| Самый сильнейший и самый быстрейший из рода пернатых: Равный орлу он стремился; блестящая медь всеоружий 255 Страшно вкруг персей звучала; бежа от реки, он бросался Вбок, а река по следам его с ревом ужасным крутилась. Словно когда водовод от ключа, изобильного влагой, В сад, на кусты и растения, ров водотечный проводит, Заступ острый держа и копь от препон очищая; 260 Рвом устремляется влага; под нею все мелкие камни С шумом катятся; источник бежит и журчит, убыстренный Местом покатистым; он и вождя далеко упреждает, — Так непрестанно преследовал вал черноглавый Пелида, Сколько ногами ни быстрого: боги могучее смертных. 265 Несколько раз покушался герой Ахиллес быстроногий Противостать и увидеть, не все ли его уже боги Гонят, не всё ль на него ополчилось великое небо? Несколько раз его вал излиянного Зевсом Скамандра, Сверху обрушася, в плечи хлестал; негодуя, высоко 270 Прядал Пелид, но река удручала могучие ноги, Бурная под ноги била и прах из-под стоп вырывала. Крикнул Пелид наконец, на высокое небо взирая: “Зевс! так никто из богов милосердый меня не предстанет Спасть из реки, злополучного? После и всё претерпел бы… 275 Но кого осуждаю я, кто из небесных виновен? Матерь единая, матерь меня обольщала мечтами, Матерь твердила, что здесь, под стенами троян броненосных, Мне от одних Аполлоновых стрел быстролетных погибнуть; Что не убит я Гектором! Сын Илиона славнейший, 280 Храброго он бы сразил и корыстью гордился бы, храбрый! Ныне ж бесславною смертью судьбой принужден я погибнуть; Лечь в пучинах реки, как младой свинопас, поглощенный Бурным потоком осенним, который хотел перебресть он!” Так говорил, – и незапно ему Посейдон и Афина 285 Вместе явились, приблизились, образ приняв человеков; За руку взяли рукой и словами его уверяли. Первый к нему провещал Посейдон, потрясающий землю: “Храбрый Пелид! ничего не страшися, ничем не смущайся. Мы от бессмертных богов, изволяющу Зевсу Крониду, 290 Мы твои покровители, я и Паллада Афина. Роком тебе не назначено быть побежденным рекою; |
| Окрест героя враги, как меж гор кровожадные волки 475 Окрест еленя рогатого, коего муж звероловец Ранил из лука стрелой; от него избежал быстроногий, Мчася, доколе вращались горячая кровь и колена; Но когда его мощь одолела стрела роковая, Хищные волки его, между гор растерзав, пожирают 480 В мрачной дубраве, и льва истребителя демон приводит; Волки кругом рассыпаются; добычу лев пожирает, — Так вокруг Одиссея, искусного в битвах, ходили Мужи троянские, многие, сильные, он же, бесстрашный, Вкруг обращаясь, копьем отражал роковую годину. 485 Сын Теламонов приближился, щит, как башню, несущий; Стал перед ним, и трояне рассыпались друг перед другом. За руку взявши его, из толпы выводил благородный Царь Менелай, пока не предстал с колесницей возница. Бурный Аякс, на троян опрокинувшись, ранил Дорикла, 490 Сына Приама побочного; там же он Пандока свергнул, Свергнул, кругом нападая, Лизандра, Пираза, Пиларта. Словно река наводненная в поле незапная хлынет, Бурно упавшая с гор, отягченная Зевсовым ливнем; Многие дубы иссохшие, многие древние сосны 495 Мчит и, крутящаясь, ил свой взволнованный в море бросает, — Так устремился и всё взволновал Теламонид могучий, Коней разя и мужей. Но погибельной смуты не ведал Гектор; на левом конце он пылающей брани сражался, Вдоль по брегу Скамандра пучинного, где наиболе 500 Падали головы ратных, и бранные клики гремели Около Нестора старца и сильного Идоменея. Гектор меж ними вращался могучий и грозное деял: Пикой и бурной ездой сокрушал он фаланги данаев. Но не оставили б поля данайские храбрые рати, 505 Если б герой Александр, супруг лепокудрой Елены, Битвы прервать не принудил Махаона, храброго мужа, В правое рамо его поразив троежальной стрелою. Все за него ужаснулись пылавшие бранью данаи. Чтобы его, при несчастливой битве, враги не сразили. 510 Идоменей к знаменитому Нестору первый воскликнул: “Нестор Нелид, о великая слава ахейских народов! Стань в колесницу немедленно; пусть и почтенный Махаон Станет с тобой; и гони к кораблям ты коней быстроногих. |
| Сей, как я думаю, в кущах, подобною страждущий язвой, Сам беспомощный лежит, во враче нуждаясь искусном; 835 Тот же стоит еще в поле, встречая свирепство Арея”. Снова ему отвечал Менетиев сын благородный: “Чем еще кончится дело? и что, Эвемонид, предпримем? В стан я спешу, чтобы всё возвестить Ахиллесу герою, Что мне приказывал Нестор, страж неусыпный ахеян. 840 Но тебя я в страдании здесь, Эврипил, не оставлю”. Рек, – и, под грудь подхвативши, повел он владыку народов К сени; служитель, узрев их, тельчие кожи раскинул. Там распростерши героя, ножом он из лядвеи жало Вырезал горькой пернатой, омыл с нее теплой водою 845 Черную кровь и руками истертым корнем присыпал Горьким, врачующим боли, который ему совершенно Боль утоляет; и кровь унялася, и язва иссохла. Песнь двенадцатая. Битва за стену Так под высокою сенью Менетиев сын благородный Рану вождя врачевал Эврипила; но битва пылала: Бились данаи с троянами всею их ратью; и больше Быть обороной данаям не мог уж ни ров, ни твердыня 5 Крепкая, та, что воздвигли судам на защиту и окрест Рвом обвели: не почтили они гекатомбой бессмертных, Их не молили, да в стане суда и добычи народа Зданье блюдет. Не по воле бессмертных воздвигнуто было Здание то, и не долго оно на земле уцелело: 10 Гектор доколе дышал, и Пелид бездействовал гневный, И доколе нерушенным град возвышался Приамов, Гордое зданье данаев, стена невредимой стояла. Но когда как троянские в брани погибли герои, Так и аргивские многие пали, другие спаслися, 15 И когда, Илион на десятое лето разрушив, В черных судах аргивяне отплыли к отчизне любезной, — В оное время совет Посейдаон и Феб сотворили Стену разрушить, могущество рек на нее устремивши Всех, что с Идейских гор изливаются в бурное море: 20 Реза, Кареза, Гептапора, быстрого Родия волны, Эзипа, воды Граника, священные волны Скамандра И Симоиса, где столько щитов и блистательных шлемов Пало во прах и легли полубоги, могучие мужи: Устья их всех Аполлон обратил воедино и бег их 25 Девять дней устремлял на твердыню; а Зевс беспрерывный |
| 370 Скоро достигнул герой своего благозданного дома; Но в дому не нашел Андромахи лилейнораменной. С сыном она и с одною кормилицей пышноодежной Вышед, стояла на башне, печально стеная и плача. Гектор, в дому у себя не нашед непорочной супруги, 375 Стал на пороге и так говорил прислужницам-женам: “Жены-прислужницы, вы мне скорее поведайте правду: Где Андромаха супруга, куда удалилась из дому? Вышла ль к золовкам своим, иль к невесткам пышноодежным, Или ко храму Афины поборницы, где и другие 380 Жены троян благородные грозную молят богиню?” И ему отвечала усердная ключница дома: “Гектор, когда повелел ты, тебе я поведаю правду. Нет, не к золовкам своим, не к невесткам пошла Андромаха, Или ко храму Афины поборницы, где и другие 385 Жены троян благородные грозную молят богиню, — К башне пошла илионской великой: встревожилась вестью, Будто троян утесняет могучая сила ахеян; И к стене городской, торопливая, ринулась бегом, Словно умом исступленная; с ней и кормилица с сыном”. 390 Так отвечала, – и Гектор стремительно из дому вышел Прежней дорогой назад, по красиво устроенным стогнам. Он приближался уже, протекая обширную Трою, К Скейским воротам (чрез них был выход из города в поле); Там Андромаха супруга, бегущая, в встречу предстала, 395 Отрасль богатого дома, прекрасная дочь Этиона ; Сей Этион обитал при подошвах лесистого Плака , В Фивах Плакийских, мужей киликиян властитель державный; Оного дочь сочеталася с Гектором меднодоспешным. Там предстала супруга: за нею одна из прислужниц 400 Сына у персей держала, бессловного вовсе, младенца, Плод их единый, прелестный, подобный звезде лучезарной. Гектор его называл Скамандрием; граждане Трои — Астианаксом : единый бо Гектор защитой был Трои. Тихо отец улыбнулся, безмолвно взирая на сына. 405 Подле него Андромаха стояла, лиющая слезы; Руку пожала ему и такие слова говорила: “Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! ни сына Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро Буду вдовой я, несчастная! скоро тебя аргивяне, 410 |
| Неразумно было бы, однако, думать и поступать так, как будто бы этот близкий конец уже наступил. Хотя общее экономическое чувствилище и соединяет ныне все части земного населения ощутительною для них самих связью, однако эта связь далеко не везде одинаково крепка и не все эти части равномерно чувствительны. Есть еще народы, которые в случае всемирной войны рискуют немногим, а есть и такие, которые готовы рисковать даже очень многим. Введение монгольской расы в круг материальной европейской культуры есть факт с обоюдным значением. Эта раса, которой главный представитель, китайский народ, исчисляется по крайней мере в 200 миллионов душ, при величайшей племенной гордости отличается и крайним презрением к жизни, не только чужой, но и своей. Более нежели вероятно, что неизбежное отныне усвоение западной культурной техники всею желтою расой будет для нее только средством, чтобы в решительной борьбе доказать превосходство своих духовных начал над европейскими. Эта предстоящая вооруженная борьба между Европою и монгольскою Азией будет, конечно, последнею, но тем более ужасною, действительно всемирною войною, и не безразлично для судеб человечества, какая сторона останется в ней победительницею. § V Общая история человеческих войн, главные моменты которой мы припомнили, представляет удивительное единство и стройность. В туманно-розовых воспоминаниях исторического детства возникает прежде всего ясный, хотя и полуфантастический образ троянской войны — этого первого великого столкновения Запада с Востоком, Европы с Азией. Так смотрит на троянскую войну и с нее начинает свою историю еще Геродот, и с нею же, конечно, не напрасно, связан первый вдохновенный памятник чисто человеческой поэзии (Илиада). Действительно, эта война есть начало земной, мирской истории человечества, которая во все свое продолжение вращается вокруг роковой борьбы между Востоком и Западом при все более и более расширяющейся арене. Теперь эта арена достигла своей предельной широты — всей поверхности земного шара: вместо пустынного Скамандра — Тихий океан, вместо дымящегося Пергама — зловещая громада Китая, а борьба все та же между враждебными началами Востока и Запада. Была в этом процессе минута перелома и остановки, когда вслед за внешним объединением тогдашнего исторического Востока с Западом в Римской империи — под властью потомка троянского Энея — свет христианства внутренно упразднил древнюю вражду. |
| Клитемнестра – дочь Леды и Тиндарея, жена Агамемнона (см. Агамемнон и Орест). Клитий – брат Приама, отец Калетора, убитого Аяксом у кораблей. Кнос – город на Крите, столица мифического царя Миноса. Копрей – вестник, передававший Гераклу приказы Эврисфея, который из трусости предпочитал не встречаться с героем. Коракса утес – “утес ворона”, на берегу Итаки. Древний комментатор говорит, что Кораксом звали сына Аретусы, нимфы источника на Итаке. Коринф – крупный город на севере Пелопоннеса у самого Истимийского перешейка, соединяющего Пелопоннес с остальной частью Балканского полуострова. Коцит – одна из рек царства Аида, приток Стикса. Кратейя – воплощение силы, мать Сциллы (Скиллы). Креон – царь Беотийских Фив, брат Эпикасты. Крефей – сын Эола, царь Фессалии. Крит – большой остров в Средиземном море, центр древнейшей греческой цивилизации, существовавший задолго до эпохи Гомера. Крон – отец Зевса. По мифам, над миром сперва царствовал Уран-небо, которому Гея-земля родила детей титанов. Один из них, Крон, сверг отца и воцарился над миром; при нем наступил золотой век. Но Крон боялся, что кто-нибудь из его детей, рожденных ему Реей, свергнет его, и поэтому проглатывал их одного за другим. Так проглотил он Гестию – богиню домашнего очага, Геру, Деметру, Аида и Посейдона. Рея, не желая, лишаться последнего ребенка, родила его в глубокой пещере на Крите и скрыла там, а Крону дала проглотить камень. Спасенный ребенок и был Зевс. Выросши, Зевс сверг отца, освободил из его чрева братьев и сестер и воцарился над миром, а Крона и восставших на его защиту титанов заключил в Тартар. Кронион – “сын Крона”, то есть Зевс. Круны – местность на юго западе Пелопоннеса. Ксанф – река под Троей, которая называется также Скамандром. Само слово “ксанф” обозначает “рыжий, бурый” и потому часто служит кличкой лошади: так зовут коней Ахиллеса и Гектора. Так же зовут троянского воина, убитого Диомедом. Ктимена – младшая сестра Одиссея, жившая с мужем на соседнем с Итакой острове Заме. Куреты – племя жившее неподалеку от города Калидона. |
| Новые властители судеб, римляне, утвердились в Малой Азии. Роскошный Лукулл после своих побед над Митридатом – явился с пышностью Креза в стенах Ефеса. Здесь также другой знаменитый изгнанник, Аннибал, замышлял с Антиохом козни против римлян. Во время римского владычества Ефес был их столицею в Азии. Тиверий восстановил город после землетрясения. Цицерон и Плиний приезжали удивляться его великолепию. Философ Гераклит принадлежит Ефесу; тот самый, который не переставал скорбеть о судьбах людей, или правильнее сказать о том уничижении, до которого довело себя безсмертное существо человека; – видя разврат ефесян, он отвергнул предложенное ему владычество и жил более в ущельях гор, – чем с людьми; любил только общество детей, говоря, что не ученость образует ум; – не находя сочувствия в своих согражданах, он оставил свою книгу о природе в храме Дианы, хотя он порочил поклонение ефесян идолу 244 . Сократ ценил его философию, Платон заимствовал из его книги; а сам Гераклит много занял у Орфея 245 . Столь знаменитый Парразий, который, по выражению Горация, вновь изобретенными жидкими красками, порождал, то людей, то богов 246 , – процветал в Ефесе. Что же теперь осталось от Ефеса?... Едва на утлом челноке может пристать любопытный странник к устью Каистра, где была та гавань, которая служила сборным местом для флотов афинян и лакедемонцев; сюда приставали флоты Лизандра, Сциллы и роскошного Антония, направлявшегося отсюда с Клеопатрою под парусами, сшитыми из Тирских багряниц, – в Египет. Тинистый Каистр, полный тростников, не лелеет более стаи белоснежных лебедей; зато пронзительный крик журавлей и чаек заменил здесь баснословное пение лебедей 247 . Но картина этих мест, представленная Омиром, возросшим на этих берегах, ещё не изменилась. Описывая шумящие ряды воинства атридов, он говорит: Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи, Диких гусей, журавлей, иль стада лебедей долговыйных, В злачном Азийском лугу при Каистре широко текущем, Вьются туда и сюда, и плесканием крыл веселятся, С криком садятся противу сидящих и луг оглашают: Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей С шумом неслись на долину Скамандра 248 . |
| К своим источникам Хоренаци относится весьма щепетильно, хотя иногда позволяет себе цитирование по памяти (например: «Может быть, скажут: следовало бы нам приводить здесь все, сказанное Сааком Великим в публичном собрании персов. Отвечу: вся эта речь не дошла до нас целиком и в точности, и мы не могли включить ее в нашу «Историю»»). Не располагая необходимой армянской литературой, он обращается к иностранным авторам, преимущественно греческим или переведенным на греческий язык. Он упоминает Бероза, Абидена, Полигистора и Кефалиона, но совершенно очевидно, что он не располагал их сочинениями и пользовался фрагментами по «Хронике» Евсевия Кесарийского . Кроме них, Мовсесу известно «Опровержение ересей» Епифания Кипрского и неназванные «древние историки», «хронологи», «некий умнейший и любознательный сириец», «древние истории», «устные сказания философа Олимпиодора», а также «любимая... и более многих сообщающая истину Берозовская Сивилла». Однако ему не знакомы ни Ксенофонт, ни Страбон, ни Аммиан Марцеллин, из чьих трудов он действительно мог бы черпать полезные сведения. Источником для истории древнего периода Мовсесу послужил «сириец Мар Абас Катина, муж разумный и сведущий в халдейской и греческой письменности» – «старец», «многоопытный сириец», «историк» и «хронограф», – у коего он заимствует материалы почти для всей 1–й книги (с 9–й главы) и 9–ти глав 2–й книги, в том числе легенду о Хайке, Араме и Ара Прекрасном. Одно время существование Мар Абаса подвергалось сомнению (время жизни его не установлено), но теперь считают, что было какое-то сочинение, приписываемое Мар Абасу, которым Мовсес Хоренаци, возможно, пользовался. Всё заимствованное Хоренаци у Мар Абаса в сокращенной форме имеется и в первой главе «Истории» Себеоса, который ссылается на некую «книгу философа Мар–абы Мцурнаци». Хоренаци пользуется также сочинениями Агатангехоса, Аристона из Пеллы, Бардацана, Барсумы, Палефата, Порфирия, Филемона, Хорохбута, Евсевия Кесарийского , Геродота, Африкана, Иосифа, Лебубны, Манефона, Поликрата, Скамандра, Евагароса, жреца Олимпа, Флегониоса и др. или же просто заимствует «из книг», «из слов мужей мудрых и всесведущих во всем этом», а также довольно часто использует фольклорные произведения (народный эпос «Випасанк»; песни, которые «наши старцы поют»), упоминает о «певцах Гохтна», «старцах из потомков Арама», ссылается на то, что «говорится», «сказывается», «сказывают», «называют», «мы слышим» и проч. |
| Абие же принесе Пира Ахилеова, новаго Птоломя, сущаго от Диидамие. 166 И паки бша убивства и заклания, паки мужоубиения, и паки кровми облияся земля и тройска поля, и паки кровавлени Быша скамандрови струя, 167 дóндеже волхви им пророчеством изрекоша, яко нсть мощно по рати взяти Трои, ни руками, ни по мечю, но токмо лестию единою. И абие содяше коня древяна, и затворени в немъ мужа вложивше, отити творяху ко отечеству своему. И коня убо оставиша ту у пристанища, сами же творяхуся в Тенедскнй остров. 168 Видвше же трояне приключившееся, видша пристанища пуста. Коня же единаго видяще, недоумюще дивляхуся. И сперва убо мняще быти все прелесть, погубити коня покушающеся и огневи предати, или поврещи низ стну, или в глубину морскую. Та же, понеже приспло б Трою взяти тогда, в дом увещаше внести коня, яко образ и корысть от супротивных, И ови убо внесоша его, и питием и играм себе вдавше, усыпаху глубоким сном. Мужие же крыющеися и на сие ловяще, изшед молкомъ, пламень воздвигоша велик, иже видвше еллине проотплувшеи воскоре пловущеи придоша ко Трою, и вратом отверстом бывшу от предвшедших, яко вода вольяшеся зело нкако наводнившиеся. Твердонирьному же сице прияту бывшу Трою, жены восхищаеми бху ис чертогъ новонасажденных, земля наводняема б кровми падающих, младенцы наперстни ударими бху о стену. И спроста рещи, яко вмале плачь вся содержаше, и все лютое и горкое изполняше град. Руце кровми капляху, и червляняхуся мечи, земля же оброщися, и попираеми бяху младенцы. И якоже убо нкогда насытившеся, восхищающе и убвивающи, огневи предают и попаляют от основание еже во градовох прекраснаго и преизряднаго, якоже убо о рати си имяше образ. Честь же претыкнувшися единою от Менелаа, другими новыми истает окаяннаго болзньми. И паки плавание должайшее, воевание морско другое, и болзни приемлют ветхи новии, корабли елиспонские египетские глубины. Отходит убо къ Египту, и лютая измряет море, и обурен быв и оволнен втры крпкими и страшными едва присп к нему. Вьзыде же кь Протеу царю и обрете и супружницу тамо въ Ммфе, и угощен и почьтен бысть, поемлет Елену, и с трудом довольнымъ приспевает ко отечеству си, и по тройсцем пленение осмому лту текущу по заблуждению еже къ Протеу. Обретает и сродника сии окаянне погибша лестию злыя жены, ехидны прелукавые, обретает братова си сына Ореста растаявша отчий посрамившаго род и сродство, и с ним безстудную матерь нареченную обручницу. 169 |
| И воины эллинские, и бесчисленное множество троянцев сошлись все вместе, не смея ничего злоумышлять. Был храм подле стен крепкобашенной Трои, где Ахиллес, не раз туда приходя, увидел Поликсену. Собрался он тайне с ней сговориться, а все хитростью подстроили Деифоб и Парис. Когда вошли они все в храм Аполлона Алсеанина, чтобы клятвами подтвердить все задуманное о Поликсене, Деифоб стал клясться в любви к Пелееву сыну, называя его милым женихом своей сестры, а Александр , став рядом, пронзил его и, отскочив, выбежал вместе с Деифобом. Ахиллес же остался при последнем издыхании. Почувствовал недоброе Одиссей, приехавший с Ахиллесом, и с ним бывший благородный Аякс Теламонид. Вместе вбежали они в храм и увидели, что герой лежит, залитый кровью, угасает и едва может дышать и шевелить языком, и очи его вот-вот уже покроет тьма. Когда увидели это, то зарыдали, и упал ему на грудь Аякс Великий и с плачем обратился к Пелеиду: «О, завершитель сражений и исполин крепкорукий, кто смог одолеть тебя, яростью равного льву!» Тот же, едва прошептав, сказал: «Убили меня обманом Деифоб и Парис». И только это успел сказать герой, и умер. Аякс же, в горе положив на плечо тело Ахиллеса, с плачем принес его к войску. Тогда послали за Пирром, Ахиллесовым, новым Птолемеем, рожденным от Деидамии. И снова начались убийства и гибель, снова истребления мужей, и снова кровь орошала землю и троянские поля, и снова обагрялись струи Скамандра, пока волхвы не изрекли, пророчествуя, что невозможно взять Трою в битве ни руками, ни оружием, но только одной хитростью. И тогда изготовили коня деревянного и поместили, затворив в нем, воинов, а сами сделали вид, будто вернулись в отечество свое. Коня же оставили возле стана, а сами будто бы отплыли к острову Тенедон. Троянцы увидели все это и опустевший стан. Видя там только одного коня, недоумевали они и дивились. И первоначально полагали, что все это обман, и собрались уничтожить коня, и предать его огню, или сбросить со стены, или погрузить в глубину моря. |
|
|
