| Шейла не поверила. — Ах ты, гадкая лошадь! — сказала она. — Бутерброды с сеном любят не тигры, а лошади. Пойди и спроси тигра, что он хочет! Лошадь спряталась, и вылез тигр. — Я хочу ручные часы, — сказал он. — Чтобы знать, который час. — Хорошо! — сказала Шейла. Она нарисовала ручные часы и протянула ему. А потом нарисовала бутерброды с сеном для лошади. Тигр исчез. Но вскоре оба появились опять. — Большое-большое тебе спасибо, Шейла! — сказали они и поцеловали ее. — Подумайте, что вам еще надо, и скажите скорей, — сказала Шейла. — А то мне пора уже идти спать. — Нам бы хотелось еще зонтик! — сказали тигр и лошадь. — Зонтик? — удивилась Шейла. — Разве под ковром идет дождь? Ах Да! Это воображаемый дождь. — Ну конечно! — сказали они. И она нарисовала им зонтик. — Спасибо! — сказали тигр и лошадь. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи! — ответила Шейла и пошла спать. Но потом ей вдруг пришло в голову: “Наверное, ужасно обидно, когда есть новый, красивый зонтик и нет дождя!” И она нарисовала на большом листе бумаги дождь, спустилась на цыпочках в гостиную и сунула дождь под ковер. Когда утром она вошла в гостиную, то очутилась по щиколотку в воде, а тигр и лошадь сидели в раскрытом зонтике и плавали в нем, как в лодке. “Наверное, я нарисовала слишком много дождя”, — подумала Шейла. После завтрака она опять пришла в гостиную. Мама в это время как раз подметала ковер. Ни воды, ни зонта, ни тигра, ни лошади — ничего не осталось. Шейла взяла свой альбом для рисования и нарисовала тигра и лошадь крепко спящими. Скоро мама ушла. А Шейла все сидела и глядела на огонь в камине. В гостиной было тихо-тихо, только из-под ковра доносился громкий храп. Про вокзал, который не стоял на месте Жил на свете король. Звали его Сэмюел. Однажды он сидел на троне и думал: хорошо бы поехать на поезде к бабушке в гости. Он попрощался с королевой и отправился в путь. Доехал до вокзала Ватерлоо, поднялся на эскалаторе на платформу и вдруг услышал, как вокзал говорит сам себе: — Пойду-ка я выпью чаю! |
| И вся-то литература состояла в школе из усиленного изучения, что хотели выразить, на каких позициях стояли и чей социальный заказ выполняли все писатели эти и еще потом советские русские и братских народов. И до самого конца Кларе и ее подругам так и непонятно осталось, за что вообще этим людям такое внимание: они не были самыми умными (публицисты и критики, и тем более партийные деятели были все умнее их), они часто ошибались, путались в противоречиях, где и школьнику было ясно, попадали под чуждые влияния – и все-таки именно о них надо было писать сочинения и дрожать за каждую ошибочную букву и ошибочную запятую. И ничего, кроме ненависти, эти вампиры молодых душ не могли к себе вызвать. Вот у Динэры с литературой получалось как-то все иначе – остро, весело. Уверяла Динэра, что в институте такая и будет литература. Но Кларе не оказалось веселей и в университете. На лекциях пошли юсы малые и большие, монашескиесказания, школы мифологическая, сравнительно-историческая и все это вроде бы пальцами по воде, а на кружках толковали о Луи Арагоне, о Говарде Фасте и опять же о Горьком в связи с его влиянием на узбекскую литературу. Сидя на лекциях и сперва ходя на эти кружки, Клара все ждала, что ей скажут что-то очень главное о жизни, вот об этом тыловом Ташкенте, например. Брата Клариной соученицы по десятому классу зарезало трамвайной развозкой с хлебом, когда он с друзьями хотел стащить на ходу ящик... В коридоре университета Клара как-то выбросила в урну недоеденный ею бутерброд. И тотчас же, неумело маскируясь, подошел студент ее же курса и этого же самого арагоновского кружка, вынул бутерброд из мусора и положил себе в карман... Одна студентка водила Клару советоваться о покупке на знаменитый Тезиков базар – первую толкучку Средней Азии или даже всего Союза. За два квартала там толпился народ и особенно много было калек, уже этой войны – они хромали на костылях, размахивали обрубками рук, ползали, безногие, на дощечках, они продавали, гадали, просили, требовали – и Клара раздавала им что то, и сердце ее разрывалось. Самый страшный инвалид был самовар, как его там звали: без обеих рук и без обеих ног, жена-пропойца носила его в корзине за спиной, и туда ему бросали деньги. Набрав, они покупали водку, пили и громко поносили все, что есть в государстве. К центру базара – гуще, не пробиться плечом через наглых бронированных спекулянтов и спекулянток. И никого не удивляли, всем были понятны и всеми приняты тысячные цены здесь, никак не соразмерные с зарплатами. Пусты были магазины города, но все можно было достать здесь, все, что можно проглотить, что можно надеть на верхнюю или нижнюю часть тела, все, что можно изобрести – до американской жевательной резинки, до пистолетов, до учебников черной и белой магии. |
| С матерью Ангелиной мы расстались в храме. Начиналась служба, а мы пытались поспеть перед отъездом еще на экспозицию войны 1941 года. В музей солдаты заскочили буквально перед самым его закрытием, успев лишь окинуть своими искушенными взглядами пушку, гаубицу, пулемет, автомат-ППШ и др. вооружение той войны (фото 7), но умудрившись, тем не менее, извлечь из этого стремительного финала нашей насыщенной программы полезную для себя информацию о сроках проведения другой реконструкции в Бородино « Москва за нами. 1941». Ну вот, теперь, наконец, можно и перекусить. Шел шестой час вечера. Мы дружно столпились вокруг небольшого столика под навесом: монастырское кафе уже было закрыто, да и не взлезла бы туда вся наша солдатская орава. Моросил дождь. Весело и вкусно разрезались хлеб и колбаса. Ели бутерброды с молоком и кефиром вперемешку с дождем, оживлено обсуждая бурные события прошедшего дня. У всех на душе было светло и радостно. Только увековечить на фото эту солдатскую идиллию не удалось. Фотограф-солдат видимо так в нее прогрузился, что забыл о своих обязанностях. Но и словесный портрет этой последней сцены нашего Дня Бородина, нарисованный рядовым в/ч 33790-Г И. Ю. Бронниковым, я думаю, вполне красноречив: «Надолго нам запомнится этот пикник под дождем. Мы стояли в промокших плащ-палатках, ели необычайно вкусные бутерброды с колбасой и всем было очень хорошо. Вот она настоящая воинская романтика, после которой легко служить». На этом, я думаю, можно уже поставить точку. Инок Максим (Смирнов) Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta |
| - А в худшем? - А про худший — мы не будем говорить. Давай будем единомышленниками и будем говорить только о лучшем. Я не знаю, была ли она верующей. В то время я не думала об этом. Но она была моим ангелом. У нас, вернее, у неё, получился лучший вариант. Настоящее, щемящее чувство благодарности к ней всплыло в сердце не после выписки, а после ровдения первого сына. Я приехала в больницу с огромным букетом цветов. В вестибюле встретил меня её портрет в чёрной рамке. Она умерла накануне, прямо в отделении, не дойдя нескольких шагов до ординаторской. Смерть её была внезапной, а жизнь её была служением. Помилуй, Господи, рабу Божию Анастасию. Примите от меня, мой дорогой доктор, запоздалую благодарность, все мои цветы и конфеты… Простите меня все, кому я была неблагодарна на всём протяжении жизни моей. И тут прибегает запыхавшаяся, расстроенная мамаша со снимком в руках. Пневмония подтвердилась. - В стационар поедете? - Доктор, пожалуйста, у меня ещё двое дома! - Тогда давайте, я вам всё лечение распишу, а вы мне пообещайте, что будете ходить через день- два, чтобы вы были у меня под контролем! И ещё, вы должны понять, что это не просто простуда, а болезнь, от которой может быть очень плохо! - Спасибо, доктор, мы придём через день! Ну, теперь всё! Сейчас посижу чуть- чуть, и по вызовам. Где там мой бутерброд? И пока я жую свой бутерброд, я думаю о том, что за годы врачебной работы сложились у меня правила, которых я стараюсь не нарушать. А сложились они, начиная с той ночи возле буфета, в хирургическом отделении. Первое правило называется: «Дай закурить!» Это значит — скажи хоть слово, хоть что- то лично ему, тому, кто пришёл к тебе. Если надо — откажись от себя. Второе правило называется: «Ты терпеливый!» Это значит — даже если это не совсем правда — подбодри его, скажи ему что- нибудь хорошее. Может, скоро это превратится в настоящую правду. Третье правило: «Не задёргивай занавеску!» Это значит — не ощущай своего преимущества: одетого — перед голым, дающего — перед просящим. |
| Разделы портала «Азбука веры» Пожертвовать «Если с детьми не говорить о Боге, то всю оставшуюся жизнь придётся говорить с Богом о детях...» ( 2 голоса: 5.0 из 5) Оглавление Ваш ребенок еще мал, но вы хотите побыстрее обучить его грамоте? отличный и доходчивый способ обучения грамоте предложила Н. Анишина в своей книге “Азбука юного кулинара”. Автор так построила свою азбуку, чтобы буквы алфавита начинали или оканчивали названия известных блюд. Учимся, готовя вместе с детьми! А Для гостей мы без хлопот Приготовим Антрекот. И Азу им подадим, Дорогим гостям своим. Б Бутерброды и Борщи – Лучше пищи не ищи. Бутерброды с колбасой, Бужениной и икрой. Красный иль зелёный Борщ, Он в тебя вселяет мощь. Лишь сметану добавляй, С аппетитом налегай! В Приготовим на обед С мамой Вкусный Винегрет. И ничьей вины здесь нет – Быстро скушан Винегрет. Все Вареники съедим. Вас Ватрушкой угостим. Г Все Гурманы не Глупцы, Уважают Голубцы. Ели Гренки и Гуляш, Похвалили ужин наш. Д Драники и Деруны, Потрясающе вкусны! На Десерт из Дыни Джем, Я его отлично ем. Е Вех порадует всегда Аппетитная Еда. Дед рецепт один нашёл: в гости к вам пришёл». слепили с ним, И в духовке их томим. Ж Всем докладываю весть: На обед Жаркое есть. Блюдо только подадут, Слюнки сразу потекут. В праздник часто на столе Разноцветное Желе. З Запеканку сразу ем, ЗраЗы тоже без проблем. Чай с Зефиром я попил, Этим Завтрак завершил. И Мы питательной Икрой Утолили голод свой. Чёрная и красная, С хлебом пища классная! Й Заварю тебе я чай. Пей и азбуку читай! К Съели мы по пять Котлет, Ужин будет или нет? И Кальмары так вкусны, Мы их тоже съесть должны. Если будете у нас, Выпьем с вами хлебный Квас, И Какао, и Кефир, Пир устроим на весь мир! Л На второе, на обед Приготовили Лангет. С кашей, рисом и Лапшой, Угощайся, дорогой! М Составляю я Меню На любимую семью. Манты – вкусная еда, Я с добавкой ем всегда. Макароны наварю, Есть их с кетчупом люблю. Н Нототению едим, Деда все благодарим. Он для нас её ловил И в духовке истомил. О |
| Но Жорж, который только что напихал полный рот бутербродами, промычал что-то непонятное в ответ. В эту минуту я вошла в столовую. - Леночка, милая! — кинулся Толя ко мне навстречу. Жорж даже привскочил на стуле при виде, как ласковый ребенок целует и обнимает меня. - Вот так штукенция! — протянул он, делая большие глаза. — Собачья дружба до первой кости! Остроумно! - Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Ниночка. — Вот именно — до первой кости… - Робинзон и Пятница! — вторил ей старший брат. - Не смей браниться! — вышел из себя Толя. — Сам-то ты противная Среда… - Ха-ха-ха! Среда! Нечего сказать, остроумно! — заливался Жорж, добросовестно напихавши себе рот бутербродами. - Пора в гимназию! — произнесла неслышно появившаяся на пороге Матильда Францевна. - А все-таки не смей браниться, — погрозил Толя крошечным кулачком брату. — Ишь ты, Пятницей назвал… Какой! - Это не брань, Толя, — поспешила я объяснить мальчику, — это такой дикий был… - Дикий? Я не хочу быть диким! — снова заартачился мальчуган. — Не хочу, не хочу… Дикие — голые ходят и ничего не моют. Людское мясо едят. - Нет, это был совсем особенный дикий, — поясняла я, — он не ел людей, он был верным другом одного матроса. Про него рассказ есть. Хороший рассказ. Я тебе почитаю его когда-нибудь. Мне его мама читала, и книжка у меня есть… А теперь до свидания. Будь умником. Мне в гимназию надо. И, крепко поцеловав мальчика, я поспешила за Матильдой Францевной в прихожую одеваться. Там к нам присоединилась Жюли. Она была какая-то растерянная сегодня и избегала встречаться со мною глазами, точно ей было стыдно чего-то. 13. Яшку травят. Изменница. Графиня Симолинь Шум, крик, визг и суматоха царили в классе у младших. Классной дамы не было, и девочки, предоставленные сами себе, подняли возню. Черненькая Ивина вбежала на кафедру и, стуча по столу линейкой, кричала во весь голос: - Так помните: травить Яшку сегодня же! - Травить! Травить! — эхом отозвались сразу несколько голосов. - Что вы, мадамочки! Разве это можно? — робко прозвучали голоса трех-четырех учениц, считавшихся самыми прилежными и благонравными из всего класса. |
| — Верно, Сид, мы ни при чем. Только нашим это все одно. Или делай дело, или сматывай. — Сматывай? — Сида передернуло. — Хотел бы я видеть, кто от них смотался! Лин сплюнул. — В общем, — заключил Сид, — чего его тащить? — Все лучше, чем с пустыми руками, — резонно возразил Лин. — Они, медведи, денег стоят. Да и нужен им, я сам слышал. А тут вон, гуляет. — Ладно, — не без иронии заметил Сид. — Приспичило — веди его сюда. — А мы его усыпим… — Свой обед не дам! — ответил Сид. — Да уж, от тебя жди, — буркнул Лин, вынимая промасленный сверток. — Скажи спасибо, что я капать не люблю. — Прям, не любишь! — проворчал Сид. — Все знаем! Тем временем Лин извлек из свертка толстый бутерброд и полил его чем-то из склянки. Потом он открыл дверцу, вылез и сделал один шаг, придерживая дверцу рукой. Медведь сидел очень тихо ярдах в шести от машины. Лин изловчился и швырнул ему бутерброд. Через пятнадцать минут медведь лежал на боку, тяжело дыша. Лин и Сид завязали ему морду, связали лапы и с трудом поволокли к машине. — Надорвался я чего-то… — прокряхтел Сид, держась за левый бок. — Трам-тара-рам, твою мать, — выругался Лин, отирая пот, заливавший ему глаза. — Поехали! Сид влез на свое место и посидел немного, с трудом выговаривая: «Ох ты, Господи» через равные промежутки времени. Потом он завел мотор, и машина скрылась за поворотом. Теперь, когда Марк не спал, время его делилось между незнакомцем и уроками объективности. Мы не можем подробно описать, что именно он делал в комнате, где потолок был испещрен пятнами. Ничего значительного и даже страшного не происходило, но подробности для печати не подходят и по детскому своему непотребству, и просто по нелепости. Иногда Марк чувствовал, что хороший, здоровый смех мигом разогнал бы здешнюю атмосферу, но, к несчастью, о смехе не могло быть и речи. В том и заключался ужас, что мелкие пакости, способные позабавить лишь глупого ребенка, приходилось делать с научной скрупулезностью, под надзором Фроста, который держал секундомер и записывал что-то в книжечку. Некоторых вещей Марк вообще не понимал. Например, нужно было время от времени влезать на стремянку и трогать какое-нибудь пятно, просто трогать, а потом спускаться. Но то ли под влиянием всего остального, то ли еще почему, упражнение это казалось ему самым непотребным. А образ нормального укреплялся с каждым днем. Марк не знал до сих пор, что такое идея; он думал, что это — мысль, мелькающая в сознании. Теперь, когда сознание постоянно отвлекали, а то и наполняли гнусными образами, идея стояла перед ним, сама по себе, как гора, как скала, которую не сокрушишь, но на которую можно опереться. |
| И вдруг Сыроежкина осенило: вот так штука, здесь же все плоское! Он внимательно посмотрел на улицу. Это был плоский город: автомобили, дома, фонари, деревья, жители, даже собаки – все-все плоское, как блин, как доска, как стена, словно вырезано из картона или бумаги. Даже девочка Анка, которая стоит рядом с ним, и та плоская. У нее всего одна косичка. Как он раньше не заметил! А вот важно идет человек с огромным животом. Наверное, он считается толстяком. А на самом деле, если посмотреть сзади, он тоньше иглы. Сережка не выдержал, захохотал: какой узкий стул нужен этому толстяку! А кровать – тоньше линейки! А какие бутерброды жует этот толстяк? Папиросную бумагу он жует, а не бутерброды. Он смеялся до слез, не замечая, как насторожилась Анка, как остановились прохожие, как собралась небольшая толпа. Плоские люди строго смотрели на веселого мальчишку, перебрасывались сердито: – Какой невоспитанный! Только я сосредоточился, как вдруг этот ужасный смех. Он спутал все мои расчеты. – Да, вот такие мешают спокойному течению мыслей. – Я всегда говорил, что для чересчур резвых детей надо открыть школу с усиленной программой по черчению. – И еще вечно путается под ногами девчонка! Кому нужны эти дурацкие улыбки? – Тише! – испуганно воскликнул кто-то. – Идут хранители теоремы. Толпа смолкла, расступилась, пропуская три важные фигуры. В покрое их одежды можно было различить три квадрата и треугольник, и все же они не были похожи друг на друга. Один из них, с квадратной головой и остренькими глазками, был облачен в старомодную профессорскую мантию. Другой, небольшого роста, носил на голове огромный цилиндр, держа руки в карманах и зажав под мышкой зонт. Последний шел через толпу, воздев руки к небу, словно предупреждая о чем-то. Так выглядели три хранителя теоремы, медленно приближавшиеся к Сереже. Честно говоря, Сергей в этот момент струсил. Уж очень строгий вид был у хранителей. Три хранителя остановились перед мальчиком, молча разглядывая его. Потом тот, кто был в профессорской мантии, сказал неожиданно писклявым голосом: |
| Не люблю читать надгробных надписей; вечно то же. На плите подле меня лежал недоеденный бутерброд: глупо и не к месту. Скинул его на землю, так как это не хлеб, а лишь бутерброд. Впрочем, на землю хлеб крошить, кажется, не грешно; это на пол грешно. Справиться в календаре Суворина. Надо полагать, что я долго сидел, даже слишком; то есть даже прилег на длинном камне в виде мраморного гроба. И как это так случилось, что вдруг начал слышать разные вещи? Не обратил сначала внимания и отнесся с презрением. Но, однако, разговор продолжался. Слышу — звуки глухие, как будто рты закрыты подушками; и при всем том внятные и очень близкие. Очнулся, присел и стал внимательно вслушиваться. — Ваше превосходительство, это просто никак невозможно-с. Вы объявили в червях, я вистую, и вдруг у вас семь в бубнах. Надо было условиться заранее насчет бубен-с. — Что же, значит, играть наизусть? Где же привлекательность? — Нельзя, ваше превосходительство, без гарантии никак нельзя. Надо непременно с болваном, и чтоб была одна темная сдача. — Ну, болвана здесь не достанешь. Какие заносчивые, однако, слова! И странно и неожиданно. Один такой веский и солидный голос, другой как бы мягко услащенный; не поверил бы, если б не слышал сам. На литии я, кажется, не был. И, однако, как же это здесь в преферанс, и какой такой генерал? Что раздавалось из-под могил, в том не было и сомнения. Я нагнулся и прочел надпись на памятнике: «Здесь покоится тело генерал-майора Первоедова… таких-то и таких орденов кавалера». Гм. «Скончался в августе сего года… пятидесяти семи… Покойся, милый прах, до радостного утра! » Гм, черт, в самом деле генерал! На другой могилке, откуда шел льстивый голос, еще не было памятника; была только плитка; должно быть, из новичков. По голосу надворный советник . — Ох-хо-хо-хо! — послышался совсем уже новый голос, саженях в пяти от генеральского места и уже совсем из-под свежей могилки, — голос мужской и простонародный, но расслабленный на благоговейно-умиленный манер. — Ох-хо-хо-хо! — Ax, опять он икает! — раздался вдруг брезгливый и высокомерный голос раздраженной дамы, как бы высшего света. — Наказание мне подле этого лавочника! — Ничего я не икал, да и пищи не принимал, а одно лишь это мое естество. |
| «Здесь часто звучит “хотим домой”». Волонтер — о беженцах в Чехии Многие люди в шоке и растерянности 16 марта, 2022 Многие люди в шоке и растерянности Около 2,5 миллионов украинцев прибыли за последние три недели в европейские страны, по данным ООН. Около 200 тысяч человек приняла у себя Чехия. Как в стране организована помощь беженцам, «Правмиру» рассказала Ольга, жительница Праги. — В первые же дни, когда начали приезжать беженцы, я узнала от подруги-чешки, что нужны добровольцы для оказания помощи. В нашей группе друзей дали ссылку на документ, в котором можно было записаться. Так я стала волонтером. Обычно днем работают две группы сменами по четыре часа, а ночью одна группа из четырех-шести человек. Помощь нужна во всем, и мы работаем непрерывно — кто-то делает бутерброды, кто-то режет фрукты, кто-то раздает еду, кто-то сопровождает людей или что-то им подсказывает. Волонтеры оказывают помощь при оформлении визы, страховки, постановке на биржу труда, они же занимаются сортировкой вещей. Изначально я попала в то подразделение, которое занимается питанием в центре по оформлению беженцев. Там можно получить горячую еду, напитки, перекусы. Сначала занималась нарезкой фруктов, но потом появилась потребность в помощи с переводом, и я пошла работать с людьми. Работать приходится в респираторах, это непросто. Работы очень много, и поток людей большой. Смена длится четыре часа, можно отойти ненадолго по личной надобности, но дел много и отвлекаться просто некогда. В центре нет какой-то давки или волокиты, много помогают полицейские и пожарные. Но большинство беженцев просто в шоке и полнейшей растерянности. Фото: Дмитрий Макеев/РИА Новости Люди запуганные, видно, что они не спали, не ели. Начинаешь с ними разговаривать, задаешь простые вопросы: какой вы хотите суп, с чем, острый или нет — и они начинают откликаться. Видно, что им требуется помощь, их нужно выводить из этого состояния, иначе они сами просто уйдут, останутся голодными, не попросят какие-то необходимые вещи. Именно так проходит весь день: предлагаешь им воду, напитки, бутерброды, переводишь иногда что-то, например, что написано на детском пюре, с какого возраста его можно давать ребенку. |
|
|
