| Сын, мы не принадлежим к богатым людям, поэтому не зарься на чужую жизнь, живи своей жизнью, которая по нашим средствам! Пришлось примириться с тем, что у меня не будет такой стильной одежды и магнитофонов, как у некоторых моих сверстников. Однажды я упрямо попытался сам перешить свои брюки по новой моде, чтобы не отставать от товарищей. Но когда отец это увидел, то приказал снять брюки и разорвал их на моих глазах. Пришлось принять этот урок, раз и навсегда определив свое отношение к модной одежде. Вспоминаю подобный случай с моей старшей сестрой. Когда она училась в десятом классе, у нее появились воздыхатели и начались вечерние свидания. Отец, взяв ее за руку, внушительно объявил: - Дочь, если ты выберешь гулянки, то пропадешь, а если выберешь учебу, то с тобой останется наша родительская любовь и постоянная помощь! Сестра подняла Задумчивые глаза и затем, прижавшись головой к его груди сказала: - Да, папа, я понимаю... Эти отцовские наставления, сказанные с большой любовью, укрепили ее выбор, и в итоге она закончила школу с золотой медалью. Несколько лет спустя моя сестра познакомилась со скромным одаренным парнем-студентом, учившемся на физико-математическом факультете университета, где он в дальнейшем стал преподавателем. Они поженились, их брак был очень удачным, а сестра закончила два факультета: географический и математический. Мальчики, с которыми я познакомился в новом классе, были из городских рабочих семей, с навыками курения, выпивки, азартных игр и грубых выражений. Среди этих ребят уже ходили по рукам наркотики, о которых тогда говорили только шепотом и к которым я испытывал стойкое отвращение, тем более, что в нашей семье никто не курил. В этих подростках все еще оставалось что-то доброе, хотя развращение души уже делало свое порочное дело - убивало в них чистоту и совесть. Многие из них быстро исчезли из моей жизни и больше я их никогда не встречал. Город, который мне в то время нравился больше всех городов на свете, увлекал меня неудержимо и я снова начал пропускать занятия в школе. Осталось в памяти морозное утро, заснеженные деревья в роскошном убранстве инея, ароматные запахи из кондитерских, афиши пришедших на советские экраны американских боевиков с выстрелами и оглушительной пальбой, рекламы больших магазинов - все это обещало удивительную жизнь, полную интересных приключений и которая, тем не менее, жестоко обманула душу своей пустотой. |
| На этой стадии мы, младшие члены семьи, и стояли в описываемое время. Как известно, теперь есть еще и четвертый тип — нахального неряшества, намеренного, почти насильного пренебрежения внешностью, хвастовства незнанием приличий. Он народился в последнее двадцатипятилетие вместе с натянутым демократизмом разных видов: это то же рабство, только с переменой кумира и с утратой прежней добросовестности. Младшие дети никитского священника рабствовали простодушно, и притом пред требованиями светского приличия, отождествляя их bona fide с требованиями образованности. Эта болезнь о приличии, этот страх оказать при случае неблаговоспитанность мужицкую, или мещанскую грубость, или кутейническую неловкость изощряли наше внимание и к рассказам Сергея Петровича. После, уже в семинарии, нота эта слышалась и у других. Одним из любимых рассказов между школьниками был анекдот о мифическом семинаристе, попавшем к барину в учители или гувернеры, и о похождениях его, не менее потешных, чем похождения по-шехонцев, что вот он, например, сморкнулся в «атмосферу» за неимением платка или заткнул себе скатерть вместо салфетки и, выскочив из-за стола, все потащил, всех залил и перебил посуду. Или анекдот о сельском дьяконе, которого потчевали в одном месте артишоками, в другом фисташками: артишоки он глотал целиком со шкурой, а фисташковые зерна откладывал, по мере того как грыз. «Что вы не кушаете, отец дьякон?» — «Да они все гнилые», — отвечает гость, указывая на багровый цвет зерен. Подобные предания ходят, вероятно, не в одной Московской семинарии, хотя здесь случаев соприкосновения с господскими домами представлялось больше и стремление к светскости говорило сильнее, нежели где-нибудь. В других городах старый быт сохранился долее. Уже в пятидесятых годах москвич, попавший на учительское место во Владимирскую семинарию, рассказывал мне, что туда обычай носить брюки к тому времени еще не доходил. Семинаристы даже в Богословском классе ходили в халатах. Раз он — по крайней мере, так он передавал — предложил одному богослову свои брюки, жилет и сюртук, чтобы тот в приличном костюме отправился на свадьбу, куда его звали. |
| Паддингтон, который до этого момента был поглощён важным делом — как бы прикончить гренки с мармеладом, прежде чем миссис Бёрд уберёт их со стола, — внезапно поперхнулся от удивления. — Три «жы» мистера Карри? — выдавил он, прокашлявшись. Он с любопытством уставился в окно на бельевую верёвку мистера Карри, но, честно Говоря, ничего особенного в ней не увидел. Никаких «жов» — тем более трёх — на ней не оказалось, только кухонное полотенце, пара свитеров да ещё странного и неопрятного вида брюки, которые уныло обвисли — утро было тихое и безветренное. — Это и есть бриджи, — пояснила миссис Браун. — Такие специальные спортивные брюки. В старые времена их носили все игроки в гольф. А теперь их нечасто встретишь! Миссис Браун странное поведение мистера Карри озадачило не меньше, чем их экономку. Мало того что мистер Карри слыл в округе страшным скрягой, он был ещё и скандалистом, занудой и вообще человеком в высшей степени неспортивным. Трудно было вообразить, что он вдруг ни с того ни с сего станет заниматься спортом — тем более таким дорогим, как гольф. — Кстати, о гольфе, — припомнила миссис Браун, отходя от окна, — Генри просил меня достать его клюшки и всё остальное. В гольф-клубе в субботу «открытый день», и он хочет пойти поиграть. Похоже, народу будет уйма, Приедет сам Арнольд Паркер, и не только приедет, но и будет судить некоторые состязания. Не знаю, рискнёт ли Генри состязаться, но, похоже, победителям обещаны очень дорогие призы. Самый ценный приз полагается тому, чей мяч улетит дальше всех, и… — Угу, — вставила на этом месте миссис Бёрд, — дальше можете не объяснять. Уже одной загадкой меньше. Миссис Бёрд предпочитала не совать свой нос в чужие дела, зато во всём любила ясность. — Уж если где забрезжит возможность получить что-нибудь задаром, мистер Карри всегда тут как тут, — хмыкнула она и, подхватив поднос с грязной посудой, удалилась на кухню. Когда миссис Браун, собрав оставшиеся чашки и блюдца, отправилась следом, Паддингтон вскарабкался на стул и с надеждой выглянул в окно. Однако мистера Карри нигде не было видно, и даже хлопки его клюшки по мячу стихли, поэтому Паддингтон разочарованно слез на пол, а через несколько минут побежал в сад, чтобы поподробнее выяснить, что к чему. |
| Мы решили проблему с помощью спортивных штанов, он носил их в школу, на праздники, на отдыхе. Они стали его униформой. В особых случаях он надевал брюки. Иногда он не мог справиться с пуговицей и молнией, и мне приходилось сопровождать его в мужской туалет, что приводило в смущение и сына, и других посетителей. Но я им говорила: «Я вас умоляю. Я все это уже видела». И так мы мучились годами. Минди Шайер с сыном Оливером. Фото: Amy Kuperinsky NJ Advance Media for NJ.com «Хочу носить джинсы, как другие ребята» Когда Оливер пошел в третий класс, я неожиданно поняла, что мы с ним очень похожи. Ему тоже нравилась мода. Однажды он пришел из школы и с уверенностью заявил, что будет носить в школу джинсы, как все другие ребята. Я, конечно, не могла пойти с ним в класс и отвести его в туалет, но я также не могла отказать своему восьмилетнему сыну в желании носить то, что ему нравится. Той самой ночью я разрезала его джинсы. Я вспомнила один свой прием: когда я была беременна и не могла расстаться с любимыми штанами, хотя уже откровенно в них не влезала, то придумала резинку на поясе. Все мамы припоминают этот трюк? Резиночка в петлю, вокруг пуговицы и опять в петлю. Растягивается мгновенно. Я убрала молнию, чтобы он мог самостоятельно надеть джинсы. Распорола боковые швы внизу, чтобы было место для скоб на ногах, и пришила липучки — вы только представьте, открыл — закрыл, так, чтобы брюки прикрыли скобы. Когда я показала Оливеру результат проекта «Умелые руки», он засиял от удовольствия. Он пошел в школу с высоко поднятой головой. Эти джинсы преобразили его. Он мог одеваться самостоятельно, он мог сам пойти в туалет, джинсы дали ему уверенность в себе. В тот момент я еще не понимала, что это был мой первый шаг в мир адаптивной одежды. Адаптивная одежда — это одежда для людей с ограниченными возможностями, престарелых и для любого человека, которому трудно одеть себя. Фото: Richard Corman/Runway of Dreams collection by Tommy Hilfiger Настроение, здоровье и самооценка Адаптивная одежда уже существовала, но не учитывала модные тенденции, поскольку была разработана для медицинских нужд — практичная, но не стильная. И это большое упущение, так как это очень важно. Одежда влияет на настроение, здоровье и самооценку. |
| Перешивали старые платья, брюки — в основном ушивали, конечно. Шили ватные штаны — бабуля, когда рассказывала нам с сестрой, что носили в блокаду всегда смеялась: «Такие бикини-на-ватине, ты себе и представить не можешь…». Бывало, что многие от голода распухали, но эти уже не жильцы были и что-то пошить для себя не просили. Один такой прадедушкин черный (даже в чем-то элегантный, приталенный, с подставными плечами, подкладкой и военными пуговицами), хоть и выцветший от времени, ватник мой папа носил на рыбалку и по грибы вплоть до перестройки. Прочно и толково умела шить баб Дуня! Она и маму сделала модницей — такие платья ей шила из… старого чего-то. Посмотрите мамины юношеские фотографии: Вандербильдша с Элочкой нервно курят в стороне! Горжусь страшно, уж извините за хвастовство… И для дочери своей, бабули, старалась. Только та, как в 42 года все зубы после блокады потеряла, стеснялась совсем уж модное носить. Требовала по возрасту, но — элегантное. Заказ ее выполнялся безукоризненно. Для себя же, странно, баб Дуня шила что-то совсем старушечье, темное, редко в мелкий горошек кофточка, чаще штопала, а не новое себе «сотворяла», как она говорила («сотворим-ка тебе платьеце»). А было ей, если она бабулю родила в 17, то… в 1946 году, когда все нормализовалось более-менее, 59 лет… Бабуля ругалась, что не то, что после войны, а почти сразу после революции прабабушка стала одеваться не как леди, а как деревенская старушка. А у меня руки, как говорила бабуля, не тем концом вставлены — даже брюки подшить прошу подруг или отдаю швее, у самой криво-косо получается. И еще — пару благодарственых слов в честь замечательной немецкой дореволюционной швейной машинки ЗИНГЕР. В блокаду — второй раз она честно и безотказно кормила нашу семью. Первый — сразу после революции, когда прадед с семьей бежал из Питера в деревню под Кингисеппом. И вообще эта машинка подкармливала нашу семью постоянно, пока жива была баба Дуня. Сейчас эта машинка-пенсионерка скромно служит маме, которая ей часто пользуется, если надо подшить что, а то ей все длинное — больше 152 см она так и не выросла. |
| Забирают все, кроме белья, что на тебе очищают, как следует и то, когда им вздумается ночной шмон: врываются охранники в барак и слышно: «подымайся и в конец барака бегом!» Во избежание неприятностей все быстро поднимаются и, если не бегом, то ускоренным шагом уходят в указанном направлении. Охранники начинают делать «шмон», ища, как будто, оружие. Все постели перевернуты, пересмотрены. Заглядывают в более крупные щели, прощупывают полы пиками, нет ли подкопов, для побега, не взорваны ли полы. Нет ли запасов хлеба, сухарей, сахара, соли и пр. нужное для беглецов – металлические ложки, карандаши, бумага и все, что по их мнению лишнее для лагерника, отбирается. Кончив с этим, они начинают осмотр людей. Руки их змеей ползут по твоему толу. О, как неприятно их прикосновение, а они ползут по всему толу, облапывают, ощупывают всего тебя, все швы белья, и чуть ли не все внутренности твои» Обыск считают – дело доходное. Обыск кончен. Люди возвращаются к своим постелям, проклиная тиранов, но огорчению нет края, когда они констатируют недостаток каких либо вещей, необходимых для лагерника и отобранных незаконно, что часто случается. Обмундирование В последнее время мы получали обмундирование два раза в году. Осенью зимнее: бушлат, фуфайку, ватные брюки, шапку, валенки и пару портянок. Весной зимняя одежда отбиралась и выдавалась летняя: оставался бушлат или фуфайка, выдавалась летняя блуза, летние брюки, ботинки, зачастую чиненные (старые) и пара летних портянок. Куски белой материи размером в 20х15 см., номером твоего лаг. отдела. Пришивались они на спине, на правом рукаве выше локтя и брюках – выше колена. Без этого номера ни один конвой не хотел принимать лагерника при выходе на работу. Последнее время выдавалось по две пары белья. В бане его меняли после 10-ти дней. Стирали в прачешной, но нередко и сами. Баня и банообработка происходили через 10 дней, иной раз и реже. В 1951 году выдавали к матрацам – простыни и наволочки. Кражи и вычеты Кражи были очень часты и то всего, что попадалось под руку вора, чему способствовали и охранники лагеря. |
| — Понятно, — кивнула Апраксина. Она продолжила восстановление текста уже просто по смыслу, и у нее получилось следующее: …срочно требуется опытная сиделка… …к престарелой больной со знанием… предоставляется отд. комн. в загородном доме …м, ФРГ. Оплата по соглашению Она перевела получившийся текст инспектору. — Браво! — воскликнул тот. — Погодите. Это не стопроцентно достоверно, у меня есть сомнения. При составлении подобных объявлений делают совершенно немыслимые в других текстах сокращения. Она подумала еще и кое-что изменила в тексте. Теперь первая и вторая строчка выглядели так: Срочно требуется опытная сиделка по уходу за престарелой больной со знанием… — Здесь мог быть указан любой язык: румынский, мальгашский, но, скорее всего, конечно, немецкий или русский или даже оба. Инспектор следил за нею, напряженно хмуря лоб. — Графиня! — взмолился он. — Неужели вы всерьез думаете, что моих убогих случайных познаний в русском языке хватает, чтобы следить за цепью ваших рассуждений? — А от вас никто этого и не ждет, инспектор. Вы присутствуете, ждете от меня чудес, как всегда, и этого вполне достаточно, чтобы стимулировать мою мысль. Вы ведь верите в то, что мы найдем убийцу? — Конечно, без всяких сомнений! — Вот и отлично. Пока это все, что требуется от вас на данном этапе. Теперь я должна буду отправиться в русскую библиотеку и просмотреть все номера «Русской мысли» за… Понятия не имею, за какое время! На нашей «русалочке» были светлые летние брюки, как помнится? — Да, узкие спортивные брюки из плотной холстины. — Она могла носить их постоянно, могла надеть их в первый раз в этом году, и тогда это прошлогоднее объявление, но могла не носить их вообще год или два, и тогда моя задача усложняется. Современная одежда — это нечто непредсказуемое! Начнем с того, что у всех ее просто слишком много: я знаю дам, которые понятия не имеют, что именно хранится у них в шкафах с одеждой! — С моей женой точно такая же история, — кивнул инспектор. — Ну вот видите!.. И даже молодежь не так уж слепо следует сезонным и годовым изменениям моды. Кстати, а сколько лет было этой девушке, что на этот счет говорит экспертиза? |
| — Кого еще? — шевельнул губами Лешка. — Талгата. — А дед? Деда как? — Дед никак. — Сашка помолчал, поник. — И Булдаков из боя не вернулся. — Гриша… Гриша Хохлак? — Гриша?! — обрадовался санинструктор. — С Гришей порядок. Рана у него открылась. Нелька его снова в госпиталь погнала. — Хо-ро-оо-шо, — прошелестел губами Шестаков. — Пи-ыть, пи-ыть… Вечером Шестакова вытащили из оврага, занесли в блиндаж полковника Бескапустина. Голова и лицо Лешки были сплошь забинтованы, бинты пугающе белели в чуть освещенном блиндаже. Медленное дыхание его едва касалось реденькой, слабо вьющейся растительности над губой. Щусь, вызванный на летучку в штаб полка, отвернул плащ-палатку, взглянул на окровавленные бинты, которыми было обмотано лицо Лешки, покрутил головой, подавляя громкий вздох. “Это я, тезка, Щусь, комбат. Как ты, дорогой?” — прокричал он будто глухому. Лешка что-то силился сказать. Щусь встал на колени, подставил ухо к жарко дышащему ртом раненому: — Живы будем — не помрем… Свирепствовал полковник Бескапустин, взывая о милости к левому берегу, кого-то вежливо и настойчиво убеждал Понайотов, не выдержал с переднего края прорвавшийся Щусь, затребовал к телефону доступного ему начальника, Нельку Зыкову. — Эй, ты, действующая медсила! Нелька! — со свистом дыша, сквозь зубы, задушенно говорил он. — Если Талгата и Шестакова не возьмете, сволочью мне быть, кто мне первый попадется под руку из вашей конторы — застрелю! — Стреляло какой! — огрызнулась Нелька.Ты как переправился, так реки и не видал, что на ней делается, не знаешь!.. — Я те сказал! — Сказал, сказал… Нелька все-таки продралась на правый, на гибельный берег. Суровая, в суровую робу одетая, самой же ею придуманную, — война научила Нельку не только биться за свое женское достоинство, не только раненых спасать, но и себя обихаживать в полевых условиях, да попутно и ребенка своего — сестру ли — Фаю сохранять. Фая шила на себя и на Нелю, не очень изящно, зато ладно, к обстановке подходяще. Сама Фая ходила в военной форме, лишь вместо юбки носила мужского покроя брюки из немецкой пестрой плащ-палатки. Нелька одета по-походному: поверх военной формы у нее такие же, как у Фаи, пестрые брюки, заправленные в сапоги, курточка из того же плащ-палаточного брезента, под курточкой, шнурком на талии затянутой, стеженная безрукавка, с правого бока из-под куртки свисал конец кожаной кобуры с пистолетом тэтэ, всегда смазанным, заряженным, стоящим на предохранителе. Разное начальство пробовало указывать Нельке на нарушение военной формы. “Бабе своей указывай!” — отшивала она начальство, не глядя на ранги. |
| Гриша, коренастый, с копною темных взъерошенных волос и с суровым выражением лица, пилил в это время какую-то дощечку, прижав ее коленкой к сиденью стула. Он несколько удивился, узнав в пришельце Олега Волошина, с которым он учился в параллельных классах и с которым почти не был знаком. Гриша выпрямился и, заправляя рубаху в штаны, молча уставился на гостя. – Здравствуй, Уточкин, – сказал тот, прикрыв за собой дверь. – Ты но удивляйся, что я к тебе пришел. У меня к тебе одна просьба. – Ну? – коротко спросил Гриша. – Ты мог бы помочь мне дрессировать собаку? Гриша всегда был готов взяться за любое дело, но говорить много не любил: – Мог бы. А как? – Понимаешь, я ее дрессирую на собаку охранно-сторожевой службы. Я уже научил ее ходить рядом, садиться по команде, ложиться… Теперь я с ней отрабатываю команду “фасс”… Чтобы она бросалась, на кого я прикажу. А для этого нужен ассистент, совсем незнакомый для собаки человек. – Чтобы она на него бросалась? – Ага. Мы ее уже дрессировали с ребятами нашего класса, и она очень хорошо на них бросалась, но теперь она с ними перезнакомилась и больше не бросается. А надо закрепить рефлекс. Вот я тебя и прошу… Гриша в раздумье почесал широкий нос: – А если покусает? – Во-первых, я ее буду держать на поводке, а во-вторых, ассистент надевает защитную спецодежду. – Олег развернул стеганку и вынул из нее такие же драные ватные штаны. – Со мной все мальчишки из нашего класса ее дрессировали, а она только одного Сережку Лаптева немножко укусила. Согласен? – Согласен. А где твоя собака? – Я ее на лестнице оставил, чтобы она не знала, что мы с тобой знакомы. Я сейчас выйду с ней и буду ждать тебя на Тихой улице. А ты надевай спецодежду, приходи туда и подкрадывайся к Пальме, как будто злоумышленник. Ладно? – Ладно. Иди! Олег удалился. Гриша надел кепку и принялся облачаться в спецовку. Это оказалось делом нелегким, потому что брюки были огромных размеров. Стянув их ремнем под мышками и завязав тесемочками у щиколоток, Гриша стал похож на очень большую, диковинной формы гармошку. Ватная куртка, которую он надел, несколько поправила дело: свисая ниже колен, она почти совсем скрыла брюки. Рукава, болтавшиеся сантиметров на двадцать ниже кистей рук, Гриша засучивать не стал. |
| Это был личный сейф диктатора. Но вместо золота или бумаг здесь находилось нечто гораздо более ценное для Гарина: привезённый из Европы и сначала тайно содержавшийся на Золотом острове, затем – здесь – в потайных комнатах дворца, третий двойник Гарина – русский эмигрант, барон Корф, продавший себя за огромные деньги. Он сидел в мягком кожаном кресле, задрав ноги на золочёный столик, где стояли в вазах фрукты и сласти (пить ему не разрешалось). На полу валялись книжки – английские уголовные романы. От скуки барон Корф плевал косточками вишен в круглый экран телевизорного аппарата, стоявшего в трёх метрах от его кресла. – Наконец-то, – сказал он, лениво обернувшись к вошедшему Гарину. – Куда вы, чёрт вас возьми, провалились?.. Слушайте, долго вы ещё намерены меня мариновать в этом погребе? Ей-богу, я предпочитаю голодать в Париже… Вместо ответа Гарин содрал с себя ленту, сбросил фрак с орденами и регалиями. – Раздевайтесь. – Зачем? – спросил барон Корф с некоторым любопытством. – Давайте ваше платье. – В чём дело? – И паспорт, все бумаги… Где ваша бритва? Гарин подсел к туалетному столику. Не намыливая щёк, морщась от боли, быстро сбрил усы и бороду. – Между прочим, рядом в комнате лежит человек. Запомните, это ваш личный секретарь. Когда его хватятся, можете сказать, что услали его с секретным поручением… Понятно вам? – В чём дело, я спрашиваю? – заорал барон Корф, хватая на лету гаринские брюки. – Я пройду отсюда потайным ходом в парк, к моей машине. Вы запрячете секретаря в камин и пройдёте в мой кабинет. Немедленно вызовите по телефону Роллинга. Надеюсь, вы хорошо запомнили весь механизм моей диктатуры? Я, затем мой первый заместитель – начальник секретной полиции, затем мой второй заместитель – начальник отдела пропаганды, затем мой третий заместитель-начальник отдела провокации. Затем тайный совет трёхсот, во главе стоит Роллинг. Если вы ещё не совсем превратились в идиота, вы должны были всё это вызубрить назубок… Снимайте же брюки, чёрт вас возьми!.. Роллингу по телефону скажите, что вы, то есть Пьер Гарин, становитесь во главе войск и полиции. Вам придётся серьёзно драться, милейший. |
|
|
