| Сообщим некоторые сведения из «Первоевангелия Иакова», способные дать понятие, что это за источник, и вместе с тем свидетельствующие о действительной зависимости полемиста против антидикомарианитов от этого последнего. В «Первоевангелии» читаем: «Когда исполнилось 12 лет Марии, священники говорили: вот Мария 12 лет находится в храме; что нам сделать, чтобы не потерпела вреда ( μ πως μινη) посвященная Господу? И вот явился Захарии (который здесь называется архиереем, т.е. первосвященником) ангел и сказал: пойди, созови вдовцов и возьми от них по палке и на какой из этих палок Господь явит Свое знамение, владельцу той палки пусть и будет она женой. Пошли глашатаи по окрестностям Иудеи (а Иосиф, нужно помнить, жил в Галилее), вострубили в трубы – и собрались все (?). Взяты были палки у вдовцов, а в числе их и у Иосифа. Взяв все палки, Захария пошел с ними в храм и молился. Началась потом обратная раздача палок владельцам. И когда дошла очередь до Иосифа, то из его палки вылетел голубь (точнее: голубка) и сел на его голову. Тогда священники сказали: ты избираешься сохранять Деву Господню. Иосиф же возразил: я имею сыновей и уже стар, а она отроковица». Но однако же подчинился своему жребию. 23 При одном случае в памятнике упоминается и о сыновьях Иосифа, именно, что и они вместе с отцом пришли в Вифлеем, при известном случае. 24 Приведем, кстати, еще два известия из двух древних апокрифов, которые тоже могли быть известны св. Епифанию и служить его интересам при разъяснении изучаемого им вопроса. В апокрифе, издаваемом под именем «Евангелие псевдо-Матфея» (Pseudo-Matthei evangelium) и происшедшем разве немного позднее «Первоевангелия», влагаются в уста Иосифа такие слова, с которыми он обратился к священникам, вверявшим ему Марию Деву: «Зачем мне отдаете Ее, когда Она моложе моих внуков?» 25 Здесь, так сказать, еще ярче подчеркивается престарелый его возраст. В другом апокрифе, под заглавием «История Иосифа-плотника» (Historia Iosephi fabri lignarii), относимом по своему происхождению к IV веку, 26 находим заметку о детях Иосифа, которая тоже могла быть пригодна для нашего писателя. Здесь сообщается, что Иосиф, когда принимал в свой дом Марию-Деву, был вдовцом, имел четверых сыновей (причем вместо Иосия почему-то поименовывается Иуст) и двух дочерей, из которых одна называлась Ассия, а другая – Лидия. 27 Любопытно то, что здесь указывается число дочерей Иосифа и их имена, тогда как в «Первоевангелии Иакова» совсем нет речи о его дочерях. |
| Палка . Это знамя первоначально изображалось в виде простой, ровной палки, а позднее, как замечает В. М. Металлов, приняло вид «посоха». Палка бывает «с подверткой» (2 звука) и «воздернутая» (4 звука в качковом порядке). Длительность простой палки равна половинной ноте. Простая палка дает один звук. Д.Аллеманов характеризует звук этого знамени как «прямой и открытый» 247]. Один из толкователей называет палку «посохом власть имущих» 1912, 45]: отсюда «поступательное движение мелодии». Все эти объяснения очень туманны, и еще больше затрудняют толкование. А.М.Покровский пишет о семиографическом значении палки следующее: «Палка чаще встречается перед концом протяжных окончаний певческих строк» 13]. На самом же деле мы видим, что знамя это пишется не перед концом «протяжных окончаний», а, наоборот, перед их началом, например, перед кулизмой. Вернее, оно чаще всего стоит перед концом песнопений. Из крюковых книг ясно видно, что палка – это знак «предупреждающий»: ее появление всегда предвещает что-то особенное: кулизму, остановку в пении или окончание всего песнопения вообще. Обратимся к цифровым данным. В крюковой книге «Учебный октай» палка употреблена 401 раз. В том числе: перед статьей и стрелой в середине песнопений – 208 раз, перед кулизмой – 53, в качестве предпоследнего знамени – 41, перед важными смысловыми ударениями – 18, перед «хамилой» – 22, в качестве неотъемлемой принадлежности кокиз – 45, перед другими знаменами –14 раз. Таким образом, исходя из этих данных, взамен неудачной формулировки Покровского мы определяем семиографическое положение палки так: палка пишется перед знаменами, требующими от певца особого внимания; появляясь перед ними, она как бы говорит певцу «вонми» или, как выражается в подобных случаях Устав, – «зри». В частности, это знамя пишется в следующих случаях: перед простои (конечной) статьей или заменяющей ее стрелой, когда одно из этих знамен в середине песнопения показывает окончание строки; в качестве предпоследнего знамени в конце песнопения (или за 2–3 знамени до последнего), если позволяет строение данной кокизы; перед кулизмами всех видов, где бы они ни были; перед хамилой, как неотъемлемая принадлежность последней; как составная часть кокиз и, наконец, перед другими знаменами, требующими особого внимания певца. |
| Отлив наступил прежде, чем я докурил сигару. Я увидел, как начал подниматься песок, а потом, как страшно заколебалась его поверхность, — как будто какой-то злой дух ожил, задвигался и задрожал в его бездонной глубине. Я бросил сигару и снова направился к скалам. Памятная записка давала мне указания ощупать землю вдоль палки, начиная с того конца, который был ближе к маяку. Я прошел таким образом более половины длины палки, не находя ничего, кроме выступов скал. Еще два дюйма, и мое терпение было вознаграждено. В узкой маленькой расселине, как раз в том месте, до которого мог дотянуться мой указательный палец, я нащупал цепь. Пытаясь проследить ее, я запутался в густой морской траве, выросшей здесь, без сомнения, за то время, которое протекло после того, как Розанной Спирман был выбран этот тайник. Не было решительно никакой возможности вырвать эту морскую траву или просунуть сквозь нее руку. Я заметил место концом палки, ближайшим к Зыбучим пескам, и решил по собственному плану отыскать цепь. План мой состоял в том, чтобы поискать внизу под самыми скалами, не найдется ли, потерянный след цепи в том месте, где она входила в песок. Я взял палку и стал на колени на северном краю Южного утеса. В таком положении лицо мое очутилось почти на уровне поверхности Зыбучих песков. Вид их, колебавшихся время от времени вблизи от меня, был так отвратителен, что на минуту расстроил мои нервы. Ужасная мысль, что умершая может явиться на место самоубийства, чтобы помочь моим поискам, невыразимый страх, что вот-вот она поднимется над колеблющимися песками и укажет мне нужное место, охватили мою душу и нагнали на меня озноб при теплом солнечном свете. Признаюсь, я зажмурил глаза в ту минуту, когда кончик палки вошел в зыбучий песок. Но через мгновенье, прежде чем палка углубилась в песок еще на несколько дюймов, я освободился от этого суеверного ужаса и весь задрожал от волнения. Воткнув палку наугад, я при первой же попытке попал в нужное место. Палка ударилась о цепь. Я выдернул цепь без малейшего труда. К концу ее был прикреплен оловянный ящичек. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 3 голоса: 2.7 из 5) Оглавление Розовый мираж Сколько глазам видно — розовая равнина. Яркая, как небо, необъятная, как море. Розовое море в белоснежных берегах! Конечно же, это мираж. Просто мы обалдели от солнца, просто голова кружится от жары — вот и кажется! Щурясь от нестерпимого блеска, мы из-под ладоней смотрим на чудо. Равнина пышет в лицо жаром. Цедим воздух сквозь зубы, как обжигающий кипяток. Дует горячий ветер, но розовое море не морщат волны. Не вспыхивают блики солнца на розовых гребешках. Даже небо не отражается в этом море; наоборот, кажется, что эта розовая гладь отражается в небе. И небо от этого и всё вокруг стало розовым. Всё растворилось, плывёт и колышется в розовом сиянии. И только по белым призрачным берегам, шипя и покачиваясь, несутся смерчи-вихри, похожие на белые привидения.. Что за странный мираж! Всё впереди неверно, загадочно и непонятно. Дали дрожат, плывут и струятся. Кисельное море, молочные берега… Какие-то сказочные птицы плывут над головой. Похожи на длинные палки с крыльями посредине. Палки белые, крылья красные, как будто палки летят и горят! Но ведь это уже не кажется, это же настоящие розовые фламинго! Вытянуты вперёд шеи, вытянуты назад длинные ноги, вспыхивают посредине красные крылья. Неужто и всё вокруг настоящее? С тихим гоготом пролетают розовые птицы над головами и сразу же растворяются в розовом мареве. Голоса их ещё слышны, а самих уже невидно над розовым озером. Вот где — на их родине! — начинаешь понимать, почему фламинго такого яркого цвета: цвет-то их яркий тут еле заметен! Я шагаю с белого берега в розовую воду, но нога упирается во что-то твёрдое и хрустящее! Сапог продавил розовую корочку как наст, как тонкий ледок. А из пролома на светлую гладь выплеснулась чёрная жижа… Нет. впереди не мираж. Впереди равнина, покрытая коркой соли. Видно, совсем недавно было тут солёное озеро. Вода ещё и сейчас сохранилась, но где-то там, за горизонтом; туда и тянут фламинго. А мелководье иссушила жара: вместо воды легла на дно корка соли. А под коркой, как подо льдом, чёрный вонючий ил. |
| Это был вход в тот самый небоскреб, поверх которого лежала поверженная колонна толщиной в десять, не менее, метров. Сам небоскреб уходил вверх уступами, как египетская пирамида, и был построен до ужаса неряшливо: всюду нависали бревна, палки, камни и комья, как будто его мастерили какие-то сумасшедшие. Казалось, что все это дело вот-вот рухнет, тем более что вышеупомянутые черные чудовища с огромной ловкостью носились по висящим балкам и стволам всюду, даже на самой большой высоте. Пока человек торчал в преддверии этого ада, мимо протопало еще одно такое же инопланетное чудище, неся в передних лапах на весу другое чудище, но поменьше и красного цвета. Красный экземпляр не шевелился, то ли был в обмороке и его несли лечить, то ли наоборот, его волокли для других целей. Любопытство погнало человека вслед за этой парой. Черный объект вдруг затормозил, обернулся и вежливо спросил: – Вам какой этаж? Они стояли в некоей трубе, идущей вверх. Всюду опять-таки торчали палки, стропила, бревна, укрепленные грудами камней, и лазили чудища, мелькая ногами и заостренными, как снаряды, брюхами, которые блестели как намасленные. – Вам какой этаж? – переспросил черный носильщик. Антенны на его шлеме так и плясали. Глаза были как крышки от танков. – Мне самый верхний, – ответил на всякий случай человек. Чудовище схватилось средней ногой за какую-то палку, что-то громыхнуло, пол перекосился и пополз наверх, мимо бревен, хитросплетений, просветов, мимо множества черных инопланетян, которые все как один тащили груз, причем некоторые бережно несли на высоко вытянутых передних ногах белые шары. Лифт вдруг заскрежетал и замедлил свой ход, и черный сосед вынес красного в какой-то узкий ход, сказавши: – До скорого свидания! У человека екнуло сердце, но лифт уже снова набирал высоту. Вверху виднелось далекое небо. Затем, под самой крышей (она как раз была дырявая, одни стропила, балки, палки и бревна) человек, делать нечего, ступил в первый попавшийся черный ход и попрыгал по камням и корягам куда-то вбок, а лифт уже провалился с грохотом вниз. |
| Утренняя молитва (салят ас – субх), включающая в себя два раката. Полуденная молитва (салят аз – зухр) – четыре раката. Послеполуденная молитва (салят аль – аср) – четыре раката. Вечерняя молитва (салят аль – магриб) – три раката. Послевечерняя молитва (салят аль – иша) – четыре раката. 1) Время совершения молитвы Время совершения утренней молитвы начинается от призыва к молитве (азан) и заканчивается восходом солнца. В течение этого временного промежутка необходимо совершить салят ас – субх. Лучше это сделать сразу после азана или как можно ближе к нему. В Коране есть такие слова: «... пока не станет различаться перед вами белая нитка от черной на заре» (К.2:187). Эти слова мусульмане относят к утреннему восходу. После, так называемого, «ложного рассвета» – вертикальной полосы света, которая своим узким концом опирается на горизонт, на небе возникает уже вполне различимая горизонтальная полоса света, похожая на светлую нить, граничащую с темной полосой ночи. После того, как она, постепенно расширившись, зальет небосклон светом, считается, что наступил «истинный рассвет» и можно совершать утреннюю молитву. Время совершения полуденной и послеполуденной молитв начинается в полдень и заканчивается с закатом солнца. Для цивилизованных мусульман определения полдня не составляет труда, но для тех, кто и в настоящее время лишен благ цивилизации, шариат разработал метод определения полдня. «Полдень по шариату можно определить, если палку или тому подобную вещь вертикально воткнуть в ровное место, то при восходе солнца ее тень будет падать в сторону заката солнца. По мере возвышения солнца, ее тень уменьшается. После полудня, тень палки переходит в сторону восхода солнца. По мере приближения солнца к закату (в стороне его восхода), увеличивается тень палки. Следовательно, становится ясно, что время, когда тень палки, уменьшаясь, дойдет до минимальной точки и начнет увеличиваться, является полуднем по шариату» 86 . Полуденная молитва, которая еще называется «средней молитвой» (салят алъ – вуста), выделяется из числа прочих ежедневных молитв и считается приоритетной: «Будьте внимательны к молитвам и особенно к средней молитве» (К.2:238). |
| Спаситель был единственным здоровым членом в больном организме человечества, – и хотя Он не имел никакого греха, однако вполне страдал болезнью за грех, т. е. страдал тою именно болезнью, какую испытывал на себе весь больной организм человечества. Следовательно, Он страдал и умер не за свой грех, которого у Него не было, а за грех всего организма, а потому и спасение приобрел не одной какой-либо части его, а всему организму 933 . В приобретении спасения Он является первенцем человечества, первенцем в том же самом смысле, в каком называется этим именем Адам. Чтобы точнее выяснить это апостольское сопоставление Адама и Христа, св. Григорий попытался наглядно представить их действительное отношение к человечеству и к факту спасения его. Все человечество, рассуждает он, произошло от согрешившего Адама, подверженного за грех нетлению смерти, и передавшего смерть своим потомкам. Отсюда, каждый человек необходимо подлежит закону смерти, и нормальное состояние человеческой природы постоянно нарушается в неизбежном разрыве единства духа и тела, так что всю массу происшедших от Адама людей можно уподобить вдоль расколотой палке, две половины которой будут обозначать две части человеческой природы, а разрыв между ними – смерть. Этот разрыв неизбежно совершался до тех пор, пока не пришел Спаситель, Который, хотя и принял смерть, однако не остался во власти её, но соединив снова душу и тело, восстал от мертвых. Таким образом, в Лице Спасителя разрыв прекратился. Своим воскресением Он соединил и скрепил концы обеих половин расколотой палки, – и подобно тому, как при соединении действительных половин расколотой палки необходимо бывает наложить одну половину на другую во всю их длину и при скреплении в одном конце произвести естественное скрепление во всех частях палки, так и в воскресении Спасителя новое соединение уже разделенных смертью души и тела имеет прямое влияние на соединение разрыва во всем человечестве 934 . В этом рассуждении св. Григория для нас особенно важно сопоставление Адама и Христа. |
| 3 . Отличительным признаком сознательной души человека есть её разумность, возвышающая его над всем окружающим и делающая для него возможным не только просто научное знание, но даже и философию, что совершенно не свойственно душе животного. Также умственный прогресс животным не свойственен, так как их ум родовой, как бы присущий материальной их природе; это видно из того, что ни откуда нельзя заметить, чтобы настоящие животные были умнее своих предков. Они суть простые эмпирики, которые далее единичных фактов и их обычного следование одного за другим в своём сознании не идут. Если, напр., собака боится поднятой палки и бежит от неё прочь, то делает она это не на основании понимания причинной связи между ударом палки и чувством боли, а в силу простой ассоциации, образовавшейся в её памяти между восприятием удара палки и следовавшим за ним в её предшествующем опыте чувством боли; следовательно, животное не имеет разумного мышления. 4 . Хотя животные и получают ощущения, но они не отличаются у них той степенью сознательности 67 , какая свойственна человеку, а что это так, видно из того, что ни наука, ни искусство, предполагающие собою высшие ступени развития сознания не составляют принадлежности психической жизни даже сравнительно высших в умственном отношении животных, как, напр., обезьян и, в частности, горилл. Нужно также заметить, что у животных их самочувствие и самоощущение, если и приобретают первые низшие признаки сознания, то, всё-таки, они никогда не переходят в самосознание. Далее, душа животных заключена вполне в сфере чувственности и совершенно охвачена материальным интересом; она неспособна ни к какому сверхчувственному акту и проявляется только в чувственных движениях и ощущениях; возвыситься над чувственностью и самостоятельно противодействовать материи – всё это свыше сил души животного, всё это не присуще её природе. Она, следовательно, принадлежит не самой себе, а как часть целому; она есть конститутивная часть материального существа животного, а не личное духовное самостоятельное существо, подобно душе человека. |
| Возьмем наш случай: собака лает на человека, а человек убегает от собаки. Так вот, вам, по–моему, не хватает простоты, чтобы правильно это понять: собака лает потому, что человек ей не нравится, а человек убегает потому что боится собаки. Других причин у них нет, да и зачем они? Вам же понадобилось все усложнить, и вы решили, что собака — ясновидица, какой–то глашатай судьбы. По–вашему, стряпчий бежал не от собаки, а от палача. Но ведь если подумать толком, все эти измышления просто на редкость несостоятельны. Если бы собака и впрямь так определенно знала, кто убил ее хозяина, она не тявкала бы на него, а вцепилась бы ему в горло. С другой стороны, неужели вы и вправду считаете, что бессердечный злодей, способный убить своего старого друга и тут же на глазах его дочери и осматривавшего тело врача расточать улыбки родственникам жертвы — неужели, по–вашему, этот злодей выдаст себя в приступе раскаяния лишь потому, что на него залаяла собака? Он мог ощутить зловещую иронию этого совпадения. Оно могло потрясти его, как всякий драматичный штрих. Но он не стал бы удирать через весь сад от свидетеля, который, как известно, не умеет говорить. Так бегут не от зловещей иронии, а от собачьих зубов. Ситуация слишком проста для вас. Что до случая на берегу, то здесь все обстоит гораздо интереснее. Сперва я ничего не мог понять. Зачем собака влезла в воду и тут же вылезла обратно? Это не в собачьих обычаях. Если бы Мрак был чем–то сильно озабочен, он вообще не побежал бы за палкой. Он бы, пожалуй, побежал совсем в другую сторону, на поиски того, что внушило ему опасения Но если уж собака кинулась за чем–то — за камнем, за палкой, за дичью, я по опыту знаю, что ее можно остановить, да и то не всегда, только самым строгим окриком. И уж ни в коем случае она не повернет назад потому, что передумала. — Тем не менее она повернула, — возразил Финз, — и возвратилась к нам без палки. — Без палки она возвратилась по весьма существенной причине, — ответил священник. — Она не смогла ее найти и поэтому завыла. Кстати, собаки воют именно в таких случаях. Они свято чтут ритуалы. Собаки так же придирчиво требуют соблюдения правил игры, как дети требуют повторения всех подробностей сказки. На этот раз в игре что–то нарушилось. И собака вернулась к вам, чтобы пожаловаться на палку, с ней никогда еще ничего подобного не случалось. Впервые в жизни уважаемый и достойный пес потерпел такую обиду от никудышной старой палки. — Что же натворила эта палка? — спросил Финз. — Утонула, — сказал отец Браун. Финз молча и недоуменно глядел на отца Брауна, и тот продолжил: — Палка утонула, потому что это была собственно не палка, а остроконечный стальной клинок, скрытый в тростниковой палке. Иными словами, трость с выдвижной шпагой. Наверно, ни одному убийце не доводилось так естественно спрятать орудие убийства — забросить его в море, играя с собакой. |
| Мы тоже одеты кто как. На Ире меховая шуба с маминого плеча. На Маше — тоже. Во взрослых шубах они похожи на пингвинов. Галка — хрупкая, невысокая. Отцовского офицерского кителя (отец вернулся с фронта без ноги) вполне хватило на зимнее пальто, а для подкладки использовали Галкино детское одеяльце. У нас с Наташей пальто, которые мы носили в четвертом классе. А так как мы уже в восьмом, то эти пальто и надставляли и расставляли, и чем больше мы становились, тем меньше было в них красоты и изящества. Я стою на макушке горы, заглядываю вниз и знаю, что с этой горы не съеду. Все равно что с парашютной вышки — без парашюта. Спуститься как-то надо, хотя бы до нижних горок, но лыжи приросли к горе. С трудом двигаю их назад — вдруг толкнут. Мимо со свистом врезываясь в воздух, проносится лыжник. Фигура согнута, палки и лыжи параллельны. Взлетает на трамплине, летит по воздуху, скрывается в снежной пыли. — Сухой трамплин! Девчонка на Сухом трамплине! — орут вокруг нас мальчишки. — Во, чешет! Ну, дает! Откуда-то снизу, из-под нависшей кручи, из-за сугроба показывается Наташа, в одной руке — палки, в другой — лыжи. Сует валенки в ремни, лезет к нам. Одна щека вся в крови. На вершине горы поворачивается, нагибается, палки назад… — Правее! Левее! — орут мальчишки. — Там снег сдуло под гребнем! Сугроб обвалился! Сухой трамплин! Наташа летит с горы, отталкивается палками на трамплине, очень долго летит под горой, где-то далеко внизу ее лыжи опускаются на снег. Обгоняя прочих лыжников, лезет вверх то лесенкой, то елочкой. Пока она поднимается, мальчишки — один за другим — пытаются взять Сухой трамплин, но в решающий миг позорно сворачивают вправо или влево. Наташу встречают в молчании. Она становится на вершину, сильно отталкивается палками и снова летит, как птица, чуть не до середины горы, плавно опускается на снег, в этот раз едет по берегу Яузы. И опять лезет вверх и скатывается с Сухого трамплина, самого высокого в этих горах. Мальчишки, избравшие этот спуск, почти все бултыхаются в снегу неподалеку от своих лыж. Но даже те, кто благополучно спустился однажды, в следующий раз объезжают Сухой трамплин справа или слева. |
|
|
