| Гололобово. Церковь Рождества Христова (старая). /// Объект утрачен Деревянная церковь. Утрачена. ( вся деревянная архитектура в каталоге → ) Престолы: Рождества Христова Год постройки:1789. Год утраты:1924 Адрес: Московская область, Коломенский район, с. Гололобово. Координаты: 55.051651, 38.579104 (приблизительно) Реальное положение объекта на местности может отличаться от указанного на 100-200 метров, а в отдельных случаях и больше. Если вам известны более точные координаты объекта - пожалуйста, сообщите нам. Изменить описание Добавить фотографии Карта и ближайшие объекты Добавить статью Известная с XVI в. деревянная церковь Рождества Христова была обычным сельским приходом. Построена боярином Шерефединовым для духовного окормления своей семьи и крестьян. К середине XVIII в. пришла в плачевное состояние, из-за этого в ней даже было запрещено совершать богослужения. Благодаря заботам и усердию священника Никиты Стефановича церковь была обновлена. 20 ноября 1789 г. было разрешено подвести под неё каменный фундамент и покрыть тёсом. Было велено сделать два верхних яруса иконостаса, возвести колокольню и обнести храм оградой. Скорей всего, в 1790 г. вместо ветхой церкви просто поставили новую, также посвященную Рождеству Христову. По некоторым данным, сруб для здания новой церкви был куплен у помещика Волконского из села Кривцы. Известно, что церкви Рождества Христова принадлежали небольшие земельные угодья. В её ведении находилась 1 десятина усадебной земли и 33 десятины земли пахотной и сенокосной. Как пишет исследователь истории Коломенского края Г.И. Бычков: «Дома священнослужителей были собственные и стояли на церковной земле. Постоянного оклада они не имели, и содержание их было скудным». Известны имена немногих священнослужителей, служивших в этом храме. Людская память сохранила имена первого настоятеля храма священника Михаила и последнего – священника Александра. В 1813 г. храме служил священник Иоанн Иоаннов, о котором известно, что он «в школах не был», то есть не имел богословского образования. В «Метрической книге для записи родившихся, браком сочетавшихся и умерших» Христо-Рождественской церкви села Гололобово Коломенского уезда Протопоповской волости» значится, что с марта 1829 г. в ней служил священник Василий Померанцев вместе с псаломщиком Василием Введенским, еще одним настоятелем храма Рождества Христова был священник Сергей Петрович Птенцов. За обращение в Православие старообрядцев и безвоздмездное прохождение должности увещевателя и приведение к присяге мировых судей Коломенского уезда отец Сергий был удостоен церковных наград в виде архипастырских благословений. При богослужении ему помогал пономарь Илья Орлов. С 1877 г.в храме часто совершал богослужения протоиерей Виктор Давидович с диаконом Иаковом Иваницким и пономарем Трифоном Макаревичем. Следующим настоятелем стал отец Иоанн Карпов. С его именем связана постройка нового каменного храма и обновление всей жизни в селе Гололобово. |
| Поэтому в ней не место ничему случайному, мелочному, преходящему; это обобщенный, лаконичный образ самой духовной сути свершившегося и вершащегося постоянно священного события, его вневременной визуальный эйдос. Икона – это своеобразный сакральный отпечаток божественной печати на судьбах человечества. И этой печатью в пределе, в самой главной Иконе явился вочеловечившийся Бог-Слово, поэтому икона в первую очередь – Его отпечаток, материализованная копия Его лика. Отсюда тенденция к особому иллюзионизму и фотографичности иконы, ибо в них – залог и свидетельство реальности божественного Воплощения. Однако икона – изображение не просто земного, подвергавшегося сиюминутным изменениям лица исторического Иисуса, но отпечаток идеального, предвечного лика Пантократора и Спасителя, а для других персонажей и событий священной истории – изображение «внутреннего эйдоса», идеального визуального прообраза человека или события священной истории. Икона поэтому – символ. Она не только изображает, но и выражает то, что не поддается изображению. В иконе жившего и действовавшего около 2000 лет назад Иисуса нашему духовному зрению через визуальное восприятие открывается Личность Богочеловека, обладающего двумя «неслитно соединенными» и «нераздельно разделяемыми» природами – божественной и человеческой. Механизм этого видения принципиально недоступен человеческому разуму, оно открывается духу верующего человека через посредство иконы, в которой он реально видит Личность Богочеловека во всей ее полноте, что составляет сакральную сущность процесса молитвенного созерцания иконы. Указывая на духовные и неизобразимые феномены горнего мира, икона возводит дух человека в этот мир, объединяет с ним, приобщает его к бесконечному наслаждению духовных существ, обступающих престол Господа. Отсюда контемплятивная (созерцательная) и анагогическая (сублимативная, возводительная) функции иконы. Она предмет длительного и углубленного созерцания, инициатор духовной концентрации зрителя, побудитель к установлению глубинного духовно-энергетического контакта с иконой и через нее с ее архетипом, к которому она возводит, возвышает дух предстоящего перед ней верующего, созерцающего ее зрителя. |
| Парадокс позиции раскольников и старообрядцев состоял в том, что они фактически руководствовались концепцией ранневизантийских иконопочитателей, разработавших и обосновавших теорию Миметических, почти фотографических изображений 225 . Однако именно-то ей как раз больше всего соответствовала «живоподобная» живопись Симона Ушакова и его коллег, которую не принимали старообрядцы. Сама история развития художественного мышления и эстетического сознания в XVII в. сыграла шутку с теми, кто не смог или не захотел понять логики этого развития. О позиции Иоанна Плешковича известно, по свидетельству его противника Владимирова, что он ратовал за древние, темные и «смуглые» иконы и не принимал «световидных образов» Ушакова (Влад. 25). Новые представления об искусстве, новую эстетику живописи наиболее полно сформулировал в своем трактате друг и сподвижник Ушакова Иосиф Владимиров, к чему его побудили и сам Ушаков, и противники новой живописи. Прежде чем перейти к анализу этого интереснейшего памятника русской искусствоведческой и эстетической мысли второй половины XVII в., следует напомнить, что сам Иосиф в своем художественном творчестве не дошел до иллюзионизма ушаковских «Спасов нерукотворных», а остановился где-то на полпути между ними и традиционной иконописью XVI в. Таким образом, и на практике и, как мы увидим, в теории он был типичным представителем своего (переходного) века, уходящего от средневековых традиций, но еще не порвавшего с ними полностью и не воспринимающего новое как полное отрицание старого. В этом плане традиционалист Аввакум в своей земляной тюрьме на Крайнем Севере, пожалуй, острее ощущал ситуацию времени и суть новых веяний в искусстве, чем их защитник и проводник царский «изуграф Иосиф», работавший в Москве. Таков еще один из парадоксов переходного периода. Сторонники новой живописи оказались прежде всего перед проблемой традиции – необходимостью осмысления своего отношения к ней на новом этапе развития художественной практики. Эта проблема, как мы помним, вставала и в XVI в., когда появилась сложная, аллегорически-символическая живопись; возникла она и теперь перед теоретиками и практиками нового искусства. |
| В частности, иконы Христа представлялись иконопочитателям одним из главных доказательств истинности его вочеловечивания. Икона, таким образом, была призвана выполнять функции документальной фотографии: если существует фотография, следовательно, был и сам материальный оригинал. Именно поэтому христианская традиция начинает бесчисленный ряд изображений Христа с его «нерукотворных образов», сделанных, по легенде, самим Иисусом «механическим» способом-путем прикладывания матерчатого плата к лицу. Последующая иконописная традиция только размножила это точное «документальное» изображение. Поэтомуто иконы и служили в глазах иконопочитателей важным доказательством истинности воплощения Сына Божия, то есть-христологического догмата. Не случайно окончательная победа иконопочитания в Византии празднуется церковью как «триумф православия». Феодор Студит внес в теорию изображения неоплатоническую идею «внутреннего эйдоса». Он тоже считал, что икона-это отпечаток, но не сиюминутного внешнего вида оригинала, а его идеального «видимого образа», в котором он был замыслен Творцом, изображение его онтологического облика, практически не подверженного никаким изменениям. В направлении создания именно таких образов развивалось зрелое византийское искусство, а вслед за ним и древнерусская живопись. Своей теорией Феодор фактически обосновал принцип иконографической каноничности искусства. Патриарх Никифор много внимания уделил проблеме соотношения образа и архетипа, введя понятие «отношение изображения», дал классическое для византийской эстетики определение художественного изображения, или миметического образа, суть которого сводится к тому, что «оно есть произведение искусства, созданное в подражание первообразу и отличающееся от него по сущности и по материалу». Он попытался доказать преимущество миметического образа перед символическим, живописного, перед словесным. Им же были обоснованы Р принцип традиционализма в культуре, идея законности неписаного предания. Во второй половине IX в. известный собиратель античного литературного наследия, инициатор его систематического научного изучения патриарх Фотий сформулировал идею высшего творческого вдохновения. |
| В последней цитате он даже использует плотиновский термин etoos для обозначения «видимого образа». Однако при переходе к произведениям искусства он начинает расходиться с платониками. Конкретное живописное изображение приобретает у него существенно более высокую значимость, чем во всей неоплатонической традиции. По его мнению, в изображении видимый образ (или «внутренний эйдос») выявляется для зрителей лучше, чем в самом первообразе. Так, видимый образ Христа находился в нем самом и до того, как он был запечатлен на веществе, но примерно так же, «как и тень всегда соприсутствует телу, даже если она и не получила формы от солнечного луча» (III 4, 3). Изображение же выявляет «видимый образ» изображаемого, делает его явным для всех. «Как тень, – пишет Феодор, – от действия солнечного луча становится ясно видимою, так и образ Христа становится явным для всех тогда, когда он является запечатленным на [различных] веществах» (III 4, 12). Здесь существенно углубляется выдвинутая на VII Соборе мысль о документально-фотографической функции изображения. И у Феодора икона мыслится как механический отпечаток, но не какого-то конкретного сиюминутного состояния внешнего вида оригинала, а его идеального «видимого образа», его неизменного эйдоса. Икона – не слабая тень оригинала, как живописное изображение у платоников, а особая форма выражения оригинала, специально ориентированная на выявление его «видимого образа», его эйдоса. Именно поэтому изображение и приобретает высокую значимость в византийской религиозной культуре вообще, и у Феодора Студита , в частности, особенно при доказательстве догмата божественного воплощения. Логика его рассуждений такова. Если Христос истинно вочеловечился, то он вместе с плотью приобрел и «видимый образ», который может и должен быть изображен на иконе. Если же Христос не имеет такого изображения, то, следовательно, он не имеет и «видимого образа», а значит он и не был истинным человеком. Поэтому-то наличие изображений и является для Феодора доказательством истинности божественной «икономии» («домостроительства») (XIII 4, 8). |
| Значительную роль в патриотическом воспитании играли также Петропавловский (где был открыт доступ к могиле Петра 1) и Казанский соборы. На площади перед последним у памятников полководцам Отечественной войны 1812 г . Кутузову и Барклаю де Толли давали клятву уходившие на защиту Ленин града воины. Для этой цели памятники в виде исключения не были закрыты мешками с песком. Одновременно воины посещали и расположенную в соборе могилу фельдмаршала М.И. Кутузова. В архивах имеются фотографии, запечатлевшие эту церемонию. Уже в первые месяцы войны антицерковная экспозиция занимавшего храм Музея истории религии была закрыта, и к осени 1941 г . устроена выставка «Героическое прошлое русского народа». Полотна, рассказывавшие о военной истории России, и плакаты, призывавшие к борьбе с захватчиками, были размещены сначала напротив собора, а в октябре — на его колоннаде. С 1942 г , в Казанском соборе была развернута выставка «Отечественная война 1812 г .», которую активно посещали делегации с фронта. Существенным шагом городских властей навстречу верующим стало выделение православным приходам минимально необходимого количества вина и муки для Причащения богомольцев, так как в блокированном городе эти продукты было невозможно купить. Своеобразное признание значительной роли религиозного фактора в обороне города со стороны властей произошло весной-летом 1942 г . Когда принималось решение оставить в городе лишь тех, кто необходим для удовлетворения потребностей фронта и «насущных нужд населения», приходское духовенство получило возможность продолжить свое служение. Были эвакуированы лишь два штатных священника: 27 марта — Сергий Бычков и 24 июля — Илия Попов. Впрочем, и в действующую армию священнослужители Ленинграда призывались редко, лишь в конце нюня 1941 г . — диакон Иоанн Долгинский и протоиерей Николай Алексеев, а в марте 1943 г . диакон Михаил Воронин. Следует упомянуть, что от голода в дни блокады умерли 20 из 50 священнослужителей. Явной уступкой Церкви было последовавшее в апреле 1942 г . разрешение в ряде крупных городов совершать Пасхальный крестный ход вокруг храмов с зажженными свечами. Произошло фактическое снятие некоторых ограничении на внебогослужебную деятельность, проведение массовых религиозных церемоний. О них даже стали сообщать в средствах массовой информации. Так, по указанию городского руководства фотографы В.г. Куликов и А.А. Шабанов снимали во время богослужения внутренний и внешний вид соборов и церквей Ленинграда на Пасху 1942 г . и Рождество 1943 г . |
| – Зала ученических картин, выставленных для продажи; зала скульптур и обман князя Путятина – Кушелевская галерея – живопись XVI-XVII веков, – учительская школа, – морские виды, шапка с камнями. – Залы церковной иконописной археологии, – Святой Николай Чудотворец в простейшем архиерейском облачении, украшенном крестами, – фелони – длинные спереди, полотняные с нарисованными иконами, аллегорические изображения – распятие Спасителя в виде ангела, – ада и прочее, – кресты, чаши, – спускающиеся рисунки – с Афона и прочее. – По окончании осмотра, часа в три, пошел к Резанову. Больная – за фортепьяно, отец – старец, мать больной – за рисунками, с улыбкой, Дмитрию Александровичу рассказал, как Владыка распек меня за вовлечение его в труд, передал благодарность Владыки и попросил снять фотографии с его рисунков. Авось, Господь поможет при содействии графа Путятина, если возьмется он, осуществить прямо его план. Если бы собралось сто тысяч, то прямо и стали бы строить. Оставил двадцать пять рублей на три дюжины планов – с каждого рисунка с раскрашением их. – При прощании мать просила перекрестить больную – за фортепьяном, – а она и слова не может сказать, – голос пропал – грудь до того расстроена. Как печально видеть молодость в таком положении! – Заехал к Федору Николаевичу рассказать ему об окончании дела, о плане и распекании Влыдыки. В спальне напились кофею. – К пяти часам, согласно приглашению, был у И. П. [Ивана Петровича] Корнилова. – На обеде за столом были одиннадцать человек, двенадцатый – Константин Петрович Победоносцев , не мог прийти по нездоровью. И. П., его брат Григорий Петрович, 31 Василий Васильевич Григорьев, Василий Павлович Васильев, Иван Ильич Захаров, Касьян Андреевич Коссович, Тертий Иванович Филиппов, барон Феодор Романович Остен-Сакен, Константин Андреевич Скачков, Афонасий Феодорович Бычков и я – все знатоки Востока. Пили за счастливое окончание дела Миссии в Государственном Совете. Тертий Иванович рассказал, что дело чуть не провалилось; Абаз сильно возражал графу Д. |
| В конце тома прилагается примерный план собрания сочинений Г. П. Федотова. Составители и издатели вполне отдают себе отчет, насколько трудным делом является осуществление этого проекта. И все же, несмотря на множество трудностей, мы рассчитываем, что когда–нибудь удастся осуществить издание собрания сочинений. Данный том был подготовлен во многом благодаря усилиям кандидата философских наук М. Г. Галахтина, который первым в России защитил диссертацию, посвященную творчеству Г. П. Федотова. Вдохновителями предпринятого издания были ныне покойные — профессор–протопресвитер Иоанн Мейендорф и протоиерей Александр Мень. Немалую помощь в издании оказал один из издателей трудов Г. П. Федотова — протоиерей Михаил Аксенов–Меерсон, живущий ныне в США. Финансовая помощь была оказана американским фондом RBR (Religion books for Russia) и лично главой этого фонда — Софьей Сергеевной Куломзиной. Немалая поддержка была оказана и представителем этого фонда в России — Еленой Дорман. Приношу благодарность саратовскому журналисту и краеведу Сергею Эдуардовичу Лукину, предоставившему для данного издания редкие фотографии Федотова из саратовских архивов. Основой для биографического очерка послужила работа вдовы Георгия Петровича — Елены Николаевны, опубликованная в 1967 году и предварявшая сборник статей Г. П. Федотова «Лицо России», изданный в Париже благодаря усилиям Н. А. Струве. Сергей Бычков Письма бл. Августина 57 (Classis Prima) Для истории духовной культуры письма современников имеют почти такое же значение, как юридический документ для истории общественного строя. Более чем всякий другой источник они позволяют заглянуть в круг интересов, настроений и умственных исканий эпохи; уловить зарождение идей, еще не оформленных, еще полных противоречий, на которые система еще не успела положить свою дисциплинирующую руку. Письма поэтому особенно ценны, когда мы имеем дело не с законченным миросозерцанием, а с его развитием, с первыми попытками его построения. Научное исследование идей блаженного Августина в последние годы, по–видимому, вступило в новый фазис. После капитальных трудов, стремившихся к синтетическому построению религиозно–философской системы Августина в ее всемирно–историческом значении, исследователи последних лет ставят своей задачей скорее выяснить, как эта система создавалась, из каких часто противоположных элементов она сложилась. Центральной проблемой в этих изысканиях является вопрос о том, когда и как Августин–неоплатоник сделался христианином, из искателя истины, философа стал ее мнимым обладателем, апологетом церкви 58 . Этот вопрос может быть выяснен путем тщательного анализа первых произведений Августина, написанных им в период, непосредственно следующий за тем моментом его жизни, который сам он называл своим «обращением» 59 . |
| Разделы портала «Азбука веры» священника Константина Пархоменко В.П. Бычков. Базар В.П. Бычков. Базар. 1916. Все фотографии галереи Самое популярное Сейчас в разделе 6 чел. Всего просмотров 2.7 млн. Всего записей 151 ©2024 Фоторассказы священника Константина Пархоменко к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки |
| Бонецкая H. К. П. А. Флоренский и «новое религиозное сознание». Вестник РХД. Париж, 1990. 160. С. 90112. Бонецкая Н. К. О филологической школе П. А. Флоренского. «Философия имени» А. Ф. Лосева и «Философия имени» С. Н. Булгакова. Studia Slavica Hung. Budapest, 19911992. 37. С. 113189. Бонецкая Н. К. П. А. Флоренский: имя – образ – произведение. Wiener Stawistischer Almanach. 1993. Bd 31. S. 99126. Бычков В. В. Эстетический лик бытия: Умозрение Павла Флоренского. М., 1990. 64 с. В. И. Вернадский и семья Флоренских (Материалы из архивов). Вопр. истории естествознания и техники. 1988. 1. С. 8098. Ватутин М. Ф. (барон М. Ф. Таубе). Триединство как основа понимания духовности вообще и духовной достойной жизни в частности. По поводу книги свящ. Павла Флоренского «Столп и утверждение Истины». Лит. сб. Братства Законодателей г. Одессы за первый год его существования. Одесса, 1917. Вып. 1. С. 101115. Ватутин М. Ф. (барон М. Ф. Таубе). Современная логика и ее недочеты в области воспитания. Там же. С. 115132. Венцловский Л. Э., Потапенко М. И. Проблемы гуманитарного универсализма и научного синтеза в трудах П. А. Флоренского, в их обзоре «Восприятие науки в русском космизме». М., 1992. С. 3842. Ветухов А. Основы веры и знания. Харьков, 1915. Вздорнов Г. И. «Забытое имя». Памятники отечества. 1987. 2 (16). С.8389. Владимир, архиеп. Екклезиология в русском богословии в связи с экуменическим движением. Богослов, труды. М., 1981. Т. 21. С. 166. Возвращение забытых имен. Павел Флоренский . Каталог выставки. М., 1983. 44 с. (хронограф; библиогр.; Флоренский в изобр. искусстве, документы и фотографии). Волков С. А. Портреты: Из воспоминаний о русском философе. Наука и религия. 1989. 9. С. 4447. Воронкова Л. П. Идеалистическая сущность культурологии Флоренского. Филос. науки. 1984. 4. С. 8087. Воронкова Л. П. Мировоззрение П. А. Флоренского. Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7: Философия. 1989. 1. С. 7081. Всеправославная религиозно-нравственная энциклопедия. Афины, 1967. Т. 11. С. 19771983. |
|
|
