| Пишу не по слуху, но виденное мною и чего никогда забыть не могу». Что делали Правители Государства, Бояре? Хвалились своим терпением пред Ханом Саип-Гиреем, изъясняясь, что Казанцы терзают Россию, а мы, в угодность ему, не двигаем ни волоса для защиты своей земли! Бояре хотели единственно мира и не имели его; заключили союз с Ханом Саип-Гиреем и видели бесполезность оного. Послы Ханские были в Москве, а сын его, Иминь, с шайками своих разбойников грабил в Коширском уезде. Мы удовольствовались извинением, что Иминь не слушается отца и поступает самовольно. 1540 г. В сие время сделалась перемена в нашей Аристократии. Свергнув Митрополита Даниила, Князь Иван Шуйский считал нового Первосвятителя другом своим, но обманулся. Руководствуясь, может быть, любовию к добродетели, усердием к отечеству и видя неспособность Шуйского управлять Державою или по иным, менее достохвальным причинам, Митрополит Иоасаф осмелился ходатайствовать у юного Государя и в Думе за Князя Ивана Бельского. Многие Бояре пристали к нему: одни говорили только о милосердии, другие о справедливости, и вдруг именем Иоанновым, с торжеством вывели Бельского из темницы, посадили в Думу, а Шуйский, изумленный дерзостию Митрополита и Бояр, не успел отвратить удара: трепетал в злобе, клялся отмстить им за измену и с того дня не хотел участвовать в делах, ни присутствовать в Думе, где сторона Бельских, одержав верх, начала господствовать с умеренностию и благоразумием. Не было ни опал, ни гонения. Правительство стало попечительнее, усерднее к общему благу. Злоупотребления власти уменьшились. Сменили некоторых худых Наместников, и Псковитяне освободились от насилий Князя Андрея Шуйского, отозванного в Москву. Дума сделала для них то же, что Василий сделал для Новогородцев: возвратила им судное право. Целовальники, или присяжные, избираемые гражданами, начали судить все уголовные дела независимо от Наместников, к великой досаде сих последних, лишенных тем способа беззаконствовать и наживаться. Народ отдохнул во Пскове; славил милость Великого Князя и добродетель Бояр. |
| Медленность московского правительства в войне с Казанью во время малолетства Иоаннова, медленность, происходившая главным образом от страха перед ханом крымским, дорого стоила пограничным областям, сильно опустошенным казанцами. Не менее, по свидетельству современников, были опустошены и внутренние области государства в боярское правление. Из слов царя, сказанных на Лобном месте, можем заключить вообще о состоянии правосудия в Московском государстве; летописец псковский сообщает нам подробности воеводских насилий в его родном городе. В правление Елены псковичи были обрадованы выводом от них дьяка Колтыря Ракова, установившего многие новые пошлины. Но радость их была непродолжительна: в первое правление Шуйских наместниками в Псков были отправлены известный уже нам князь Андрей Михайлович Шуйский и князь Василий Иванович Репнин-Оболенский; были эти наместники, говорит летописец, свирепы, как львы, а люди их, как звери, дикие до христиан, и начали поклепцы добрых людей клепать, и разбежались добрые люди по иным городам, а игумены честные из монастырей убежали в Новгород, Князь Шуйский был злодей, дела его злы на пригородах, на волостях, поднимал он старые дела, правил на людях по сту рублей и больше, а во Пскове мастеровые люди все делали на него даром, большие же люди давали ему подарки. Любопытно, что игумены, по словам летописца, бежали в Новгород, значит, там было лучше; вспомним, что новгородцы всем городом стояли за Шуйских. Смена Шуйских Бельским и митрополитом Иоасафом повлекла за собою перемену в Пскове и, вероятно, в других городах, терпевших при прежнем правлении. Смена верховного правителя необходимо вела за собою смену его родственников и приятелей в областях: жалобам на них давалась вера. Мы видели, как могущественна была сторона Шуйских, сколько знатных родов входило в нее, как живуча была она, даже лишенная глав своих; но мы не можем сказать этого о стороне Бельских, и потому естественно было князю Ивану и митрополиту Иоасафу стараться приобрести народное расположение переменами к лучшему, опираться на это расположение в борьбе с могущественными соперниками; притом если мы из предыдущих поступков Бельского не можем вывести выгодного заключения о его благонамеренности, то не должно забывать, что рядом с ним в челе управления стоял митрополит Иоасаф, которого и видим печальником за опальных. |
| После победоносного окончания кампании В. И. Ш. предпринял важный шаг, к-рый по замыслу царя должен был обеспечить ему поддержку широких кругов дворянства. Сотни детей боярских, сохранивших во время Смуты верность В. И. Ш., получили возможность превратить в вотчину 1/5 часть земель, положенных им по поместному окладу. Весной 1610 г. начался сбор большой армии для похода под Смоленск. Рус. войска были усилены корпусом наемников, набранных на службу Я. Делагарди. Командующий армией кн. Скопин-Шуйский неожиданно скончался после пира в Москве 23 апр. 1610 г. Распространившиеся слухи о том, что он был отравлен Екатериной, женой Д. И. Шуйского, по приказу своего мужа и В. И. Ш., опасавшихся притязаний племянника на трон, нанесли сильный удар по репутации царя. 24 июня в битве при с. Клушине рус. армия во главе с кн. Д. И. Шуйским была разбита. Польско-литов. армия подступила к Москве. 17 июля 1610 г. на собрании Боярской думы, находившихся в городе дворянских отрядов и московского посада было принято решение о низложении В. И. Ш., составлена запись, что «над ним никакова дурна не учинить». В. И. Ш. отказался подчиниться этому решению и был помещен под стражей на своем старом боярском дворе. 19 июня противники низложенного царя из рядов дворянства насильно постригли его в иноки и заточили в московский Чудов мон-рь . Тогда же была пострижена в монахини и отправлена в суздальский в честь Покрова Богородицы мон-рь его жена. После заключения в авг. 1610 г. договора об избрании на рус. трон польск. королевича Владислава (см. Владислав IV Ваза ) В. И. Ш. вместе с братьями Дмитрием и Иваном был передан командующему польско-литов. армией гетману С. Жолкевскому , к-рый по договоренности с думой поместил низложенного царя в Иосифов Волоколамский мон-рь . Уезжая из Москвы, Жолкевский в нарушение договоренности увез В. И. Ш. с собой к кор. Сигизмунду III под Смоленск. По приказу гетмана низложенного царя одели в «мирское» платье, к-рое В. И. Ш. и носил до смерти. После пребывания под стражей в различных белорус. городах В. И. Ш. (вместе с братьями и смоленским воеводой М. Б. Шеиным) был вынужден участвовать в качестве пленника в триумфальном въезде Жолкевского в Варшаву 29 окт. 1611 г., а затем в королевском дворце в присутствии всей высшей польск. знати (во время заседаний в Варшаве сейма) он поклонился кор. Сигизмунду. Помещенный затем под стражу в замке в г. Гостынин в Мазовии, В. И. Ш. здесь и скончался, вслед за ним умер 17 сент. того же года его брат Дмитрий. Во вкладной книге Троице-Сергиева мон-ря сохранилась запись о том, что «124 (1616)-го году февраля в 22 день по государе царе и великом князе Василье Ивановиче всеа Русии дала вкладу его благоверная царица и великая княгиня инока Елена Петровна денег 200 рублев». |
| О новом театральном сезоне Я не признаю «датские» спектакли, но личность святителя Гермогена не просто привлекательна, а сверхзначима для меня. 2012 — год 400-летияокончания Смуты, а в 2013 году исполняется100-лет со дня канонизации святителя Гермогена. Фонд по увековечиванию памяти священномученика предложил нам поставить спектакль о нём. И мы рискнули: в очень сжатый срок я написал пьесу, возник образ спектакля, мы начали репетировать. Сейчас мы мыслим этот спектакль как вторую часть дилогии вместе со спектаклем «Царь Фёдор Иоаннович», не только потому, что одно время практически примыкает к другому, а по причине внутреннего единства. Есть замысел создать трилогию, когда третью часть составит пушкинский «Борис Годунов». Пьеса о Гермогене — это ещё и о Василии Шуйском. Почему я говорю о трилогии: «Царь Фёдор Иоаннович», «Царь Борис Годунов» и «Царь Василий Иванович Шуйский»? Это очень разные личности, и в Шуйском есть момент, отличающий его от двух других. Только вспомните, как ему приходилось лгать перед народом, как боярская элита ограничивала его власть, и ничего не получалось, смута разгоралась. «Царь Фёдор» не таков. Это не только святой царь, но, может быть, лучшая часть каждого человека. Но почему-то эта лучшая часть терпит земное поражение. Василий Шуйский — это тоже я. И что я должен делать в ситуации смуты? Ловчить? В финале пьесы Гермоген гибнет, его морят голодом поляки. А Шуйский в конце концов целует руку Сигизмунда, польского короля. Он выжил ценой унижения. Вот, собственно, выбор каждого из нас. И редко кто оказывается Гермогеном. Все хотели бы быть такими светлыми и принципиальными. Но нет, мы в основном целуем руку некоему Сигизмунду. И этот выбор для нас очень важен — два пути, конфликт земного выживания и выживания в вечности, выживания навстречу Богу. Но при этом спектакль о Гермогене — точно не житие. Мы театр светский, и играем для любого зрителя. Для нас важно даже не то, будет ли воцерковляться наш зритель, а то, что происходит в его сердце. Что он услышит? Зазвучит ли это сердце нашим стремлением… |
| Хотя народ, видев слабость и повторство Святителей в исследовании Димитриева убиения, не мог иметь к ним беспредельной доверенности; но ужас анафемы должен был тронуть совесть людей набожных и вселить в них омерзение к человеку, отверженному церквию и преданному ею суду Божию. Второе средство также не осталось бесплодным. Издав указ, чтобы с каждых двухсот четвертей земли обработанной выходил ратник в поле с конем, доспехом и запасом – следственно убавив до половины число воинов, определенное Уставом Иоанновым, – Борис требовал скорости; писал, что владельцы богатые живут в домах, не заботясь о гибели Царства и церкви; грозил жестокою казнию ленивым и беспечным, не упоминая о злонамеренных, и действительно велел наказывать ослушных без пощады: лишением имения, темницею и кнутом; велел, чтобы и все слуги Патриаршие, Святительские и монастырские, годные для ратного дела, спешили к войску под опасением тяжкого гнева Царского в случае медленности. «Бывали времена, – сказано в сем определении Государственного совета, – когда и самые Иноки, Священники, Диаконы вооружались для спасения отечества, не жалея своей крови; но мы не хотим того: оставляем их в храмах, да молятся о Государе и государстве». Сии меры, угрозы и наказания недель в шесть соединили до пятидесяти тысяч всадников в Брянске, вместо полумиллиона, в 1598 году ополченного призывным словом Царя, коего любила Россия! Но Борис еще оказал тогда великодушие. Шведский Король, враг Сигизмундов, слышав о Самозванце и вероломстве Ляхов, предлагал Царю союз и войско вспомогательное. Царь ответствовал, что Россия не требует вспоможения иноземцев; что она при Иоанне в одно время воевала с Султаном, Литвою, Швециею, Крымом, и не должна бояться мятежника презренного. Борис знал, что в случае верности Россиян горсть Шведов ему не нужна, а в случае неверности бесполезна, ибо не могла бы спасти его. Грозный час опыта наступал: нельзя было медлить, ибо Самозванец ежедневно усиливался и распространял свои мирные завоевания. Бояре, Князья Федор Иванович Мстиславский, Андрей Телятевский, Дмитрий Шуйский, Василий Голицын, Михайло Салтыков, Окольничие Князь Михайло Кашин, Иван Иванович Годунов, Василий Морозов, выступили из Брянска, чтобы пресечь успехи измены и спасти Новогородскую крепость, которая одна противилась расстриге уже среди подвластной ему страны. |
| Что касается Рюриковичей, то там далеко не все так просто. Любой учебник и 99% научно - популярной литературы скажет, что династия Рюриковичей на русском троне пресеклась в 1598г. Это серьёзная ошибка. Это не так. Действительно, в 1598 г. скончался государь Федор Иоаннович, местночтимый святой московского собора, чудотворец. И на момент кончины у него не было наследников. Соответственно, вроде бы Рюриковичи потеряли право на престол. Но в 1606 году, после значительного перерыва на русский престол взошёл царь Василий Иванович из рода Шуйских. Шуйские такие же Рюриковичи, но они принадлежат не московскому княжескому дому, а суздальско-нижегородскому. В 1610 г. Василий Шуйский потерял престол. Это был последний Рюрикович на русском престоле, но не последний Рюрикович вообще. До настоящего времени существует огромное количество Рюриковичей, которые продолжают сохранять память и преемственность от, скажем, целого сонма Рюриковичей, правивших в России. Занимавших места правителей, царей, великих князей, удельных князей, при этом будучи далекими от государственной власти. Вот пример - писатель Владимир Одоевский. Обычно его фамилию произносят без княжеского титула. Но он один из знатнейших людей императорской России. И если бы каким-то недобрым чудом в середине XIX в. пресеклась династия Романовых, он был бы один из тех, то мог бы претендовать на трон. То - есть Рюриковичей огромное количество. В случае чего, есть из кого выбрать. Была династия Годуновых, которая удерживала престол совсем недолго, в 1598-1605 годы. Царь Борис Федорович Годунов правил в течение семи лет. Его сын, юный Федор Борисович не удержался и двух месяцев. Существует мнение, согласно которому все Годуновы были истреблены. Абсолютная неправда. Значительное количество потомков Годуновых, правивших Россией и их родни, жили и служили впоследствии в Московском царстве. Живы они и сейчас. И последняя четвёртая династия, на которую хотелось бы обратить особое внимание, потому что ее постоянно забывают. Это династия Гедиминовичей. |
| Шуйский приход в древние времена был знаменит обширностью, численностью и богатством жителей, и потому причт состоял из протоиерея и двух священников, диакона и четырех причетников. По мере уменьшения прихода уменьшился и причт. Около 30-х годов XIX века он уже состоял из двух священников, диакона и четырех причетников, а с 1844 года, после устройства новых штатов уже полагалось содержать по одному священнику, и диакону, и двух причетников. С 1855 года вместо диакона был положен второй священник. С 1844 года причт получал от казны жалование: священник —160 рублей, диакон — 80, дьячок — 40 рублей, пономарь — 32. Прихожане добровольно давали причту за требы, кто сколько мог и желал. Сверх того в разные времена года по приходу собирались разные продукты в неопределенном количестве по усердию и желанию прихожан. При церкви до 1867 года было училище, но сколько в нем обучалось мальчиков, неизвестно, поскольку из-за частой перемены священников точные сведения не собирались. В приходе, состоявшем из государственных и временно-обязанных крестьян, насчитывалось 14 раскольников Даниловской секты. До 30-х годов XIX столетия раскол в Шуе был силен так, что имел свою молельню и настоятеля. Молельня располагалась в доме расколо-учителя Василия Архипова, бывшего шуйского дьячка, за что-то лишенного этого звания, отец которого был священником в Шуйском приходе. Этот коновод раскола носил монашескую одежду и вериги, показывался постником, чем и привлекал к себе не только жителей Шуи, но и крестьян из других деревень и даже купцов города Петрозаводска. Мерами Преосвященного Игнатия и содействием гражданской власти молельня была уничтожена и раскол подавлен. В 1869 году священноцерковнослужителями в Шуйском приходе состояли: Николай Яковлев Тихомиров, второй священник Василий Федоров Лебедев, на вакансии дьячка — запрещенный священник Василий Иоаннов Бланков, пономарь — Иван Акимов, церковный сторож Алексей Антипов Масаев. Первые два окончили курс в Олонецкой духовной семинарии, третий в Новгородской, а пономарь — из Петрозаводского духовного уездного училища, староста из крестьян Шуйского прихода. |
| Он хотел добра отечеству, и без сомнения искренно: еще более хотел угождать Россиянам. Видев столько злоупотреблений неограниченной Державной власти, Шуйский думал устранить их и пленить Россию новостию важною. В час своего воцарения, когда Вельможи, сановники и граждане клялися ему в верности, сам нареченный Венценосец, к общему изумлению, дал присягу, дотоле не слыханную: 1) не казнить смертию никого без суда Боярского, истинного, законного; 2) преступников не лишать имения, но оставлять его в наследие женам и детям невинным; 3) в изветах требовать прямых явных улик с очей на очи и наказывать клеветников тем же, чему они подвергали винимых ими несправедливо. «Мы желаем (говорил Василий), чтобы Православное Христианство наслаждалось миром и тишиною под нашею Царскою хранительною властию» – и, велев читать грамоту, которая содержала в себе означенный устав, целовал крест в удостоверение, что исполнит его добросовестно. Сим священным обетом мыслил новый Царь избавить Россиян от двух ужасных зол своего века: от ложных доносов и беззаконных опал, соединенных с разорением целых семейств в пользу алчной казны; мыслил, в годину смятений и бедствий, дать гражданам то благо, коего не знали ни деды, ни отцы наши до человеколюбивого Царствования Екатерины Второй. Но вместо признательности многие люди, знатные и незнатные, изъявили негодование и напомнили Василию правило, уставленное Иоанном III, что не Государь народу, а только народ Государю дает клятву. Сии Россияне были искренние друзья отечества, не рабы и не льстецы низкие: имея в свежей памяти грозы тиранства, еще помнили и бурные дни Иоаннова младенчества, когда власть царская в пеленах дремала: боялись ее стеснения, вредного для Государства, как они думали, и предпочитали свободную милость закону. Царь не внял их убеждениям, действуя или по собственному изволению или в угодность некоторым Боярам, склонным к Аристократии и, чтобы блеснуть великодушием, торжественно обещал забыть всякую личную вражду, все досады, претерпенные им в Борисово время: ему верили, но недолго. |
| В этом рассказе мы не встречаем ни одной черты, которая бы заставляла заподозрить его; подробности самого убиения, предшествовавший разговор убийцы с жертвою, подробности приготовлений в Москве, имена лиц, выбранных, но отказавшихся взять на себя совершение злодейства, указания на Клешнина, как на главного деятеля, – все эти подробности не позволяют историку видеть в этом рассказе выдумку. Сравним теперь с этим рассказом другой памятник, имевший целию доказать противное, т. е. что Димитрий сам закололся, обратимся к следственному делу о убиении царевича. 19 мая, вечером, приехали в Углич князь Василий Шуйский, Андрей Клешнин, Елизар Вылузгин и расспрашивали Михайлу Нагова: «Каким обычаем царевича Димитрия не стало? И что у него была за болезнь? Для чего он, Нагой, велел убить Михайлу Битяговского, сына его Данилу, Никиту Качалова, Данилу Третьякова, Осипа Волохова, посадских людей, слуг Битяговского и Волохова, и для чего он велел во вторник сбирать ножи, пищали, палицу железную, сабли и класть на убитых людей? Посадских и сельских многих людей для кого сбирал? И почему городового прикащика, Русина Ракова, приводил к крестному делованью, что ему стоять с ним заодно; и против кого было им стоять?» Теперь посмотрим, что показали Нагие о самой смерти царевича. Михайла Нагой, как мы видели уже, сказал, что Димитрия зарезали Осип Волохов, Никита Качалов и Данила Битяговский. Но он не объявил самого главного, именно: кто сказал ему об этом, потому что сам он не видал, как было дело, прибежавши уже на колокольный звон и думая, что горит во дворце. Григорий Нагой показал противное, что царевич накололся сам ножом в припадке падучей болезни, которая на нем и прежде бывала. Но и Григорий не объявил главного: кто сказал ему о роде смерти царевича, потому что сам он также ничего не видал, прибежавши вместе с Михайлою. Но Григорий в своем показании прибавляет очень важное обстоятельство, именно, что они застали царевича еще в живых и умер он при них. При этом Григорий не прибавил обстоятельств важных: в каком положении застал он царевича (кормилица показала, что он умер на ее руках)? Был ли у него или подле него нож, которым он играл? Следователи об этом не спрашивали. |
| После выхода в свет работы С. Ф. Платонова о Смуте в отечественной лит-ре прочно утвердилось представление о В. И. Ш. как о ставленнике группы аристократических родов. Он отстаивал их интересы и потому был непопулярным среди более широких кругов дворянства. Это определение нуждается в нек-рых поправках. В наст. время доказано, что В. И. Ш. достаточно широко давал «московские» чины, а в ряде случаев, как ранее и Иоанн IV, даже назначал в думу представителей сравнительно незнатных родов, пытаясь превратить их в опору своей власти. Эта политика не привела к прочным результатам. Поддержки широких кругов дворянства В. И. Ш. не добился, а отношения с рядом знатных родов были испорчены. В сочинениях современников Смуты достаточно часто встречаются критические оценки способностей В. И. Ш. как гос. деятеля. Его порицали за скупость при раздаче наград, за частые расправы, жертвами к-рых становились невинные люди, за поощрение доносчиков. Отмечались и такие неблаговидные личные черты, как «блуд» и пьянство. Современники осуждали и занятия царя, предосудительные с христ. т. зр.: его частые обращения за предсказаниями будущего к «чародеям», к-рых поселили у царских палат. Эти сообщения нарративных источников подтверждаются свидетельством списка сторонников царя, составленного после его низложения, где указывается, что стольник И. В. Измайлов «был у Шуйского у чародеев и у коренщиков». В. И. Ш. порицали также и за изъятие церковных ценностей. По сведениям келаря Троице-Сергиева мон-ря Авраамия (Палицына) , после окончания осады мон-ря царем были взяты из казны обители свыше 20 тыс. р., а затем и хранившиеся там золотые и серебряные сосуды. Разумеется, такие изъятия были мерой вынужденной (необходимо было платить жалованье детям боярским и наемному иностранному войску), но царя укоряли за то, что полученные средства он использовал на личные нужды. Однако у В. И. Ш. были и свои сторонники. Об этом говорит его идеальный образ в «Повести о победах Московского государства», созданной в среде служивших ему смоленских дворян. |
|
|
