| г) Полное доверие к служителям еврейской религии и уважение к правам их, ибо царь освободил их от всяких податей (ст. 24), а Ездре говорит: что тебе и братьям твоим заблагорассудится сделать из остального серебра и золота, то по воле Бога вашего – делайте (ст. 18). д) Расположенность, вообще, к еврейской нации; ибо Евреям дается самоуправление, которого они до этих пор не имели под управлением чужеземных царей; а правителям их дается почти неограниченная власть, с правом жизни и смерти над преступниками (ст. 25–26). « Ты же Ездра, – пишет Артаксеркс, – по премудрости Бога твоего,... поставь правителей и судей, чтобы они судили весь народ за рекою... Над преступниками немедленно пусть производят суд, на смерть ли, или на изгнание, или на денежную пеню, или на заключение в темницу ». При таком беспримерном, можно сказать, благоволении царя персидского к народу иудейскому и благоговении его к религии иудейской, весьма вероятным представляется сказание, что эти чувства он заимствовал от Есфири-Иудеянки, своей матери (жены Ксеркса), а также и от Ездры, который, будто бы, приближен ко двору Ксеркса той же Есфирью и даже получил должность воспитателя паследника престола. Как бы то ни было, но указ Артаксеркса может служить наглядным доказательством, что пребывание народа Божия в плену Вавилонском не оставалось без благодетельного влияния на язычников. Глава 9–10. Восстановление Ездрою законного порядка жизни между Иудеями а) Весть о смешанных браках Евреев (даже свящ. и левитов) с иноплеменницами, дошедшая до Ездры от народных начальников (ст. 1–2). б) Глубокая скорбь Ездры и трогательные проявления ее до вечерней жертвы (ст. 3–4). в) Пламенная молитва Ездры за заблудший народ во время вечерней жертвы (ст. 5–15). г) Собрание вокруг Ездры благочестивых людей, обещание развестись с иноплеменницами, высказанное некиим Шеханией за весь народ (10:1–4). д) Ездра берет торжественную клятву от священников и левитов, насчет развода с иноверными женами и удаляется в посте и сетовании в дом Иоханана (ст. 5–6). е) Приказ о сборе Иудеев со всей страны в Иерусалим – под страхом заклятия и отлучения от общества, и собрание Иудеев к двадцатому дню девятого месяца (ст. 7–9). ж) Обличительная речь Ездры к народу, раскаяние народа и обещание поступить по слову Ездры (ст. 10–12). з) По случаю ненастного времени и многочисленности дела, ради которого он собран, народ просит распустить его – с тем, чтобы назначена была особая комиссия для расследования дел на месте, в отдельных городах и селениях (ст. 13–14). и) Образование комиссии и трехмесячная деятельность ее (ст. 15–17). к) Исчисление лиц, взявших себе жен иноплеменниц (ст. 18–44). |
| На всем протяжении своей истории Израиль действует как свободная личность. Он определяет себя, как хочет, он свободен выбрать себе Бога или отвергнуть его. «Вот я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло, – говорит Бог , – избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» ( Втор. ХХХ, 18 ). Как мы уже говорили, сама идея Завета между Израилем и Богом показывает полную силу личного, человеческого самосознания у Израиля; он заключает с Богом договор, как равная и правомочная сторона, он берет на себя известные обязательства, хотя может и не брать их, и цель этого договора опять-таки подчеркивает ту же черту – острое племенное самосознание: «если ты будешь слушать заповеди Господа Бога твоего, то будешь жить и размножишься, и благословит тебя Господь Бог на той земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею. Он благословит хлеб твой и воду твою; и отвращу болезни от среды вас. Не будет преждевременно рождающих и бесплодных в земле твоей; число дней твоих сделаю полным. Ужас мой пошлю перед тобой и в смущение приведу всякий народ, к которому ты придешь» и т. д. Этим самым еврейский народ противопоставляет себя всем народам мира; величайшее преступление – смешиваться с иноплеменниками, и во избежание этого Израиль избивает всех жителей поворенных стран и городов. Он постоянно существует, как особый, замкнутый в себе народ, как какой-то камень, который не могла переварить и усвоить ни одна раса, с которым ничего не могла поделать даже римская империя, которая, отчаявшись в романизации этого упрямого народа, раздробила его механически (разрушение Иерусалима) и развеяла по миру. Но и в этом рассеянии евреи остаются верными самим себе; в ужасных условиях «рассеяня», когда исполнилось пророчество: «отдам их на озлобление всем царствам земли» (Иер. XV, 4), когда всякий другой народ растворился бы без остатка, – евреи остаются теми же, что во времена вавилонского плена, проявляя «изумительное терпение, примерное единодушие, упорное верование в величественный призрак, неослабную привязанность «отеческим преданиям» (Еп. Порфирий Успенский) . Не даром Бог устами пророков называл этот народ «жестоковыйным» за его упорство в своем, упрямство, настойчивость. Результатом этого же острого национального самосознания является то, что тягчайшим наказанием, которым Бог карает Израиля, является плен, рабство чужому народу, потеря самостоятельности. |
| «На реках вавилонских – там мы сидели и плакали, когда вспоминали о Сионе. На вербах посреди его мы повесили наши арфы. Там пленившие нас требовали от нас слов песней и притеснители наши – веселия; воспойте нам из песней Сиона. Но как воспоем песнь Господню на земле чужой? Если забуду тебя, Иерусалим, пусть будет забвенна десница моя. Пусть прилипнет язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя....» ( Пс. 136 ). Приведем еще молитву, в которой особенно выразительно сказались черты еврейского народного самосознания, в соединении с такой дерзновенной настойчивостью и неотступностью, что молитва к Богу звучит почти как требованье. «Боже всемогущий, ныне близко и скоро храм Твой создай, скоро, в наши дни, как можно ближе, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне близко храм Твой создай! Милосердный Боже, кроткий Боже, вышний Боже, благий Боже, сладчайший Боже, безмерный Боже, Боже израилев, в близкое время храм Твой создай, скоро, скоро, в наши дни, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне скоро храм Твой создай! Могущественный Боже, живый Боже, крепкий Боже, славный Боже, милостивый Боже, вечный Боже, страшный Боже, превосходный Боже, царствущий Боже, богатый Боже, великолепный Боже, верный Боже, ныне немедля храм Твой восстав, скоро, скоро, в дни наши, немедля скоро, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне скоро храм Твой создай!». Эти настойчивые повторения, страстная торопливость, острое нетерпеливое желание восстановления храма теперь же, сейчас, рисуют то же активное отношение к Богу, которое было еще тогда, когда Иаков боролся с Богом и не отпускал Его, пока Он не благословил его. Но при таком живучем национальном чувстве у евреев почти отсутствует чувство индивидуальности; желая победы Израилю, молясь о его восстановлении, уповая на Мессию, спасителя Израиля, еврей равнодушен к своей личной судьбе; для себя лично, отдельно от своего племени он ничего не хочет, потому что он живет в роде, в Израиле, а не как личность. Отсюда тот странный факт, что евреи не интересуются бессмертием души, и Библия или молчит об этом, или говорит отрицательно – «человек умирает и распадается; отошел – и где он?» ( Uob. XIV, 10 ). «В смерти нет памятования о Тебе; во гробе кто будет славить Тебя?» ( Nc. VI, 6 ). |
| Но данная эпоха не была буквальным повторением тех времен нечестия, которые мы неоднократно встречаем на протяжении допленной истории, когда народ блуждал в след иных богов. Период перед приходом Ездры в религиозно-нравственном отношении был до некоторой степени особенной эпохою, временем внутренней болезни общества: религиозного критицизма, индифферентизма и желчного скептицизма. Прошедши тяжелую школу плена, народ теперь не уклонялся в сторону чужих богов, но зато критически относится к своей религии и своему служении Иегове. «Я возлюбил вас», – говорит Господь. «А вы говорите: в чем явил Ты любовь к нам» ( Мал. 1:2 )? Сын чтит отца и раб господина своего; если Я отец, то где почтение ко Мне? если Я – Господь, то где благоговение предо Мною» ( Мал. 1:6 )? Народ говорит: «всякий, делающий зло, хорош перед очами Господа» ( Мал. 2:17 ), «тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его и ходили в печальной одежде перед лицем Господа Саваофа? И ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззаконие» ( Мал. 3:14–13 ). Все эти рассуждения, являвшиеся плодом болезненного рефлекса мысли, выросли, как можно думать, на почве разлада между идеалом – надеждою на спокойную и счастливую жизнь по возвращении в Палестину и печальною действительностью, далеко не оправдавшей идеала. В силу распространения подобного мировоззрения и отношения народа к религии, и сами священники – стражи закона далеко уклонялись от своего назначения, чем в свою очередь «для многих послужили соблазном в законе» ( Мал. 2:2 ). Внутренняя сторона закона, требующая от священников чистоты души и сердца и благоговейного совершения богослужения, была забыта священниками ( Мал. 2:2 ). Последние не следили даже за внешнею ритуальною стороною жертвенного культа, принося на жертвенник «нечистый хлеб» ( Мал. 1:7 ), «слепое, хромое, больное» ( Мал. 1:8 ). Значение жертвенника и жертвоприношения священники определяли лишь с материальной, доходной точки зрения и говорили: «трапеза Господня не стоит уважения и доход от нее – пища ничтожная» ( Мал. 1:7,12 ). |
| Нравственное растление неизбежно извращает, ослабляет и подавляет религиозную потребность, вызывает пренебрежение к религии и забвение Бога: но отвращение от всего божественного, ненависть и вражду к религии, богохульство и наглое отрицание истины бытия Божия являются в преступнике только тогда, когда развращение доходит до высокой степени, а нераскаянность до крайнего упорства, когда притом, – и это самое главное, – сатанинская гордость поставляет вместо Бога собственное Я человека, и вместо закона Божия его личный произвол, нашёптывая ему оправдание самых гнусных преступлений, заглушая голос совести и страх суда. Сильное пристрастие к земному и материальному, порабощение духа материей и всепоглощающий поток чувственного растления всегда ведут к забвению Бога и к пренебрежению религией, но не всегда к положительному безбожию. Нужна ещё гордость, которая и учёным, и развращённым даст достаточную дерзость для того, чтобы осмелиться прямо отрицать Бога и богохульствовать. Как в раю дьявол успел уверить прародителей, что они сделаются богами через нарушение заповеди Божьей, говоря: в день, в который вы вкусите их, (плоды дерева) откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло ( Быт. 3:5 ); так тот же обольстительно горделивый голос звучит и в сердцах их потомков, внушая исследователям тайн природы, что они полновластные владыки её, боги, а нарушителям нравственного закона, что они сами себе закон, что они боги и никого не боятся, так как нет Бога, Который бы покарал их. Никакая страсть не доводит так легко и так часто одних до сумасшествия, других до положительного безбожия, как гордость. Начало гордости – удаление человека от Господа и отступление сердца его от Творца его. ( Сир. 10:14 ). И как гордость есть начало греха ( Сир. 10:15 ), так она есть и венец его, потому что завершается величайшим из всех грехов – безбожьем. Безмерная гордость довела Вавилонского царя Навуходоносора до безбожной похвальбы: взойду на небо, выше звёзд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему ( Ис. 14:13–14 ). |
| По особенностям языка критика относит написание этой книги к III веку до Р. X. Песнь Песней, приписываемая Соломону, является любовной драмой, написанной со всей восточной роскошью поэтического языка. Она описывает любовь Соломона к крестьянской девушке, остающейся верной своему возлюбленному, молодому пастуху. Своими неподражаемо прекрасными описаниями южной весенней природы, драматическим изложением истории любви Суламиты, эта книга всегда вдохновляла поэтов. Церковь (и западная, и восточная) понимает эту книгу, как символическое изображение любви Христа и Церкви. Написание ее критика относит к временам Вавилонского плена. Книга Притчей Соломоновых, Книга Премудрости Соломона и Книга Премудрости Иисуса сына Сирахова относятся (так же, как и Книга Иова и Экклезиасте) к категории писаний светских мудрецов в отличие от книг пророческих или чисто-священнического характера и происхождения. Перечисленные нами книги – сборники афоризмов, пословиц, изречений, записанных без всякой системы; исключение представляет книга Премудрости Соломона, в которой наряду с афористической формой есть довольно пространные отрывки и рассуждения. Книги эти представляют из себя сборники, и в составлении их принимали участие многие авторы; современем эти сборники пополнялись новыми изречениями и вставками, отчего и зависит их мозаичный, пестрый характер. В них много чистой мудрости, много житейских практических указаний, изречений о семье, браке, богатстве, психологических наблюдений, метких очерков человеческих слабостей и пороков. Наряду с изречениями, которые нам представляются трюизмами, в этих книгах много настоящих перлов мудрости. Примеры: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод по площадям». «Мудрость разумного – знание пути своего». «В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху». «Если увидишь разумного, ходи к нему с раннего утра, и пусть нога твоя истирает пороги дверей его». |
| Религию финикиян характеризуют различно, в ней видят модификацию ассиро-вавилонской религии, семитическую религию, ее называют некоторые монотеистическою, некоторые иерархическим политеизмом, но думаем, что не может быть никаких сомнений в том, что она представляла образец самого пестрого и широкого синкретизма. Мы находим в ней и ваалов и Эль Шаддаи (гремящий) и Адонаи (Адонис, он же Таммуз) и Астарту и Оаннеса (вавилонск.) и Мелькарта, напоминающаго о Геракле. Финикийские храмы имели вид и расположение совершенно такие же, какие имели храмы Египта. Их прямо называют копиями последних. Но кроме храмов у них были бетили и им приписывают даже тотемизм. Финикия была в некотором смысле религиозным музеем, и финикийские моряки могли много порассказать о различных религиях народам, с которыми они имели дело, они могли рассказать об Иегове и об евреях, равно как и об Озирисе и Аписе и поселенцам Тибра и Роны, и северным африканцем, и жителям Британии. Слушали ли их? Ответ на этот вопрос мы должны искать во вне библейских истрчниках. Но в Библии – в Ветхом и Новом завете (Мф. 15, 22–28; Лк. 4, 25–26; 10, 14 ) мы находим указания, что к самим финикийцам проникала вера Библии. Семена откровения встречали здесь иногда благодатную почву и давали плоды. Синкретизм финикийской религии, не был синкретизмом каждого финикийца, из обширного пантеона богов, который предлагала Финикия своим сынам, каждый выбирал тех, которые наиболее отвечали его стремлениям и нравственной настроенности. Должны были находиться чистые сердца, которые отдавали свое почитание Богу Израилеву. Между финикиянами и евреями заключались брачные союзы ( 3Цар. 7, 13–14 ), и в важнейшем религиозном деле евреев – построении храма принимали деятельное участие финикийские рабочие ( 3Цар. 5, 6, 18 ). По совершении этого дела, мы видим, преемник Давида – мудрейший царь Израиля сознательно исповедует ту цель, которой до того времени бессознательно служили евреи. К пространной молитве, которую Соломон произнес при торжестве освящения храма, он говорил, между прочим, следующее: «если и иноплеменник, который не от Твоего народа Израиля, придет из земли далекой ради имени Твоего – ибо они услышали о Твоем имени великом и о Твоей руке сильной и о Твоей мышце простертой, и придет он и помолится у храма сего, услышь с неба, с места обитания Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы земли знали имя Твое, чтоб боялись Тебя, как народ Твой Израиль, чтобы знали, что именем Твоим называется храм сей, который я построил» ( 3Цар. 8, 41–43 ; ср. |
| Соломон, к несчастью, нарушил, это драгоценное равновесие; у него увлечение иноплеменническими пошло за счет служения Иегове. В разделенных царствах дела пошли еще хуже. Но не смотря на это, чтобы лучшие люди не подумали, что главное зло жизни еврейского народа заключается в сношениях с иноплеменниками, а не в слабой преданности религии Иегове, в эго время выступают пророки (особ. пр. Исаия) и доказывают народу, что одною из главных задач его жизни является обязанность нести свет своей религии к языческим народам. Деятельность пр. Ионы представляет собою первый пример практического осуществления этой великой идеи. В вавилонском плену пр. Даниил в своей деятельности и в своей книге выясняет ту же идею. – С точки зрения этой-то великой идеи нужно рассматривать и вопрос о браках с иноплеменными народами. Нужно знать цель закона, необходимо понимать дух его, чтобы избежать в данном случае заблуждений. Законом браки с некоторыми иноплеменниками запрещались вовсе не потому, что нужно было сохранить физическую чистоту еврейской крови, а потому, что нужно было предохранить от соблазнов языческим культом еще не окрепший в вере в Иегову новый народ 85 . Вот почему в законодательстве Моисея были запрещены браки далеко не со всеми народами, а только с некоторыми, именно с народами хананейскими ( Исх. 34:15–16 ; Вт. 7:1–4), идолослужение которых было особенно грубо и даже гнусно 86 . А относительно, напр., египтян и едомитян закон гласил: „Не гнушайся Идумеянином, ибо он брат твой; не гнушайся Египтянином, ибо ты был пришельцем в земле его. Дети, которые у них родятся, в третьем поколении могут войти в общество Господне“ (Вт. 23:7–8). „Так как закон для Аммонитян и Моавитян запрещал брачные связи с Израильтянами безусловно, а для Идумеян и Египтян – до третьего поколения, то естественно заключить, что для всех других народов, кроме Амаликитян, эти связи дозволены были в первом поколении“ 87 . Так как закон в своем ограничении браков израильского народа с соседними на родами преследовал цель религиозно-нравственную, так сказать, педагогическую, то можно было думать, что с течением времени, когда народ укрепится в своей вере, не будут иметь значения эти ограничения. |
| Ст. 7. И как сон, как ночное сновидение, будет множество всех народов, воюющих против Ариила, и всех выступивших против него и укреплений его и стеснивших его. Ст. 8. И как голодному снится, будто он ест; но пробуждается, и душа его тоща; и как жаждущему снится, будто он пьет; но пробуждается, и вот он томится, и душа его жаждет; тоже будет и множеству всех народов, воюющих против горы Сиона. Здесь Пророк выражает такую мысль: хотя враги, разорив Иерусалим и разрушив царство, предадутся покою, как-бы сну, – будут радоваться о своих успехах; но радость их будет воображаемая и не на долго, подобно тому, как радость и удовольствие бывает во сне у спящих Вошедши в себя, как бы пробудившись от сна, одумавшись, они узнают из опыта, что радость их была напрасна, что они нисколько не успели, не выполнили своих желаний. Ибо суды свои Бог совершал чрез них над Иерусалимом не для совершенного истребления своего народа, а для очищения своей церкви огнем бедствий, для распространения и утверждения истинной религии во вселенной, и для истребления идолопоклонства, которому они покровительствуют. Ио распоряжению Промысла Божия даже сами враги принуждены будут оставить суеверие и принять истинную религию, или по крайней мере содействовать к утверждению церкви Божией. Так это и случилось. В плену Вавилонском церковь Божия очистилась, просияла с большим блеском, сделалась известною даже при дворе гордого Навуходоноссора, приведенного к познанию истинного Бога. По разрушении Халдейской империи Мидянами и Персами Вавилоняне сами должны были содействовать к восстановлению иудейского царства и богослужения; некоторые из них, равно как и из других народов сделались даже прозелитами Иудейской религии. С этого времени, по рассеянии Иудеев по разным странам, истинная религия становилась более известною язычникам, и этим Бог приготовлял их к вступлению в царство Мессии. Также и Римляне хотя совершенно разрушили Иерусалим и царство Иудейское, но не разрушили царства Божия. По устроении новозаветной экономии церковь Христова распространилась, утвердилась, процвела даже в самом Риме, подчинила своей власти, и предписывала законы гордым Римским владыкам вселенной. Таким образом враги не много успели в своих предприятиях, радость их о разрушении царства Иудейского была кратковременная, воображаемая; сами враги наказаны Богом, царство их и идолопоклонство пало, а царство Божие проявилось во всей силе, просияло во всем блеске. |
| Тем не менее они показали явное неуважение царю, потому что они не служили его богам, не преклонились пред поставленным им истуканом. Навуходоносор, конечно, в этом именно смысле и мог понять подобную неявку облагодетельствованных им иудеев. Но что заставило этих трех благородных людей подвергать жизнь свою опасности? Это, конечно, сделано было ими отнюдь не из неуважения к царю. После многих военных предприятий, очень возможно, что сам Навуходоносор из прежнего гуманного человека превратился в жестокого и кровожадного деспота, каким он изображается в последующей истории. Но во всяком случае юные иудеи отказались исполнить его повеление отнюдь не из какого-либо враждебного чувства к самому царю. Они имели в виду нечто гораздо более важное. Они воспитаны были в началах истинной религии, которая безусловно запрещала всякое поклонение истуканам, и они готовы были вследствие этого скорее пожертвовать своею жизнью, чем нарушить ясное определение закона Божия. Не так, конечно, взглянул на это сам царь. Лишь только он услышал сделанный ему донос и лично удостоверился в отсутствии облагодетельствованных им иудейских юношей, как пришел в необычайную ярость и немедленно повелел привести к себе виновных. Когда виновные действительно были представлены Навуходоносору, то он обратился к ним с упреком и, желая удостовериться в действительности их настроения по отношению к себе и к своей религии, спросил их: «с умыслом ли вы, Седрах, Мисах и Авденаго, богам моим не служите и золотому истукану, который я поставил, не поклоняетесь?» Затем он предложил им оправдать себя от обвинения и хотел, чтобы они, по данному вновь музыкальными орудиями знаку, публично преклонились пред истуканом и этим оказали честь как царю, так и почитаемым им богам. «Если же, – прибавил он: – вы не поклонитесь, то в тот же час брошены будете в печь, раскаленную огнем, и тогда какой Бог избавит вас от руки моей?» с злой иронией добавил Навуходоносор. Предложение было страшное и угроза ужасная. Но и она не смутила геройских юношей, которые мужественно ответили Навуходоносору: «нет нужды нам отвечать тебе на это», – сказали они: – «Бог наш которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. |
|
|
