| Кондак, гл. 8. Яко истинен и праведен, благочестив и непорочен, освящен же явлься всеславне, Божий угодниче истинный, просветил еси мир в терпении твоем, терпеливейший и доблейший: имже еси, Богомудре, память твою воспеваем. Ап. ( Гал.5:22–26; 6:1–2 ; 213 зач.; Ев. см. 3 мая.). 80 Мучч. Варвара воина и с ним Вакха, Каллимаха и Все они пострадали во Фракии, около 362 г. Св. Варвар, тайный христианин, служил в войске под начальством Вакха. Во время войны греков с фракийцами, он одержал победу в единоборстве с одним неприятельским исполином, чем и облегчил своим соотечественникам поражение врагов. После победы, полководец Вакх, принося благодарение идолам, предложил честь первого жертвоприношения св. Варвару. Св. воин отказался, за что и был подвергнут, по приказанию Юлиана, страшным истязаниям. Видя чудесные знамения, сопровождавшие эти мучения, обратились ко Христу и Вакх с 2 воинами – Каллимахом и Дионисием, за что они и были обезглавлены. Св. Варвара после сего били воловьими жилами, бросали в раскаленную печь, в темницу к ядовитым гадам, но он везде оставался невредимым. Наконец его усекли мечом. Муч. Варвара, бывшего разбойника. Он жил в Северной Греции и занимался грабежом и разбоем. Однажды, уединившись в пещере, он рассматривал награбленные сокровища. Совесть сильно заговорила в нем при воспоминании о том бесчеловечии, с которым он приобрел свое богатство. Почувствовав глубокое раскаяние, он пошел к иерею и исповедал грехи свои. Пастырь принял его, и он провел у него 3 года, живя со скотами, без крова и одежды, ползая на коленях и локтях; после сего, разрешенный иереем от грехов, св. Варвар удалился в лес, где в течение 12 лет продолжал вести строгий образ жизни, не имея одеяния и питаясь одной травой. Наконец, добровольный страдалец, услышав еще на земле прощение во грехах от Господа, был застрелен проезжими купцами, принявшими его за зверя. Мощи св. Варвара, прославленные нетлением и целебной силой, покоятся в монастыре горы Келлий, в Фессалии, близ г. Лариссы. |
| В Спарте во время ее праздника мальчиков секли до такой степени, что кровь обрызгивала алтарь. Жрецом ее бывал лишь беглый раб, который должен был добиться своего места убийством своего предшественника. Дионис или Бахус, Вакх – бог винограда и виноделия, пьянства и невоздержания, чтим был возмутительными оргиями и вакханалиями. Он представляется вечно пьяным и буйным; он шествует с прислуживающей толпой менад или вакханок, сатиров или селенов. В дни празднеств, посвященных ему, предавались обыкновенно буйному опьянению и с шумными звуками флейт, бубнов и кимвалов при крике εο (вроде нашего ура) бегали в опьянелом необузданном бесновании, растерзывали животных и ели окровавленное мясо. Кто напивался раньше всех, тот получал, как приз, мех вина. Главную роль при этих, частью ночных, празднествах (никтелиях) играли беснующиеся женщины, которые, под именем вакханок, менад, фиад, мималлонок, бассарид, бистонид, представляли спутниц Диониса. Греческому Дионису соответствует римский бог вина Вакх или Либер (от liber – свободный, по причине свободы и распущенности его культа). В честь его были установлены в Риме вакханалии, которые совершались в ночное время; с величайшим безстыдством, так что сенат в 186 г. до Р, X. должен был выступить против них с крайней строгостью, но вакханалий не уничтожил. Гермес или Меркурий, сын Зевса и Майи, вор, едва родившийся, украл у Аполлона 50 быков; хитрый и ловкий, он – бог проворства, ловкости, хитрости, бог адвокатов и воров, бог многих изобретений, торговли, обмана, бог гимнастики, проворной умной речи, путей, – особенно был почитаем купцами» 35 Наша периодическая печать начинает опасаться возвращения в наше время брожения умов бывших в шестидесятых годах. Моск. Вед. 1900 г. 286 „К вопросу о нашем интеллигентном пролетариате». Читать далее Источник: Полное собрание проповедей высокопреосвященнейшего архиепископа Амвросия, бывшего Харьковского : С прил. Т. 1-5. - Харьков : Совет Харьк. епарх. жен. уч-ща, 1902-1903./Т. 5 : (Дополнительный). - 1903. - VIII, 494 с., 1 л. портр. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| – Чтобы написать такой портрет, – продолжал король, – мало быть великим художником, надо проникнуть во все тайны женского сердца – лабиринта Дедалова, клубка, которого сам черт не распутает! Вот ведь, кажется, тиха, скромна, смиренна, ручки сложила, как монахиня, воды не замутит, а поди-ка, доверься ей, попробуй угадать – что у нее на душе! Souvent femme varie, Bien fol est qui s’y fie , — привел он два стиха из собственной песенки, которую однажды, в минуту раздумья о женском коварстве, вырезал острием алмаза на оконном стекле в замке Шамбор. Леонардо отошел в сторону, делая вид, что хочет передвинуть постав с другою картиною поближе к свету. – Не знаю, правда ли, ваше величество, – произнес Сен-Желе полушепотом, наклонившись к уху короля так, чтобы Леонардо не мог слышать, – меня уверяли, будто бы не только Лизы Джоконды, но и ни одной женщины во всю жизнь не любил этот чудак и будто бы он совершенный девственник... И еще тише, с игривою улыбкою, прибавил что-то, должно быть, очень нескромное, о любви сократической, о необычайной красоте некоторых учеников Леонардо, о вольных нравах флорентинских мастеров. Франциск удивился, но пожал плечами со снисходительной усмешкой человека умного, светского, лишенного предрассудков, который сам живет и другим жить не мешает, понимая, что в этого рода делах на вкус и на цвет товарищей нет. После Джоконды он обратил внимание на неоконченный картон, стоявший рядом. – А это что? – Судя по виноградным гроздьям и тирсу, должно быть, Вакх, – догадался поэт. – А это? – указал король на стоявшую рядом картину. – Другой Вакх? – нерешительно молвил Сен-Желе. – Странно! – удивился Франциск. – Волосы, грудь, лицо – совсем как у девушки. Похож на Лизу Джоконду: та же улыбка. – Может быть, Андрогин? – заметил поэт, и когда король, не отличавшийся ученостью, спросил, что значит это слово, Сен-Желе напомнил ему древнюю басню Платона о двуполых существах, мужеженщинах, более совершенных и прекрасных, чем люди, – детях Солнца и Земли, соединивших оба начала, мужское и женское, столь сильных и гордых, что, подобно Титанам, задумали они восстать на богов и низвергнуть их с Олимпа. Зевс, усмиряя, но не желая истребить до конца мятежников, дабы не лишиться молитв и жертвоприношений, рассек их пополам своею молнией, «как поселянки, – сказано у Платона, – режут ниткою или волосом яйца для соления впрок». И с той поры обе половины, мужчины и женщины, тоскуя, стремятся друг к другу, с желанием неутолимым, которое есть любовь, напоминающая людям первобытное единство полов. |
| at Sinai// DCAE . 1986. Τ. 12. Σ. 63-116; Weitzmann K., Chadzidakis M., Miatev K., Radoj i S. A Treasury of Icons, 6th to 17th Cent.: From the Sinai Peninsula, Greece, Bulgaria and Yugoslavia. N. Y., Быкова Г. С. Реставрация энкаустической иконы «Сергий и Вакх» VI-VII вв. из КМЗиВИ//Худож. наследие: Хранение, исслед., реставрация. М., 1977. Вып. 2(32). С. 124-134; она же. Исследование и реставрация энкаустической иконы «Мученик и мученица»//Там же. 1979. Вып. 5(35). С. 104-111; она же. О первоначальном размере иконы «Богоматерь с Младенцем»//Там же. 1983. Вып. 8(38). С. 154-155; Лихачева В. Д. Традиции античного искусства в ранневизант. станковой живописи: Иконы «Богоматерь с Младенцем» и «Сергий и Вакх» из собр. Киевского музея//Визант. очерки. М., 1977. С. 236-244; Huber P. Heilige Berge: Sinai, Athos, Golgota: Ikonen, Fresken, Miniaturen. Zürich, 1980; Weitzmann K., Chadzidakis M, Radoj i S. Icons. N. Y., Быкова Г. С., Этингоф О. Э. Две энкаустические иконы из КМЗиВИ//Музей: Худож. собр. СССР. М., 1981. Вып. 2. С. 31-43; Corrigan K. А. The Witness of John the Baptist on an Early Byzantine Icon in Kiev//DOP. 1988. Vol. 42. P. 1-11; eadem. Text and Image on an Icon of the Crucifixion at Mount Sinai//The Sacred Image East and West/Ed. R. Ousterhout, L. Brubaker. Urbana, 1995. P. 45-62. (Illinois Byzantine Studies; 4); Galavaris G. Early Icons at Sinai: From the 6th to the 11th Cent.//Sinai: Treasures of the Monastery of St. Catherine/Ed. K. A. Manafis. Athens, 1990. P. 91-101, 384; idem. Two Icons of St. Theodosia at Sinai// DCAE . 1993/1994. Τ. 17. Σ. 313-316; Mouriki D. A Pair of Early 13th Cent.: Moses Icons at Sinai with Scenes of the Burning Bush and the Receiving of the Law//Ibid. 1991/1992. Т. 16. S . 171-184; eadem. Portraits of St. Theodosia in Five Sinai Icons//Θυμαμα Στη μνμη της Λασκαρνας Μπορα. Αθνα, 1994. Τ. 1. Σ. 213-219; eadem. A Moses Cycle on a Sinai Icon of the Early 13th Cent.//Byzantine East, Latin West: Art-Hist. Studies in Honor of K. Weitzmann/Ed. |
| Противниками его, при первом его появлении в греческом сознании, были фракийцы – Ликург, царь эдонейцев, Пенфей, царь фракийский, и наиболее известный в этом качестве, Орфей, растерзанный жрицами Диониса и олицетворяющий собой также восточный момент греческого сознания. Дионис – Вакх обозначает собою момент зарождения светлого гомерического сознания. Орфей является противником Диониса; но точно так же он враждует и, по тому же побуждению, и с гомерическим сознанием. С появлением в сознании Диониса второй потенции, Дионис первой потенции скрывается, делается невидимым, падает во мрак, становитси Аидом: таким образом Загрей является владыкой преисподней, подземным богом. Он должен был скрыться, умереть, чтобы дать простор зарождающейся жизни богов гомерического сознания и вообще греческого политеизма. Здесь также нужно прибавить, что Дионис – Вакх не был предметом мистерий, но народной мифологии, и что к нему, а не к Загрею, относится как все разнообразие культов Диониса в разных странах Греции, малые и большие, сельские и городские Дионисии, так и все то, что в общегелленской жизни, в науке и искусстве, от Диониса ведет свое начало. Наконец, третья потенция Диониса – Дионнс-Якх (’αχος) 42 , чествуемый в элевсинских мистериях наряду с Деметрой и Персефоной, и, следовательно, более близкий к Загрею, нежели к Вакху. Первый из них совпадает с периодом господства реального бога; второй начинает собою период освобождения от реального бога; третий – период господства духовного бога, духа. Все грубо-реальное, фантастическое, темное, все, что не дух, с появлением его должно исчезнуть из мира новых богов. Ход этого мифологического процесса обозначается именем Зевса, который поэтому не есть мифологическое лицо, но процесс, общее имя высшего бога на всех ступенях его раскрытия или проявления. Зевс открыто появился только в третьем моменте развития этого процесса, после Ураноса и Кроноса, но потенциально он существовал в обоих предшествующих моментах, подготовивших его появление. |
| — Конечно, нет. Во-первых, ты сама говоришь, что это сказка, фольклор. Во-вторых, и фольклору-то в мамины годы, как она говорила, было уже лет за сто. Но к чему так громко? Старик услышит, обидится. — Ничего он не услышит, — туг на ухо. А и услышит, не возьмет в толк, — с придурью. — Эй, Федор Нефедыч! — неизвестно почему, мужским величаньем понукал старик кобылу, прекрасно, и лучше седоков, сознавая, что она кобыла. — Инно жара кака анафемска! Яко во пещи авраамстии отроци персидстей! Но, чорт, непасёный! Тебе говорят, мазепа! Неожиданно он затягивал обрывки частушек, в былые времена сложенных на здешних заводах. Прощай главная контора, Прощай щегерь, рудный двор, Мне хозяйской хлеб приелси, Припилась в пруду вода. Нимо берег плыве лебедь, Под себе воду гребё, Не вино мене шатая, Сдают Ваню в некрута. А я, Маша, сам не промах, А я, Маша, не дурак. Я пойду в Селябу город, К Сентетюрихе наймусь. — Эй, кобыла, Бога забыла! Поглядите, люди, кака падаль, бестия! Ты её хлесь, а она тебе: слезь. Но, Федя-Нефедя, когда поедя? Энтот лес прозвание ему тайга, ему конца нет. Тама сила народу хресьянского, у, у! Тама лесная братия. Эй, Федя-Нефедя, опять стала, чорт, шиликун! Вдруг он обернулся и, глядя в упор на Антонину Александровну, сказал: — Ты как мозгушь, молода, аль я не учул, откеда ты таковская? А и проста ты, мать, погляжу. Штоб мне скрезь землю провалиться, признал! Признал! Шарам своим не верю, живой Григов! (Шарами старик называл глаза, а Григовым — Крюгера.) Быват случаем не внука? У меня ли на Григова не глаз? Я у ем свой век отвековал, я на ем зубы съел. Во всех рукомествах — предолжностях! И крепежником, и у валка, и на конном дворе. — Но, шевелись! Опять стала, безногая! Анделы в Китаях, тебе говорят, аль нет? Ты вот башь, какой энто Вакх, не оной кузнец ли? А и проста ты, мать, така глазаста барыня, а дура. Твой-от Вакх, Постаногов ему прозвище. Постаногов Железно брюхо, он лет за полета тому в землю, в доски ушел. А мы теперь, наоборот, Мехоношины. Име одна, — тезки, а фамилие разная, Федот, да не тот. |
| – Ничего, – молвил бойкий, косоглазый Пиппо, – мы его все-таки попотчуем! – Это не тот! – воскликнул Джованни. – Вы смешали Эпиктета с Эпикуром... Но было поздно: Пиппо размахнулся, ударил молотком и так ловко отбил нос мудрецу, что мальчики захохотали. – Э, все равно, Эпиктет, Эпикур – два сапога пара. «Все пойдут в жилище дьявола!» – повторил он любимую поговорку Савонаролы. Перед картиной Боттичелли заспорили: Доффо уверял, будто бы она соблазнительная, так как изображает голого юношу Вакха, пронзенного стрелами бога любви; но Федериджи, соперничавший с Доффо в умении отличить «суеты и анафемы», подошел, взглянул и объявил, что это вовсе не Вакх. – А кто же, по-твоему? – спросил Доффо. – Кто! Еще спрашивает! Как же вы, братцы, не видите? Св. первомученик Стефан! Дети в недоумении стояли перед загадочною картиной: если это был в самом деле святой, почему же голое тело его дышало такою языческою прелестью, почему выражение муки в лице было похоже на сладострастную негу? – Не слушайте, братцы, – закричал Доффо, – это мерзостный Вакх! – Врешь, богохульник! – воскликнул Федериджи, поднимая крест, как оружие. Мальчики бросились друг на друга; товарищи едва успели их разнять. Картина осталась под сомнением. В это время неугомонный Пиппо вместе с Лукой, который давно уже утешился и перестал хныкать о своих остриженных кудрях, – ибо никогда еще, казалось ему, не участвовал он в таких веселых шалостях, – забрались в маленький темный покой. Здесь, у окна, на высокой подставке, стояла одна из тех ваз, которые изготавливаются венецианскими стекольными заводами Мурано. Задетая лучом сквозь щель закрытых ставень, вся она искрилась в темноте огнями разноцветных стекол, как драгоценными каменьями, подобная волшебному огромному цветку. Пиппо взобрался на стол, тихонько, на цыпочках, – точно ваза была живая и могла убежать, – подкрался, плутовато высунул кончик языка, поднял брови над косыми глазами и толкнул ее пальцем. Ваза качнулась, как нежный цветок, упала, засверкала, зазвенела жалобным звоном, разбилась – и потухла. Пиппо прыгал, как бесенок, ловко подкидывая вверх и подхватывая на лету алый крест. Лука, с широко открытыми глазами, горевшими восторгом разрушения, тоже скакал, визжал и хлопал в ладоши. |
| МИФОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРИК ВАКХ, Бромий, Бассарей, Овен — имена Диониса, в греческой ми фологии бога плодоносящих сил земли, растительности, виноградарства, виноделия, сына Зевса и Семелы, дочери фиванского царя. Однажды, во время плавания по Эгейскому морю Диониса похитили морские разбойники и заковали его в цепи, чтобы продать в рабство, однако оковы сами упали с рук Диониса; оплетя виноградными лозами и плющом мачту и паруса корабля, Дионис явился в виде медведицы и льва. Сами пираты, бросившиеся со страха в море, превратились в дельфинов. Везде на своем пути Дионис обучает людей виноградарству и виноделию. В шествии Диониса участвовали вакханки, сатиры, менады или бассариды с жезлами, увитыми плющом. Опоясанные змеями, они все сокрушали на своем пути, охваченные священным безумием. С воплями «Вакх, Эвое» они славили Диониса-Бромия («бурного», «шумного») и били в тимпаны. Диониса отождествляли также с египетским богом солнца Амоном, священное животное Амона — баран (овен). ВУРДАЛАК, оборотень — в славянской мифологии человек-оборотень, обладающий сверхъестественной способностью превращаться в волка. ГНОМЫ — в мифологии народов Европы маленькие, человекоподобные существа, обитающие под землей, в горах или в лесу. Ростом они с ребенка или с палец, но наделены сверхъестественной силой, носят длинные бороды и живут гораздо дольше, чем люди. В недрах земли гномы хранят сокровища — драгоценные камни и металлы; они искусные ремесленники, могут выковать волшебные кольца, мечи и т.п. Обычно гномы дают людям добрые советы, но бывают и враждебны им (особенно черные гномы). ДЖИННЫ — .в мусульманской мифологии духи, часто злые. Согласно мусульманской традиции джинны созданы Аллахом из бездымного огня и представляют собой воздушные или огненные тела, обладающие разумом. Они могут приобретать любую форму и выполнять любые приказания. ДОМОВОЙ — в восточнославянской мифологии дух дома. Представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома, или как небольшой старик с лицом, покрытым белой шерстью. От доброжелательного или враждебного отношения домового зависело здоровье скота. Домовой нередко сближался с нечистой силой и, по по верьям, мог превращаться в кошку, собаку, корову, иногда в змею, крысу или лягушку. |
| Если уж говорить точным языком, то, собственно, ничего нет нетленного, что было бы нетленнее нетленного, равным образом – нет ничего и тленного, что было бы тленнее тленного. Да и при допущении того положения, что между изменчивыми вещами есть нечто, более подверженное тлению, мы все равно на возражение Цельса имеем право дать такой ответ: если материя, лежащая в основе всех качеств, может изменять свои качества, то почему же для плоти Иисуса также не было возможным изменить свои качества и сделаться такой, какой ей надлежало быть, чтобы вращаться в эфире и местах под-эфирных и не иметь ничего такого, что Цельс называет «нечистотой (μιαρτερα)»? Цельс явно грешит против законов философии. Ведь нечистое в собственном смысле есть то, что происходит от греха (π κακας). Природа же тела не есть нечистота (ο μιαρ); телесность сама по себе, по своей природе, не связана с грехом, – этим источником и корнем нечистоты. Подозревая, что мы дадим именно такой ответ, Цельс по вопросу об изменении тела Иисуса говорит: «быть может, Он (Иисус) становится Богом после изменения этих качеств? Но тогда это же самое не с большим ли правом должны были сделать Эскулап, Вакх и Геркулес»? Мы ответим также вопросом: что же великого совершили Эскулап, Вакх и Геркулес? Где те лица, на которых они могли бы сослаться в качестве доказательства того, что они обратили их своим словом и примером, послужили к их улучшению и тем самым снискали себе право быть причисленными к богам? Читали мы много исторических рассказов об этих ваших (богах), но посмотрите, были ли они свободны от распутства, неправды, глупости, трусливости! Если бы в них не было ни одного из этих пороков, то тогда Цельс имел бы еще право поставить их на одной ступени с Иисусом. Но так как на самом деле наряду с некоторыми достойными похвалы деяниями история повествует нам о целых тысячах деяний совершенно иного рода, – таких деяниях, которые отнюдь не могут оправдать их, то тогда может ли иметь какое-либо основание замечание (Цельса), что им, по сложении с себя телесной оболочки, гораздо более приличествует быть богами, чем Иисусу? |
| – Интересно, постигаете ли вы, на каком мы тут и без вас вулкане? – Погоди, Леночка. Жена совершенно права. И без вас не сладко. Собачья жизнь, сумасшедший дом. Все время меж двух огней, никакого выхода. Одни собак вешают, отчего такой красный сын, большевик, народный любимец. Другим не нравится, зачем самого выбрали в Учредительное собрание. Ни на кого не угодишь, вот и барахтайся. А тут еще вы. Очень весело будет за вас под расстрел идти. – Да что вы! Опомнитесь! Бог с вами! Через некоторое время, переложив гнев на милость, Микулицын говорил: – Ну, полаялись на дворе и ладно. Можно в доме продолжать. Хорошего, конечно, впереди ничего не вижу, но сие есть темна вода во облацех, сеннописаный мрак гаданий. Одначе не янычары мы, не басурмане. В лес на съедение Михайло Потапычу не погоним. Я думаю, Ленок, лучше всего их в пальмовую, рядом с кабинетом. А там потолкуем, где им обосноваться, мы их, я думаю, в парке водворим. Пожалуйте в дом. Милости просим. Вноси вещи, Вакх. Пособи приезжим. Исполняя приказание, Вакх только вздыхал: – Мати безневестная! Добра что у странников. Одни узелки. Ни единого чумадала! Наступила холодная ночь. Приезжие умылись. Женщины занялись устройством ночлега в отведенной комнате. Шурочка, бессознательно привыкший к тому, что его ребяческие изречения на детском языке принимаются взрослыми восторженно, и потому, подлаживаясь под их вкус, с увлечением и охотно несший околесину, был не в своей тарелке. Сегодня его болтовня не имела успеха, на него не обращали внимания. Он был недоволен, что в дом не взяли черного жеребеночка, а когда на него прикрикнули, чтобы он угомонился, он разревелся, опасаясь, как бы его, как плохого и неподходящего мальчика, не отправили назад в детишный магазин, откуда, по его представлениям, его при появлении на свет доставили на дом родителям. Свои искренние страхи он громко выражал окружающим, но его милые нелепости не производили привычного впечатления. Стесненные пребыванием в чужом доме, старшие двигались торопливее обычного и были молчаливо погружены в свои заботы. Шурочка обижался и квелился, как говорят няни. Его накормили и с трудом уложили спать. Наконец он уснул. Нюшу увела к себе кормить ужином и посвящать в тайны дома микулицынская Устинья. Антонину Александровну и мужчин попросили к вечернему чаю. |
|
|
