| Позже, в эпоху Ренессанса, продолжил Василий, в произведениях на эту тему появляется некий драматизм, пример - картина Питера Брейгеля " Триумф смерти " . Гравюра по рисунку Рафаэля " Чума на Крите " создана на сюжет из поэмы Вергилия " Энеида " . Эней прибывает на Крит, там разражается чума. Во сне боги являются ему и советуют уходить и плыть в Италию. Эней основал Рим - это важнейший римский миф. Для Рафаэля это важно, потому что он уже живет в то время в Риме. Нетипичное для Рафаэля произведение, больше такого драматизма у него не встретишь. Никола Пуссен в картине " Чума в Азоте " превращает сюжет чумы в высокую трагедию. В 1630 эпидемия чума бушевала в Италии, но в Риме, где находился художник, ее не было. Якопо Тинторетто создал серию картин про святого Роха, в том числе и о посещении им чумных больных. На картине Караваджо " Больной Вакх " художник изобразил болезнь довольно детально. Известная картина Жан-Антуана Гро " Наполеон в Яффе посещает чумных больных " носит откровенно " заказной " характер, и ее тема - не чума как таковая, а прославление Наполеона. В эпоху романтизма тема смертельной болезни вызывает у художников восторг " у бездны мрачной на краю " , как, например, в картине Арнольда Бёклина " Остров мертвых " . Современные художники пока ничего об эпидемии не сказали: " Смерть из нашей жизни постепенно ушла, - отметил искусствовед. - Еще лет пятьдесят назад гроб с покойником выносили во двор, потом открытым несли на кладбище. Сейчас мы почти не видим смерть; ушла она и из искусства. В пьесе Евгения Водолазкина тоже нет смерти, есть только радио, которое сообщает какие-то статистические данные. Нет никакого видеоряда, поэтому эпидемии прошлого и нынешняя эпидемия имеют мало общего " . " Раньше, при традиционном укладе жизни, к смерти относились по-другому, в том числе и к смерти во время эпидемии, - отметил протоиерей Димитрий Сизоненко. - Это считалось обычным, будничным явлением. При современной атомизации общества человек - индивидуальный потребитель, и господствует убеждение, что смерть произошла, потому что больному не оказали должную услугу. Общество изменилось, и ковид это обнажил " . |
| 71 Карлейль (Карлайль, Carlyle) Томас (1795–1881) – английский публицист, историк и философ. Выдвинул концепцию «культа героев», единственных творцов истории. Гартман Эдуард (1842–1906) – немецкий философ, сторонник панпсихизма. Основой сущего считал абсолютное бессознательное духовное начало – мировую волю («Философия бессознательного»). В этике, вслед за А. Шопенгауэром, разрабатывал концепцию пессимизма. Ренан (Renan) Жозеф Эрнест (1823–1892) – французский писатель, иностранный член-корреспондент Петербургской АН (1860). В «Истории происхождения христианства» (кн. 1–8, 1863–1883) Ренан изображал Иисуса Христа исторически существовавшим проповедником; критикуя Библию, пытался рационализировать все сверхъестественное. Ибсен (Ibsen) Генрик ( 1828–1906) норвежский драматург. Обнаруживая глубокое несоответствие между благопристойной видимостью и внутренней порочностью изображаемой действительности, Ибсен выразил протест против всей системы современных общественных установлений, требуя максимальной эмансипации человека. Метерлинк (Maeterlinck) Морис (1862–1949) – бельгийский драматург, поэт. Его символистская поэтика выражала протест против приземленности натурализма. 72 Дионис (Вакх) – в греческой мифологии бог виноградарства и виноделия, сын Зевса и фиванской царевны Семелы; в честь Диониса справлялись празднества – Дионисии и Вакханалии. Церера – в римской мифологии богиня земледелия и плодородия; соответствует греческой Деметре. 73 Имеется в виду Новгородцев Павел Иванович (1866–1924) – русский правовед, философ, социолог, глава школы «возрожденного естественного права». Его главные труды: «Кризис современного правосознания» (1909) и «Об общественном идеале» (1917). 74 Футуризм (от лат. futurum – будущее) – авангардистское направление в европейском искусстве 1910–20-х гг., преимущественно, в Италии и России; стремясь создать «искусство будущего», декларировал отрицание традиционной культуры (наследия «прошлого»), культивировал эстетику урбанизма и машинной индустрии; для литературы футуризма характерно переплетение документального материала и фантастики. |
| Самым ранним заимствованием из греческого пантеона, относящимся к эпохе этрусских царей, является культ Аполлона, пришедший в Рим вместе с Сивиллиными книгами, принесенными с юга Италии, из греческих Кум. Кроме Аполлона, в Риме почитали по меньшей мере еще 11 главных богов, которым впоследствии найдены были аналоги в культе эллинов: Юпитера, Юнону (Геру), Минерву (Афину), Марса (Арреса), Венеру (Афродиту), Нептуна (Посейдона), Диану (Артемиду), Меркурия (Гермеса), Вулкана (Гефеста), Цереру (Деметру), Весту (Гестию). В случае Весты позднейшее отождествление ее с Гестией восстанавливало ранее, на этапе общности праиталиков и праэллинов, единый культ богини домашнего очага. Подобное предположение можно сделать и по поводу иных пар, где, однако, нет очевидного лингвистического подтверждения существовавшего в глубокой древности тождества. С почитанием греческого Диониса был впоследствии отождествлен культ Либера, или Бахуса, от греческого имени божества Вакх, а с почитанием Персепоны культ Либеры; латинский Фавн был уподоблен греческому Пану. К числу избранных богов (dii selecti) Варрон причисляет также богов Земли (Теллуса, у греков – Гея) и небесных тел – Солнца (Соль, греческий Феб) и Луны, а также еще 5 божеств, не имевших прямых аналогов у греков: Сатурна, культ которого, вероятно, заимствован у доиталийских автохтонов Лация, двуликого Януса, Либера-Отца, Гения и Оркуса, бога подземного мира, отчасти подобного греческому Аиду. Одним из особенно характерных и популярных в Риме был культ Термина – бога пределов, полевых межей, границ. У Ливия отражено разделение богов на исконных, или древних, – dii indigetes и новых, или заимствованных, – dii novensides. Кроме перечисленных выше великих богов (dii maiores), в Риме почитали еще множество малых божеств – dii minores. Варрон различает также богов известных certi u heuзbecmhыx incermi, объединяя под последним наименованием совершенно разные культы – обожествленных актом консекрации мужей, смертных по своей первоначальной природе, вроде греческих полубогов и героев – Геркулеса (Геракла), Кастора и Поллукса (Полидевка) и богов, о которых ему и, очевидно, его современникам было действительно ничего неизвестно, кроме их имен, например Суммана или Фурина. |
| 254 См. выше XI, XXIII, XXIV, LXIX; стр. 118:133, 134:174. 255 Гомер «Одиссея» X, 281. 256 мифические девы, которые завлекали проезжающих пением и затем убивали их. 257 Гомер «Одиссея» XII, 45. 258 Гомер «Одиссея» XII, 184. 259 т. е. с такими общечеловеческими качествами, какими наделяет Его Цельс в лице выведенного им иудея. 260 Греческий бог врачебного искусства, сын Аполлона и Корониды, дочери царя Флегия. 261 По некоторым свидетельствам, жил в IX в., через 7 лет после смерти снова появился в Проконессе; а через 340 лет опять явился в Метапонтии (в Италии). 262 т. е. Гермотим из Клазомены, города ионян в Малой Азии. 263 Т.е. первым векам. 264 περ τν θεοις βιβλος χδοχν — собственно: относительно взаимного отношения и преемства св. книг Нового и Ветхого Заветов. 265 Ср. Тертуллиан «Свид. души», гл. 2 и Минуций Феликс «Октавий», гл. 5. 266 Т. е. к ознакомлению с воззрениями египтян. 267 ανδραποδδεις — собственно: подонки общества, парии, рабы. 268 См. ниже III, 44. 50. 55. 74. 269 т. е. Касторе и Полидевке, сыновьях Зевса от Леды. 270 Греческий бог врачебного искусства. 271 Бахус (или Вакх), сын Зевса и Семелы, бог вина и виноделия. 272 Имеется в виду бешеный характер Геркулеса, благодаря которому он совершил много диких подвигов. 273 Омфала, дочь Иардана, вдова Тмола, царица лидийская. В наказание за убийство друга Ифрита Геркулес по приказанию Дельфийского оракула должен был три года исполнять у Омфалы все обычные женские работы. 274 Эскулап был поражен молнией за свое врачебное искусство, в котором Зевс усмотрел страшное орудие против смерти людей. 275 Гомер «Одиссея» II, 303—304. 276 Метапонт — греческий город на восточном берегу Лукании, при Тарентском заливе. 277 Остров в Пропонтиде, в Мраморном море. 278 Милетская колония во Фригии. 279 Гомер «Илиада», IV, 49; XXIV, 70. 280 т.е. силой Божией. 281 απ κενου ρξατο θεα κα ανθρωπνη συνυφαεσθαι φσις — собственно: от него получило свое начало сочетание Божественной и человеческой природ. 282 βουλν κκλησας θεο — собственно: совет церкви Божией, в смысле представительства особых лиц, составляющих административный строй церкви Божией как общества, которое противополагается здесь обществу гражданскому, мирскому при языческом укладе жизни государства. |
| Сами христиане не скрывали своего презрения к языческим богам, при каждом случае глумились над ними и над поклонением им. Теперь понятно, почему Римляне, соблюдавшие веротерпимость в отношении ко всем религиям, ненавидели христианство: ложь ненавидит истину, тьма боится света. Нельзя сомневаться, что сам исконный враг истины вооружал язычников против христианства, хотя они и не подозревали, что служат жалкими орудиями его вражды против истины. К сему должно присовокупить, что христианство явилось противоположным язычеству, и было ненавистно для него не только по учению веры, но и по правилам нравственности. Руководством для нравственной жизни служила для язычников только совесть; но, при незнакомстве с положительным Божественным откровением, языческая совесть во многих случаях являлась заблуждающей, так что язычники имели неясное и смутное представление о различии добра и зла. Многие пороки, гнусные с христианской точки зрения, язычниками не были строго осуждаемы, даже совсем не были осуждаемы, ибо сами боги их были безнравственные существа. Сатурн, пожирающий своих детей, Юпитер, опозоривший себя супружескою неверностью, Вакх – бог пьянства и разгула, Венера – богиня распутства, Меркурий – бог торговых обманов и воровства, – чему доброму могли научить язычника? Распутство было даже одною из принадлежностей чествования иных богов, находило притон в их капищах. Христианская религия, требующая от христиан святости и духовной чистоты, ничего не представляла общего с язычеством в нравственном отношении. Она строго обличала и осуждала языческую нравственность. Что удивительного, если язычники ненавидели христиан, «сиявших яко светила в мире» ( Флп. 2:15 ), учением и жизнью противодействовавших делам тьмы? Что удивительного если ненависть язычников к христианству проявлялась в гонениях против него? Все христиане подвергались этим гонениям, особенно же учители и проповедники христианства. Все почти апостолы скончались мученическою смертью, которая предваряема была бесчисленными и бесчеловечными истязаниями, каковым подвергался и апостол Павел. |
| Припев: Святителю, отче Савво, моли Бога о нас. Краснеи нозе твои, преблаженне,/по стези шествовавша сведений Божественных,/по тем добро ступающи, на пространство велие Небеснаго Царствия дошедша,/Савво преславный. Припев: Святителю, отче Савво, моли Бога о нас. Укрепи тя, на пути Божии ходяща, Ангел/глаголати прежде будущая ясно, Савво пребогате,/равна Ангелом суща и вне плоти духом. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Тя, преблаженне отче, приносима, Сербская земля восприемлет,/богатеющи Божественными твоими учении,/жителя тя своего имущи, блаженне Савво,/паче багряницы украшается. И ныне и присно и во веки веков. Аминь. Богородичен: Умныма очима, Дево, зря Тя, Исаия вопиет:/се хощет родитися от Девы Богоотроковицы Иисус Господь,/в человеков паки возрождение. Песнь 6 Ирмос: Приидох во глубины морския,/и потопила мя есть буря многих грехов,/но, яко Бог, из глубины возведи живот мой, Многомилостиве. Припев: Святителю, отче Савво, моли Бога о нас. Благоухают, преподобне, твоего учения словеса благодатию Духа Святаго,/Божество Едино в Трех Лицех, Слова же воплощение поя,/благоухаеши нас, пребогате. Припев: Святителю, отче Савво, моли Бога о нас. Достойно ти дарова Христос градожительство на Небесех,/пребывающего бо зде града не возлюбил еси, блаженне Савво,/верен служитель быв и приставник тайнам Его пребогат. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Преславнии страстотерпцы Сергий и Вакх радуются,/имеюще Божественное твое тело, святителю,/в церкви Христовой положено с ними,/веселящее души и сердца верою припадающих к раце твоей, Савво пребогате. И ныне и присно и во веки веков. Аминь. Богородичен: Людие Твои и град молят Тя, Мати Божия:/изми нас всякия нужды/и тамошняго, Всесвятая Владычице, вечнаго осуждения. Кондак, глас 6 Заступниче скорбящим,/в напастех помощниче,/ко Владыце молебниче,/не презри нас, смиренных, обремененных грехи,/но предвари и исхити от мук вечных с верою молящихтися,/ускори на заступление и потщися на помощь,/заступи, святителю Христов Савво, поющия тя. Икос |
| Окончательный вид придан началу главы уже перед самой подготовкой к печати. (8) К строфе «Словами вещего поэта». Темира, Дафна и Лилета – Как сон забыты мной давно. Цитата из стихотворения Дельвига «Фани». (9) К строфе XXXVII. Описанный наряд Онегина соответствует тому, как одевался сам Пушкин, когда жил в Михайловском. Вообще в этой и следующей строфах много автобиографического. «В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь», – писал Пушкин Вяземскому (27 мая 1826 г.). (10) Строфы XV и XVI. Эти строфы известны по публикации Я. Грота с утраченной ныне копии В. Ф. Одоевского. Грот печатал: Да, да, ведь ревности припадки. Очевидно, данное чтение – результат неправильной догадки Грота. Он не учел, что в пушкинское время было слово «припадка» в женском роде. (11) К строфе XXXIV. В черновых набросках, по-видимому относящихся к этой строфе, имеется в виду сражение при Кране 23 февраля 1814 г., в котором русскими войсками командовал П. А. Строганов. Узнав о смерти сына, он передал командование Воронцову, который и приписал себе успех, достигнутый в этом сражении. Пушкин мог знать этот эпизод по рассказу С. Волконского, позднее описавшего этот случай в своих мемуарах. (12) «И Кесарь слезы проливал». Здесь Пушкин не точно вспоминает рассказ Плутарха из биографии Ю. Цезаря: когда к нему принесли голову убитого Помпея, «Кесарь отвратился от нее с ужасом, но принял печать Помпея и заплакал» (цит. по русскому переводу 1821 г.). О том, что Пушкин смутно помнил исторический факт, можно судить по черновому варианту: И Кассий слезы проливал, Когда он Брута смерть узнал… Это – неверное воспоминание о другом месте из Плутарха: Брут после смерти Кассия «плакал над его телом, называл Кассия последним римлянином – ибо Рим не мог более произвести человека с возвышенными чувствами». (13) Предисловие. В этом предисловии Пушкин цитирует статью Ф. Булгарина в «Северной пчеле». В дальнейшем он оспаривает мнение Н. Полевого, редактора «Московского телеграфа». (14) «Елисей, или Раздраженный Вакх» – комическая поэма Вас. |
| До открытия Микенской культуры полагали, что Дионис — это чужеземный бог, который почитался у варваров и в один прекрасный день начал наступление на цивилизованную Элладу. Однако теперь установлено, что это мнение было ошибочным. Ахейские надписи свидетельствуют, что греки знали Диониса еще до Троянской войны. Происхождение этого культа, как и мистерий Деметры, теряется в доисторическом прошлом [ 2 ]. Корни его, несомненно, связаны с древнейшими обрядами плодородия. Возможно, дионисизм имел общие истоки с праарийским оргиастическим культом хмельного зелья — Сомы, или Хаомы. В историческое время имя Диониса связывали с виноградарством и виноделием. Он был объявлен также покровителем деревьев и стад. Но первоначально Дионис, вероятнее всего, был не кем иным, как старым критским божеством производящей силы. Все его поздние атрибуты: виноград, деревья, хлеб — вторичны. Главным же символом его был бык. Вакханки пели: О, гряди, Дионис благой, В храм Элеи, В храм святой, О, гряди в кругу хариты, Бешено ярый, С бычьей ногой, Добрый бык, Добрый бык! Некоторое время центром почитания Диониса оставалась Фракия — страна на рубеже нынешней Греции и Болгарии. Там возродился этот древний культ и около VI столетия стал распространяться по всей Элладе. Большинство городских и земледельческих религий ставило богопочитание в магическую зависимость от строгой системы ритуалов. Служение же Дионису, по определению Вяч. Иванова, было «психологическим состоянием по преимуществу» [ 3 ]. В нем грек находил то, чего ему недоставало в мистериях Элевсина: он был не только зрителем, но и сам сливался с потоком божественной жизни, в буйном экстазе включаясь в стихийные ритмы мироздания. Перед ним, казалось, открывались бездны, тайну которых не в силах выразить человеческая речь. Он стряхивал с себя путы повседневного, освобождался от общественных норм и здравого смысла. Опека разума исчезала, человек как бы возвращался в царство бессловесных. Поэтому Дионис почитался и божеством безумия. Ведь он сам — олицетворение иррациональной стихии, «безумствующий Вакх», как его называл Гомер. Согласно мифам, появление Диониса всегда влекло за собой помрачение рассудка. Человек, взявший на воспитание младенца Диониса, сходит с ума, эта же участь постигает троянского героя Еврипида, едва лишь он взглянул на Дионисов кумир [ 4 ]. |
| В этот момент взошло солнце, а Люси вспомнила что-то и шепнула Сьюзен: – Сью, я знаю, кто они. – Кто? – Юноша с диким лицом – Вакх, а старик на осле – Силен. Помнишь, как давным-давно мистер Тамнус рассказывал нам о них? – Да, конечно. Но я скажу тебе, Лу… – Что, Сьюзен? – Я бы не чувствовала себя спокойно с Вакхом и его дикими девушками, если бы мы встретились с ними без Аслана. – И я тоже, – согласилась Люси. 12. КОЛДОВСТВО И ВНЕЗАПНАЯ МЕСТЬ Между тем Трам и мальчики устремились в темную маленькую каменную арку. ведущую внутрь Холма, и два барсука, стоявшие на часах (Эдмунд смог разглядеть только белые полоски на их щеках), сверкнули зубами и спросили ворчливыми голосами: «Кто идет?» – Трам, – ответил гном. – Веду Верховного Короля Нарнии из далекого прошлого. Барсуки обнюхали руки мальчиков. «Наконец-то, – сказали они, – наконец-то». – Дайте нам света, друзья, – попросил Трам. Барсуки достали факел, Питер зажег его и протянул Траму. «Пусть ведет Д.М.Д., – сказал он, – здесь мы не знаем дороги». Трам взял факел и пошел в темный туннель. Он был холодный, черный, покрытый плесенью и паутиной. Время от времени в свете факела вспархивали летучие мыши. Мальчики (с того самого утра на железнодорожной станции они были все время на открытом воздухе) почувствовали себя как в ловушке или тюрьме. – Питер, – прошептал Эдмунд, – посмотри на эту резьбу на стенах. Разве она не выглядит старой? Но мы старше, чем она. Когда мы были здесь в последний раз, ее еще не сделали. – Да, – сказал Питер, – это кого угодно заставит задуматься. Гном шел прямо, затем повернул направо, затем налево. спустился вниз на несколько ступенек, снова пошел налево. Наконец, они увидели впереди свет – свет из-под двери центральной комнаты, и услышали голоса, звучавшие очень сердито. Кто-то говорил так громко, что заглушил звуки их шагов. – Не издавайте ни звука, – прошептал Трам, – послушаем минуту. – Все трое встали у самой двери. – Вы все хорошо знаете, – произнес голос («Это король», – шепнул Трам), – почему мы не протрубили в Рог на рассвете. Разве вы забыли, что Мираз напал на нас сразу после ухода Трама и мы сражались не на жизнь, а на смерть больше трех часов. Я протрубил, как только наступила передышка. |
| В доме Деметрия Халкондилы маленькую Кассандру воспитали в строгом, хотя и лицемерном благочестии. Но из подслушанных разговоров ребенок, не понимая философских тонкостей Платоновых идей, сплетал себе волшебную сказку о том, как умершие боги Олимпа воскреснут. Девочка носила на груди подарок отца, талисман от лихорадки, резную печать с изображением бога Диониса. Порой, оставаясь одна, украдкой вынимала она древний камень, смотрела сквозь него на солнце – и в темно-лиловом сиянии прозрачного аметиста выступал перед нею, как видение, обнаженный юноша Вакх с тирсом в одной руке, с виноградной кистью в другой; скачущий барс хотел лизнуть эту кисть языком. И любовью к прекрасному богу полно было сердце ребенка. Мессер Луиджи, разорившись на древности, умер в нищете, в лачуге пастуха, от гнилой горячки, среди только что открытых им развалин финикийского храма. В это время, после многолетних скитаний в погоне за тайною философского камня, вернулся в Милан алхимик Галеотто Сакробоско, дядя Кассандры, и, поселившись в домике у Верчельских ворот, взял к себе племянницу. Джованни Бельтраффио помнил подслушанный им разговор моны Кассандры с механиком Зороастро о ядовитом дереве. Потом встречался с нею у Деметрия Халкондилы, где Мерула достал ему переписку. Он слышал от многих, что она – ведьма. Но загадочная прелесть молодой девушки влекла его к ней. Почти каждый вечер, окончив работу в мастерской Леонардо, отправлялся Джованни к уединенному домику за Верчельскими воротами для свидания с Кассандрой. Они садились на пригорке над водой тихого и темного канала, недалеко от запруды, у полуразвалившейся стены монастыря св. Редегонды, и беседовали подолгу. Чуть видная тропа, заросшая лопухом, бузиной и крапивою, вела на пригорок. Никто сюда не заглядывал. II Был душный вечер. Изредка налетал вихрь, подымал белую пыль на дороге, шелестел в деревьях, замирал – и становилось еще тише. Только слышалось глухое, точно подземное, ворчание далекого грома. На этом грозно-торжественном гуле выделялись визгливые звуки дребезжащей лютни, пьяных песен таможенных солдат в соседнем кабачке: было воскресенье. |
|
|
