| Но затем Фока начал действовать более удачно: хотя его отряды и уступали по численности мятежной армии, но правильная тактика обеспечила ему несколько небольших, но звонких побед над противником. Кроме того, на помощь царю пришел счастливый случай. В это время умер патриарх Антиохии, и жители города совместно решили просить императора поставить им архипастырем Агапия (977–995), с чем был солидарен и местный сарацинский эмир аль-Азиз биллах Абу Мансур Низар ибн-Маар (975–996) из династии Фатимидов, основавшей в 969 г. собственный халифат со столицей в Махди и подчинивший себе Дамаск. Фатимиды являлись шиитами измаилитского толка и связывали свое родство с дочерью пророка Мухаммеда Фатимой, откуда и получили свое наименование. Василий II благосклонно рассмотрел эту просьбу, но в ответном письме просил отвергнуть Склира, если антиохийцы по-прежнему считают себя его подданными. Получив это послание, эмир и все жители города отвергли Варду Склира и объявили своим царем Василия II, что, конечно, негативно сказалось и на численности мятежной армии, и на ее боевом духе. Армяне, проживавшие в Антиохии, попытались переломить ситуацию и подняли бунт в пользу Склира, но патриарх благословил народ воевать за законного царя, и восставшие были разбиты 622 . Наконец, 24 марта 979 г. оба войска собрались для решающего сражения на территории фемы Харсиан в долине Панкалии. Видимо, ненависть двух родственников друг к другу была настолько велика, что они договорились перед началом боя встретиться в единоличном поединке, победителем в котором оказался Фока. В последующем столкновении войско мятежников не устояло и отступило. Склир прекрасно понимал, какой исход его ждет в случае сдачи в плен, а потому решил попытать счастья в Багдаде, предложив тамошнему султану Абдулкарим аль-Фадл аль-Мути (974–992) свои услуги. Однако императору стали известны ближайшие планы мятежников, и он в свою очередь тоже направил в Багдад послом патрикия Никифора с просьбой к халифу не оказывать покровительства Склиру. Случилось, что и Варда, и посол оказались в Багдаде одновременно, и посланник императора предложил халифу выдать мятежника. Тот согласился, но при условии уступки ему Римским царем нескольких ранее захваченных византийцами крепостей. Конечно, Никифор отказался и даже попытался отравить мятежного полководца, но неудачно. Решив не рисковать, халиф в присущей восточным людям манере посадил в тюрьму обоих византийцев, где Склиру и Никифору пришлось пребывать до лета 986 г. 623 |
| ν γεωργς μορττης θερσας νευ γνμης το χωροδτου, κουβαλση τ δργματα ατο, ς κλπτης λλοτριωθσεται πσης τς πικαρπας ατο. Аще делатель разделит снопие десяток кроме волио имоущаго ниву и снопие однесет, да отженетсе яко тать от всего плода нивнаго. 57 Из рассмотрения составных частей сборника, являющегося, по-видимому, местной сербской компиляцией из разных византийских источников, вытекает то заключение, что в землях сербских не только привилось Юстинианово право, но в частности укоренились Эклога и Крестьянский устав, что Эклога, отмененная в своем действии Василием Македонянином, все-таки могла сохранять в Сербии свое значение как это доказывают взятые из неё статьи о наследстве вдов, не вошедшие в Прохирон и византийское право, но замененные там восстановленными Юстиниановскими правилами. Этот последний факт дорог тем, что он еще раз указывает на особенное значение Эклоги для славянских племен. То явление, что постановления новеллы 932 года вполне были приняты в Сербии, служит доказательством непрерывного влияния Византии на юридический быт соседних славянских народов, несмотря на их большую или меньшую независимость. Частое употребление греческих слов (диатакси, прикии, номик) в сербском «Законе Юстиниана», обличающее крайнюю невыработанность собственного юридического языка, заставляет догадываться, что его текст появился на свет гораздо ранее XIV века и эпохи Душанова Законника. Переходим теперь к тем следам, который оставил νμος γεωργικς в древней русской письменности. Первый след мы находим в так называемой Ефремовской Кормчей (Синод., 227), относимой теперь к XI или XII веку (И.И.Срезневский, Сведения и заметки, XLIV, 66), и следовательно, самой древней представительнице русского Номоканона. При ней находится перечень статей, вошедших в собрание, переведенный с греческого известного исследователям текста (А.С. Павлов, Первоначальный Номоканон; Voelli, Biblioth. juris canon. 11:793), но в конце представляющий значительное к нему дополнение. В числе восьми статей, отмеченных в этой последней части перечня, находится, между прочим: |
| Косвенным подтверждением изначальности миссии македонской, а потом русской, является и путанное агиографическое сказание на латинском языке хорвата Бандурича, так наз. «Банруриево сказание». Оно прямо рассказывает о том, что крестителями русских были ученые изобретатели славянской письменности Кирилл и Афанасий, которые посланы были императором Василием Македонянином (867—886 г.) к варварскому русскому народу по его просьбе научиться христианской вере и креститься. Именно потому эти два благочестивых мужа и были изобретателями славянской письменности. В этом сказании смешиваются два императора Василия. Иногда подразумевается и Василий II (976—1025 гг.), современник крещения кн. Владимира, смешиваются две эпохи и два русских крещения. Но сказание это упорно твердит об одном: — о самоличном крещении русских славянскими первоучителями. Бандуриев текст звучит так: «Приняв с радостью посланных оттуда мужей, василевс послал им некоего архиерея, славного благочестием и добродетелью и с ним двух мужей, Кирилла и Афанасия, также добродетельных и весьма разумных и мудрых, которые были ислолнены не только знания божественного писания, но хорошо научены были и внешней мудрости, как достаточно свидетельствуют об этом изобретенные ими письмена. Они отправившись туда, всех научили и крестили и привели к благочестию христиан. Видя же, что народ этот совершенно варварский и невежественный, названные ученые мужи не находили возможным научить их двадцати четырем буквам эллинским. Посему, чтобы опять не отклонились они от благочестия, начертали им и научили их тридцати пяти буквам, которые называются: a_s, mpou " kh, bedt, glaw " d, domprw " ... и проч. Таковы суть тридцать пять букв росов, которые и до сих пор изучают все и хорошо знают благочестие». Как мы увидим вскоре, не только паннонско-моравский национализм, но и другие политические причины благоприятствовали удалению со страниц истории не всем приятного факта. А именно: — быстрого перехода новосозданной миссионерской литературы на славянском языке ко всем решительно славянам Востока. На Востоке не было латинского фанатизма монополии священного языка. Но запечатлению в официальной и летописной письменности естественного факта начала «русского» христианства от самих славянских первоучителей противились сначала княжившие над русским народом варяги-язычники, а затем и сами греческие киевские митрополиты. Последние противопоставили бунту против них св. кн. Владимира официальную концепцию, что только со времени вел. кн. Ярослава (1037 г.) началась канонически регулярная жизнь русского христианства. Но искусственно замолчанная историческая правда все равно проступает во множестве мелочей. |
| Нет никакой причины сомневаться, что здесь разумеются жители Скандинавии и Исландии, которых Греки, а по следам их – и Византийцы, одинаково считали за островитян. Следовательно, Византийцы умели отличать Русских от Нордманнов и в случае нужды не затруднялись найти соответствующие слова и выражения для обозначения последних. Сумели бы они указать и на скандинавский характер варяжского корпуса, если б этого требовало самое существо дела. Отсылая для дальнейших подробностей и для сличения новых данных Пселла с прежде известными к статье А. А. Куника об этом походе, напечатанной в одном из академических изданий, мы теперь можем идти далее. Непосредственно за рассказом о нашествии Русских на Константинополь следует у Пселла повествование о новом восстании против Константина Мономаха, виновником которого был родовитый магнат, Лев Торникий, по своему происхождению армянин, но по месту своего жительства – богатый Адрианопольский землевладелец: здесь, среди Македонян, то есть, Греков, он имел наибольшее число приверженцев и свою главную опору. По другим источникам мы имеем возможность точно определить хронологические границы события, что для наших дальнейших соображений окажется очень полезным. Начало восстания относится к концу сентября 1047 года, а его печальная, трагическая для соучастников развязка – к последним числам декабря того же года (Attaliot. pp. 22. 29 в конце). Торникий подошел к Константинополю, и положение Мономаха было тем опаснее, что он мог рассчитывать только на крепость городских стен да на сомнительную преданность непостоянного Цареградского населения. Военных сил почти совсем не было у него под рукою. Факт этот, указанный прямо всеми источниками, очень естественно может быть поставлен в связь с известным нам удалением из столицы и рассеянием русского или, что то же, варяжского корпуса. Само собою разумеется, что связь эта может быть признаваема настолько, на сколько беззащитность Константинополя зависела от отсутствия чужеземных сил, помимо местных, имперских. Но послушаем, что говорит Пселл (р. 153): «Не было собрано ни собственного войска, ни союзного, исключая небольшой части наемников, которая обыкновенно следует (позади) при императорских (церемониальных) выходах. А что касается войска, находившегося на востоке, то отдельные части его даже не были собраны в каком-нибудь одном лагере, так чтобы могли по данному сигналу скоро собраться и подать помощь императору, находящемуся в опасности, но они отправились в поход в самую глубину Иверии, отражая нашествие одного варвара». |
| – Норманисты придумывают Gullhand " a или Gullmund " a (Kunik, Berufung II, 170), чтоб из Хрисохира сделать Норманна, переводя обратно на норманский греческое, по их мнению, переводное наименование. Противники скандинавской теории ссылаются на то, что у Норманнов прозвища без имени не употребляются, тогда как в русских летописях есть и Волчий хвост, и Положи шило (Гедеонов, Отрывки, стр. 262), следовательно, возможна была и Золотая рука. Но пред нами находится прозвище греческое, а не норманское: византийскому писателю не было нужды следовать строго законам скандинавской ономатологии. Трудно сказать что-нибудь бесспорно убедительное по этому вопросу: очень может быть, что в основе греческого «Хрисохир» лежит не перевод, а искажение созвучного русского имени. Мы можем остановиться на следующем соображении: так как Хрисохир был сородич Владимира – συγγενς τις το τελευτσαντος, то он, бесспорно, был такой же Русский Славянин, как и князь Владимир, и если он был Варяг, то во всяком случае не Норманн. Норманские Варяги, действительно, были в Киеве в 1024 году; но Якун с золотою лудою, их предводитель, после сражения при Листвене, ушел не в Греки, а назад к себе за море, то есть, за Варяжское море. Было бы большим произволом предполагать, что именно его Варяги пробрались в Малую Азию. Зато нет никакой причины сомневаться в том, что Русские, снова действующие около этого времени в южной Италии, суть те же самые наемные союзники, которые отличались на месте, прославленном победой Аннибала над Римлянами. В 1024 (или в 1025) году знаменитый Болгаробойца сбирался завершить свои подвиги восстановлением греческой власти на Италийском полуострове; один из его верных слуг, постельничий (китонит, κοιτωντης) Орест, отправился вперед для завоевания Сицилии, находившейся в руках неверных. В одной из Барийских летописей описывается состав войска, приведенного Орестом в Италию. Тут были на первом месте Русские, далее загадочные Вандалы, может быть, одно и тоже с Гуаланами Льва Остийского, и тогда всего скорее Аланы, то есть, Грузины, давно служившие в греческих войсках, 26 далее Турки, Болгары, Волохи, Македоняне и другие (Annales Barenses, MG. |
| Карл Великий приказал епископам следовать во всем римским церковным 24 постановлениям, даже при совершении таинства св. крещения; 25 а предполагая соединить в своем лице обе империи и обе церкви, он требовал, чтобы в западных духовных семинариях был преподаваем греческий язык, 26 и вообще (как будет сказано ниже в дополнениях о обряде пострижения волос) старался подражать обыкновениям восточной церкви. Он хотел вновь начать войну, которую издавна вели между собою греки и франки за Италию; 27 но до этого не дошло, по причине оказанной со стороны востока уступки. Ничего лучшего греки не могли сделать в эту пору. Они знали свою слабость и ясно видели, что война их с Карлом была бы похожа на борьбу слабого старца с сильным юношей, заохоченным к бою наградой, которую цари варваров почитали величайшим достоинством, полагая, что они немедленно преобразятся в повелителей древнего Рима, лишь только возложат на себя их корону. И действительно Восточная Империя время от времени более и более старелась, и слабела; даже Василий Македонянин, родом славянин, воссевши на троне Константина Великого , не мог одушевить ее новою жизнью, и сам выродился в своем потомстве, как татарские ханы, занимающие китайский престол. Ирина, захватив бразды правления восточной империи, сама помогла Карлу в достижении цели, о которой заботились уже его предки. И она, и её преемники должны были еще считать себя счастливыми; потому что могущественный сын Пепина оставил их на колеблющемся троне, принимал от них посольства и показывал вид, будто доверяет их дружбе, хотя на самом деле вовсе не доверял им, да и доверять не мог, зная очень хорошо, как жестоко оскорбил их присвоением себе престола на западе. Впрочем, если не оружием, то словами и разными мелочами противоборствующие стороны старались вредить себе взаимно, с ущербом для религии. Греки говорили о франках, что хорошо иметь их приятелями, но вовсе не соседями, 28 и тех самых, которых называли прежде православными (католиками), 29 считали теперь людьми другой веры, с которыми хотя и можно заключать браки, однако не иначе, как после повторения над ними таинства крещения по обрядам восточной церкви. Так Берта, дочь Гуга, короля франков, вышедши замуж за Романа Порфирородного, названа была в крещении Евдоксией. 30 |
| Византия, однако, не была бы Византией, т. е. средневековым государством феодального типа, если бы в ней в конце концов на смену римской традиции выборности императора не пришло понятие феодальной κληρονομι, которое разрешает соправительство и наследование трона с династической точки зрения. 75 По мнению Пертузи, византийская нумизматика свидетельствует, что уже начиная с Тиверия II пробивает себе дорогу иная, нежели римская, идея – династической преемственности: на лицевой стороне некоторых бронзовых монет Маврикия (582–602) представлен император в рост, сбоку от него императрица Константа, а на обороте сын Феодосий, причем все с коронами, нимбами и скипетрами; еще более характерны столичные и провинциальные золотые и серебряные монеты Ираклия (610–614), на лицевой стороне которых изображены император в центре, сын Ираклий справа и сын Ираклеон слева (или же сын Константин справа и императрица Мартина слева) с коронами и державами, увенчанными крестами. Речь здесь может идти не столько об идее династии, или династической преемственности, ясно символизированной в атрибуции крестоносных скипетров и держав, сколько об идее приобщения к власти, участия изображенных членов царствующей фамилии в «святости императора» или в почестях, которые ему подобают. Другими словами, речь идет о членах царствующей фамилии, которые могли наследовать в порядке, установленном волей императора, царскую власть. 76 Династическая идея, зародившись, по-видимому, еще раньше, уже в IV в., заглохла, однако, к середине VII в., когда многочисленные «военные провозглашения » возродили римскую идею выборности, но в то же время она и не была полностью забыта, в частности, иконоборческими императорами, которые часто заставляли изображать рядом с собой своего сына-преемника (Константин V и Лев IV, Лев IV и Константин VI и т. д.) или же себя на лицевой стороне монеты, а сына – на оборотной (Лев III и Константин V). 77 Много было сделано для ее укрепления Василием I Македонянином (876–886), который, по свидетельству автора его жизнеописания, «возвел в царское достоинство своих старших по возрасту сыновей – Константина и Льва, взвращенных и воспитанных уже по-царски и блещущих всеми доблестями, свойственными государственным мужам; тем самым он (Василий I) как бы придал власти большее количество более могучих корней, выведя на ней благородные ветви царской династии» (думаю, именно в этом значении употреблено здесь понятие βασιλεα). 78 |
| Правящим классом на Руси были скандинавы или норманны, которые в то время, как их сородичи наводняли своими нашествиями страны Запада, вторглись со своим оружием и в ту обширную землю, которая лежит к юго-востоку от их первоначального места поселения. Первое упоминание о них в истории делается под 839 годом, когда некоторые русские, посланные в Константинополь, сопровождали посланников Восточного императора ко двору Людовика Благочестивого 3398 . В 864 году основано было Рюриком Русское государство. Северные завоеватели постепенно расширили пределы своей власти, род их слился с древнейшими обитателями страны, и они забыли свой тевтонский язык. Они сделались известными грекам, вследствие торговли, производившейся с ними на Эвксинском море, и вследствие неоднократных попыток, которые они делали для обладания самим Константинополем. Некоторые из сотоварищей Рюрика, предоставляя ему владеть завоеванными им областями, отправились в эту восточную столицу, где и вступили на императорскую службу, и варяжская гвардия, образовавшаяся таким образом, была обыкновенно набираема из авантюристов подобного же рода из Англии и Скандинавских стран. История первого введения христианства в России изукрашена позднейшими сказаниями 3399 . Согласно с греческими писателями, Василий Македонянин, заключив мир с русскими, отправил в их страну епископа и других миссионеров. Епископ, в присутствии русского князя и знати, рассказывал на то, как чудеса подтверждают истину евангельского откровения. Они внимательно слушали, но отвечали, что не поверят, если сами не будут свидетелями чуда. Епископ предостерегал их не искушать Бога, но так как они особенно были поражены рассказом о трех отроках, избавленных из раскаленной печи, то он решил показать им чудо подобного же рода. С молитвой он бросил Евангелие в огонь, и через несколько часов книга была вынута невредимой 3400 . Честь введения христианства в России принадлежит Владимиру, сыну и преемнику Святослава. К нему по преданию, явились миссионеры (986 г.) от соперничествующих между собой вер, – иудейства, ислама и греческого и латинского христианства. |
| Чудеса мучч. Космы и Дамиана сообщают о бедной женщине, переселившейся в Константинополь с Востока 238 , и о бедном благочестивом провинциале, который, разорившись, переехал в столицу в надежде найти здесь применение своим педагогическим познаниям 239 . Житие преп. Даниила Столпника рассказывает о некоей шикарной восточной куртизанке, которая прибыла в Константинополь, рассчитывая пробрести здесь более широкий и выгодный круг поклонников 240 . Параллельно с этими известями, агиографии следует поставить не которые сообщения других источников. Так, про бунтовщика Фому (при Михаиле II) известно, что он происходил из М. Азии, но вследствие бедности переехал в Константинополь 241 . Император Василий Македонянин, бывший адрианопольский помещик, бросил земледелие, как малодоходное и «неблагородное» занятие, и уехал в столицу, «зная, – рассуждает хронист, – что в великих царственных градах находят себе признание и блестящую будущность всякие выдающиеся способности» 242 . Вероятно, в этом же роде рассуждал и тот провинциальный пролетариат, который в столь значительном количестве стекался в столицу уже в VI веке, и который, как элемент весьма опасный для общественного спокойствия, предписывает всеми силами выселять из города (80 новелла Юстиниана) 243 . Теперь мы должны перейти к тем случаям передвижения населения, которые вызывались всякого рода религиозными побуждениями, и потому особенно ярко отражены в нашем агиографическом материале. Свидетельствуя с одной стороны, об оживлённом культурном обмене между различными областями империи, эти передвижения с другой стороны, будучи весьма нередкими, вследствие необычайной интенсивности византийского благочестия, являлись далеко не малозначащим фактором этнического и особенно лингвистического синкретизма. В первые века византинизма в IV, V и VI столетиях наблюдается чрезвычайно сильное стремление религиозно и аскетически настроенных людей на Восток, в египетские пустыни и палестинские обители. Препп. Арсений В., Евпраксия Фиваидская, Аполлинария, Анастасия Патрикия и Марк Афинский являются типичными представителями эмиграции в Египет, пустыни и скиты которого, по-видимому, особенно привлекали подвижников, происходивших из высшего столичного общества. |
| Новейший исследователь древних памятников коронования царей, Е. Е. Барсов , 6 несколько лет тому назад коснулся было этого вопроса, но при недостаточности данных, находившихся в его распоряжении, он не мог, к сожалению, стать на правильную точку зрения и высказал не вполне верный взгляд на этот литературный памятник. Почтенный ученый имел в виду указать связь и заимствование древнерусского «чина» из чина византийского и на этом основании приводил в своей книге греческие образцы, послужившие источником при установлении нашего церемониала. Но в этих образцах не приведено наставления Константинопольских патриархов Ромейским самодержцам и, вероятно, это обстоятельство заставило автора без колебания отнести это поучение к оригинальным русским произведениям. «Что касается», говорит он, – «чисто русских особенностей, вошедших в состав древних царских чинов венчания на царство, то здесь наиболее всего обращает на себя внимание – поучение, которое говорил предстоятель церкви коронуемому. Поучение это не было, так сказать, личным поучением иерарха; оно входило, как существенная часть, в состав самого чиноположения и имело здесь такое же значение, как и церковные молитвы. Оно без изменений повторялось при всех царских древне-русских коронованиях. Это был голос самой церкви, дышавшей священною важностью и говорившей свойственным ей языком». 7 В настоящее время эта мысль о чисто русском происхождении «слова» должна уступить место иному взгляду: нам посчастливилось найти источник этого поучения, по крайней мере главной его части, и источник притом византийский. Византийский император Василий Македонянин (867–886 гг.) незадолго перед своею смертью написал для старшего сына и соимператора Льва (Философа) первое поучение, состоявшее из 66 небольших глав, в котором он давал своему преемнику советы и наставления о том, как должно вести себя по отношению к Богу и по отношению к царству. Несмотря на то, что престарелый государь, едва умевший писать, сочинил эту книгу под сильным влиянием «наставлений» диакона Агапита, обращенных им к императору Юстиниану Великому , тем не менее она имела значительный круг распространения, как на почве самой Византии, так особенно у нас, в переводе: редкое рукописное книгохранилище в России не имеет по нескольку списков этого «Тестамента» или Завета. |
|
|
