| Религия Диониса тесно связана с религией Деметры. В основе этой религии, пришедшей с севера, из Фракии, лежит поклонение богу Дионису, впоследствии ставшему богом вина. Он стал богом вина, в частности, потому, что поклонение Дионису проходило в форме употребления вина, неистовых плясок, т.е. того, что стало называться вакханалиями по другому имени Диониса – Вакх. Служителями бога Вакха, или Диониса, были вакханки. Во время вакханалий люди, участвовавшие в них, оказывались в состоянии экстаза (термин «экстаз» происходит от греческого «экстасис» – выхождение вне себя, т.е. как бы выхождение из своего собственного тела) и обнаруживали, что кроме тела у человека существует и душа и что душа может существовать независимо от тела. А поскольку экстаз сопровождался различного рода приятными ощущениями и оставлял после себя ощущение истинности, то сторонники этой религии, дионисийцы, приходили к выводу, что состояние это является гораздо более истинным и достойным существования, чем состояние в теле. Появляется концепция, согласно которой существование в земном теле объявляется неистинным и что тело есть могила души. Развил и систематизировал религию Диониса Орфей, легендарный греческий герой. Согласно мифу, Орфей потерял свою возлюбленную Эвридику, умершую от укуса змеи, и, взяв с собой свою лиру, отправился к Аиду. Игрой на лире он усыпил стоглавого пса Цербера, умилостивил неумолимых эриний и уговорил Персефону, которая уже давно живёт у Аида и является владычицей подземного царства, отпустить Эвридику. Персефона согласилась с одним условием, чтобы Орфей шёл впереди Эвридики и не оборачивался на свою возлюбленную. Орфей уже почти вышел, но не выдержал и обернулся, так что Эвридика осталась в царстве Аида, а Орфей вышел один. Орфей так и остался однолюбом, верным Эвридике, и во время одних из вакханалий был растерзан вакханками. Жил на самом деле Орфей или нет, сказать сложно, но в книге «Фрагменты ранних греческих философов» Орфею посвящено довольно много страниц и практически восстанавливается из разрозненных цитат и фрагментов его «Теогония» (4, с. 36–65). Прочитав её, можно ознакомиться и с орфеевскими мифами и узнать о теогонии, которая разрабатывалась в религии Диониса. |
| Молчи, бессмысленный народ, Подёнщик, раб нужды, забот! Несносен мне твой ропот дерзкий, Ты червь земли, не сын небес… Подите прочь — какое дело Поэту мирному до вас! В разврате каменейте смело: Не оживит вас лиры глас! Душе противны вы, как гробы. Для вашей глупости и злобы Имели вы до сей поры Бичи, темницы, топоры; — Довольно с вас, рабов безумных! И начинает казаться, что избранник небес готов отречься от своего призванья: молитвы и злобное презрение, вражда — вещи несовместные. Глаголом жечь сердца людей — не значит браниться с ненавистью. В стихотворении «Поэт и толпа», которое мы разбираем, есть и ещё смущающий момент. Противопоставляя ценности небесные и ценности земные, поэт предлагает такое их обозначение: Ты червь земли, не сын небес; Тебе бы пользы всё — на вес Кумир ты ценишь Бельведерский, Ты пользы, пользы в нем не зришь. Но мрамор сей ведь бог!.. так что же? Печной горшок тебе дороже: Ты пищу в нём себе варишь. (3, 87–89) Позднее это сопоставление отыграно Некрасовым в «Железной дороге»: Или для вас Аполлон Бельведерский Хуже печного горшка? По отношению к пушкинскому уровень явно снижен, но не дал ли основание тому сам Пушкин? Разумеется, называя Аполлона богом, автор «Поэта и толпы» вовсе не заявляет о своей языческой вере — нет, здесь даётся именно знак духовного уровня. Но знак не для всех безусловный и несомненный. Он все же из языческой системы, а не христианской. В стихотворении «В начале жизни школу помню я…» этот же образ имеет совсем иное наполнение, нежели в «Поэте и толпе»: То были двух бесов изображенья. Один (Дельфийский идол) лик младой — Был гневен, полон гордости ужасной… Слово вырвалось точное: бес. Помимо того, Аполлон в расхожей поэтической символике стал служить обозначением искусства вообще, поэзии, эстетически вдохновенного художественного творчества. Точно так же, как Вакх — знак вина, Марс — войны, а Венера — любви. Ср. в Десятой гл. «Онегина»: «Друг Марса, Вакха и Венеры,//Тут Лунин дерзко предлагал//Свои решительные меры». (5, 212) |
| Евр. 12, 10 ). И подлинно, если мы обратим внимание на себя и на жизнь нашу, если мы рассмотрим обстоятельства ея, вникнем в причины и последствия того, что происходило в нас и с нами: то необходимо усмотрим следы дивного промышления Божия о нас. Только слепой может не видеть их, только неразумный может объяснить все одним случаем и стечением обстоятельств. Посмотрите, говорит Спаситель ученикам Своим, эти «две малые птицы продаются за ассарий» – за полкопейку – «и ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего, а у вас и волосы на голове все сочтены. Не бойтесь же: вы лучше многих» таких «птиц», поэтому о вас еще более печется Отец небесный ( Матф. 10, 29–31 ). «Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века», сказал Он всем верующим в Него в лице апостолов ( Матф. 28, 20 ); значит Он так же присущ нам, как и апостолам, и так же печется о нас, как промышлял о них. Не должно ли это наполнить сердца наши восторгом и упованием на Господа? «Радуйтеся» же «всегда о Господе, и паки реку, радуйтеся!» в) Мы вновь приглашаем вас к радости, потому что у христиан есть новая причина к ней. Для чего Господь искупил род человеческий и промышляет о нас ныне? Для того, чтобы мы при Его помощи достигли того блаженства, которое предназначено верующим во Христа в будущей жизни (Тим. 2, 11–13). Это блаженство и подает нам новую причину радоваться о Господе. Слово Божие свидетельствует, что пред вступлением в вечность все мертвые воскреснут с обновленными телами, а живущие изменятся для новой – нескончаемой жизни. Тела их по воскресении будут духовны, нетленны и бессмертны, подобны тому, с каким воскрес I. Христос – «первенец из мертвых» ( Апок. 1, 5 ); а души их, сообразно с состоянием тел, вероятно, получат высшее духовное развитие, приблизятся к природе чистых духов, пред коими и ныне «немного умалены» ( Пс. 8, 6 ), и некоторым образом уподобятся Самому Богу, «ибо узрят Его», по словам апостола, «как Он есть» ( 1Иоан. 3, 2 ). Воскреснув из мертвых и духовно изменившись, верующие во Христа «восхищены будут на облаках на воздух, в сретение Господу», имеющему прийти во славе на торжественный суд, чтобы воздать каждому по делам его ( 1Сол. 4, 15–17 ). |
| Но тогда Посейдон, уж во всяком случае, не есть личность, а есть, опять таки, абстрактная, то есть идеальная, обобщенность всего того, чем является море, что в нем творится и что с ним происходит. Скажут: но Посейдон есть управитель всей морской области и сознательный формообразователь всего морского. А рабовладелец разве не есть организатор рабского труда и управитель подчиненных ему рабов? А ведь мы уже раньше согласились, что рабовладельцу и не нужно быть полноценной личностью, а достаточно быть только формообразующим направителем рабского труда. В отношении раба он только формообразующий интеллект. Но и греческий Посейдон, как и все боги, в первую очередь есть именно интеллект. Прокл, давший гениальное построение всей античной теологии, когда говорит о богах, так и выражается: каждый ум есть то то и то то; и много раз так же, и опять: каждый ум есть то то и то то. После этого можно сказать только одно: вся античная теология безусловно интеллектуалистична, но не персоналистична, и уж тем более – философия, если она на ней базируется. Скажите, а вот, например, Дионис, или Вакх, как раз и прославился своим экстатическим культом и своим вакханством, выходящим за все пределы разума? Ничего подобного. Это античное вакханство не есть обретение личности, а, напротив, ее потеря. Античный вакханический экстаз есть потеря личности в общеприродном безличии и бездушии. Подлинное общение одной личности с другой не может теряться в безумных восторгах, когда вакхант не сознает ни себя, ни другого и готов разорвать любого на части. Это не сфера личности или личностей, но сфера безличной и бездушной, чисто стихийной и даже звериной природы. И даже основной греческий термин, обозначающий античное безумство, есть mania, того же корня, что и латинское mens ( " ум " ); также русское " мнение " , " мнить " имеют свой корень " мн " , который у языковедов отождествляется с корнем men, как в указанном латинском mens. Значит, и греческие религиозные экстазы есть не что иное, как особого рода состояние того же интеллекта. |
| Боги у Гомера не всесильны, а подчиняются судьбе, или мойре. Это некая безличная судьба, как бы прообраз понятия закона. Более разработанная концепция – и философская, и космологическая – содержится в работах Гесиода, младшего современника Гомера. Перу Гесиода принадлежат два дошедших до нас произведения – «Труды и дни» и «Теогония». «Труды и дни» посвящены истории развития человечества, описанию прошедшего Золотого века и того упадка, которого достигло человечество во времена Гесиода. В «Теогонии» же Гесиод показывает развернутую картину возникновения богов. И так же, как Гомер, он ставит вопрос о начале – уже не просто о субстанциальном начале, но и о начале хронологическом. Гесиода волнует вопрос: что было в самом начале, лежит в основе мира и явилось его порождающей причиной? Это хаос, который следует понимать не как некий беспорядок, а как бездну, некую пропасть между землей и небом. Впоследствии из хаоса рождаются боги – Гея (земля), Тартар, Эрос, Нюкта (ночь) и Эреб (мрак). Гея порождает из себя Урана (т. е. небо), нимф и Понт (море). Гея и Уран рождают титанов, киклопов и гекатонхейров (сторуких). Гея рождает Крона. Крон и титанида Рея (греч. изменение) рождают известных нам по гомеровским мифам богов-олимпийцев. Зевс ниспровергает титанов и становится верховным богом греческого пантеона. Он сбрасывает в Тартар всех титанов и в качестве их тюремщиков – гекатонхейров. В дальнейшем у Зевса также рождаются дети, и один из его сыновей – Аполлон – становится другим верховным богом греческого пантеона. Религия Зевса и Аполлона стала практически официальной религией Древней Греции. Известен храм Аполлона в Дельфах, где прорицательницы-пифии вещали, сидя на треножнике, волю богов и в первую очередь – Аполлона. Религия Диониса. Орфики . В основе этой религии лежит поклонение богу вина Дионису. Поклонение Дионису проходило в форме употребления вина, неистовых плясок, т. е. того, что стало называться вакханалиями по другому имени Диониса – Вакх. Служителями бога Вакха, или Диониса, были вакханки. Во время вакханалий люди, участвовавшие в них, оказывались в состоянии экстаза (термин «экстаз» происходит от греческого «экстасис» – выхождение вне себя). Сторонники этой религии, дионисийцы, приходили к выводу, что состояние выхода души из тела является гораздо более истинным, чем состояние в теле. Появляется концепция, согласно которой существование в земном теле объявляется неистинным и что тело есть могила души. |
| Он – не жрец солнца, а именно – ученик солнца. 20 го октября, в Болонье, Гете записал: «Я кажусь себе настоящим Антеем, который тем более чувствует в себе силы, чем крепче соприкасается с матерью – землей.» Те скудныя, сухия слова, которыми Гете описывает италианскую природу, действуют сильнее многих поэтических описаний. Здесь Гете как бы схватил самую тайну античного искусства. Как Софокл несколькими бедными, простыми словами описывает красоту своего родного дема Колона, так же поступает и Гете. Он тратит как можно меньше слов. Чарующая тайна его искусства – как тайна искусства Леонардо да Винчи. Скалы на картине «Мадонна в скалах», или даль, на фоне которой изображен юный Вакх, или горы Джиоконды, почему все это несравнимо ни с чем? Потому что Леонардо проник в самую мастерскую, в самую лабораторию Природы, потому что он, ностигнув тайны природы, не подражал природе, а творил, как она. Также и Гете. Вот Гете – геолог: «Прежде всего горы собирают вокруг себя огромную массу облаков оне плотно и крепко держат их над собою, как бы второй ряд вершин, пока, определенныя внутренней борьбой электрических сил, эти облака не упадут в виде грозы, тумана или дождя, тогда эластичный воздух действует на остальную часть облаков, которая становится опять способной втягивать, растворять и перерабатывать большое количество воды. Я совершенно ясно увидал уничтожение одного такого облака, оно держалось на одной из самых крутых вершин, вечерняя заря освещала его: тихо, тихо отделялись его оконечности, некоторые клочья удалялись и поднимались вверх, другие исчезали – и так мало по малу исчезла вся эта масса, и передо мною была точно кудель, окончательно спряденная невидимой рукою». А вот Гете ботаник: «Масличныя деревья – чудныя растения, на взгляд они похожи на ивы, также теряют сердцевину, и кора растрескивается но в то же время они имеют более крепкий вид. По дереву также видно, что оно медленно растет и необыкновенно тонко организовано. Лист ивообразный и листьев немного на ветвях. Кругом Флоренции у гор все засажено масличными деревьями и виноградными лозами, земля же между ними употребляется для посева хлебов. Около Ареццо и далее поля оставляют свободнее. Я нахожу, что не довольно сдерживают плющ, который вредит масличным и другим деревьям, тогда как было бы очень легко уничтожить его. Лугов совсем не видать. Говорят, что маис изнуряет почву, с тех пор, как он введен в употребление, хлебопашество потеряло в других отношениях Это очень понятно при здешнем незначительном удобрении». , |
| Как у всякого другого народа, у римлян была туземная поэтическая традиция – застольные песни о подвигах героев 20 , плачи по умершим 21 , ехидные фесценнины; традиция эта имела особые метрические основания, существенно отличавшиеся от греческой практики. Природа исконно римского «сатурнийского» стиха – до сих пор предмет дискуссий, ибо этот стих, которым, однако, пользовался еще Невий, безвозвратно исчез из обихода римских поэтов. Элементы своей же архаики могли войти в состав римской литературы лишь в преобразованном, превращенном виде, через соотнесение с эллинистическими стандартами. Все, что сопротивлялось такому преобразованию, было удивительно прочно забыто, став предметом педантского любопытства антикваров. Приняв эстетическую дисциплину эллинизма, римская литература была отрезана не только от автохтонной поэтической традиции. Она стоит подчас в довольно странном отношении к исторической памяти. Вот выбранный наудачу пример. У Горация есть две оды (II, 19 и III, 25), обращенные к Вакху, где поэт пользуется для характеристики своего поэтического вдохновения образами, взятыми из культовой практики оргий. Священным сердце полное трепетом, Едва дыханье Вакха почуяло, Ликует! Смилуйся, о Ливер, Смилуйся, тяжким разящий тирсом! Дано мне петь вакханок неистовство, Вино и млеко реки струящие В широких берегах, и меда Капли, сочащиеся из дупел 22 . И еще: Вакх, я полон тобой! Куда Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли Вдохновение мчит меня?.. 23 Так мог бы говорить греческий поэт, для которого культ Диониса со всеми своими колоритными реалиями отчасти принадлежность почтенной отечественной традиции, отчасти литературный мотив, условный н хотя бы поэтому невинный. Со стороны грека это совершенно естественно, ибо грек не знал грозного сенатского постановления 186 г. до н. э. о вакханалиях – знаменитого Senatus consultum de Bacchanalibus. He то в Риме, где некогда тысячи людей совершенно реально заплатили своим добрым именем и своей кровью за участие в вакхических обрядах. |
| G. F. Purves: The Testimony of Justin M. to Early Christianity. New York 1888. Adolf Stähelin: Justin der Märtyrer und sein neuster Beurtheiler. Leipzig 1880 (67 стр.). Подробный обзор монографии Энгельгардта. Henry Scott Holland: статья Justinus Martyr, в Smith and Wace III (1880), 560–587. Ad. Harnack: Die Werke des Justin, в «Texte und Untersuchungen», etc. Leipz. 1882.1.130–195. Об отношении Иустина к евангелиям пишут Credner, Semisch, Hilgenfeld, Norton, Sanday, Westcott, Abbot; о его отношении к Деяниям – Overbeck (1872) и Hilgenfeld; о его отношении к посланиям Павла – H. D. Tjeenk Willink (1868), Alb. Thoma (1875) и v. Engelhardt (1878). Самый выдающийся из греческих апологетов II века – Флавий Иустин, называемый «философом и мучеником» 1377 . Это типичный апологет, посвятивший всю свою жизнь защите христианства в то время, когда оно больше всего подвергалось нападкам, и скрепивший свое свидетельство собственной кровью. Он является также первым христианским философом или первым философским богословом. Его произведения были хорошо известны Иринею, Ипполиту, Евсевию, Епифанию, Иерониму и Фотию; самые важные из них сохранились по сей день. I. Его жизнь. Иустин родился в конце I или начале II века в греко–римской колонии Неаполь Флавиев, названной так в честь императора Флавия Веспасиана и построенной недалеко от руин Сихема в Самарии (ныне Наблус). Возможно, это была та римская колония, которую Веспасиан основал в Самарии после разрушения Иерусалима. Иустин называет себя самарянином, но был языческого происхождения, необрезанным и не знавшим Моисея и пророков до своего обращения. Имя его деда – греческое (Вакх), имя отца (Приск) и его собственное – латинские. Судя по тому, что он учился у нескольких учителей и путешествовал, у него были средства, хотя, без сомнения, жил он очень просто и, возможно, пользовался поддержкой братьев. Он был обращен в молодом возрасте. Сам он рассказывает нам интересную историю 1378 . Мечтая об истине как о самом ценном приобретении, он изучал все философские системы и стучался во все двери древней мудрости, кроме эпикурейцев, которых презирал. |
| 161. НОВАЛИС (Novalis) (псевд.; наст. имя — Фридрих фон Харденберг, Hardenberg) (2 мая 1772, Обервидерштедт, ок. Мансфельда — 25 марта 1801, Вайсенфельс), немецкий философ, поэт, один из вождей йенского романтизма. Изучал право в Йене, Лейпциге, Виттенберге в 1797 — горное дело во Фрейбурге. Некоторое время работал горным инженером на саксонских соляных копях. 162. АФФЕКТ (от лат. affecmus — душевное волнение, страсть), бурная кратковременная эмоция (напр., гнев, ужас), возникающая, как правило, в ответ на сильный раздражитель. О юридическом аспекте состояния аффекта см. в ст. Душевное волнение. 163. ДИОНИС (Вакх), в греческой мифологии бог плодоносящих сил земли, виноградарства и виноделия, сын Зевса и фиванской царевны Семелы. Бог восточного (фракийского или лидийского) происхождения, культ которого в Греции утвердился сравнительно поздно и с большими трудностями. Хотя имя Диониса найдено еще на табличках критского линейного письма «B» (14 в. до н. э.), его развитие и утверждение связано с периодом роста полисов в материковой Греции (8–7 вв. до н. э.), когда единый культ Диониса вытеснил культы местных богов и героев. Как божество земледельческого круга, он нередко противопоставлялся солнечному Аполлону — богу родовой аристократии. В философии и искусстве новейшего времени это переосмыслено как противопоставление двух начал, бытующих в природе человека, светлого (аполлониевского) и темного (дионисийского). Дионис — олимпиец, но в число олимпийских богов вошел сравнительно поздно. В честь Диониса справлялись празднества — Дионисии и Вакханалии, из которых позднее произошла трагедия — буквально «песнь о козле» (козел — священное животное Диониса, его воплощение, его спутники имеют козлиные ноги) и комедия. 164. «АФОНСКАЯ СМУТА» — возникший в начале XX века спор о сущности Имени Божьего. Более подробно http://st-jhouse.narod.ru/biblio/Name/secr6.htm. (Еп. Иларион (Алфеев) «СВЯЩЕННАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ».) 165. ЛЕВАНТ (от франц. levant или итал. levante — Восток), общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного м. (Сирия, Ливан, Израиль, Египет, Турция, Греция, Кипр), в узком смысле — Сирии и Ливана. |
| 48. Бестужев напечатал в «Полярной Звезде на 1823 год» повесть «Роман и Ольга», рассказ «Вечер на бивуаке» и статью «Взгляд на старую и новую словесность в России». Осипов — Н. П., автор «Энеиды, вывороченной на изнанку». Елисей — поэма В. И. Майкова «Елисей или раздраженный Вакх». Благовещение — «Гавриилиада». Анфология — стихи, посланные для «Полярной Звезды». Разбойники — первый замысел поэмы, от которой остался отрывок («Братья-разбойники»). Сатира — на «либералистов», действительно принадлежавшая Родзянке (не сохранилась). 49. Написано на записке Кишиневского вице-губернатора М. Е. Крупенского («Будьте любезны придти ко мне тотчас же»). 51. Асмодей — арзамасское прозвище Вяземского. «Гнедич хочет купить…» — см. письмо 47. «Боюсь данайцев…» — стих из II песни «Энеиды» Вергилия. Пушкин намекает на издание Гнедичем «Руслана и Людмилы» (см. примеч. 24). Орлов — М. Ф. (см. примеч. 14). 52. Мне стало жаль… вздохнул… — перефразировка стихов Жуковского из «Шильонского узника». Туманский — В. И., поэт. Козлов — В. И., бездарный поэт. Шаликов — П. И., князь, слащавый стихотворец; был членом «Беседы» (ср. примеч. 2). Раич — С. Е., литератор, близкий к любомудрам. Родзянка-предатель — ср. письмо и примеч. 48. Фонтан — «Бахчисарайский фонтан». 53. Асмодей — см. примеч. 2. «я не властен…» — перефразировка стиха из баллады Жуковского «Замок Смальгольм». Бируков — цензор. Антикритика — на анонимную рецензию «Вестника Европы» (1823 г., CXXVIII, Об " он " пол — «по ту сторону» (старинное выражение). Фурнье — француз, живший в доме Раевских. Стурдза — А. С., политический и религиозный писатель. Ланжерон — А. Ф., в 1815–1823 гг. новороссийский генерал-губернатор. Северин — Д. П., был членом «Арзамаса» (ср. примеч. 2). Эпиграф — из послания Вяземского к Ф. И. Толстому, врагу Пушкина. Не оставил… — чтобы Толстого не сочли прообразом пленника. 54. Лара — герой поэмы Байрона «Лара»; здесь — одесский знакомый Пушкина В. Ганский. Атала — героиня романа Шатобриана «Атала»; здесь — Е. А. Ганская. Ваш дядюшка — А. Л. Давыдов. |
|
|
