| Приобретенным богатством и косожеским народом в подданстве надменный, Мстислав распростер свои желания ко владениям Ярославлим, видя, что едва не вся Российская держава после погибели прочих братей под его повелительством. Для того, не бывшу в Киеве Ярославу, но в Новегороде, внезапно приступил к первопрестольному городу, 153 однако ради сильного отпору отступил и, заняв Чернигов, сел в нем на княжении. Обыкновенное из Новагорода к варягам прибежище снова служило Ярославу к замене новогородцев, которые хотя много сами собою, однако больше наемными людьми воевали и, вместо пролития своей крови, деньгами отсыпались. Якун, славный варяжский полководец, с великим войском пришел к Ярославу на помощь из-за моря. Итак, совокупясь достигли в поле на Мстислава. Сей поставил наперед против варягов северян, а за ними стал сам с отборным войском. К ночи наступила грозная туча с сильным дождем, молнией и громом. В таковом ужасном движении воздуха повел передние полки Мстислав против войск Ярославлих. Варяги, бившись наперед с северянами, весьма утрудились, что приметив, Мстислав ударил на усталых с отборными. Сверкающим молниям отсвечивал блеск оружия, треск и крик, между громом и шумом сильного дождя мешаясь, умножал грозу тоя ночи. Смутное время, хитрость и храбрость Мстиславова понудила Ярослава и Якуна к бегству. По восхождении солнца объезжая место побоища, победитель веселился, что его северяне лежат, каждый имея подле себя убитого варяга, а отборные полки все в целости. По сей победе, довольствуясь преимуществом в храбрости, послал сказать Ярославу: „Ты мне брат старший. Сядь в Киеве на отеческом великом княжении; мне одна сторона Днепра довольна будет”. Невзирая на то, не доверялся Ярослав до совершенного замирения и пребывал в Новегороде; в Киеве сидели его наместники. По конечном устроении с братом мира и по завоевании чуди и других несильных народов, при внутреннем прежде нестроении отделившихся, пользуясь домашним покоем, построил в Ливонии город, назвал Юрьевым в свое при крещении данное имя, что служило к легкому упражнению войска, дабы не впало в уныние. Любовь между обоими братьями умножилась согласным походом в Польшу 154 и победоносными знаками достигла совершенного союза, ибо по смерти Болеслава Храброго совокупно воевали Польшу и к России возвратили Червень с волостьми, что отнял Болеслав, возвращаясь из Киева от Святополка. Наконец, нечаянною на охоте Мстиславлею смертию осталось одному Ярославу всероссийское самодержавство. |
| В Свящ. Римской империи К. с. называли инсигнию герм. королей и императоров. Как правило, ее не отождествляли с копьем, которым римский воин пронзил тело Христа, однако, по преданию, в нее были вмонтированы гвозди, использованные при распятии Христа. Инсигния хранится в Венской сокровищнице; ее копия, подаренная имп. Оттоном III польск. кн. Болеславу I Храброму ,- в музее кафедрального собора на Вавеле в Кракове (краковское К. с. содержит частицу св. гвоздя). Венское К. с. представляет собой наконечник стального копья длиной 50,7 см, сломанный посередине и скрепленный железными и серебряными накладками, поверх к-рых наложено покрытие из листового золота. На серебряных накладках, созданных при имп. Генрихе IV (1084-1106), сохранилась посвятительная надпись; золотое крепление было добавлено при имп. Карле IV (1355-1378). Материал и форма копья указывают на то, что предмет был изготовлен в VII-VIII вв. Во 2-й пол. VIII в. или нач. IX в. в верхней части наконечника было сделано отверстие, в к-рое вмонтировали и закрепили серебряной проволокой железный шип (по преданию, фрагмент св. гвоздя). Происхождение и первоначальная форма шипа не установлены. Возможно, это был обоюдоострый шип в виде 2 гвоздей, скрепленных шляпками, или бронзовый медицинский зонд. Копье святое. IX в. (ризница кафедрального собора на Вавеле, Краков) Копье святое. IX в. (ризница кафедрального собора на Вавеле, Краков) Самое раннее упоминание о герм. К. с. содержится в «Антадопосисе» Лиутпранда Кремонского . Приведя легенду о том, что К. с. некогда принадлежало имп. Константину Великому, историк выразил скептическое отношение к этим сведениям (1-м достоверно известным ему владельцем инсигнии был гр. Самсон из Сев. Италии). Во время восстания против кор. Беренгария Фриульского (888-924) североитал. знать пригласила на царство Рудольфа II, кор. Бургундии (912-933), к-рому вручили К. с. как символ власти ( Brackmann. 1937; Hlawitschka. 1960). По свидетельству Лиутпранда, благодаря этой реликвии Рудольф II одержал победу над войском герм. кор. Генриха I Птицелова (919-936). Впосл. Генриху I удалось получить К. с. от Рудольфа II в обмен на земли в Швабии и крупную денежную выплату. Видукинд Корвейский утверждал, что К. с. находилось во владении герм. короля уже при Конраде I (911-918), но это свидетельство скорее всего ошибочно ( Hofmeister. 1908; Schramm. 1955). Согласно Лиутпранду, со времени Генриха I К. с. хранилось в Германии и рассматривалось как символ власти королей и императоров. Однако описанный историком предмет не полностью соответствует реликвиям, хранящимся в Вене и Кракове: на наконечнике, имевшем «в середине... отверстия по обеим его сторонам», были закреплены 2 св. гвоздя, сложенные в форме креста ( Лиутпранд Кремонский. Антаподосис: Книга об Оттоне: Отчет о посольстве в К-поль/Изд. подгот., пер.: И. В. Дьяконов. М., 2006. С. 84-85). |
| «Tunc in confinio praedictae regionis (Prussiae) et Russiae cum praedicaret, primo ab incolis prohibetur, et plus evangelizans, capitur, deindeque... decollatur cum suis decem et octo [Когда он проповедовал в области, смежной с указанной (Пруссией) и Русью, местные жители поначалу препятствовали ему; он же продолжал нести Благую Весть, был схвачен и затем обезглавлен с 18-ю своими людьми» (лат.)] (apud Baron. Loc. cit. Это письмо Бруно, которое прежде известно было только из примечаний Лаппенберга к Хронике Дитмара (в Monument. German., изд. Перцем. 6. С. 812. Прим. 18 и с. 834. Прим. 30 недавно издано в подлинном тексте и русском переводе г. Гильфердингом (первоначально в 1-й кн. Русской беседы, а потом и в отдельных оттисках под заглавием «Неизданное свидетельство современника о Владимире святом и Болеславе Храбром». Москва, 1856 Kulesz. Wiara prawoslawna. P. 55–57 «...Regis fuerat consanguineus... cum in capella regia moraretur... et caet. [Был кровным родственником императора... когда пребывал членом королевской капеллы (т. е. придворного клира и канцелярии.— Прим. перев.)... и проч.» (лат.)] (Damiani Vita Romualdi. C. VIII. 40 in Act. SS. Februar. T. 2. P. 112 «Deinde iam monachus factus — tanta se abstinentiae frugalitate constrixit, ut... Cum vero post diuturnam eremiticae conversationis vitam ad praedicandum iam ire disponeret, Romam primum pergere studuit... [Затем, уже сделавшись монахом, он смирял себя таким строгим воздержанием, что... Когда же, после долгих лет отшельнической жизни, он решил встать на путь проповедничества, то сперва возжелал отправиться в Рим...» (лат.)] (ibid. 41, 42). «...Post martyrium B. Adalberti... [после мученичества блаж. Адальберта» (лат.)] (ibid. 44). А о времени кончины этого Адальберта см.: Baron. Annal. eccles. ad an. 997 in t. 10. P. 906 Vid. ibid. not. ad c. VIII sub littera «Е». P. 113–114. Des Deutschen Reichs-Archiv., Specileg. Eccles. Th. 1. Band. XVI. S. 10, 14, 16, 18, 19 Морошкин. Историко-критич. исслед. С. 49, 50, 116 |
| Он получил от него в подарок славного коня; но променял его на осла, считая это животное удобнее для своей езды. Есть другие известия о монахах, присланных в Польшу по просьбе императора Оттона Ромуальдом, которые для предназначенной им цели с величайшим трудом учились славянскому языку. Наконец упоминается о пустынниках, проповедовавших божественное слово в Польше и предпринимавших оттуда поездки в Богемию и Венгрию. 289 Все это доказывает, как Болеслав был усерден к распространению в Польше римско-католического вероисповедания. Действуя так, он имел главным образом в виду мирские цели, зная, что западная образованность, к которой он хотел приблизить народы, подвластные его скипетру, основана преимущественно на римско-католическом вероисповедании. И потому-то он везде распространял ее, но без насилия, не позволяя духовенству, которое, впрочем, очень уважал, никаких злоупотреблений. По примеру германцев, он старался в завоеванных странах утверждать власть свою введением духовной иерархии. Таким образом покоривши любушскую землю на Эльбе, он основал там епископство; но этим кажется вооружил против себя туземцев, не видевших никакого различие между целью завоеваний Болеслава и германцев, и они, питая издавна нерасположение к христианству, возненавидели соплеменников своих, усиливавшихся обратить их в эту веру, так точно, как германских наездников. Это было поводом к тому, что и в Польше проявлялось по временам нерасположение к римско-католическому вероисповеданию при жизни Болеслава Храброго и позднее, особенно при королях, не умевших, так как он, действовать. Это было также причиною нелюбви к полякам поморян и того, что долгое время христианство не могло утвердиться между ними. Так как предмет этот находится в тесной связи с судьбой христианской церкви в Польше после Болеслава, то и следует войти в некоторые подробности. Уже в первой половине VIII века, именно в 747 году, являются следы христианства, введенного у поэльбских славян римско-католическими священниками. 290 Нельзя допустить, по крайней мере, история не говорит о том, чтобы эти славяне восставали тогда против своих наставников. |
| Во время Неклана, 375 лучанский князь Властислав несколько раз ходил войною на Чехов, опустошал огнем и мечем не только собственную область их, но и области Лемучей, бывших в союзе с Чехами. Чтобы держать Лемучей в постоянном страхе и покорности, он построил между двумя жупами – белинскою и лютомерицкою – крепость, названную, по его имени, городом Властиславом. Гордость завела его так далеко, что он задумал овладеть и всею Чехией. Князь чешский Неклан, трусливый, как заяц, по словам Косьмы, быстрый на ноги, как леопард, ужаснулся страшной войны и, притворившись больным, заперся в Левом-Градце, поручивши войско храброму полководцу Честимиру (по песне), или Тыру (по Косьме). На поле турском произошла решительная битва Лучан с Чехами. Властислав был убит, и его войско уничтожено. Чехи пошли в область Лучан, разрушили в ней города и собрали много добычи. Но Неклан не имел намерения подчинить себе Лучан; он приказал только разрушать их крепости, и, чтобы поставить Лучан в невозможность вредить на будущее время князьям чешским, построил для них новый город, Драгуш, в долине реки Огры. У них сохранялось даже княжеское достоинство; Неклан заботился о воспитании сына Властиславова, поручив мальчика своему бывшему учителю. 376 Но вскоре за тем сын Властислава был убит, и пять жуп колена Лучан получили устройство, соответственное устройству прочих областей, непосредственно подчиненных князю чешскому. При вступлении на чешский престол Болеслава I, мать его, Драгомира, 377 убежала к Хорватам; князь посылает за ней в погоню, но посланные не могли догнать её. Из этого можно видеть, что Драгомира тогда считала себя безопасною в пределах Хорватов и что Болеслав не мог оттуда достать её: то и другое предполагает независимость хорватского колена за то время. Во всей истории первых чешских князей встречаемся мы с явлениями, имеющими то общее основание, что князьям земским приходилось вести внутреннюю борьбу с сильными коленными князьями и смелыми жупанами. Внутренние раздоры в стране часто вели к внешним столкновениям, так как недовольные князья и жупаны обыкновенно искали поддержки у Немцев. |
| При такой щедрости ко всему народу, Болеслав оказывал еще более расположения к своему верному рыцарству, товарищам в войне и боевых трудах, главным исполнителям его великих замыслов. Он желал, чтобы как можно численнее было его рыцарство, пополнял ряды его немецкими, угорскими, славянскими и печенежскими удальцами. Каждый пришлец, отличившийся своими военными способностями, становился уже не рыцарем только, но сыном короля; если с которым из них случалось несчастье потерять коня или что-нибудь подобное, он с избытком вознаграждал утрату и так говорил окружающим: «Если бы можно было такого храброго воина откупить от смерти, то и жадную смерть я бы обременил богатствами, чтобы сохранить такой цветок в моем отважном рыцарстве». 796 Каждого рыцаря знал король и поощрял к бою по имени; «если рыцарь обвинен был в каком преступлении, король посылал за ним, принимал к себе на лицо, приглашал к столу и не приступал к допросу в тот день, но или в следующий, или на третий день». 797 И так дорожили королевским вниманием, что запрещение являться ко двору принимали за наказание, равное смерти или темнице. 798 Сам король любил веселое общество, пиры и забавы. Сорок столов обыкновенно накрывалось для его гостей. За главным столом сидит сам Храбрый с избранными товарищами и советниками; число их было двенадцать. 799 Между ними мы видели «возлюбленного аббата его» Туни, ловкого дипломата Стоигнева, брата св. Войтеха, Собебора и в Киеве вошедшего к нему в доверие, священника Анастаса. Вместе с ними сидят жены придворных сановников, и во главе их умная и догадливая королева Кунильда, много сделавшая добра и сдерживавшая порывы своего раздражительного мужа. 800 Мужчины и женщины одеты в драгоценные шелковые одежды, особенно последние блистали золотом и дорогими камнями. Тут, за столом, передавая из рук в руки круговую чашу, рассуждали о государственных делах, о прежних подвигах; тут размягчалось королевское сердце, вспоминал он о старых товарищах, осужденных им на смерть в порыве гнева. 801 Тогда «достопочтенная королева» тихо касалась его рукою и нежно спрашивала: «А рад ли бы ты был, если бы какой святой воскресил их от смерти»? – Король отвечал: «Я ничего бы не пожалел, если бы кто возвратил им жизнь и детей их освободил от несчастной доли сиротства». А королева нередко вырывала из рук палача осужденных ему жертв и сохраняла им жизнь. Теперь, пользуясь минутой, с улыбкой признавалась она в своей благочестивой хитрости; и, вместе со всеми двенадцатью советниками и женами их, падала королю в ноги, чтобы испросить милость его к виновным, а король с поцелуем подымал её с земли и бывал очень доволен. 802 |
| О внешнеполитической деятельности В. С. после Крещения имеются лишь разрозненные сведения. Они создают впечатление, что на смену чрезвычайной военной активности В. С. языческого периода приходит политика, направленная больше на удержание и стабилизацию достигнутого. Надо полагать, что Крещение и женитьба В. С. на сестре правивших императоров повели к максимальному повышению статуса киевского князя и Руси в идеальной визант. иерархии государей и гос-в: от нейтрального, внеположного по отношению к этой иерархии титула «князь и т. п.» (αρχων) до включения В. С. в число «духовных» (πνευματικοι) родичей визант. василевсов. Однако полной ясности в этом вопросе нет из-за отсутствия прямых указаний на этот счет в источниках. Несомненно неблагоприятный для Руси договор с Византией, к-рый был вынужден подписать Святослав после своего поражения в 971 г., при В. С. был пересмотрен, хотя текст нового договора в отличие от более ранних не сохранился. Ясно лишь, что к Руси перешла непосредственная власть над Керченским прол. и прилегающими землями (Тмутараканское княжество). Союз В. С. с Византией обусловил, по свидетельству анонимного визант. тактикона того времени, участие рус. войск в болгаро-визант. войне в 90-х гг. X в. (Traité de tactique, connu sur le titre «Traité de castramétation rédigé à ce qu " on croit»/Ed. A. Martin. P., 1898. P. 29, 39, 51), a также, вероятно, какие-то перемены в положении и численности рус. наемного корпуса на визант. службе, действия к-рого источники фиксируют в 999 г. в Сирии ( Розен. Имп. Василий Болгаробойца. С. 40), а в 1000 г.- в Армении (Всеобщая история Стефаноса Таронеци. С. 200-201). Поход В. С. в 992 г. к русско-польск. пограничью, к-рый кроме ПВЛ упоминается также в нем. Хильдесхаймских анналах (Annales Hildesheimenses/Ed. G. Waitz. Hannover, 1878. P. 25), закреплял в связи со вступлением на польск. трон нового кн. Болеслава I Храброго приобретения Руси, сделанные здесь ок. 980 г. Совет кн. Владимира с Добрыней. Заключение Владимиром мира с волжскими булгарами в 985 (или 986) г. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 48) |
| Вероятно, большая часть древних оружии и броней Монголо-Татарских, Турецких, Литовских, Польских и Ливонских, составляют трофеи Русского воинства. О победах над Швецией свидетельствуют барабаны, трубы и литавры, взятые на Полтавской битве 1709 года и носилки, или зенфта Карла XII, (И) также дротики от Шведских знамен. Вот шпага и палаш, одна с гербом, 1700 г., а другой с вензелем Карла XII и надписью: Vivat Carolus гех Sueciae; офицерские значки с вензелем его же. В 1737 году, как выше замечено, много сгорело знамен и ружей, отнятых Русскими у Шведов. О судьбе Польши напоминают знамена и штандарты, пожалованные Польским полкам Императорами Александром I и Николаем I, знамена мятежнические 1831 года, в числе коих одно с надписью: L’Empereur Napoléon au régiment Polonais. Там же хранятся ключи от Польской крепости Замостья и в бронзовом ящике подлинная конституция Польского царства, подписанная в 1817 году Императором Александром I. Среди сих трофеев достопамятны дары Парижан своему Военному Губернатору, в 1814 году, Русскому Генералу, в последствии Фельдмаршалу, Князю Сакену: шпага с бриллиантовыми украшениями, богато отделанный карабин и пистолеты, хранящиеся в ящике. На трехгранном клинке шпаги вырезано: Paix 1814. La ville de Paris au Général Sacken. Свидетелями побед Русского оружия над Турцией и Персиею: 1) Ключи от Турецкой крепости Браилова в Валахии, взятой Русскими 1809 г. 2) Байрак, или знамя Турецкой крепости Варны в Булгарии, в 1828 г. 3) Трон Аббас-Мирзы с надписью на медной дощечке: Трон Наследника Персии Аббас-Мирзы, завоеванный при вступлении Российских войск в Тавриз в 1827 году. Под знаменами Польскими сделана, по Высочайшему повелению, следующая надпись: Александр I, Благодетель Польши, пожаловал знамена сии своей Польской армии. Великодушию отвечала измена. Храбрая верная Российская армия знамена сии возвратила, взяв приступом и пощадив Варшаву 25 и 26 Августа, 1831 года. К трофеям, взятым из Польши, принадлежат: Портреты 22-х Польских Королей, с Болеслава Храброго до Фридерика Августа, писанные Бакчиарелли, из Варшавского Королевского замка. |
| Мечислав возвратился на престол, однако не мог поправить свои дела и признал себя вассалом императора Конрада II. Если западные соседи воспользовались смертию Храброго, чтобы отнять у Польши его завоевания, то и русский князь должен был также воспользоваться этим удобным случаем. Еще при жизни Болеслава, в 1022 году, управившись с Брячиславом полоцким, Ярослав ходил осаждать Брест, удачно, или нет - неизвестно; возгоревшаяся в это время борьба с Мстиславом тмутараканским не могла позволить Ярославу продолжать свои неприязненные движения на Польшу; но, помирившись с Мстиславом в 1030 году, Ярослав снова предпринимает поход на Польшу, и берет Бельз. В следующем 1031 году оба брата - Ярослав и Мстислав собрали много войска и выступили в Польшу, взяли опять города Червенские, и повоевали Польскую землю, много ляхов привели и разделили между собою, говорит летописец. Дурно было положение Польши при Мечиславе II, но еще хуже стало по его смерти, последовавшей в 1034 году. Дружина княжеская имела возможность усилиться при слабом Мечиславе, и еще более по смерти последнего, когда вдова его, Рикса, урожденная принцесса пфальцская, приняла опеку над малолетним сыном своим, Казимиром. Рикса не имела силы дать значение ослабленной при Мечиславе княжеской власти, сдерживать стремления вельмож, а окружила себя своими единоплеменниками, которым дала большое значение в государстве, в ущерб природным полякам. Это оскорбило народное чувство последних; Рикса была изгнана, и опека над малолетним князем перешла в руки вельмож, по неимению других родичей. Здесь мы видим начало того значения польского вельможества, с каким оно является во всей последующей истории этой страны. Когда Казимир вырос, и вельможи стали бояться, чтоб он, взявши власть в руки, не отомстил им за мать и вообще не уменьшил бы приобретенного ими значения, то они выгнали и его. Польша увидала в челе своем олигархию; знатнейшие роды изгнали слабейшие или подчинили их себе; но не могли ужиться между собою в мире и тем погубили свое дело, произвели анархию, которой следствием было то, что низшее народонаселение - смерды или кметы восстали против шляхты, начали истреблять господ своих, брать их жен и имущество себе. |
| Безопасная от насильственного влияния империй Римско-Греческой и Римско-Германской, древняя Русь была безопасна от насильственного влияния и других соседних народов: Польша и во времена могущества своего постоянно сдерживалась Западом, принуждена была постоянно смотреть в ту сторону, притом же силы двух юных государств были одинаковы, Польше не удалось утвердить своего влияния на востоке и при Болеславе Храбром, тем менее она могла иметь средств к тому после его смерти. Дикие литовцы и ятвяги могли только беспокоить русские границы своими набегами. В Швеции вследствие появления там христианства началось разложение древних языческих форм жизни, сопровождаемое внутренними волнениями, уничтожившими для народа и князей его возможность действовать наступательно на соседние страны. С Востока, от степей Азии, нет так же сильных напоров, могущих вырвать с корнем основы новорожденного общества, как некогда наплыв гуннский уничтожил в этих странах владение готов. Так с самого начала уже оказывалось, что из всех славянских государств одному русскому суждено было самостоятельное существование в Европе. В заключение мы должны обратиться к вопросу, который так долго господствовал в нашей исторической литературе, именно к вопросу о норманском влиянии. Участие скандинавских племен, или варягов, в начальном периоде нашей истории, несомненно, ясно с первого взгляда. Первоначально областью Русского государства был путь от варягов в Грецию и бесспорно, что этот путь открыт варягами задолго до половины IX века; бесспорно также, что явление, знаменующее в истории Северо-Восточной Европы половину IX века, соединение северных племен славянских и финских под одну власть, произошло вследствие столкновения этих племен с племенем скандинавским вследствие владычества варягов в этих странах. Первые призванные князья были из рода варяжского, первая дружина состояла преимущественно из их соплеменников; путем варяжским движутся северные князья на юг; в борьбе с югом, с греками, восточными степными варварами, Польшею русские князья постоянно пользуются варяжскою помощию; варяги - первые купцы, первые посредники между Северною и Южною Европою и Азиею, между славянскими племенами и греками, они же главным образом посредничают и при введении христианства в Русь. |
|
|
