| Отлично вышла. Остальное — мерзость, плююсь доселе. Стыдно. Разве _т_е_п_е_р_ь_ _т_а_к_о_е_ дал бы! Да не тянет, для сцены. Я — для “внутри”, — _д_у_ш_е! Ну, м. б. _б_е_з_ меня будут переделывать из прозы. _Н_а_д_о_ еще и — ремесло, для театра, а я не делюсь, деньги и _я_в_н_а_я_ слава меня не влекут, — не люблю шума. А играть мог бы. Из-за театра Чехов лишил нас мно-гого, дал меньше. И не дал _в_е_ч_н_о_г_о. Применялся ко “вкусам”. А — весь чистый! Болезнь… — надо было зарабатывать! — и еще навязалась бабища Книппер, до-сосала нашего _т_о_н_к_о_го, чуткого. Плевал кровью в Ялте, а она _и_г_р_а_л_а_ и… игралась, вся — фальшь, бездарная, сделанная из чужих кусочков. Ладно. Венок висел в кабинете. Когда, при большевиках, уплотняли, пришел один болван, выбирал “покои”. Увидал венок. “А ето вы за-годя себе..?” — “Загодя”. Когда приехал из Крыма, венок стал похож на ощипанный цирковой обруч. Уплотнивший оказался… по-варом, и за 2—3 года “подносил” клиентам “лавры”, в соусах, в супах… “улаврил”, и тем исправил “лесть” милых театралов: пьеса — дрянь была, мне стыдно. Спасибо, повар справедливый, “перст судьбы”! Не было “героини”, _т_е_б_я. Теперь бы… с тобой..! — царапались бы “героини”… и не нашлось бы ни _о_д_н_о_й_ для _Г_Е_Р_О_И_Н_И. Но… поднесли бы не один лавровый… — хватило бы на сотню поваров, осталось бы для… _з_а_г_о_д_я. Ну, и что толку бы? _В_с_е_ — в конце концов — _о_щ_и_п_ы_в_а_е_т_с_я. Всегда будет избыток поваров. Не — стоит. Шекспир? Да. Но… писал много стихов, неважных, не написал “Войны и мира”, “Карамазовых”, “Идиота”… “Кто к чему приставлен”, — сказано у Чехова 606 ! Правда. Зато и Достоевский не написал — “Макбета”, “Лира”, “Ромео и Джульетту”, “Шейлока” — т.е. “Венецианского купца”. Кто к чему приставлен. “Не завидуй!” Ну, продолжим “Куликово поле”, посвященное одной “Оле, урожденной Субботиной”. Знаешь? Ну, м. б., узнаешь, когда появится в издании… в России!? Да, конечно. “Загодя” или — позже? Никто не знает. И никакие повара не смогут ощипать _т_а_к_и_е_ лавры. |
| АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517/2, д. 1816, л. 241–241 об. 464. Из письма посла в Константинополе Н.П. Игнатьева к архимандриту Антонину Константинополь (Пера) 7 декабря 1871 г. Публикация Многоуважаемый отец архимандрит. Давненько не приходилось мне писать вам. Приношу повинную, но у меня гото– во и оправдание, основательность которого признают все мои сотрудники и соперники местные, – недосуг, за множеством дел и переписки. Впрочем, и то спасибо, что в турецких владениях существует лишь одна Русская Духовная Миссия, а не несколько, и что не все русские представители одарены такою мирно-потаенной захватывающею деятельностью и таким беспокойным духом борьбы с мусульманством, с латинизмом и tutti quanti 802 , как один, известный вам и мне, почтенный, но крайне предприимчивый деятель. Если бы было несколько Духовных Миссий или несколько приобретателей разных земель и углов, то, право, бежать пришлось бы из Турции, не туркам, а русскому представителю, да еще, пожалуй, православным иерархам, которым житья не будет от турецких и европейских подозрений. Шутки в сторону, а письма ваши многоуцважаемый и душевно любимый отец, маня как варом обдали. Если б везде заваривались такие неожиданные «каши», как ваша «дубовая», то хоть в отставку подавай; во всяком случае, брось политику и возись с разными муфтиями, беями, пашами из-за не нужных России клочков земли, для незаконного приобретения которых тратятся напрасно русские деньги. Понять не могу цели всех палестинских захватов за последнее время, и какая польза нам прокладывать нашими лбами и плечами дорогу англичанам и латинянам в убежище хевронских фанатиков-мусульман. У нас денег не хватает на приличное содержание существующих построек, на устройство русского госпиталя в Константинополе, на окончание возобновления базилики в Мире Ликийской и на разные другие предприятия, действительно полезные для Церкви Православной, для России и для единоверцев наших, а мы гонимся за разными участками в Палестине, нам существенно не нужными (без них мы обходились и обойтись можем), возбуждая лишь зависть противников наших, предполагающих, что у нас существует какой– то глубоко обдуманный государственный и церковный план деятельности в Палестине, и побуждая католиков и протестантов усугубить свои усилия и громадные денежные средства в этой стране. В такой неровной финансовой борьбе мы, в конце концов, осрамимся, будем задавлены. Воля ваша, неладно самопроизвольно вовлекать русское правительство неожиданные для него замешательства и заставлять нас злоупотреблять приобретенным – для иных, высших целей – влиянием в Турции на принуждение Порты признавать законными тайные купчие и незаконные сделки, клонящиеся к внезапному приобретению различных участков земли! |
| Vol. I-IV. Составлено Святым Никодимом и Святым Макарием Коринфским. Отредактировано и переведено Г.Е. Палмером, П. Шеррардом и К. Варом. London: Faber & Faber, 1978ff, Vol. I, p. 155-6. Stylianopoulos, Ibid . См. Runciman, Steven, Byzantine Civilisation. London: Edward Arnold and Co 1961, p. 129. Brown, Peter, The Body and Society. Men, Women and Sexual Renunciation in Early Christianity. New York: Columbia University Press 1988, pp. 141 и далее (особенно главы 7, 8). Ellenberger, H., The Discovery of the Unconscious: The History of Evolution of Dynamic Psychiatry. London: Allen Lane: The Penquin Press, 1970, p. 311ff. Концепции, такие как dasein Хайдеггера (существо внутри), теперь предлагаются для того, чтобы испытать «то, что происходит снаружи» и прийти к договоренности с неизвестным Другим, с которого теперь «должны начаться наши онтологические исследования». See Mulhall, Stephen (1996), Routledge Philosophy Guidebook to Heidegger and Being and Time. 2nd ed . London and New York: Routledge, 2005, p. 62-63. Modified from Jencks, Charles, The New Moderns. From Late to Neo-Modernism. London: Academy Editions 1990. С психоаналитической точки зрения, по сравнению со степенью сознательной классической реакции на объекты (или рефлексивность), постмодернистское отношение «характеризуется стилем сознания, исходившим из простой рефлексивности, которая до сих пор вызывала доверие, и обосновывавшим существование “ультиматов”, “абсолютов” или “истины” к состоянию ускоренной гиперотражательной способности... Мы больше не можем предполагать беспристрастное, объективное понимание или интерпретацию феноменов» (Hauke, Christopher, Jung and the Postmodern . The Interpretation of Realities. London: Brunner-Routledge , 2000, p. 204). Butler, Christopher, Postmodernism. A very short introduction. Oxford University Press 2002 p. 23-24. Freud, Sigmund, The Future of an Illusion. SE. 21: 1-56. London: The Hogarth Press, 1927. Black, David (Ed.), Psychoanalysis and Religion in the 21st Century. |
| В древности дело обстояло иным образом, и распятие было широко распространенным способом казни, применявшимся к особо тяжким преступникам. О нем говорят многие литературные источники, а также сохранившиеся артефакты. Изданная в 2015 году подборка выдержек из древних авторов, посвященных теме распятия, содержит триста сорок одну цитату из греческих, римских, иудейских и иных источников. 444 1. Распятие в древнем мире О распятии упоминают греческие поэты, философы и историки разных эпох, включая эллинистический и римский периоды. 445 В Древней Греции распятие воспринималось как варварское иноземное изобретение. 446 Геродот повествует о том, как персидский царь Дарий, завоевав Вавилон, «приказал распять около трех тысяч знатнейших граждан». 447 Судя по свидетельству историка, распятие на кресте или на столбе в качестве вида казни применялось многими персидскими правителями. 448 Тем не менее и греческие правители не гнушались этим варварским способом казни. Согласно римскому историку Руфу, после завоевания Тира Александр Македонский выразил свою ярость тем, что «две тысячи человек, на убийство которых уже не хватило ожесточения, были пригвождены к крестам на большом расстоянии вдоль берега моря». 449 Наибольшее распространение распятие получило в Древнем Риме. 450 Римляне использовали этот вид казни по отношению крабам: Цицерон называет его «жесточайшей и позорнейшей казнью, предназначенной для рабов» (servitutis extremum summumque supplicium). 451 Самый известный случай массовой казни рабов через распятие связан с восстанием Спартака: после подавления восстания шесть тысяч рабов было распято вдоль Аппиевой дороги. 452 Свободных граждан казнили более гуманными способами, хотя из этого правила были исключения (так, например, Цицерон обличал Берреса за то, что тот распял на кресте римского гражданина). 453 В военное время распятие использовалось как средство для поднятия духа римских воинов и для устрашения врагов. 454 В сочинениях Иосифа Флавия казнь на кресте упоминается в общей сложности девятнадцать раз. 455 Он рассказывает о казни через пригвождение ко кресту двух тысяч восставших иудеев римским полководцем Публием Квинтилием Варом, захватившим Иерусалим после смерти Ирода Великого в 4 году до Р.Х. 456 В другом месте Флавий повествует о том, как Александр Яннай, иудейский царь из династии Хасмонеев, в 88 году до Р.Х., взяв город Вефом, отвел в Иерусалим захваченных в плен иудеев и «учинил над ними ужасное дело: находясь со своими наложницами в уединенном уголке и пируя там с ними, он велел распять около восьмисот иудеев и перерезать на виду их всех жен и детей». 457 Таким образом, не только римские правители и полководцы, но и иудейские цари не гнушались казнью своих соплеменников через распятие. |
| Такая установка сознания дает возможность работать без ограничений и средств защиты в скоростном режиме. Конечно, не сразу, со временем, по мере " уваривания котла " . Поэтому на первом этапе самое главное - научить ребят играться. Посмотрите - молодые львята играют целыми днями и незаметно вырастают в грозных и могучих львов. Играясь, вы обыгрываете своего товарища, используя его силу и свою ловкость, умение двигаться, чувствовать и ощущать. То есть этим самым повышаете свою технику, но делаете это естественно, не специально. Навыки формируются опосредованно, через какую-либо форму забавы. То есть, я специально не нарабатываю скорость, реакцию, силу удара, уход с линии атаки или вход. Нет, я просто участвую в игре, в которой эти навыки создаются и закрепляются. Проверка, экзамен происходят тут же. Если я, к примеру, неправильно двигаюсь, то меня сразу осадят, набьют шишку или синяк, то есть поставят двойку. Только оценку ставит не столько кашевар, а такие же ученики как я сам. Игра, тем более игра боевая, носит развивающий характер, при этом скорость обучения возрастает по мере повышения степени экстремальности. Меняя формы различных забав, мы постепенно делаем условия их исполнения более жесткими, стремительными, взрывными, непредсказуемыми и разнообразными. Говоря современным языком, в процессе обучения применяем модельно-ситуативный метод для развития важнейших боевых навыков. А это, в первую очередь, адаптация и адекватность, скорость мышления, умение увидеть в целом, интуиция, психологическая устойчивость, взаимопомощь, взаимодействие, взаимопонимание и так далее. Надо всегда помнить, что подобные методики имеют свой предел. Мы не можем позволить себе покалечить друг друга. Реальный бой на максимальное поражение с непредсказуемым исходом - не наша тема. Мы только предуготовляем будущего бойца или обогащаем и дополняем технику уже состоявшегося. Вспомните играющихся, а потом вдруг поссорившихся котят! Что изменилось? Вдумайтесь в это. Игра воспитывает. Здесь межличностные отношения выстраиваются мгновенно. Уважение, достоинство, честь, жертвенность и многие другие важнейшие нравственные понятия естественно прививаются и корректируются во время игры. Какая морально-психологическая атмосфера царит в коллективе, такая будет и форма и содержание выбираемой игры. " Что наваришь, то и съешь " , - предупреждает воинская " котловская " поговорка. Главное, " этим варом " не отравить друзей. Игра - есть один из путей познания добра и зла. |
| Уж где он там работу нашёл, какую — это его, бригадирова, ума дело. Сегодня вот за полдня что сделали? Ничего. Установку печки не оплатят, и обогревалку не оплатят: это для себя делали, не для производства. А в наряде что–то писать надо. Может, ещё Цезарь бригадиру что в нарядах подмучает — уважителен к нему бригадир, зря бы не стал. «Хорошо закрыл» — значит, теперь пять дней пайки хорошие будут. Пять, положим, не пять, а четыре только: из пяти дней один захалтыривает начальство, катит на гарантийке весь лагерь вровень, и лучших и худших. Вроде не обидно никому, всем ведь поровну, а экономят на нашем брюхе. Ладно, зэка желудок всё перетерпливает: сегодня как–нибудь, а завтра наедимся. С этой мечтой и спать ложится лагерь в день гарантийки. А разобраться — пять дней работаем, а четыре дня едим. Не шумит бригада. У кого есть — покуривают втихомолку. Сгрудились во теми — и на огонь смотрят. Как семья большая. Она и есть семья, бригада. Слушают, как бригадир у печки двум–трём рассказывает. Он слов зря никогда не роняет, уж если рассказывать пустился — значит, в доброй душе. Тоже он в шапке есть не научился, Андрей Прокофьич. Без шапки голова его уже старая. Стрижена коротко, как у всех, а и в печном огне видать, сколь седины меж его сероватых волос рассеяно. – …Я и перед командиром батальона дрожал, а тут комполка! «Красноармеец Тюрин по вашему распоряжению…» Из–под бровей диких уставился: «А зовут как, а по отчеству?» Говорю. «Год рождения?» Говорю. Мне тогда, в тридцатом году, что ж, двадцать два годика было, телёнок. «Ну, как служишь, Тюрин?» — «Служу трудовому народу!» Как вскипятится, да двумя руками по столу — хлоп! «Служишь ты трудовому народу, да кто ты сам, подлец?!» Так меня варом внутри!.. Но креплюсь: «Стрелок-пулемётчик, первый номер. Отличник боевой и полити…» — «Ка–кой первый номер, гад? Отец твой кулак! Вот, из Каменя бумажка пришла! Отец твой кулак, а ты скрылся, второй год тебя ищут!» Побледнел я, молчу. Год писем домой не писал, чтоб следа не нашли. И живы ли там, ничего не знал, ни дома про меня. «Какая ж у тебя совесть, — орёт, четыре шпалы трясутся, — обманывать рабоче–крестьянскую власть?» Я думал, бить будет. Нет, не стал. Подписал приказ — шесть часов и за ворота выгнать… А на дворе — ноябрь. Обмундирование зимнее содрали, выдали летнее, б/у, третьего срока носки, шинельку кургузую. Я — раз…бай был, не знал, что могу не сдать, послать их… И лютую справочку на руки: «Уволен из рядов… как сын кулака». Только на работу с той справкой. Добираться мне поездом четверо суток — литеры железнодорожной не выписали, довольствия не выдали ни на день единый. Накормили обедом последний раз и выпихнули из военного городка. |
| При Филиппе город этот очень быстро достиг высокой степени процветания; Филипп назвал его Цезареей, и в отличие от прежней Стратоновой башни его стали называть Цезареей Филиппа. Когда на трон вступил Тиверий, Антипас выстроил на галилейской стороне Генисаретского озера город Тивериаду, выстроил в нем много дворцов и населил его людьми, которых он созвал отовсюду. Евреи считали этот город нечистым, так как он был выстроен на поле, на котором покоились мертвецы. О Филиппе мы, кроме того, что он построил эти города, знаем очень мало. В первые годы своего управления он чеканил монеты с изображением императора, чего не делали ни Ирод отец, ни Архелай, ни Антипас и что, быть может, было обусловлено полуязыческим характером его подданных. Филипп имел обыкновение во время путешествий повсюду возить с собою трон, и если кто-либо обращался к нему с просьбою о разрешении какого-нибудь спорного дела он садился на трон и творил с высоты его суд. Он никогда не покидал территорию вверенной его управлению страны. Обе эти черты заставляют, без сомнения, считать его добросовестным правителем. Филипп был женат на Саломее, дочери его брата Ирода и племянницы Иродиады 13 ; он умер в Юлии в 34-м году по P. X. и тетрархия его была, как кажется, присоединена без отдельного прокуратора к провинции Сирии. Менее счастливо протекло правление тетрарха Галилеи и Переи – Ирода Антипы. О первых годах его правления едва ли известно что-либо более, чем основание им вышеупомянутых городов. Точно также и из сожженной Квинтилием Варом, Сепфориса он создал сильнейшее укрепление Галилеи. При этом он никогда не переставал заботиться о поддержании хороших отношений с Римом; мы знаем, что он, по меньшей мере, трижды путешествовал в Рим. Но эти старания с другой стороны и повредили ему. Так, например, когда он был в походе с легатом Вителлием против Артабана III Парфянского, он позволил себе послать в Рим первое известие о мирных переговорах между Вителлием и Артабаном, и это не понравилось Вителлию. Затем, вследствие семейной истории он нажил себе большие неприятности. |
| Поднялся общий смех. — А только, поверите ли, господа, я никогда не брал взяток, — сказал Ползунков, недоверчиво оглядывая всё собрание. Гомерический, неумолкаемый смех всем залпом своим накрыл слова Ползункова. — Право, так, господа… Но тут он остановился, продолжая оглядывать всех с каким-то странным выражением лица. Может быть, — кто знает, — может быть, в эту минуту ему вспало на ум, что он почестнее многих из всей этой честной компании… Только серьезное выражение лица его не исчезало до самого окончания всеобщей веселости. — Итак, — начал Ползунков, когда все поумолкли, — хотя я никогда не брал взяток, но в этот раз грешен: положил в карман взятку… с взяточника… То есть были кое-какие бумажки в руках моих, которые если б я захотел послать кой-кому, так худо бы пришлось Федосею Николаичу. — Так, стало быть, он их выкупил? — Выкупил-с. — Много дал? — Дал столько, за сколько иной в наше время продал бы совесть свою, всю, со всеми варьяциями-с… если бы только что-нибудь дали-с. Только меня варом обдало, когда я положил в карман денежки. Право, я не знаю, как это со мной всегда делается, господа, — но вот, ни жив ни мертв, губами шевелю, ноги трясутся; ну, виноват, виноват, совсем виноват, в пух засовестился, готов прощенья просить у Федосея Николаича… — Ну, что ж он, простил? — Да я не просил-с… я только так говорю, что так оно было тогда; у меня, то есть, сердце горячее. Вижу, смотрит мне прямо в глаза: — Бога, говорит, вы не боитесь, Осип Михайлыч. Ну, что делать! Я этак развел из приличия руки, голову на сторону: «Чем же, я говорю, бога не боюсь, Федосей Николаич?..» Только уж так говорю, из приличия… сам сквозь землю провалиться готов. — Быв так долго другом семейства нашего, быв, могу сказать, сыном, — и кто знает, что небо предполагало, Осип Михайлыч! И вдруг что же, донос, готовить донос, и вот теперь!.. Что после этого думать о людях, Осип Михайлыч? Да ведь как, господа, как рацею читал! «Нет, говорит, вы мне скажите, что после этого думать о людях, Осип Михайлыч?» Что, думаю, думать! Знаете, и в горле заскребло, и голосенко дрожит, ну уж предчувствую свой скверный норов и схватился за шляпу… |
| Пятница, 27-е июня. Утро превеликолепное; вода не шелохнет; воздух чист и прозрачен, и дышится легко. Но настроение духа самое грустное, хотя, благодаря пароходному доктору, мне сделалось лучше. Около 5-ти часов вечера мы стали на якорь в одной версте от Александреты, которая не что иное, как небольшой посёлок, состоящий из десятка домов, обладатели коих -арабы все принадлежат к фанатическим последователям Магомета, и живут разбоем. В 12-ти верстах, как говорил капитан парохода (хотя нам показалось не более 2-х верст), виднеются два каменных столбика, которыми обозначено место, где кит, по повелению Божию, выбросил пр. Иону. Никогда не видя вблизи облаков, странно мне было смотреть, как они выходили из ущелий близлежащих гор и группировались в наших глазах, то расстилаясь, то сжимаясь, то разбиваясь на нисколько слоев, из коих некоторые были так непроницаемы, как и самые скалы, и поверх оных скользили солнечные лучи. С Александреты прибавилось множество пассажиров в 1-м классе; они целую ночь не давали мне покоя. С якоря снялись в 8 часов вечера. Суббота, 28-е июня. Наш пароход, завидев издали идущий русский же пароход из Египта, бросил якорь, чтобы узнать от капитана оного, что делается в Сирии, и нет ли каких особенных новостей морских и распоряжений турецкого правительства в виду развивающейся там холеры. Подошедшей пароход звался Владимиром; капитан его объявил, что Блистательная Порта на днях издала приказ об учреждении двенадцатидневных карантинов в Смирне и других местах, где в таковых будет настоять необходимость, и запретила впредь до сентября месяца перевоз русских поклонников из Одессы в Палестину. Это неожиданное и донельзя прискорбное известие, как варом нас обдало: вмиг напал на всех столбняк; воцарилась гробовая тишина, закончившаяся сдерживаемым рыданием в некоторых уголках пятидесятисаженного экипажа. «О, горе нам, грешникам! От Бога наказуемы за помышления на злая по вся дни, лишаемся Его милостей», – подумали мы. «Не посрами Всемогущей и влагай нашего душевного чаяния в будущем!!» |
| Наконец, стали причаливать, но было уже поздно. Судно кормою совершенно погрузилось в воду, и только нос его торчал. На нем-то и удержались мы, будучи по пояс в воде. Избавившись от потопления, воздвиг я руки ко Господу и со слезами благодарил Его за явленную Им милость к нам грешным. Случись подобное происшествие под каким-нибудь утесом, или в отдалении от берега, никому бы из нас не остаться в живых. После этой катастрофы надлежало подумать, как вытащить из воды погрязшее судно, как спасти ризничные и другие вещи, находившиеся на нем. Пустынность места, отдаленность даже от Якутских юрт, наводили тяжкую грусть на душу мою. Сырую и холодную ночь провели мы под открытым небом, голодуя и тоскуя. И если когда, то в настоящее время нам всего приличнее было воспевать псалом: На реках Вавилонских… На следующий день, по распоряжению провожавшего нас чиновника, пришли на помощь к нам Якуты и с ними два-три русских человека, носящие звание мастеров. Силою этой гурбы и десятка лошадей, судно вытащено было на берег. И тут оказалось, что виною бедового приключения был конопатчик: в спаях кормы он не только не сделал надлежащих закрепок, но и паклю употребил непропитанную варом или смолою. Мастера принялись за исправление конопати, которая, как оказалось при осмотре, произведена была с крайнею небрежностию, а мы спешили развесить и разослать ризничные и другие вещи, чтобы хотя немного просушить их. В это время проплывавшие из Якутска трое Тунгусов, заметив нас, быстро поворотили лодку к берегу и предстали предо мною с возможною попечительностию. Между ними находился и старшина Тунгусский, плывший в Якутск для сдачи ясака. На 24-ое июля кратковременный ночлег имели на пустыре, верстах в 15-ти от Еланского. Не смотря на широту здешней Лены, песчаные наносы громоздят ее, представляя собою для пловцов большие затруднения в путеследовании. К сожалению, вскоре после отплытия нашего из Еланского, в селении этом появился бежавший из тюрьмы разбойник Янчара, и произвел там многие грабежи. И эти явления в здешних пустынных окраинах не редкость; так как о полиции тут и помину нет, а каждому предоставлено оберегать себя по мере сил. |
|
|
