| В силу данных обстоятельств апостол Павел решает послать своё Послание в Коринфскую Церковь , в котором предельно ясно и чётко выстраивает три основные линии: 1 . В первых шести главах Послания апостол прилагает все усилия, чтобы устранить раздоры внутри Церкви и добиться единства коринфян. 2 . Начиная с седьмой главы и далее, апостол подробно разъясняет коринфянам интересующие их вопросы. В греческом тексте они предваряются словосочетанием περ δ (рус. пер. «а теперь что касается»). 3 . И наконец, в 15-й главе апостол обосновывает доктрину воскресения из мёртвых, которую некоторые опровергали. Те ситуации, в которых оказывались первые христиане Коринфа, – проблемы, конфликты, споры, а также вопросы, которые они задавали, и какой ответ получали от апостола Павла, – всё это крайне полезно преломлять в реальность современной жизни, чтобы сделать выводы для себя как христианина и обрести представление об истинной миссионерской деятельности. Через тысячелетия апостол Павел на примере собственного опыта даёт нам уроки миссионерского служения. Урок первый Апостол Павел, очень образованный для своего времени человек, тонкий психолог, дипломат, все силы отдавал на то, чтобы как можно больше людей привести ко Христу. Каждое своё Послание он начинает с проэмия – молитвы к Богу за адресата. Отчасти это был эпистолярный стиль того времени, ближневосточная, палестинская традиция – в начале послания выражать благодарность читающему (или читающим), что нередко превращалось в грубую, неприкрытую лесть. Далее обычно присутствовала просительная молитва к какому-либо богу даровать адресату здравия, счастья и т. д. Но апостол Павел нарушает общепринятый формальный тон, и мы видим у него не просто ходатайство и не просто просительную молитву, а благодарение Богу, евхаристию: Непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, потому что в нём вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием, – ибо свидетельство Христово утвердилось в вас, – так что вы не имеете недостатка ни в каком даровании, ожидая явления Господа нашего Иисуса Христа, Который и утвердит вас до конца, чтобы вам быть неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа ( 1Кор.1:4–8 ). Таким образом, узнав о многочисленных проблемах в коринфской общине, апостол не спешит выразить своё неудовольствие происходящими отступлениями от истины среди христиан. Наоборот, он находит весьма сердечные слова благодарения Богу за излитую Им на коринфян благодать, как бы подчёркивая тем самым, что ничто не может омрачить его добрые отношения с Коринфской Церковью . Он с первых же строк заверяет коринфскую общину, что он их верный пастырь и ходатай пред Господом, что он постоянно благодарит Бога за них и, несмотря ни на что, они навсегда останутся его похвалою ( 2Кор.1:14 ). |
| Вновь и вновь звучат инвективы в адрес «хозяев жизни», жирующих за счёт ограбления населения: «Вы, которые лежите на ложах из слоновой кости и нежитесь на постелях ваших, едите лучших овнов из стада и тельцов с тучного пастбища, поёте под звуки гуслей, думая, что владеете музыкальным орудием, как Давид, пьёте из чаш вино, мажетесь наилучшими мастями и болезнуете о бедствии Иосифа! За то ныне пойдут они в плен во главе пленных, и кончится ликование изнеженных» (Ам. 6:4–7). «Выслушайте это, алчущие поглотить бедных и погубить нищих, вы, которые говорите: “когда-то пройдёт новолуние, чтобы нам продавать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы, уменьшить меру, увеличить цену шекеля и обманывать неверными весами, чтобы покупать неимущих за серебро и бедных за пару обуви, а высевки из хлеба продавать”. Клялся Господь славою Иакова: “поистине вовек не забуду ни одного из дел их”» (Ам. 8:4–7). Осия, обличитель идолопоклонства Младшим современником Амоса был Осия. Тучные года сменились тощими, изменилась и военно-политическая ситуация на Ближнем Востоке. К власти в Ассирии пришёл великий реформатор Тиглатпаласар III. Экспансионизм Ассирии резко возрос. Поход за походом, присоединение к Ашуру в качестве провинций всё новых и новых ближневосточных царств. В 732 году ассирийской армией был взят Дамаск. До конца падения Самарии оставалось десять лет. Этот заключительный период истории Северного царства Финкельштейн называет «агонией» . Не имея возможности выплачивать непомерную ежегодную дань, наложенную ассирийцами, последний израильский царь Осия (тёзка пророка) в отчаянии вступает в антиассирийскую коалицию, сколоченную Египтом, и тем самым подписывает себе и своему вассальному по отношению к Ассирии государству смертный приговор. В 724 году Салманасар V осаждает Самарию, а в 722 году Саргон II захватывает её. Прежняя столица Израиля с окрестностями становится очередной ассирийской провинцией, знать, ремесленники и большая часть населения депортируются в пределы коренной Ассирии. Накануне этой катастрофы и проповедует пророк Осия. |
| Возможности человеческой фантазии блаженство Р. заведомо превышает: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9, переосмысленная цитата Ис. 64:4). Новый Завет (в отличие от Корана, где Р. именутся Джанна) не дает чувственных и наглядных образов Р., но или чисто метафорическую образность притч о браке, о брачном пире и т. п. (Мф. 25:1–12; Лк. 14:1624 и др.), или формулы без всякой образности вообще (например, «войти в радость господина своего», Мф. 25:21), дающие понять, что самая природа человека и его бытие «в воскресении» радикально переменятся («в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах», Мф. 22:30; «мы теперь дети Бога, но еще не открылось, что будем; знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть», 1 Ин. 3:2). Еще путь Данте по Р. в конечном счете ведет к узрению Троицы («Р.», XXXIII). Огражденность и замкнутость Эдема, у врат которого после грехопадения Адама и Евы поставлен на страже Херувим с огненным мечом (Быт. 3:24), ощутима тем сильнее, что для ближневосточных климатических условий сад — всегда более или менее оазис, орошаемый проточной водой (Быт. 2:10, срв. проточную воду как символ благодати, Пс. 1:3) и резко отличный от бесплодных земель вокруг, как бы миниатюрный мир со своим особым воздухом (в поэзии сирийского автора IV в. Ефрема Сирина подчеркивается качество ветров Р., сравнительно с которыми дуновения обычного воздуха — зачумленные и тлетворные). Поскольку Эдем — «земной Р.», имеющий географическую локализацию «на востоке» (Быт. 2:9), в ареале северной Месопотамии (хотя локализация эта через понятие «востока» связана с солнцем и постольку с небом, поскольку восток — эквивалент верха), заведомо материальный, дающий представление о том, какой должна была быть земля, не постигнутая проклятием за грех Адама и Евы, мысль о нем связана для христианства (особенно сирийского, византийского и русского) с идеей освящения вещественного, телесного начала. |
| Вопреки ясным свидетельствам Священного Писания о реальности человечества Спасителя с первых веков христианства, под воздействием идей греческой философии и ближневосточной мистики, против этой истины восставали лжеучителя разных толков. Они известны под общим именем докетов (от греч. δοκω – кажусь), а их учения, отвергающие реальное единосущие человеческой природы Христа с человеческим родом, называют докетизмом. Докетизм – это не особая религиозная система, но направление мысли, свойственное по преимуществу гностицизму. Особенно распространенными докетические воззрения были в первые два века христианства среди гностических сект – таковыми были последователи: Симона, Менандра, Сатурнина, Маркиона, Манеса, Василида, Валентина, Вардесана и др. О них есть упоминания у св. Ипполита Римского 234 , св. Иринея Лионского , св. Епифания Кипрского 235 , блаж. Феодорита Кирского 236 и др. Гностики учили, что тело Христа было снисшедшим с неба, тончайшим и призрачным, поэтому Он только казался человеком, Его тело лишь казалось телесным. В некоторых деталях своего учения докеты различались, например, допускали во Христе телесную природу, но не признавали Его тела подобным нашему, или утверждали, что тело Христово было, хотя и вещественное, однако тончайшее, составленное из сущности мира (κ της το κσμου οσας), или полагали, что Христос имел тело какое-то неземное, духовное, с которым Он прошел через утробу Девы как через трубу, не заимствовав от Нее ничего 237 . С докетическими идеями столкнулись уже апостолы, и потому в Новозаветном Писании есть высказывания, решительно отвергающие докетизм: «всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» ( 1Ин. 4:3 ). Необходимо отметить, что докетические идеи не исчезли вместе с гностицизмом, но в видоизмененном виде они присутствовали у Аполлинария (IV b.), у Евтихия (V b.), в учении афтартодокетов (VI b.) и в позднейшие времена 238 . Все докеты для обоснования своего учения опирались на отрывок из Послания апостола Павла к Римлянам: «Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной» ( Рим. 8:3 ). Они делали особый акцент на словах «в подобии плоти», игнорируя слово «греховной». При таком прочтении этого места они делали вывод, что Христос явился на земле в призрачной плоти, не восприняв реального человеческого тела. Докеты явно игнорировали общий контекст этой фразы, где специально оговаривается неповрежденность грехом тела Христова, в отличие от тел всех других людей, ибо это было необходимо по домостроительству нашего спасения. Подлинный смысл высказывания виден при целостном его прочтении: «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной [в жертву] за грех и осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу». |
| Вот и говори потом, кто мудрее. 5 марта 2006 Подходит мужчина. – Можно вам задать богословский вопрос? – Пожалуйста. Открывает Библию. Листает, внимательно всматривается. – Вот, – говорит, – читаем у апостола Павла: «Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить» ( Еф. 5, 12 ). А вопрос такой: что это они такое делают?.. 6 марта 2006 Читаю вечером Псалтирь. Псалом 127: «Блажени вси боящиися Господа, ходящии в путех Его. Труды плод своих снеси. Блажен еси, и добро тебе будет. Жена твоя, яко лоза плодовита, во странах дому твоего. Сынове твои, яко новосаждена маслина, окрест трапезы твоея. Се тако благословится человек, бояйся Господа» . Какие прекрасные обещания праведнику! Жена его, как плодовитая виноградная лоза, дети его, как побеги маслины, наполняют дом, окружают стол. И подумал: как грустно, что это лишь поэтическое преувеличение. В реальности часто бывает, что праведный не имеет детей или болеет он сам или близкие (жена, дети). И молятся, и трудятся, а ничего не выходит. Так всю жизнь и страдают. А неверующий человек все имеет. И здоровье, и потомство, и т.д. Как же это понять? А не является ли эта мысль, отраженная в псалме, не духовным законом, как мы часто представляем (раз так написано в Св. Писании, значит, так и есть), а просто отражением представлений того времени?.. Разве не с таким излишне оптимистичным и поэтому однобоким взглядом полемизирует книга Иова? Вот, он был праведником, а страдал. Жизнь глубже, серьезней и трагичней представлений, что, если ты живешь праведно, все у тебя будет замечательно. А если так, значит, не надо бояться говорить о том, что Библия – это не запись «под диктовку» Божию каких-то правил и законов духовной жизни. Библия – это и документ своего времени. И в нее много вошло от человеческого понимания того или иного вопроса. Не идеального понимания, несовершенного… Типичный пример – про «кроткого» царя Давида. Я очень не люблю это место в Библии и с радостью соглашусь, если ученые объявят это «поэтическим преувеличением», «поздней вставкой» или чем-то подобным: «И собрал Давид весь народ и пошел к Равве, и воевал против нее и взял ее… А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими. И возвратился после того Давид и весь народ в Иерусалим» ( 2 Цар. 12, 29,31 ). Но, скорее всего, это подлинная историческая зарисовка, и она говорит о том, что Давид действовал, как и любой ближневосточный царь его времени. Ему нужно было устрашить врагов, и он это делал жестоким и беспощадным образом. |
| Вся та же самая история, но только с израильской стороны. Видно сразу, что это два народа, которые очень похожи друг на друга. У тех Бог – Кемош, у этих Бог – Господь (или, как иногда реконструируется Его имя, – Яхве). И они в общем-то говорят одно и то же про свою историю, только с двух разных сторон. Очевидно, так оно периодически и было. Это пример текста, который помогает увидеть израильскую историю в ее древнем ближневосточном контексте. И дальше из надписи на стеле: «Сказал мне Кемош: ‘Иди, возьми Нево у Израиля’. Пошел я ночью и воевал против него от ранней зари до полудня, захватил я его и убил всех: семь тысяч жителей и пришельцев, а также женщин, и пришелиц, и рабынь, ибо Аштар-Кемошу заклял я его. Взял оттуда сосуды Яхве и принес их пред лицо Кемоша. А царь Израиля построил Йахатц и жил в нем, пока воевал со мной. Изгнал его Кемош от лица моего». А вот библейский текст из книги Иисуса Навина: «В тот же день взял Иисус Макед и поразил его мечом и царя его и предал заклятью их и все дышащее, что находилось в нем. Никого не оставил, кто бы уцелел». Даже этот термин «заклятье», херем , когда уничтоженный город посвящается Богу и все, что в нем есть живого, убивается, абсолютно одинаков и по ту, и по другую сторону, скажем так, израильско-моавской границы. Помогает ли это понять библейский текст? Мне кажется, да. Это дает некоторый контекст для того повествования, которое мы в этом тексте видим. Иногда археология не находит таких развернутых текстов, а иногда ее находки выглядят даже скандально. Вот храм в городе Тель-Арад, датируется примерно 700 годом до нашей эры, то есть это монархический период истории Израиля. И что же нашли в Тель-Араде? В этом городе есть святилище, или храм. Но мало ли в каком древнем городе есть храмы! Однако, судя по всему, этот храм – израильский, потому что в нем очень много израильских находок. А читаем ли мы в Библии про храм в Тель-Араде? Да нет, ничего там про это не сказано. Уже интересно. Вот так выглядит давир , или святое святых, в этом храме. Смотрите, в нем стоят две каменные стелы без надписей, по-древнегречески мацева . Ровно то, что было строжайшим образом запрещено воздвигать. И перед ними два жертвенника для воскурения: побольше и поменьше. И стелы такие же, и жертвенники для воскурения: побольше и поменьше. А как вы думаете почему? Никто не знает, надписей там не сохранилось, но гипотезы есть. |
| Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это — томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Еккл 1:16–18 Важный прием — разговор автора с самим собою, в данном случае со своим сердцем. Есть исследования, в которых изучается взаимосвязь Книги Екклесиаста с другими образцами ближневосточной литературы мудрых, а именно с египетскими и месопотамскими источниками. Диалог со своим сердцем или душой — характерная черта, объединяющая Екклесиаст с древней египетской литературой, где диалог с душой — со своим Ба — встречается в «Разговоре разочарованного со своим Ба», в «Размышлениях Хахаперрасенеба со своим сердцем», где автор говорит: «Обратился он к сердцу своему: приди же ко мне [сердце мое], дабы поговорил я с тобою», или в другой строке: «Я обращаюсь к тебе, сердце мое! Ответь мне. Не безмолвствует сердце, когда к нему обращаются». Заканчивается глава самым любимым выражением всех гносеомахов — борцов со знанием и ученостью. Как преподаватель в ряде учебных заведений, я часто слышу эту цитату от своих студентов, и очников, и заочников, оправдывающих свое незнание предмета: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. С точки зрения еврейских комментаторов, в этом стихе Соломон лишь констатирует существующий порядок вещей, но вовсе не утверждает, что для человека бессмысленно или тем более вредно умножать мудрость. Мудрец, умножая познание, не может не скорбеть, видя падение и несовершенство мира. Но его труды вносят в этот мир толику совершенства и праведности, поэтому они нужны и благословенны Богом. Приобретение мудрости можно сравнить с вредным производством, плоды которого нужны многим, но процесс причиняет урон добывающему. Из книги «Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии». — М.: Никея, 2023 |
| Для всех культур древнего Ближнего Востока характерна твердая убежденность в том, что слово божества обладает самостоятельной силой 22 . Вот как в аккадской поэме “Энума Элиш” боги чествуют Мардука и проверяют его пригодность к грядущей битве с Тиамат (начало IV таблицы) 23 : Ему воздвигли престол почета. Перед отцами он сел для участья в Совете. “Сколь же славен ты меж богов великих! Несравненна судьба твоя, твое Слово — Ану! Непреложно отныне твое повеленье, Вознести, ниспровергнуть — в руке твоей ныне! Твои истинны речи, слова не ложны, Ни один из богов твоих границ не преступит! … Звезду меж собою они положили, Первородному Мардуку так сказали: «Ты возвышен, Владыка, над всеми богами! Уничтожить, создать — прикажи, так и будет! Промолви же Слово — звезда да исчезнет! “Вернись!” — и появится снова!». По слову уст его звезда исчезла. “Вернись!” — приказал, и она появилась. Боги-отцы, силу Слова увидя, Ликовали и радовались: “Только Мардук — властитель!”. Итак, главным признаком подлинно великого божества служит его Слово. Пожалуй, прочитавшему эти строки будет трудно согласиться, что знаменитое начало Евангелия от Иоанна (В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог) целиком и полностью восходит к эллинистическим представлениям о Логосе. Ближневосточные корни этого богословия не менее очевидны и гораздо старше. Даже царское слово (поскольку царь обычно выступает как наместник божества) может обладать самостоятельной силой, которая уже неподвластна царю: Знай что по закону Мидян и Персов никакое определение или постановление, утвержденное царем, не может быть изменено (Дан 6:15). Здесь уместно будет вспомнить новые имена, которые получали в особые моменты своей жизни библейские патриархи, причем далеко не всегда значение нового имени объясняет необходимость такой замены: …и не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов (Быт 17:5) …Сару, жену твою, не называй Сарою, но да будет имя ей: Сарра (Быт 17:15) |
| Если желаешь своему ребенку сытой и спокойной жизни — не давай ему таких имен, говорят они. С другой стороны, до нас дошли споры древних греков 16 относительно того, что представляют собой имена вещей: случайно наклеенные ярлыки или отражение их сущности, — но и при анализе более древних текстов возникает ощущение, что вопрос о природе имен возникал с тех самых пор, как люди стали пользоваться именами. Есть ли имя просто некоторый условный комплекс звуков, которым обозначается произвольно выбранное понятие, как утверждали номиналисты и как со времен Ф. де Соссюра предполагает основное направление современной лингвистики? Или же имя неким таинственным и не всегда понятным образом отражает самую сущность предмета и дано ему не случайно, как утверждали реалисты? В древних ближневосточных текстах такой подход выглядит доминирующим, если не единственным, причем Библия в этом отношении не представляет никакого исключения. Рассмотрим в литературном переводе В. К. Афанасьевой начало аккадской поэмы о сотворении мира “Энума Элиш”, которую И. М. Дьяконов датирует концом II тысячелетия до Р. Х. 17 , то есть эпохой, непосредственно предшествовавшей появлению первых элементов библейского текста (песнь Деворы из 5-й гл. кн. Судей он датирует XII в. до Р. Х. 18 ): Когда вверху не названо небо, А суша внизу была безымянна, Апсу первородный всесотворитель, Праматерь Тиамат, что все породила, Воды свои воедино мешали. Тростниковых загонов тогда еще не было, Тростниковых зарослей видно не было. Когда из богов никого еще не было, Ничто не названо, судьбой не отмечено, Тогда в недрах зародились боги, Явились Лахму и Лахаму и именем названы были. Иными словами, существовать начинает только то, что названо, завершить дело творения — значит дать всему сотворенному имя. Примерно так и описывает это Библия: И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью (Быт 1:3–5). И в библейском рассказе о сотворении мира наречение имени служит последним штрихом, которым Творец завершает Свое творение. |
| Заглавие Песнь песней ( ryX “шир ха-ширим”) выражает лестную похвалу восторженных почитателей (“вот так песнь — всем песням песнь!”). История мировой литературы знает такие почетные заглавия, заглавия-комплименты, данные книгам отнюдь не их авторами. Не Апулей назвал свой роман “Золотым ослом”, и не скромный монах Иаков Ворагинский назвал свой житийный труд “Золотой легендой”; эпитет “золотой” в обоих случаях привнесен теми, кому доставляла радость легкомысленная книга Апулея или назидательная книга Иакова 11 . Песнь песней, как явствует уже из ее заглавия, тоже доставляла поколениям людей радость; но какую радость — легкомысленную или же назидательную? Когда-то на рубеже I и II вв. произошел конфликт между двумя почитателями Песни песней, увековеченный в Талмуде. Один из этих почитателей был просто веселый человек, который был молод и уже потому более или менее влюблен; сидя в кабачке, он с удовольствием распевал страстные пассажи из Песни песней. Вторым почитателем этой же книги был знаменитый законоучитель рабби Акиба, который очень сердился на такую профанацию, ибо видел в Песни песней изображение того, что было для него самым высоким: экстатической любви народной души — невесты Яхве — к ее Божественному Жениху. Такое толкование, превращающее историю в любовную драму между Богом и людьми, вовсе не было придумано рабби Акибой; оно шло от текстов пророков и прежде всего Осии, у которого брачная и любовная символика смягчает, углубляет и делает более человечной юридическую идею “договора” между Яхве и народом: Вот и Я увлеку ее, приведу ее в пустыню, и буду говорить к сердцу ее. И дам ей оттуда виноградники ее и долину Ахор, в преддверие надежды; и она будет петь там, как в дни юности своей и как в день исхода своего из Египта. И будет в тот день, говорит Яхве, ты будешь звать Меня “муж мой”, и не будешь более звать Меня “господин мой 12 ”… (см. Ос 2:14–16). Соответственно рабби Акиба учил, что все дни от сотворения мира, вместе взятые, не стоят того единственного дня, когда евреям была вверена Песнь песней; все другие библейские книги просто святы, но Песнь песней — это святая святых. Удивительный спор! Юноша, для которого Песнь песней была дорога как непринужденное выражение простого человеческого чувства, был, конечно, искренен; но и рабби Акибу, искавшего в этой же книге пыл религиозной и патриотической страсти (ради которой он в 132 г. отдал жизнь в руках римских палачей), тоже не назовешь пустым буквоедом и лицемером. Перед нами книга, одинаково хорошо подходящая к свадебному веселью и к одиноким восторгам самоуглубленных раздумий, и это свое свойство она делит с такими шедеврами ближневосточной поэзии, как стихи Хафиза. |
|
|
