркой, то на трепыхавшего под полой петуха. Ой, Ваня ты, Ваня, всю войну прошел, а петуха заколоть боишься! Катерина тогда сама взяла топор и ловко нарушила петуха. Пока безголовая птица подскакивала на повети, Катерина мертвой петушиной головой вымазала ладони Ивана Африкановича: «Уж чего-то и не верится, что ты в Берлин захаживал, и за что только людям орденов навыдавали?» Спустя минуту довольная теща ловко ощипывала петуха, а Иван Африканович деловито мылся у рукомойника. Намыливал руки, и медали звякали на гимнастерке, а Катерина, еле удерживая смех, стояла и ждала с полотенцем на плече, и на том полотенце тоже был красный петух, и теперь, когда она стирала или катала это полотенце, то всегда вспоминала медовый месяц, и того петуха, и то время, когда они с мужем обнимались днем за шкафом и самовар шумел у шестка, а мать Евстолья ходила недовольная». Для меня эта страничка - одна из лучших страниц о любви в мировой литературе! Мой отец, прошедший две войны, тоже не мог заколоть кабана и мать нанимала мужиков. Отец виновато суетился - подавал полотенца, тазы. И все как-то делал неловко, невпопад. И мать сердито говорила ему, чтобы он не мешался. Ей было стыдно за него перед чужими людьми. Зато забойщиков она потчевала с великим уважением. Мне было больно и жалко отца, уходившего в комнату и стоявшего у окна. Родители разошлись, и через несколько лет отец смертельно заболел. Мать забрала его у чужих людей, ухаживала за ним, как за ребенком, обещала, когда он выздоровеет - они будут жить совсем по-другому. Но было поздно. До самой смерти своей мама терзала себя за глупость, за упрямый характер. И наставляла невесток относиться к нам с братом бережно, терпеливо, с уважением. На всех без исключения поздравительных открытках моей жене мама непременно желала ей счастья «рядышком с Сережей». Рядышком... |
| — Как же ты с этим жить будешь, Стефа? — прошептал священник. — Ах, лукавый, как он изворотлив, враг человеческий, через милосердие в душу лезет. Добротой они твоей попользовались, а ты и прельстилась. Девушку вдруг стала бить судорога, глаза ее, смотревшие неотступно в одну точку, исказились ужасом, и она упала на пол, задев рукой лампадку. Священник бросился к ней и, сжимая в руках ее голову, стал торопливо шептать очистительную молитву, потом отвел Стефу домой, уложил ее спать, как малое дитя, и, когда она заснула, долго ходил по дому, размахивая кадилом, и рука его чувствовала тяжесть, точно он держал топор, и на каждый его взмах дом отзывался скрежетом, а на лице Стефы застыл оскал. И отец Василий понял, что лукавый восторжествовал — Стефания против своей воли сделалась басурканей, унаследовав страшную Кудричкину силу. Накануне Иванова дня из церкви пропала причастная чаша. Перед проскомидией отец Василий осмотрел все в алтаре, но чаши нигде не было. Кроме него и церковного старосты, ключи от церкви были только у Стефы, и в жаркий день отца Василия прошибло холодным потом от страшной догадки, что произошло. Он быстро пошел, не успев переодеться и снять рясу, на окраину села, но хата была пустой, и когда священник переступил через порог, он ощутил внезапную слабость, закачался, и у него едва хватило сил, чтобы выйти и сесть на то самое крыльцо, где несколько лет назад сидела у чужого дома голодная сирота. Он сидел на крыльце, и одна мысль мучила его сильнее всего: почему она пришла именно сюда? И ему чудилось, будто бы он слышит слабый стук в окно своего дома, на который когда-то не вышел. А Стефу нашли на следующий день недалеко от подножия Кальварии — ее тело висело на дикой груше в саду. Потом уже люди рассказывали, как в последний раз видели ее в церкви вечером перед Купалой: она молилась у двери и не решалась войти в храм. В ту же ночь она явилась Михайло Лозаню, он видел ее окровавленной, с распущенными волосами и темными пятнами на лице. Явилась она и отцу Василию и долго стояла, опершись о косяк, и священник не решался осенить себя крестным знамением, чтобы прогнать несчастное видение. Наутро в церкви после службы он обратился к прихожанам и напомнил им о давнем обычае отмаливать всем селом ведьму. Ее отмаливали весь июль, август и сентябрь, в Лесковце постились, совершали каждый день службы, и все меньше и меньше оставалось крови на одежде и руках Стефании, когда она являлась юноше и иерею по ночам. В середине сентября в селе собрали деньги, отрядили плотников, и те построили на месте разрушенной церкви часовню, и в день Воздвиженья люди, как прежде, пошли на безлесую гору с хоругвями, иконами и крестом и поставили крест в часовне. Той же ночью Стефания явилась ко всем последний раз в белой одежде с просветленным лицом, и на колокольне тихо зазвучал большой колокол. |
| В этих программных строчках заложена и еще одна идея, которая так часто повторялась в пришвинских Дневниках или, например, в известной статье по поводу поэмы Блока «Двенадцать» (об этом см. главу «Пришвин в восемнадцатом году») – идея враждебной органическому творчеству засмысленности. Добиться совершенства Пришвину удавалось не всегда, бывало, что описываемый мир растворялся в своем создателе. Это относится ко многим его вещам, в том числе и к «Светлому озеру», хотя, говоря об этой книге, Пришвин восхищался своим умением разобраться в сектоведении. Подобного рода «грехов», когда вещь становилась представлением, и в раннем, и в более позднем творчестве было предостаточно, так что охарактеризовать путь Пришвина в искусстве, путь к слову как постоянное восхождение невозможно, да и он сам так не считал. От многих произведений, написанных в десятые годы («У горелого пня», «Иван-Осляничек», «Саморок», «Семибратский курган»), писатель впоследствии отказался («Вспомнить стыдно, какой вздор написал под Ремизова»; «»Иван Осляничек» – получилась не вещь, а сосулька»; «»Иван Осляничек», детали бесподобны, а в целом вещь никуда не годится» ). Критика также полагала, что он находился под сильным влиянием Ремизова, что признавали и оба литератора. «По русским просторам много живет моих сыновей. Есть среди них молодые (Леонов), есть моих лет (Замятин). Есть и постарше (Пришвин)», – говорил Ремизов. «Всех, кто подражал ему извне, постигла потом печальная участь. Пришлось и мне испытать на себе некоторое время эту заразу ремизовской кори. Но сам Ремизов ненавидел эти подражания ему, и никто другой, как он сам и освободил меня от себя», – писал Пришвин. Нелишне привести еще одно мнение Р. В. Иванова-Разумника: «…Часто считают стиль А. Ремизова и М. Пришвина тождественным. Это грубая ошибка…Творчество А. Ремизова представляется мне с внешней стороны старомосковским:…кремль…яркая причудливость и гениальность храма Василия Блаженного, хитрые и чудесно сделанные завитушки орнаментов… Творчество М. Пришвина представляется мне староновгородским: кремль… но без орнаментальных хитрых завитков, строгая св. София». |
|
|
