| поиск: разделы рассылка Лариса Малюкова Павел Лунгин: " Общество не хочет думать о себе " Источник: Новая газета У его фильмов свойство впитывать время, угадывать подсознательные ожидания, предсказывать ближайшее будущее. Одним из первых он ярко и точно выразил эпоху время сумрачных, шалых, отчаянно веселых 90-х. – Ваши " Такси-блюз " и " Луна-парк " , обнажившие мировоззренческий конфликт эпохи, оказались перпендикуляром не только советскому кино, но и всему тому, что вы делали до этого. Это призыв времени? Освоение территории " дозволенного " ? – " Такси-блюз " – первое кино, в котором я заговорил серьезно, от себя. До того я не верил, что могу сказать что-то честное, без оглядки. Писал халтурные сценарии. Огорчался. И все равно писал. Иного места для меня не было. Пытался стать режиссером – не получалось. Угрюмая жизнь. Но и веселая. Довлело ощущение неправильного мира, в котором все понарошку. Слова и реальность. И вот образовалась щелочка. Дверь даже не открылась, а меня подхватило, сквозняком вынесло туда. Все сложилось. Написал сценарий, он попал к французам. Но знаешь, дежурная фраза " лихие 90-е " меня бесит. – Во всяком случае, это время рождения режиссера Павла Лунгина. – Считаю, это время драматичное и потрясающее, в котором было много счастливых людей. Жизнь творилась на глазах. Пришла пора переустройства мира. Переустроили его, может, не лучшим образом. Но была эта бешеная энергия переустройства... – " Такси-блюз " стало исповедью? Или долгожданной возможностью адекватного профессионального воплощения. – Я рассказал историю в какой-то степени про себя. В образе музыканта Леши. Я предчувствовал надвигающуюся тотальную ненависть. Уже началось расслоение, ментальный раскол общества. Делая фильм, я осознал, что таксист Шлыков мне интереснее, чем музыкант. Мы сами – " музыканты " . А как выразить бессловесному человеку советской закалки чувство обмана, крах опор. Все, к чему его вели, чем заклинали – оказалось пустышкой. Осталось горечь разочарования... |
| Кто вникнет в дело, найдет, что христианину надлежит более всего беречься и с особенной осмотрительностью заботиться, чтобы не увлечься злобой и завистью, чтобы брат, опутанный скрытыми сетями тайного врага, возымев от ревности вражду на брата, не поразил себя, сам того не зная, собственным своим мечом. Чтобы полнее представить это и яснее понять, обратимся к началу и источнику, посмотрим, откуда и как началась ревность; ибо легче нам будет избегнуть столь пагубного зла, если мы будем знать его происхождение и великость. В самом начале мира диавол первый погиб от этого зла и сделался губителем. Он, украшенный ангельским величием, угодный и любезный Богу, возревновал и предался враждебной зависти, увидевши человека созданным по образу Божию, и затем, подстрекаемый ревностью, сам низвержен ревностью прежде, чем низверг другого, пленен прежде, чем пленил, погиб прежде, чем погубил, и, возжелав из-за зависти отнять у человека благодать дарованного ему бессмертия, сам утратил то, чем был прежде. Каково же это зло, возлюбленнейшие братья, от которого пал ангел, которое могло опутать и низвергнуть столь высокую и превосходную тварь, которое обольстило самого обольстителя? С тех пор зависть свирепствует на земле и гибнет от зависти, кто повинуется учителю погибели, подражает диаволу, кто ревнует, как сказано в Писании; завистию же диволею смерть вниде в мир; а ему подражают все, которые суть от его части (Прем. 2, 24). Наконец, первая вражда между первыми братьями и нечестивые братоубийства начались с того, что неправедный Каин поревновал праведному Авелю, что злой возненавидел доброго, позавидовал ему; бешеная ревность столько имела силы для совершения злодеяния, что забыта и братская любовь, и тяжесть греха, и страх Божий, и казнь за преступление: неправедно подавлен тот, кто первый показал праведность, подвергся ненависти не умевший ненавидеть, умерщвлен беззаконно тот, кто и умирая не сопротивлялся. От ревности также Исав сделался врагом брата своего Иакова: так как последний получил благословение от отца, то зависть подвигла Исава на вражду и преследование. |
| Крикнули ему в тон: – Да сгинет обыватель, паразит революции! Он сосёт её кровь своей мизерной рассудочностью. В шутку. Но и серьёзно. В самой же Москве произошёл недопустимый и опасно знаменательный казус: курсистки медицинского женского института выразили недоверие новой власти! На каком же основании? На том, что она свергла старую власть слишком бесконфликтно, – так не будут ли и сами такими же? Оригинальный поворот мысли… Точно так же и крайне левая группка большевиков обвиняла сейчас «Утро России» и другие московские газеты, что они два лишних дня подчинялись запрету Мрозовского и соглашались печататься без всякого намёка на петроградские события – и только забастовка типографов не дала им выйти в таком прилизанном виде. Все такие выпады покрывались остро-опасным словечком «буржуазия». В Совете эти большевики кричали: «Не допустить буржуазию править городской думой!» На митинге в Лефортове один большевик заявил: «Буржуазия устроилась в Земгоре и уклоняется от воинской повинности!» Вот новый поворот – уже и Земгор им плох! Уже и лозунг республики их не устраивает! В уличном «Московском листке» «буржуа» зазвучало как ругательство, среднее между «подлец» и «скотина». «Буржуи» – это буквально все, у кого белая манишка, интеллигентный вид. Так внезапно возникла опасность молодой свободе совсем с неожиданной стороны. Пристально следили за этими симптомами. Симптомы входили и в их собственные дома. У Левашковичей прислуга уже выставила требования: светлую комнату, два часа перерыв на обед, два свободных дня в месяц, удвоенное жалованье плюс беспрепятственный приход гостей. Вот так они поняли свободу! А уступи – требованиям конца не будет. Деньги, допустим, можно добавить, – но разрушить собственную жизнь, распорядок и сделать из квартиры проходной двор? Выставляется харя. Разделить ряды восставшей России – да это мечта клевретов старого режима, это и есть правая интрига. Вызвать междуусобицу – что может быть теперь желаннее для погромщиков? И вот путь: бросать самые крайние левые лозунги – и так разделить демократию. А дурачки-большевики клюют. Ясно, что это – всё та же черносотенная опасность, но выплывающая с левой стороны. Удобно! – ведь сейчас идёт бешеная скачка левых позиций. Теперь, когда на улицах нет городовых, – отчего не кричать «да здравствует свобода!»? Теперь все стали левыми, левизна страшно подешевела. Да в России никогда и не было искренних консерваторов: как можно быть консерватором в стране, которой нечего хорошего хранить? что можно было отстаивать в этом насквозь прогнившем режиме? А сегодня – какую привлекательность для бывших монархистов может иметь монархизм, если он перестал им платить? Консерваторы у нас всегда были те, кому выгодно распутство и гниль, – а вот теперь они все хлынули в «левые». Кто воистину был левым при царском режиме – теперь не нуждается леветь, и выглядит как бы отсталым. А безответственные выглядят «ещё левей», – и перед ними уже тускнеет левизна сознательная. |
| После сего уцеломудришь себя в гневе, рассуждая так: Если эта вспышка не есть зло, то несправедливо и обвинять ее. А если зло, что и действительно, в чем и сам ты сознаешься: то не стыдно ли терпеть в себе то, что осуждаешь в других, когда терпишь от них сам, и не вразумляться примером своего врага? Притом, если и прежде не пользовался добрым о себе отзывом тот человек, который горячится и дышит дерзостью: то и теперь порицанье падет, очевидно, на него, а не на тебя. А если он человек превосходный, то не почтут тебя здравомыслящим за ответ, потому что мнение большинства всегда склоняется в пользу лучшего. Но ты делал ему добро? Тем более его осудят. Но он обидел тебя? Ты не делай ему зла. Но его надобно остановить? Что ж, если в большее придет неистовство? Он первый начал? Пусть вразумленный и словом и благонравьем твоим, как можно скорее, сокрушит свою ярость, как волна вскоре рассыпающаяся на суше, или как буря не встречающая никакого сопротивленья. Это обидно! – Точно, обидно, если и ты падешь с ним вместе. Ужели и на укоризны больных станем отвечать укоризнами. Не равнодушно ли переносишь ты исступленье беснующихся, разумею таких, которые невольно изрыгают злословье? Почему же не перенести сего от безумного и пришедшего в сильную ярость? Конечно, должно перенести, если сам ты в здравом уме. Что сказать о пьяных, у которых рассудок потемнен вином? Что, если мимо тебя пробежит бешеная собака? Что, если верблюд, по естественной своей наглости, закричит во все горло, и протянет к тебе шею? Пойдешь ли с ними в драку; или, по благоразумью, побежишь прочь? Что, если непотребная женщина будет стыдить тебя своими срамными делами? А у непотребных женщин это обыкновенное дело; им всего кажется стыднее знать стыд; и они знают одно искусство – вовсе ничего не стыдиться. О Синопийце рассказывают, что, приходя к живущим в непотребных домах, старался их раздражать. С каким же намереньем? С тем, чтобы их оскорбленьями приучить себя без труда переносить оскорбленья. И ты, если размыслишь об этом, – станешь презирать оскорбленья. |
| Эта позиция страшна по отношению к выросшим детям – да и по отношению к кому угодно она страшна, если мы хотим прийти с каким-то добрым посылом. – То есть начинать нужно, видимо, с какого-то смирения? – Да. А как только у нас появляется ощущение, что мы сами можем не всё знать и не всё понимать, как только у нас есть искреннее желание понять человека, находящегося рядом с нами – в частности, человека молодого, – тогда мы лучше сможем его слышать и понимать. И тогда, и только тогда имеет смысл вникать в то, что ему важно и интересно. И тогда он нас не будет ревновать. Он, наоборот, будет звать нас в своё пространство, если будет знать, что мы приехали не на танке. – Хорошо. Но нам, взрослым людям, все же как-то понятен мир фэнтези, потому что мы сами читаем и классика фэнтези Толкиена, и Ле Гуин, и других авторов. То есть это мир литературы. Здесь как-то правила игры ясны. А вот аниме – ведь это какой-то совершенно новый мир для нас. – Для взрослых людей точно. Для меня он частично новый, хотя эти японские мультики начали впервые выходить ещё в 90е годы. До сих пор помню, видела их краем глаза. С 2000 годов – бешеная популярность Миядзаки – «Унесённые призраками», «Принцесса Мононоке». Есть и другие ленты, которые смотрят даже те, кому этот жанр вообще не близок – по той причине, что этот «король анимации», как его называют, учился у советских мультипликаторов. Поэтому стилистика не режет наш, так сказать, взыскательный глаз. Ну, а что касается аниме, то это действительно очень интересный жанр. Я бы сказала, что это нечто среднее между плакатом и иконой. Чем он привлекает – так это тем, что персонаж обязательно проговаривает, почему и зачем он это делает. Он излагает свои мотивы, что называется, прямым текстом. И довольно часто бывает так, что кадр замирает, и какая-нибудь физиономия, которая переживает те или иные эмоции, вот так вот застревает. Это, конечно, плакат. Плакат, который ярко и чётко объясняет, какая эмоция, какое переживание, что есть что. И понятно, зачем это нужно современным молодым людям. А откуда, где им ещё научиться чувствам? Для них, для совсем молодых, для подростков 11–12 лет – это, прежде всего, культура чувств и переживаний и умение их объяснять. |
| Но почему-то будущий «русский Эзоп» для начала решил сразить публику не юмором, а драмой. Не сохранившаяся «Клеопатра» и сохранившаяся «Филомела» хорошо демонстрируют средний уровень театра и обслуживающего его писательского сообщества того времени. Сюжет медленно движется в предсказуемую сторону, движение «в кадре» компенсируется надрывными восклицаниями героев. Либретто комической оперы «Бешеная семья» вызывает хоть какой-то заметный отклик критиков. До успеха, конечно, далеко, но диалоги становятся все живее. И, безусловно, Крылов продолжает «внедрять» народные обороты в авторскую литературу («не шастай ты сюды»). Иван Андреевич все теснее сотрудничает с театром, с театральным комитетом, становится понятен вектор его профессионального развития. В это же время печатаются его первые басни, правда, без подписи. «Стыдливый игрок», «Судьба игроков», «Новопожалованный осел» в журнале «Утренние часы» прошли незаметно. Видно, что количество едкости перевешивает отточенность слога. «Мой Лев не спал: И родословную, и брань Осла внимал, Осла прилежно слушал, Потом, наскуча дураком, Он встал и спальника сиятельного скушал» За что «русского Эзопа» чуть не отправили в «заграничное турне» Вскоре начинающий писатель радикально меняет тактику. В комедии «Проказники» еще не окрепший новичок Крылов накидывается на одного из столпов русского классицизма, основного «поставщика» пьес для русского театра Якова Борисовича Княжнина. Яков Борисович имел несомненный успех у образованной публики, его пьесы отличались мощным императорским, патриотическим пафосом. И вот его образ Крылов выводит в лице персонажа Рифмокрада, а его жену – дочь отца-основателя репертуара первого русского театра А.П.Сумарокова – в персонаже Таратора. Это был крайне дерзкий поступок, который предсказуемо рассорил Крылова с официальными театральными властями. Путь в театр был закрыт. Несостоявшийся драматург в 1789 году (писателю всего 20 лет!) переключается на журнальное дело. Вместе с И.Г.Рахманиновым, довольно неоднозначным деятелем российского просвещения (впоследствии прочно ставшего на позиции вольтерианства), Крылов открывает журнал «Почта духов». В эпистолярном жанре – гномы переписываются с волшебником Маликульмульком – высмеиваются не просто пороки русского общества того времени, но и абсурд светского, на деле бессмысленного существования. |
| — Можно ли написать такие лирические вещи, как «Суета сует», «Объятия», «Нет-нет» на заказ, не пережив того, о чем там идет речь? — Думаю, не пережив, написать невозможно, только ни в коем случае нельзя писать романтические песни в тот момент, когда ты переживаешь все это. — Почему? — За ответом можно обратиться к прекрасному эссе Владимира Владимировича Маяковского, которое называется «Как делать стихи». Он там говорит, что, когда ты сам находишься в смятенном состоянии духа, вряд ли ты сможешь привести в смятение свою аудиторию. Поэзия, как и месть, должна подаваться холодной — только тогда она вызывает серьезную реакцию. Кстати, давайте споем песню — как раз заказную, написанную для журнала «Столица». Мы выиграли тендер журнала — пять или шесть авторов писали песни, и мы победили, и нам сказали: «Ребята, запишите ее». Мы за две тысячи долларов записали фонограмму с симфоническим оркестром. Две тысячи долларов тогда — это было как сейчас, наверное, двести тысяч, то есть мы в это вложили все деньги, которые были. А они нам сказали: «Ребята, мы уже договорились с Хлебородовым, сейчас будем снимать клип, там бешеная смета, мы вам эти две тысячи отдадим завтра». Мы приходим завтра, а нам говорят: «Журнал «Столица» разорился и закрылся». Остались мы с фонограммой, но ни разу об этом не пожалели, потому что песня стала одной из самых лучших. Это «Песня о Москве», и она от первой до последней строчки написана на заказ. — Есть ли песни, которые вам уже надоели сами по себе, но они настолько любимы народом, что постоянно востребованы? — Конечно, есть, но мы успешно преодолеваем отвращение, играем их, потому что иначе нас не будут никуда приглашать и станут меньше платить. Первой такой песней, которая легла, как гробовая плита, были «Генералы песчаных карьеров». После того как мы ее спели в новогодней программе, мы не хотели помещать ее в репертуар, потому что до того мы ее не пели и решили, что как-нибудь обойдемся. Но нас стали просить об этом, потом требовать на концертах, потом требовать со скандалом. Мы ее аранжировали, начали играть. |
| Вот на основе этого сродства всех людей по происхождению от первого человека и единства их человеческого естества и допускает Господь невинные страдания за других. Благодаря этим страданиям избавляются от зол и греховной вины другие и, таким образом, достигается вечное благо многих людей. Вот почему страдают иногда и дети, чада греховных родителей. В Ветхом Завете Господь Бог наказывал за беззакония отцов их потомков до четвертого рода (Исх.34:7). Что дети страдают за неправды родителей — тому множество имеется примеров из жизни. Церковный историк Созомен передает следующий рассказ из древнеотеческой жизни. К св. Аммонию, египетскому подвижнику, родители привезли больного сына, находящегося уже при смерти, и умоляли св. старца исцелить умирающего отрока; они рассказали, что их сына укусила бешеная собака и пособия обычного врачевства оказались недействительными. Преп. Аммоний сказал им: «Сын ваш вовсе не нуждается в исцелении от меня; если согласитесь отдать вола, которого похитили у бедняка, он тотчас исцелеет». Так и случилось. Как скоро вол был отдан, недуг оставил отрока. Но не противоречит ли понятию правды, когда вина одного как будто взыскивается на другом? Конечно, нет, если иметь правильный взгляд на отношение отдельных личностей ко всему организму человечества. Каждый человек есть не только отдельная личность, которой нет дела до других, а — необходимый и незаметный член в составе всеединого человеческого естества, и потому волей-неволей должен вменять себе вину других, страдать за них, чтоб достигалось общее спасение и благо. Кроме этого естественного единства по человечеству, христиане находятся еще в особо тесном единении между собой, как члены Христовой Церкви, глава которой Христос. Вот почему и апостол Павел, сравнивая общество верующих с членами человеческого организма, замечает: «Страдает ли один член, страдают с ними все члены». «Вы, христиане, — говорит апостол, — составляете единое тело Христово, а порознь — члены его» (1Кор.12:26—27). Господь Иисус Христос «духовно» явился главой, родоначальником для нового воссозданного им человечества, «вторым и новым Адамом». «Первый (Адам) своим преступлением для всех людей сделался причиной смерти и тления. Второй даровал миру, да и ныне всем верным подает свет, жизнь и нетление». |
| Не только за границей, но и у большинства граждан России, похоже, произошел «взрыв мозга». Глашатаи «пятой колонны», стеная и заламывая руки, поделили всех на две группы: тех, кто радуется и тех, кто не радуется «вторжению России на Украину». Конечно, такое разделение «от лукавого». Радоваться войне могут только маньяки или придурки, или же ее заказчики (см.выше!). Мне кажется, что разделение несколько другое: Те, кто не любит Россию и Путина, что называется «на клеточном уровне». Кому хорошо было только при Ельцине, когда Россия тихо умирала в «дружеских объятиях западных партнеров», а наш Президент, в отличие от молодого шута-Зеленского, походил на старого спившегося клоуна. Для них всё, что делает Россия и Путин – плохо по определению. И даже очевидно потрясающее развитие олимпийского сочинского кластера, что уж говорить про сложнейшие геополитические шаги. Любители заграницы, «пармезана и хамона», те, для кого личное благополучие бесконечно важнее даже общечеловеческой трагедии. Хорошо то, что делает их жизнь сытнее и спокойней. Значит, «война с Украиной» (причины и цели не имеют значения) – это нехорошо. Так уж их воспитали. В том числе – современные российская школа и масс-медиа. Те, кто просто не понимает, что происходит, «взрыв мозга», смятение и тревога за сегодня и завтра – просто не позволяют думать и анализировать ситуацию. Те, кто поддерживает это решение, даже не осознавая его геополитической необходимости. Как минимум – это миллионы замученных войной и блокадой жителей Донбасса. Те, кто поддерживает и понимает необходимость этого решения. Пока таких меньшинство, но с каждым днем их будет все больше и больше. Что касается наших местных митингующих – «нет войне». Эти люди очень напоминают большевиков, которые в 1917 тоже были за мир, призывали к поражению в войне «кровавого царского режима», а потом развязали гражданскую войну и красный террор. К слову, а когда хоронили малышей в Донбассе и жгли людей в Одессе эти “воины света” кричали: «Нет войне»? Что-то не припомню. Эти граждане запереживали о мире одновременно с призывом к протестам бандеровского пропагандиста Гордона к нашим тусовочным кумирам. Ну конечно – просто совпадение. |
| Они готовы были броситься на нас, а я дышал против них огнем и яростью. Там военачальник меня оставил, сказав: „Если кто желает мужественно сразиться с ними, я ему не препятствую, а помогаю“. И снова я пришел в себя. И размышлял: „Интересно, что же это будет за война?“» С тех пор началась жестокая брань с плотью, бесы не оставляли Франциска в покое ни на мгновение ни днем ни ночью. Каждую ночь – бешеная борьба, а днем – помыслы и страсти. Он не мог глаз сомкнуть: только закрывал глаза, как случалось осквернение. Избежать этой яростной брани ему не удавалось. Он спал стоя в углу или на деревянном сидении наподобие кресла, которое соорудил сам, чтобы облокачиваться руками. Так он спал целых восемь лет – столько, сколько продолжалась эта война, ни разу не позволив себе лечь. В прошлом у Франциска не было никакого опыта плотской жизни. В миру он хранил себя в чистоте. Он был девственником в полном значении этого слова. Несмотря на это, по домостроительству Божию с ним случилась такая брань, чтобы проявилось его произволение и подвижнический дух. Франциск подвизался сурово, ибо вполне осознавал, что это за брань. Он упражнялся в крайнем посте и всю ночь проводил в бдении. Ел сухой хлеб и пил очень мало воды. Когда наступала невыносимая усталость, его укрепляла благодать, и он продолжал снова. Время шло, а война с бесами становилась все более жестокой, почти непрерывной. Но и он яростно нападал на них. По шесть часов подряд Франциск сидел пребывая в умной молитве и не позволял уму выйти из сердца. По телу его потоками струился пот. У него была палка, и он безжалостно бил себя ею, особенно по бедрам и икрам. Они были избиты до черноты. Он колотил себя дважды или трижды в день. Много палок переломал он о свои бедра. Как палач он стоял сам над собой. Все его тело дрожало, когда видело, что он берется за палку. Бесы убегали, страсти успокаивались, приходило утешение, и радовалась душа. Ибо есть Божий закон: все, что приносит наслаждение, исцеляется страданием. Со многими слезами просил Франциск, чтобы Бог сжалился над ним и отвел от него эту брань, однако брань не прекращалась. Но Франциск был очень мужественным. Он нападал на врага, понуждал себя, проявлял неописуемое терпение. Он говорил: «Либо я тебя, диавол, либо ты меня». При таком произволении, выказанном Франциском, как могла не помочь ему благодать Божия, как могла не возвести его в то высокое духовное состояние, в котором он потом находился! |
|
|
