| «Гамлет: благородный разум» – исследование семи монологов Гамлета. Для м.Феклы проблема этого героя может быть выражена следующими словами: «Учёный, солдат, придворный, Гамлет опрометчиво попался в ловушку безграничного потенциала человеческих способностей. Он отверг ограниченность человеческого разума, опроверг раскрепощающий компромисс полумер и подчинил свою волю натиску последствия – отупляющего чувства вины и паралича, которые неизбежно должны были последовать за этим нереализуемым требованием от себя самостоятельного решения и невероятной проницательности. Гамлет отрицал существование последнего шага к признанию ограниченности человеческого духа, рассудка и суждения. С его точки зрения, неспособность найти идеальное решение в очевидном выборе между абсолютно верным и абсолютно неверным обнаруживала лишь личное поражение – его привычное, необъяснимое бессилие». 734 Или, как позже она напишет во «Введении», «он отрицал действительность поражения и таким образом сокрыл от себя благословенность заблуждения». 735 Первый монолог Гамлета («О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться!..» – акт I, сцена 2, 129 и далее) отвечает на брак его матери с Клавдием. Мать Фекла обращает внимание на то, каким образом слова героя обесценивают личный опыт, склоняя его в обобщённое, безличное размышление о человеческом состоянии. При таком восприятии возможность действия отпадает, и Гамлет оказывается в параличе воли, инерции. «Личный опыт отвращения, жалости и любви, который он яростно отвергал как слабость, был бы той силой, которая могла бы помочь сбежать из этой ловушки и одержать победу. Но то, что он заменил силой, было не его величием, а болезнью; а то, что он считал (а за ним и остальные) слабостью, было бы его исцелением». 736 Второй монолог Гамлета (акт 1, сцена 5, 91 и далее), происходит после встречи с призраком отца, раскрывшим, что его убийца – брат Клавдий, и уходящим со словами: «Прощай, прощай и помни обо мне!» Мать Фекла отмечает, что тот упрашивает Гамлета помнить не «совершение убийства, не грех прелюбодеяния, но возлюбленный лик своего отца». 737 При этом призрак ставит под сомнение предпосылки воззрений Гамлета, раскрытые в первом монологе: «Он требует признания ограниченности человека в личном отклике, отрицая предполагаемое превосходство внеличностного и признавая человеческую любовь как единственную гармоничную движущую силу». 738 Отец раскрыл суровые детали своего убийства, что могло привести его сына к отчаянному акту возмездия. Монахиня поясняет: «Одно лишь действие такого опрометчивого безрассудства, вызванное личными эмоциями, всё же могло облегчить для него осознание ограниченности – к истинному разумению и возможности жизни». 739 |
| 3 . Но, если рождение детей невозможно без плотской похоти, не следует ли осудить сам брак? 1833 Нет. Брак, как и следующее за ним порождение детей, как и сама природа – сами по себе благи. Они относятся к сфере противоположности полов. Благословение «Плодитесь и размножайтесь», а также утверждение «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут одна плоть» – восходят еще к самому раю, и рождение детей могло бы происходить без греха, «sine ulla libidine», как «tranquilla motio et conjunctio vel commixtio membromm». Плотская похоть появилась позже, она выступает как случайность, особенность в акте деторождения, и сама природа скрывает ее из стыда; она не уничтожает благословенности брака. Только из-за греха половые органы стали pudenda, тогда как сами по себе они достойны уважения. Без сомнения, рожденные свыше призваны ограничивать разжигание похоти, когда воспроизводят себе подобных, чтобы рожать детей, которые будут детьми Бога, рожденными свыше во Христе. Такое желание Августин, опираясь на 1Кор. 7:3 и далее, называет «простительной виной». Но так как в текущем состоянии concupiscentia carnis неотделима от брака, то, на самом деле, было бы более последовательным отказаться от «bonum nuptiarum» и смотреть на брак как на необходимое зло; так склоны были считать монахи–аскеты, и этому способствовал дух той эпохи. В данном отношении существенной разницы между Августином и Пелагием нет. Последний зашел в этом отношении так же далеко и даже дальше, восхваляя девственность как высшую форму христианской добродетели; в его послании к монахине Димитрии описывается совершенная дева, которая своей моральной чистотой доказывает превосходство человеческой природы. 4 . Предположение о наказании одного человека за грехи другого противоречит идее праведности Бога. Мы отвечаем только за грехи, которые совершаем по собственной воле. Юлиан опирается на часто цитируемый отрывок, Иез. 18:2–4 , где Бог запрещает пользоваться в Израиле пословицей: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», и где утверждается принцип: «душа согрешающая, та умрет» 1834 . |
| Бывало, что он прерывал неожиданно беседу и уходил в свой кабинет, явно для молитвы, на несколько минут. Беседы Владыки касались самых разнообразных вопросов: житейских, научных, философских, но было у него несколько излюбленных тем: греческий язык, брак и семья, некоторые психологические вопросы, главным образом из той несуществующей еще науки, которую проф. о. П. Флоренский называл биографикой. Об увлечении Владыки греческим языком в связи с греческим Евангелием я скажу ниже, в связи с его беседами на эти темы. А сейчас – несколько слов о двух последних темах. Вопросы индивидуальной психологии, характерологии и биографики занимали Владыку прежде всего как духовного руководителя множества разнообразных душ: от торговца квасом до профессора Московских клиник. У него был особый вкус и чутье к вопросам человеческой психо-физиологии, к той области, где душевные проявления стоят в связи с физическим складом человека, к вопросам расы, породы, крови, темперамента. Справками из этих областей он часто мудро объяснял и разрешал запутанные положения и сложные вопросы, с которыми к нему обращались его духовные дети. Часто, говоря об определенных людях и их пороках, он говорил: «Это у него – в крови, в самой его физиологии; от этого он избавится только освободившись от тела», и из житий святых приводил примеры прочности и неискоренимости черт темперамента, как, например, гневливости. Не только как духовник, но и как ученый, психолог он всматривался в человеческие характеры, из году в год следил и делал записи за отдельными лицами, давал мастерские психо-физиологические портреты, и, я думаю, не без влияния его о. П. Флоренский пришел к задаче найти законы, по которым строится индивидуальная биография, характеристика возрастов, кризисы, характеристика имени и его влияние, планетные типы и т.д. Обширные наблюдения и выводы в этой области Владыка особенно применял к двум сферам практической жизни: браку и выбору жизненного пути. Отрывочно приведу то, что вспомнилось. Семью, семейную жизнь Владыка ставил очень высоко; у него было очень яркое представление дома, очага, семьи в их первичности, праведности, благословенности. |
| составление и перевод А.А. Бурова Святой Руперт из Зальцбурга, Апостол Баварии и Австрии (память 27 марта) I. 27 марта день памяти святого Руперта, святейшего и благословеннейшего человека. Этот день напоминает нам о его пути в счастливый рай, и показывает таинственную радость набожного ума. Он обновляет восхищение в наших сердцах, вопреки бегу времени. Поскольку Священное писание гласит: «В память вечную будет праведник» [ Пс.111:6 ], то он – это тот, кто приходит в ангельскую радость, кто сделан достойным человеческого воспоминания. Поскольку Священное писание гласит: «Сын мудрый радует отца», [ Притч.10:1 ] и «Кто злословит отца своего и свою мать, того светильник погаснет среди глубокой тьмы» [ Притч.15:20 ], то как же велика его слава, слава того, кто искупил так много варварских наций своим знанием Бога во Иисусе Христе через святое Евангелие! 2 . Во второй год правления Хильдеберта (Childebert), короля франков, епископом Вормса (Worms) был святой исповедник Руперт, который родился в семье франкских дворян, был благороден в вере и благочестии. Он был нежен и целомудрен, прост и благоразумен, набожен в похвале Бога, полон святого Духа, предусмотрителен в планах и справедлив в суждениях. Он был крепок, а его благими делами собиралась паства по его подобию. Он укреплял пасомых словами, а его труды подтверждали слова. Он проводил ночи в бдениях, а затем изнурял себя голодом. Он украсил себя состраданием и раздал свое богатство, потому как хотел быть среди тех, кто гол и беден, и желал, чтобы бедные могли обогащаться сами. 3 . Поэтому, когда слава этого наипочтеннейшего человека распространилась до пределов вселенной, очень известные мужи, не только из этой области, но и из других, стали прибывать, дабы услышать его святейшие поучения. Те, кто был в безутешном горе, приходили за утешением, находя их в его набожной беседе. Другие верующие шли, чтобы услышать от него слово Истины. Многие были освобождены от уловок извечного врага благословением его любви, и встали на путь вечной жизни. Трудно поверить, но жители окрестностей Ворма, не видя его святости, выгнали его из города с большим позором. Они обрекли его на ужасные страдания и били палками. Тогда Теодор, герцог Баварский, наслышанный о чудесах, этого святейшего человека, и о его благословенности, возжелал увидеть Рупперта. Отправив к нему лучших мужей, Теодор позвал его, испросив о том, согласился ли бы он посещать районы Баварии, и смог ли бы наставить его, Теодора, на путь живительной веры? Когда благословенный епископ услышал столько вопросов, то понял, что они явлены по Божественным заповедям. Он возблагодарил Милосердного, потому что до того «они сидели в темноте и тени смертной» [ Пс.106:10 ], а теперь устремились к тому, чтобы узнать автора жизни, Иисуса Христа. |
| Но парадокс в том, что сам по себе этот процесс не позволяет человеку познать Бога, а лишь определить, что Бог Непознаваем и Непостижим, если даже сам опыт такой трансцендентности является положительным христианским опытом. В этом пункте Православное патристическое предание явственно и четко отличается и от гностической, и от неоплатонической традиций, представленных в христианстве Климентом Александрийским и Оригеном . Неоплатоническая мысль подтвердила недоступность Бога для разума человека, но видела эту недоступность следствием падшего состояния души, в особенности результатом ее соединения с материальным телом. Если же ум возвращается в исконное и природное свое состояние – а Бог желает этого, – он, согласно Оригену , воссоединяется с Самой Божественной Сущностью: в своем восхождении он достигает решающего предела в совершенстве, познании, благословенности. Но ведь так Бог Оригена перестает быть абсолютно Иным, перестает быть Богом Авраама, Исаака и Иакова, становясь богом философов. Вот почему Григорий Нисский , во многом ином весьма податливый на чары оригенизма, утверждает, что Бог недоступен даже для небожителей. Греческие отцы в своем апофатическом богословии утверждают не только то, что Бог превыше человеческого языка и рассудка в силу ущербности павшего человеческого естества, но и то, что Он недостижим в Себе. Человеческое знание печется лишь о «существах», то есть занимается уровнем тварного бытия. На этом уровне, значит, может быть сказано, что «Бог не существует». Для Псевдо-Дионисия Бог есть «не-бытие» (me on). Такова главная тема знаменитой пятой главы Дионисиева «Мистического богословия» 9 . Плотиновы концепции «монады», прилагавшиеся Оригеном к Богу 10 , для Псевдо-Дионисия совершенно неуместны и непригодны для описания Бытия Божия. Бог , пишет он, есть «ни единое, ни единство» 11 . Византийские богословы вполне осознавали то обстоятельство, что такое «негативное» богословие было известно неоплатонической мысли как интеллектуальный метод приближения к тайне Божией и что это вовсе не обязательно подразумевает, что Бог абсолютно непознаваем в Себе. |
| «Надев приготовленный капот и чепчик и облокотившись на подушки, она до самого конца не переставала разговаривать со священником, вспомнила, что ничего не оставляла бедным, достала десять рублей и просила его раздать их в приходе. Потом перекрестилась, легла и в последний раз вздохнула, с радостной улыбкой произнося имя Божие. Толстой-вольнодумец, но еще не Нехлюдов, пораженный красотой её смерти, порывисто восклицает: «Боже великий! Пошли мне такие же мелочные заботы, такое же суеверие, такие же заблуждения и такую же смерть». Так Нехлюдовская хула застывает на устах художника-Толстого и превращается в редкое по силе славословие. История старая и вечная. Валак, 117 сын Сепфоров, просит Валаама: Прокляни мне Израиля. Но Валаам отвечает: Не могу сделать от себя ничего. Сделаю то, что внушит мне Господь. И Господь говорит Валааму: Не проклинай народа сего, ибо он благословен. Благословенность православия ощущает Толстой-художник и не может преступить Божьего веления. Как ни старается Валак вырвать от кудесника Валаама магическое проклятие, как ни соглашается Валаам по своей человеческой воле исполнить желание Валака, – божественная правда ненарушима человеческим произволом, и ослица заговаривает человеческим языком, когда Валаам забывает внушение Господа. Нехлюдов – только Валак, которому нужно проклятие Валаама, чтобы сразиться с Израилем, но который в магической сфере, в делах божественных – совершенный профан и совершенный неуч. И как ни подбивает он художника-Толстого изречь свою авторитетную и магически-сильную хулу на православие, Толстой не может этого сделать и в творчестве своем всегда Израиля благословляет. Когда же он хочет ехать в стан Валака и по внушению человеческому пишет свое «Воскресение», – мы присутствуем при величайшем падении художника: Толстой превращается в обыкновенного, литературных дел мастера, который, пользуясь техникой толстовского писания, пишет роман à thèse, 118 со сравнительно большой ловкостью, но уже без всякого вдохновения, без всякого веления свыше. Так же точно раньше он написал «Плоды просвещения», – этот недостойный Толстого, нехлюдовски-грубый шарж. Любуясь собой, своей добродетелью и своим покаянием, Нехлюдов на протяжении пятисот страниц непрерывно воскресает и все никак воскреснуть не может. Роман кончается неопределенным обещанием со стороны автора, что вот теперь, в ближайшем будущем, Нехлюдов непременно окончательно воскреснет и начнет новую жизнь, потому что Нехлюдов, наконец, что-то такое «понял». Но так как Нехлюдов на каждой странице постигает какую-нибудь «истину» и все-таки не воскресает, то в будущее воскресение его мы не имеем никаких оснований верить. Так, из Валаамова предприятия благословить Валака против Израиля ничего не вышло. |
| Песталоцци очень важен тем, что теория Руссо, также заключавшая в себе преклонение перед личностью ребенка, любование им, была претворена им в жизнь. (Эти идеи нашли некоторое свое отражение и у Канта.) Фребель (Frffbel, 1782-1852) находился под влиянием романтики. В его педагогической системе нашла приложение натур-философия Шеллинга. Это было признание того, что все высшие силы природы находятся в человеке, который является венцом жизни, ее высшим раскрытием. Творческие силы природы находят свое продолжение и раскрытие в художнике. Но если есть высшая форма жизни, заключающая в себе все творческие силы, то отсюда вытекает признание, что в ребенке есть творческие силы сами по себе помимо педагога. Дети - это как бы цветы, а педагоги - как бы садовники. За цветами нужно ухаживать не потому, что мы можем создать их красоту, ибо она помимо нас в них есть, но для того только, чтобы устранить все, что мешает им - холодный ветер, могущий нанести ущерб, - все, что будет для них неблагоприятно. Уход за детьми и превращает в детский " сад " то место, где они собираются. Из этих мыслей у Фребеля выросла идея " детского сада " , в котором должна развиваться природа ребенка (здесь есть несомненное влияние идей Руссо). Вообще, надо признать, что " идиллия " Фребеля удалась на практике вполне. В детских садах, при сочетании любви и трезвого отношения к детям, вырабатывается необычайная привязанность детей друг к другу и к воспитательницам. Дети очень точно и тонко усваивают в саду те вещи, которых школа не дает. Во всем этом как бы оправдывается положение натурализма, что все хорошо от природы. Отчасти это верно, но лишь отчасти. Поэтому нельзя согласиться даже с христианской вариацией натурализма, суть которой сводится к тому, что после пришествия Спасителя мир уже просветлен. Христианская вариация натурализма признает, что так как Господь Своим пришествием уже спас землю - то значит, всюду есть мир и благоволение; Царствие Божие уже есть на земле, лишь бы люди давали простор своей просветленной природе. Это - вера в человека; она определяется не позитивным натурализмом, а ощущением благословенности всей жизни, спасенности ее Спасителем. В особенности, как будто оправдывается христианский натурализм в отношении к детям, ибо они являют собою чистоту и правду души, еще не загрязненной жизнью. |
| Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. С. 71). Образцом блаженного состояния выступает душевно-плотская счастливая жизнь античных богов. В древнегреч. философии понятие Б. соотносится с развитием учения о природе блага (см. ст. Благо ). «Языческие мудрецы,- говорит свт. Василий Великий ,- пускались в умозрения о цели человеческой [жизни], но они разошлись в понятии о сем. Одни утверждали, что эта цель есть знание, другие же - успешное действование, иные - разнообразное употребление жизни и тела, а другие, став скотоподобными, говорили, что эта цель есть удовольствие» ( Basil. Magn. Hom. in Ps. 48). Платон истолковывает Б. (счастье) как обладание мудростью и правильное пользование ею: «...у кого налицо мудрость, тот не нуждается в другом счастье» ( Plat. Euthyd. 280b). Со знанием, мудростью Б. (счастье) связано у Сократа и сократиков. В стоицизме счастье заключается в добродетели, к-рая противоположна пороку и «есть согласованность предрасположения [с природой]» ( Diog. Laert. VII 89). Для Эпикура Б.- наслаждение, чувственная данность; конечной целью блаженной жизни являются телесное здоровье и душевная безмятежность (Ibid. X 128). Если в античной философии и намечалось представление о духовном Б., то оно предполагало растворение человека в безликом мире умопостигаемого. Так, согласно Порфирию , Плотин перед смертью сказал, что сейчас он «попытается слить то, что было божественного в нем, с тем, что есть божественного во Вселенной» ( Porphyr. Vita Plot. 2). В ВЗ представление о Б. (евр. ) было связано с Божиим благословением человека. Бог благословляет «ходящего в законе Господнем», «боящегося Господа», «всем сердцем ищущего» Бога и «уповающего на Него» (Пс 118. 1, 2; 127. 1; 2. 12; Ис 30. 18; ср.: Пс 1. 1; 39. 5; 111. 1; Притч 16. 20), т. е. человека праведного, живущего по Закону. Благословение означает покровительство, помощь Бога праведнику как награду за добродетели. Благословенность и есть счастливая, блаженная жизнь, к-рая выражается в многочисленном потомстве, благополучии, долголетии, мире: «Блажен, кому помощник Бог...» (Пс 145. |
| Император Александр для Ростова, кажется, и для самого Толстого есть олицетворение христианского милосердия, кротости, «благословенности». По уверению художника, несколько тоже наивному, ростовскому, Александр, будто бы, «сильнее страдает», чем умирающий за него солдат. Наполеон – злодей, кровопийца; он говорит: «Я плюю на жизнь миллиона людей». Но уж, конечно, о христианском милосердии, о «благословенности Александра» не может быть речи по поводу аракчеевского эскадрона, с которым Ростов «ни на секунду не задумался бы рубить» своих близких и друзей. – Нет, слишком очевидно, что в этой религии не доброта, не «добро» притягивает, и не жестокость, не «зло» отталкивает, а нечто иное, хотя бессознательное, но в высшей степени действенное, нечто помимо «добра» и «зла», «по ту сторону добра и зла» . Ведь там еще, близ Ольмюца, во время смотра войск и случайной встречи с государем, при самом первом зарождении религии Николая Ростова, религии чисто языческой, все равно древнеримской или византийской, западного или восточного, imperium Romanum , религии, которая воздает не «кесарево Кесарю и Божье Богу», а Кесарю Божье, для которой не Бог становится человеком, а человек Богом, – уже там сказалось это «по ту сторону». И опять-таки слишком очевидно, что уже и в тогдашнем восторге Николая, восторге слияния, соединения с человеческою громадою, «морем людей», восторге любви к Соединителю; в этом умилении: «Я всех люблю, я всех прощаю», – в этих слезах: «Ему хотелось плакать от любви к государю» – было нечто большее, чем обыкновенные «верноподданнические» чувства, нечто неотразимое, вечное, вытекающее из последних глубин природы человеческой и, ежели как будто не «христианское», по крайней мере, в том смысле – не низшем, а самом высшем смысле, какой люди сумели доныне найти в слове «христианский» – не «христианское», то все же молитвенное, святое, религиозное . Ростову кажется, что у государя «нечеловеческий» голос, нечеловеческое лицо, что: Он прекрасен, Он весь, – как Божия гроза, |
| 14–17 Твой гнев. Все силы природы подвластны Богу и часто становятся, как в данном случае, символами Его всемогущества: Он может рассеять, уничтожить и дезориентировать Своих врагов. Но Его действия всегда исполнены благодати, и в своих молитвах мы должны исходить из этого. Подчас люди должны пройти через сокрушительное поражение (14–16), чтобы прийти к Богу (17). 18–19 Твое имя. Нота, звучащая в конце последней части псалма, определяет главную его тему. Мольба, которая открывает псалом – не оставайся в покое (2) – переходит в молитву о Божественном откровении (да познают) для тех, кто замышляет уничтожение Церкви (5). Которого… имя Господь (19) – подразумевается, что, раскрывая им, Кто и Каков Он есть, Господь завоюет их сердца, или что Его суть такова, что Он должен постепенно приближаться к ним в Своем откровении. Псалом 83. Песнь паломника Выраженные в псалме сердечное томление и жажда общения с Господом (3), осознание великой жертвы Господней (4), твердая неколебимая вера (6–8), чувство блаженного удовлетворения от общения с Богом (11 – 12) резко контрастируют с нашей слабой духовностью. 2–5 Сердечное томление . Душа – средоточие человеческого «я», сердце и плоть – внутренний и внешний аспекты человеческой личности, таким образом, все человеческое существо пронизано неодолимым стремлением приблизиться к месту, где обитает Господь, и к Самому Богу. Если птицы, вьющие гнезда «у алтарей Твоих», вблизи дома Господня, находятся в безопасности, то тем более все живущие в Его доме (5), где у алтаря происходит примирение Святого Бога с грешниками. 4–5 Последовательность такова: птицы находятся в безопасности в своих гнездах, в этом месте – алтарь Бога, мы находимся в безопасности в Его доме. Алтарь – ключ к нашей безопасности. 6–9 Паломничество. Благословенность не ограничивается этим домом. Благословенность есть и в паломничестве, когда паломник а) живет силой Божьей, б) хранит в сердце своем верные пути (6, Лк. 9:51–53 ), в) переносит лишения и тяготы с неколебимой верой (7, см. ниже), и таким образом г) сила его возрастает вплоть до момента, д) когда он сам предстанет «пред Богом на Сионе» (8) и вступит в диалог с Ним (9). 7 Долиною плача – буквально – сухой долиной; здесь эта долина символизирует безводную пустыню, трудный для путешественника путь. Открывают в ней источники – они и не сомневались, что в долине появится вода (в отличие от Исх. 17:1–3 ) и что Господь покроет ее дождем Своих благословений. |
|
|
