| Какое же сходство между моими воззрениями и воззрениями автора? Если бы автор не относил к числу приверженцев Евсевия таких головорезов, как известные арианские епископы Урсакий и Валент, будто бы признававшие епископа Кесарийского своим «первоучителем»; если бы он не утверждал, что «отличительные особенности системы Евсевия проходят во множестве арианских систем востока и запада»; если бы он не выдумывал партий «омиев», к которой он относит всех ариан – в качестве учеников Евсевия, – оставившим после себя следы их догматизирования (за исключением евномиан и аэциан); если бы он, следуя хотя бы Филосторгию, отчетливо выделил лиц арианского направления, но не бывших ни в каких отношениях к Евсевию и его учению; если бы он не расширял пределов партии Евсевия до таких размеров, о каких и сам «Евсевий едва ли думал» (Христ. Чт. 1891, I, 120:123); если бы он представил определенные и твердые свидетельства в пользу принадлежности тех или других ариан к партии именно Евсевия Кесарийского ; если бы он собрал, разобрал и устранил свидетельства, неблагоприятные для его «открытия», которое сам он называет «неожиданным выводом» (ibid. 121), тогда можно было ему говорить, что он стоит на научной почве и не стоит вдалеке от всех историков, в том числе и от меня… Вообще, хотя автор уверяет, что будто бы «те мысли, какие я (его критик) просто высказывал, он старался посильно и мотивировать», – хотя таким образом он и силится включить себя в число моих адептов, однако ж я не могу признать существования единства моих воззрений с его воззрениями; а его непонятное желание выдать себя за продолжателя моей работы – считаю с его стороны лишь неудачным полемическим приемом. —310— Что наши критические заметки, по поводу его «открытия», должны были заставить его задуматься, – этого я, конечно, ожидал (хотя я и не имел в виду его лично, а тех, кому пришлось бы иметь дело с его «открытием»). Я ожидал также, что на мою статью он ответит молчанием, открывая таким образом возможность для лиц посторонних истолковать это молчание или в смысле пренебрежения к критике, или в смысле согласия с нею. |
| Как было показано выше, 60–70-е гг. IV в. прошли в церковной истории Иллирика под знаком укрепления влияния никейского течения, что в конце концов приведет к превращению омиев в маргинальное меньшинство, оказавшееся полностью за рамками Кафолической Церкви. Но очевидно, что причиной исторического поражения омийства не могла быть только никейская активность в регионе. Сама неспособность противостоять этой активности указывает на внутреннюю слабость омийского течения. Хотя деятельность омийских епископов Иллирика в 60–70-е гг. IV в. нашла намного менее полное отражение в источниках, чем деятельность тех же самых епископов в 40–50-е гг. IV в., что объясняется ослаблением соборной активности и, если так можно выразиться, «периферизацией» Иллирика после смерти императора Констанция, до нашего времени дошли свидетельства, указывающие на внутренние трения и несогласия в среде иллирийского омийского епископата. В первую очередь речь идет о конфликте епископа главной кафедры Иллирика – Сирмия – Герминия с Урсакием, Валентом и их сторонниками. Информация об этом конфликте, а также о его причинах содержится в трех посланиях, приведенных в «Исторических фрагментах» свт. Илария Пиктавийского . Первое послание представляет собой личное исповедание веры Герминия, 859 второе принадлежит собору епископов, собравшихся во главе с Урсакием и Валентом, в Сингидуне и адресовано Герминию. 860 Третье послание опять же принадлежит перу сирмийского епископа, а его адресатами является целый ряд епископов региона. 861 Все три текста традиционно относят к 366 г., хотя датировка первого может быть поставлена под сомнение. 862 В центре внимания во всех трех посланиях находится вопрос о том, можно ли утверждать, что Бог Сын во всем подобен Богу Отцу (Patri per omnia similem). 863 Как мы помним, подобного рода учение присутствует в четвертой сирмийской формуле, приверженность ему Герминий демонстрирует в своем индивидуальном исповедании веры, и защищает его как с богословской, так и с церковно-исторической точек зрения в своем развернутом послании к епископам Иллирика. Урсакий и Валент, а также другие участники собора в Сингидуне (in unum apud Singidunum congregati), напротив, очевидным образом отвергают это учение, ссылаясь на отсутствие его в «кафолическом символе веры , изложенном и подтвержденном святым Ариминским собором» (a fide catholica, quae Arimini a sancto concilio exposita confermataque est), а также одобренном восточными епископами (cui etiam universi Orientis episcopi consenserunt). 864 |
| Противоречивость и непоследовательность церковно-политической позиции сирмийского епископа косвенно находит свое отражение и в послании Герминия к иллирийским епископам, одним из адресатов которого оказывается оскорбленный его клириками Палладий. Следует также отметить, что вовсе не Герминий был инициатором конфликта с Валентом и Урсакием. Несмотря на уверенность в своей правоте и открытое исповедание учения о подобии Бога Сына во всем Богу Отцу, Герминий первоначально пытался уклониться от обсуждения спорных вопросов. Таким образом, и послания, и «Диспут» рисуют образ мятущегося епископа, пытающегося сохранить верность традиции умеренного восточного «консерватизма» в условиях, когда одни его коллеги отказываются от омийского компромисса и возвращается к Никее, а другие, по сути дела, отступают от попыток достигнуть всеобщего мира и цепляются за букву никско-ариминского символа, лишенного какого-либо определенного богословского содержания, и даже идут на контакт с евномианами. 933 Кроме того, как уже было отмечено, в регионе вновь усиливаются сторонники ереси Фотина. В этой ситуации, когда почва фактически уходит из-под ног сирмийского епископа, Герминий ищет опору в традиции – традиции в первую очередь восточной – и именно в ее свете трактует омийский компромисс 359 г. В этом своем направленном на примирение традиционализме Герминий в чем-то был более последовательным «омием», чем Урсакий и Валент, уповавшие на букву ариминских постановлений, интерпретируемых как незыблемые и не требующие разъяснений и дополнений, но утратившие стремление ко всеобщему примирению, замкнувшись в своем ариминском фундаментализме. В то же время Герминий, очевидно, осознавал, что верность традиции сама по себе не может привести к достижению подлинного согласия в вере. Опираясь на традицию, а точнее, на традиционное «богословие образа», Герминий сделал шаг вперед, шаг в сторону подлинного богословского синтеза, который на Аримино-Селевкийском соборе даже не пытались осуществить. Этот важный шаг заключался в том, что Герминий сформулировал в своих посланиях идею качественного различия отношений Бога Отца и Бога Сына, с одной стороны, и Бога Сына и тварного мира – с другой. |
| Мемнон ефесский об Иоанне антиохийском, – κα ξαιτν μετ’ ναγκης ψηφσματα, στε ες τν τπον τν μν χειροτονσαι [другого епископа: Мемнона восточные признали подлежащим низложению], ς πντας τος κατοικοντας τν πλιν, ρθοδξους τυγχνοντας, τος εκτηρους κατειληφναι οκους, κα ν ατος οκεν, να μ κενου προπτεια κα καννιστος θραστης δι τν προθεμτν ες ργον χθ τς φμης’ θεν κα ν τ γ ωννη τ εαγγελιστ νελθν, τοτο πεμφνας, ς φελει ατν κε χειροτονσαι, στσιν κα ταραχν τ τπ νεποησε, κα μετ πλθους τακτν πλισμνων νελθ ν, ς κα τινας τν κεσε πτωχν μιθανες ποισαι’ κα ς βρισθες παρ τν κεσε, ννεγκεν [донес императору] π φθν τς γας συνδου. Mansi, IV, 1384 ΑΒ. 1272 Β. 1440CD Д.B.C. 1, 790 791. 658. 872. 873 – А что и западные, даже западные сороковых годов ΙV b., могли так же бурно отстаивать свои церковные интересы, cм. Hilar. fr. 2,12: quod Valens relicta ecclesia ecclesiam aliam invadere voluisset, et eo tempore, quo seditionem commovit, unus ex fratribus nostiis, qui fugere non potuit, Viator obruptus et conculcatus in eadem aquileiensium civitate die tertia Refecit: causa utique mortis fuit Valens, qui perturbavit, qui sollicitavit Cf. Soz. 4,15, s. 24, е [видимо из Cabuha]. Cf. Amm Mar cell. 27, 3, 11–13 ; Faustini et Marcellini libellus, praefamio [b 366 r.] – Cp. hist aceph., n. 13 (в сент. 367 в Александрии). 72 Ср. полные благородного негодования слова Осия кордубского в его послании к Констанцию (Athanas., hist. ar. ad mon. n. 44): μολγησαν γρ [Урсакий и Валент, см. пр. 36, γδ.] ο βαν παθντες, ς ατο προφασζονται, ο στρατιωτν πικειμνων, οκ εδτος το δελφο σου ( οκ γγνετο γρ παρ’ ατ τοιατα, ο α νν γγνεται, μ γνοιτο!), λλ’ ατο θλοντες αυτος νλθον ες τν μην κα – γραψαν – . Ε δ βαν προφασιζουσι, κα τοτο γινσκουσι κακν, οκ ποδεχη δ οδ σ παεαι το βιζεσθαι κα μτε γρφε, μτε πμπε κμητας, να μ, βαν ατιωμνου σου, μεζονας βας κενοι ποισι. Τ γρ τοιοτον γγονε παρ Κνσταντος; τςεπσκοπος ξωρσθη; πτε κρσεως κκλησιαστικς μσος γγονε; ποος ατο παλατνος νγκασε κατ τνος πογρψαι, να ο περ Ολεντα τοιατα λγωσ. |
| Cp. Xp. Чт. 1891, I, 314 прим. 33. – В apparatus criticus стоит: «imperitorum de Pramö imperamorum Pb», m. e. в [единственном для Chronica] cod. Palatin. Vatican. 824 и зависящем от него editio princeps 1556 г. читается «imperatorum»; но yжe de Ргато в 1741 г. предложил чтение «imperitorum», которое предпочел рукописному u Halm.Дeйcmbumeльho, «imperatorum» – не в стиле Сульпиция, который знает только одного «Constantius imperator» или даже и «rex». – Во fragmenta Иллария нет параллельного места к imperatorum; а для impetitorum источником могли быть слова indoctorum simplicitas» в пр. 28, стр. 313. 37 fr. 2,18. Superest, ut quid de Marcello et Pliotino gestum sit, paucissimis dicam, n. 19. Photinus sirmiensis episcopus fuit a Marcello imbutus – – – α) Igitur ad, tollendum ex episcopatu Photinum, qui ante biennium jam in mediolanensi synodo erat haereticus damnatus, ex plurimis provinciis congregantur sacerdotes, β) hoc magis solliciti atque anxii, turbari rursum miscerique omnia, quod jam pridem plures episcopos reos vel falsorum in Athanasio judiciorum vel communionis baeresis arianae, ab ecclesia fuerat necesse resecare, γ) Quam opportunitatem nacti Ursacius et Valens, romanae plebis episcopum adeunt, recipi se in ecclesiam deprecantur et in communionem per veniam admitti rogant. Iulius ex consilio veniam quam orabant impertit: ut cum lucro catliolicae ecclesiae vires quoque detraheret arianis... δ) Exemplum epistolae, quam – in urbe Roma holographa manu Valens perscripsit et Ursacius subscripsit. Domino beatissimo papae Julio Valens et Ursacius S. ε) Quoniam constat, nos antehac multa gravia de nomine Athanasii litteris nostris insinuasse, atque litteris sanctitatis tuae conventi, ejus i ei, de qua significavimus, non praestitisse rationem: profitemur apud sanctitatem taam, cunctis praesentibus presbyteris fratribus nostris, omnia – antehac – falsa a nobis esse insinuata atque omnibus viribus carere... Haereticum vero Arium, sed et satellites ejus – sicut per priorem libellum nostrum, quem apud Mediolanum porreximus, et nunc et semper anathematizasse, hac manu nostra, qua scripsimus, profimemur. He нелишне отметить, что письменный вызов от Юлия Урсакий и Валент получили очевидно до сердикского собора (после собора письменные сношения с отлученными были прерваны – прим. |
| На смену Евсевию после его смерти (t 341 г.) в роли придворного епископа и дипломата появляется на Востоке упомянутый уже выше Акакий, из среды оригенистов. На Западе с особым успехом выполняют в то же время такую же роль Урсакий Сингидонский (в верхней Мисии) и Валент Мурсийский (в Паннонии), бывшие учениками самого Ария во время ссылки его в Иллирик; епископами они сделались около 335 г. Весьма скоро после собора император, наказавший ссылкой представителей арианской партии, не согласных с определением собора, переменил свои отношения к ним. Общая причина такой перемены понятна: нерасположение к собору большинства ученых епископов Востока естественно должно было отразиться на настроении императора. Какие частнейшие обстоятельства содействовали этому, неясно. Несомненным можно лишь считать покровительство арианам сестры Константина Констанции, к которой Константин сохранил расположение и после казни ее мужа Лициния в 325 г. О том, какое значение могла иметь казнь Лициния, а также последовавшая в 326 г. казнь сына Константина Криспа (а по некоторым данным, и супруги Константина Фаусты) для перемены настроения Константина в отношении к арианам, возможны лишь предположения. Обращает на себя внимание, между прочим, факт, что когда император хотел переименовать какой–либо город в честь своей матери Елены, выбор пал на Дрепану из Вифинии (Drepana — λενπολις), кажется, именно потому, что там находились мощи мученика Лукиана. Торжество освящения перестроенного вновь города осенью 327 г. было вместе торжеством в честь Лукиана. Для «лукианистов» это обстоятельство едва ли прошло бесследно. Указанная перемена выразилась в том, что возвращены были из ссылки на свои кафедры с удалением поставленных на их место лиц: Амфиона и Христ (Χρστος), Евсевий Никомидийский, Феогний Никейский, а раньше их, по всей вероятности, сам Арий. По Филосторгию, Евсевий и Феогний сосланы были спустя три месяца после собора и в ссылке пробыли три года; возвращение их относится, таким образом, к концу 328 г. У Сократа приводится письмо их из ссылки к «наиболее выдающимся епископам» (τοις κοριχραοις τν π σκπων). Указывая на то, что они, подписав на Никейском соборе веру и согласившись принять слово ομοοσιος, не подписались лишь под анафематизмом потому только, что им казалось невероятным, чтобы Арий держался таких воззрений, какие ему приписывают; они просят епископов допустить их до личного объяснения и вручить их ходатайство самому императору. Арий, из–за которого они несут наказание, уже вызван из ссылки, по их словам, и имел случай оправдаться в возводимых на него обвинениях; было бы странно, если бы они теперь своим молчанием стали сами подтверждать свою виновность, будучи на деле невинными (Socr. Η. Ε. 1,14). Подлинность этого письма некоторыми учеными отвергается. Нет, однако, ничего невозможного в том, что Арий раньше Евсевия и Феогния был освобожден от ссылки как гражданского наказания; о воссоединении его с Церковью в письме нет речи. |
| До сих пор в русской церковно-исторической литературе омии обыкновенно не отличались от омиусиан: и те и другие обозначались заимствованным у св. Епифания термином «полуариан» и причислялись, конечно, к разряду еретиков. Вследствие этого самый смысл событий на Востоке в середине IV в., начиная особенно с 357 г., представлялся совершенно неясным. В.Н.Самуилов впервые ввёл в нашу науку термин «омии», представляющий собой передачу в итацистической форме давно принятого у немцев: «Homöer» и обозначающий ту среднюю арианскую партию, которая одержала верх над всеми другими в 359–360 гг. и опиралась на никео-аримино-константинопольскую формулу, подписи которой вожди этой партии Урсакий, Валент и Акакий путём интриг добились сначала от депутатов как Ариминского, так и Селевкийского соборов 359 г., а потом и от всего Ариминского собора и от вождей омиусианской парии. Термин «омии» не встречается у древних авторов, но он точно обозначает эту арианскую партию, которая признавала Сына Божия «подобным» Отцу «по писаниям», μοιον κατ τς γραφς, – без всяких точнейших определений, что давало возможность, державшимся действительно арианских убеждений, вождям этой парии понимать это подобие в смысле подобия по воле. Для В.Н.Самуилова омийская партия представляла особый интерес, так как представители арианства на Западе, за немногими исключениями, принадлежали именно к этой группе. Но Самуилов попытался сделать больше того, к чему обязывала его его тема: он захотел найти источник догматических воззрений омиев и нашёл его в письме Ария к Александру Александрийскому , а главным образом в творениях Евсевия Кесарийского . Он дал тщательную сверку важнейших положений омийских систем с творениями Евсевия и нашёл возможным выставить тезис, что именно Евсевий Кесарийский был «главой омиев». Подтверждение этого положения он нашёл в сохранившемся у Феодорита послании на Восток Иллирийского собора 370 (375?) г. и в автографе арианского западного епископа Максимина. Резкой критике подверг этот тезис Самуилова А.П.Лебедев в статье «Мысли и чувства по поводу одного русского открытия в области науки древней церковной истории» в майской книжке «Богословского Вестника» за 1892 г., вызвавшей основательный «Ответ» Самуилова на страницах «Христианского Чтения» (1892. |
| 708 Sozom. Hist. eccl. IV. 15. Созомен указывает, что было составлено сочинение, направленное против Фотина и Павла Самосатского, и к нему была присоединена формула Антиохийского собора 341 г. (видимо, вторая антиохийская формула) (см. Sozom. Hist. eccl. IV. 15). По свидетельству Созомена, формула была подписана находящимся в ссылке папой Либерием, переведенным в Сирмий из Берои, несколькими африканскими епископами, епископами с Востока, а также Урсакием, Валентом и Герминием («...изъявили свое согласие также Урсакий, Герминий Сирмийский и Валент, епископ Мурсы...». Об омиусианской реакции на вторую сирмийскую формулу см. подробнее: Löhr W. A. A Sense of Tradition: the Homoiousian Church Party. Arianism after Arius. Essays on the Development of the IV Century Trinitarian Confl icts. Ed. M. R. Barnes, D. H. Williams. Edinburg, 1993. Р. 81–100; Weedman M. Hilary and the Homoiousians: Using New Categories to Map the Trinitarian Controversy. Church History. 2007. 76: 3. P. 491–510. 709 Hilar. De synod. 78: «Благодарю же Господа, что император, через ваши увещевания, признал заблуждение и узнал ошибку, не свою, но своих советников, через это изложение веры вашей» (Domino enim gratias, quod ignorationem per vos admonitus Imperator agnovit, et errorem non suum, sed adhortantium, per has fi dei vestrae sententias recognovit). Об отказе от формулы некоторых подписавших ее епископов см. Hilar. De synod. 3, 27. 711 Так, Созомен вообще не считает самого Констанция еретиком. По утверждению церковного историка (Sozom. Hist. eccl. III. 18), он придерживался тех же богословских воззрений, что его отец Константин и брат Констант, однако был убежден некоторыми епископами использовать вместо термина «единосущный» термин «подобосущный». Созомен также цитирует послание императора Констанция к антиохийцам, где император открыто заявляет о своей приверженности омиусианству: «Вспомните прежние мои слова, когда мы рассуждали о вере: в них Спаситель наш признан Сыном Божиим и по сущности подобным Отцу» (Sozom. Hist. eccl. IV. 14). Об отношении Созомена и других церковных историков V в. к Констанцию см. диссертацию Дж. М. Ханта: Hunt J. M. Constantius II in the Ecclesiastical Historians. N. Y. 2010. |
| Их признание скорее являлось проявлением лояльности к императорской власти, но не признаком достижения подлинного консенсуса. В то же время совершенно очевидно, что между епископами, выступавшими в роли реализаторов императорского проекта церковного объединения на Ариминском, Селевкийском и Константинопольском соборах, а именно между Урсакием, Герминием, Валентом, Гаем, Авксентием, Акакием, Евдоксием и Демофилом, существовали некие связи, позволявшие им координировать свои действия. Природа этих связей может быть интерпретирована двояко. С одной стороны, все эти епископы были так или иначе объединены вокруг персоны императора, и их координация могла осуществляться через него. Но с другой стороны, есть основания полагать, что связи между ними носили более личностный, и более давний и устойчивый характер, поскольку бóльшая часть этих епископов, в свое время входила в евсевианскую коалицию, направленную против свт. Афанасия. Кроме того, бóльшая их часть имела прямое или косвенное отношение к провозглашению в 357 г. второй сирмийской формулы: Урсакий, Валент и Герминий были ее редакторами, Евдоксий и Акакий вместе с рядом других епископов одобрили ее на Антиохийском соборе 358 г. В этой связи встает вопрос: может ли этот факт быть интерпретирован как подтверждение существования некой единой доктринальной партии, которая впоследствии на Аримино-Селевкийском соборе добилась всеобщего или почти всеобщего признания своего вероучения? Как уже отмечалось, характерными чертами второй сирмийской формулы были своеобразный богословский агностицизм, подчеркнутый субординационизм, отвержение «богословия сущности» и игнорирование «богословия образа». Последнее особенно показательно, поскольку поддержавший эту формулу Акакий Кесарийский в своей ранней полемике против Маркелла Анкирского использовал именно «богословие образа» для опровержения его еретической доктрины. 835 Из указанных выше характерных особенностей второй сирмийской формулы только богословский агностицизм и отвержение «богословия сущности» находят очевидные соответствия в четвертой сирмийской, селевкийской, никской и константинопольской формулах. |
| 1) Арианство на Западе распространялось преимущественно в форме омийства. Из западных аномиев известен лишь Кандий, живший, однако, на Востоке и рукоположенный в 379 г. евномианами во епископа в Лидию, и Максим Тенский (Thenitanus) в Африке, обращенный блаж. Августином в православие в 414 г. Омийство утвердилось, главным образом, в Иллирике, где еще сам Арий во время ссылки приобрел себе таких учеников, как известные Урсакий и Валент. Видным представителем омийства был здесь Герминий, поставленный в 351 г. в Сирмии вместо Фотина; в 366 г. он, однако, исповедал Сына «подобным Отцу» по Божеству во всех отношениях, к неудовольствию ариан († 380 г.). В числе недовольных был и Палладий Ратиорский (с 346 г.), осужденный потом, после «рассуждения» со св. Амвросием Медиоланским на Аквилейском соборе 381 г. Можно назвать еще Авксентия Фросторского (374 г.), ученика и биографа Ульфилы. Арианство Ульфилы и готов было также омийством. В Италии занимал Миланскую кафедру омий Авксентий (355–374), в Галлии — Арльскую Сатурнин (353–362). Из Иллирика омийство перешло потом в Африку (Коминн Пасуептий, Елпидай, еп. Максимин, с которым имел дело в начале V в. блаж. Августин). 2) Представителями восточного влияния на Западе, имевшими важное значение в истории арианских споров, были св. Иларий Пиктавийский и св. Амвросий Медиоланский. Первый выступает в самом начале появления арианства на Западе и известен как наиболее глубокий западный богослов IV в. до блаж. Августина. Второй был по преимуществу практическим деятелем и при нем борьба с арианством заканчивается. Св. Иларий († 367 г.) представляет в своем лице пример того, как мало на Западе интересовались арианскими спорами Востока, пока арианство не затронуло самих западных. Иларий, сделавшийся епископом незадолго до 355 г., о Никейской вере узнал лишь тогда, когда ему пришлось из–за нее попасть в ссылку, хотя всегда веровал поникейски. Во время ссылки в Малую Азию он погрузился в занятия восточным богословием, между прочим, изучал и Оригена. |
|
|
